Текст книги "S-T-I-K-S. Ганслер"

Глава 5
Не для твоих глаз

Наш посёлок теперь гордо назывался Стаб Чудес и был настоящим клондайком с нескончаемым источником споранов. Минул уже год с первого обстрела. Все меня теперь называли господин мэр или мэр Ганслер. У меня была своя личная гвардия из парней Бороды, а личным телохранителем, товарищем и родственником стал Никита или Никитос, как тут все его звали. Я очень привязался к парню и старался учить его всему, что знал. Таскал его по всем делам и называл Братишка, а он меня – дядя Ганслер.

Он был рождён в Стиксе, и бойцы Бороды забрали его ещё ребёнком, когда накрыли какую-то секту, проповедовавшую культ, основанный на людоедстве. Пацана приютили, обучили и взяли к себе в команду. Ему было от силы лет двадцать, юное лицо и не по возрасту крепкое телосложение. Собственно, чего я хочу? Парень всю жизнь на войне и другого мира не знает. Когда ему было жопу на чипсах перед компом отращивать?

Как обычно, я двигался быстрым шагом, суя нос в каждый угол нашего палаточного городка. Ничему не учиться на своём или чужом опыте – принципиальная позиция местных. За этот год не проходило и месяца, чтобы нас не обстреливали за потерянный беспилотник или не прикатывала броня, повоспитывать за злодейство тупорылых стронгов.

Каждое утро над нашим стабом пролетал дрон, но по нему никто из местных жителей никогда не стрелял, потому что если пытались сбить летающую машинку, то по стабу открывали огонь. Тогда внешники лупили из всех стволов, и канонада могла идти больше часа, полностью снося все укрепления и стену, которую очень тяжело восстанавливать. Но это не главная причина. Пользы от этого маленького самолётика лично для жителей было гораздо больше. Этот малыш облетал окрестности в поисках орд, идущих вдоль реки, и по тому, где крутился БПЛА, все понимали, куда надо мылить лыжи, чтобы собрать очередную порцию ништяков. Народ радостно собирался в поисках поживы, потом гремела канонада и, взяв оружие и большие сумки, выдвигался за трофеями.

Вначале выходили опытные группы, а потом все остальные. Артобстрел убивал бо́льшую часть тварей, но всегда оставались подранки и те, кто оказался немного в стороне. Единичные выжившие – это совсем не то, что встретить огромную толпу заражённых.

Как и все, я жил в палатке, а прятался и хранил ценности в подвале. Каждый месяц тут появлялись новички, и кто-то обязательно решит стать зенитчиком или стронгом, напиться и пострелять по базе внешников. Местный народ задолбался восстанавливать постройки, поэтому натащил палаток, сложил в бункер, читай – погреб, и менял продырявленные картечными зарядами на новые. Стену нам тоже сносили, и мы сплели её из колючей проволоки, обмотав между деревьев. Легко восстанавливать и при артобстреле почти не повреждается. Теперь, кроме стены, нескольких навесов из ОСБ и брезентового тента, выполнявших роль бара, на стабе были только руины. Даже туалет мы делали в виде алюминиевого корпуса и натянутых тряпок.

У этого пролёта была и вторая сторона медали – моя майка. Серая майка, хаки и белая не означали ничего, а красная, синяя и другие цвета означали схемы артиллерийских ударов и в какое время их надо наносить. Были и экстренные знаки – кепка развесёлого бело-красного цвета. Это означало, что обстрелы городка не проводить, пока я не дам дополнительных распоряжений по другим каналам связи. Я мог сидеть перед палаткой и чистить оружие, готовить жратву и даже валяться пьяный. БПЛА передавал сигнал моей майки, и на базе прекрасно знали, к чему нужно готовиться.

За это время схемы артобстрелов были отточены до миллисекунды. Как правило, жертвами обстрела становились не местные, а те, кто давно живёт в Стиксе и пришёл сюда за халявными споранами, причём всю группу не накрывало сразу, а то слишком много нехороших рассказов пойдёт. Как правило, убивало случайных ротозеев, причём погибали именно зенитчики и иже с ними. Потом их хоронили, и мне часто удавалось умыкнуть немного полезного прямо на стабе из валяющихся повсюду кусков разорванных тушек, а кластер с захоронениями, куда мы стаскивали трупы, перед самой перезагрузкой проверяли парни с базы, но это мой личный секрет.

Сказать, что я палился и подставлялся? Да ладно! Брал ведро, лопату и, нагружая почки, кишки и селезёнки вперемешку с грязью и отборным матом, оттаскивал на кладбище, где вечером закопаем останки горемыки. Кости и изуродованный скелет с кусками позвонков я укладывал на куски разорванной палатки и тащил туда же. А это, между прочим, спинной мозг и отдельный тип лекарства. Неприметненько? Все старались помочь советами, но касаться крови не хотели. Из всего стаба подобной работой обычно занимался я, бойцы Бороды и ещё несколько человек, матюгая и недобро посылая многочисленную группу поддержки.

Умники с базы потом разбирали всё на молекулярном уровне, а концентрация лекарства была такая, что даже если я в миксере с калом, мочой и грязью перемешаю, они всё равно от восторга прыгать будут. Расположение кладбища я тоже заранее обговорил с Вомбатом. На первый взгляд там всё оставалось нетронутым, но спецы из парней моего начальника ухитрялись лихо эксгумировать трупы долгожителей Стикса, подменяя на свежаков, которых в окрестностях базы бродили тысячи.

За этот год к нам не раз приезжали и на танках. В основном это происходило, когда у нас заводились местечковые стронги, решившие вдруг побороться за независимость Стикса. На наш посёлок внешники демонстративно плевали, но если вдруг появлялись партизаны, а они появлялись обязательно, то кара следовала незамедлительно. Вомбат абы кого у себя на базе не держал. Получив по зубам, чудо-стронги откатывались с большими потерями, притаскивая раненых и изредка трупы убитых товарищей. Затем происходил тот самый ужасающий артналёт, а через некоторое время прикатывала броня. Как правило, внешники использовали БМПТ. Тяжёлая техника, заточенная на борьбу с регулярной пехотой, обладающей птурами и артиллерией, не оставляла никаких шансов. Мы, матюгая самопальных партизан, драпали по окружающим кустам, благо между приходом брони и окончанием обстрела оставался приличный люфт времени.

Самопроизвольных рейдов внешников в сторону нашего незатейливого поселения не случалось ни разу, только по поводу. А поводов хватало. Это я тоже обговаривал со своим командиром, который вначале скептически относился к большому списку условий и действий по намеченному сценарию. Я целый том инструкций написал, кто, что и когда будет делать, сколько времени займёт подход техники или, вернее, сколько должен занимать подход техники, каким оружием пользоваться и ещё куча всяких правил. Вначале Вомбат и его командирские вояки смотрели на меня, как на обезумевшего манагера, который решил вернуться к своим бухгалтерским бумажкам, и с состраданием качали головой. У Ганслера зуд по «кипиай» проснулся, тут у многих с головой всякое бывает…

С того времени, как я ушёл к местным, на свою базу внешников ходил всего несколько раз, и только в случаях крайней необходимости, чтобы ни словом, ни делом не выдавать себя, но, судя по тому, как чётко выполнялись предписания и мои инструкции, тема с добычей лекарства подобным способом оказалось работоспособной.

Всю артподготовку мы сидели по подвалам, а потом галопом бежали в лес. Максимум, на что нас хватало, это утащить раненых, а трупы доставались внешникам. Понятно, что они такое добро не оставят. Зато потом стронги на некоторое время притихали; скрипя зубами, помогали отстраивать посёлок и даже не смотрели в сторону базы.

Кстати, вторая наша ловушка с оружием в ментовке тоже прекрасно работала. Всё чаще на парнях можно было увидеть «Валы», имелось довольно много рассказов о стычках за добро из райотдела, а потом прикатывала броня внешников. Счастливчики еле успевали унести ноги, разумеется, бросив убитых, но утащив немало стволов и снаряги. Грабить сообща, тихо и без разборок у аборигенов не получалось, поэтому мне их было совсем не жаль. Не умеют договариваться – это их проблемы.

Оружие в полицию Вомбат давным-давно привозил сам, без моего участия. Объяснения со служителями правопорядка занимали намного больше времени, зато мне не приходилось отлучаться для того, чтобы предъявить моего начальника руководителю службы правопорядка. Накладные на оружие вычитывались дольше, чем с моим присутствием, но имея на руках такие могучие ксивы и документы, отпечатанные на лучшем полиграфическом оборудовании, полицаи просто не могли не дать согласия на разгрузку.

Прибывавшие в наш стаб парни в противогазах никогда ничего не забирали из оборудования, амуниции и оружия, старались по минимуму заходить в наши подвалы, а если вдруг находили тяжелораненых, то добивали и забирали трупы. Бойцы Вомбата наверняка делали это без особой охоты, и скорее оказали бы медицинскую помощь, но аборигены этого бы не поняли. Всё, что делали люди в противогазах, выполнялось с максимальными предосторожностями. Тела могли быть заминированы, и внешники вначале сдёргивали их тросами, аккуратно среза́ли разгрузки, никогда не открывая подсумков, и откидывали оружие. Вполне разумно, потому что под мёртвые тела наши умники нередко подкладывали гранаты и могли придумать прочие гадости.

Общался я с базой тоже через приходы брони. В условленном месте они мне оставляли гильзу с крошечной флешкой или какую-нибудь бумажку и, соответственно, забирали моё послание на базу. Связь была нерегулярной, но в общих чертах, что происходит, кого бить и куда бежать – было понятно.

Пункт инструкции про добивание тяжелораненых я писал сам. Было неприятно, но по-другому внешники просто не могли поступить, однако, как правило, всех легкораненых, да и почти всех тяжёлых мы всегда уносили. Было довольно много случаев, когда слегка забросанного мусором неподвижного больного, лежащего на дне подвала, как бы не замечали. Парни Вомбата довольно часто пропускали притаившихся горемык, не успевших дать дёру, если, конечно, они не начинали геройствовать и стрелять первыми. Один раз мы забыли несколько пьяных девок, которые, протрезвев и выйдя из подвала, мило подошли к БМПТ и спросили: «А чего это тут всё поломано и какого хрена танк на сортир наехал?» «Чего?» – переспросили парни в противогазах. Окончательно протрезвевшие пипетки бежали, роняя трусы и тапки, а вслед им свистели пули, выпущенные, как я полагаю, совершенно неприцельно, стараясь не повредить девичьи телеса.

Так и жили. А ещё у нас появились бандиты. Куда же без них? Уркаганы установили несколько палаток немного в стороне от основного поселения, набросали вокруг мусора, держались кучкой, делали мелкие пакости. К ним я и направлялся. Пока шли, болтал с Никитосом, для которого я стал настоящим родственником, как и он для меня. Парень засыпа́л меня кучей вопросов про жизнь вне Стикса, а я отвечал…

– Бизнес, интеллигентность, культура и всё такое. Тема та же, только ногами не били, а бабки там вращались такие, что ни одному общаку не снились. Государственные всякие субсидии, лицензии, тендерные закупки пилили, только ты эти слова не запоминай, а то ещё мне тебе объяснять придётся, что это значит. В этом мире таких слов не используют. Я большой бугор был. У меня в подчинении полсотни региональных отделов и продажи «би ту би» по всему региону. Сюда попал в самый отчётный период. Глаза квадратные от энергетиков, два часа ночи, к восьми утра уже надо отчёты, а многие бараны ещё даже и не шевелились. Я со всем зданием прилетел. У нас автономное электропитание, умный дом. Свет только мигнул, а сервера в подвале на автономе. Полсотни юрлиц и несколько бухгалтерий. Я смену обстановки сразу и не понял.

– А как выбрались?

– Помогли. Ты веришь в судьбу?

– Ага. – Братишка преданно закивал.

– И я верю. За дверью шум какой-то, за окном что-то не то, в коридоре кого-то месят. Думал, нажрались и по пьяни подрались. Соседи деловой праздник устроили. Хотел по голове настучать, чтобы не шумели и свои корпоративы внутри арендованной площади проводили. А там толпа уродов мужика в камуфляже на клочки рвёт. Я его выдернул и уволок. У меня в офисе куча лекарств была. Раны камуфляжному обколол, а потом через другой вход сдёрнули. Полдня его по сараям таскал. У него нога была погрызена и рёбра. Я как белка с мешком говна через заборы прыгал. А когда нас почти загнали, ангелы с неба спустились и всех заражённых выжгли.

По посерьёзневшему лицу Никитоса я понял, что перебрал с аллегориями.

– Эу, Братишка. Я пошутил. Не так сказал. Беспилотники то были. Они там часто летают. Толпу заражённых долбанули, и нам немного перепало. Только мы по канавам и помойкам прятались, а тварям в полный рост влупили. Просто совпадение такое. Как нам помощь понадобилась, с неба прилетели и всех разогнали.

Никитос серьёзно покачал головой:

– Не, не совпадение. Вот меня чёрный рейдер к моим первым родителям принёс, а потом их Борода убил, потому что они не только взрослых, но и детей есть стали, а это плохо. Мне с Бородой хорошо было, а потом я тебя встретил. Меня ещё никто так не учил и не воспитывал, – сообщит мне Братишка.

– Учить учу, но даже и не думал воспитывать.

– А что дальше было? – решил он вернуть меня от мистики к более приземлённым темам.

– Броня подъехала. Камуфляжного его группа искала. Потом они в рейд ушли, и я с ними больше не встречался, остался здесь, нашёл избу и место, где орду из артиллерии накрывают. Остальное ты всё знаешь. Смотри, – показал я умные часы. – В моей жизни тоже многое поменялось. Мне супруга часики подарила. Они у меня пульс показывали, сколько утром набегал и уровень стресса. В первый день, как до брони добрались, я на часы смотрел, а там сорок пять тысяч шагов и стресса десять процентов. Десять процентов, когда на тебя с неба снаряды валятся и мертвяки повсюду бегают? Так жизнь и повернулась, стресс в этом мире вообще ниже плинтуса. Даже часы спрашивали, а точно ли они надеты, вроде как всё остальное работает, а стресса нет. Часики эти до сих пор таскаю. Так и жалуются, что стресса нет, померить не могут. Ну какие тут нервы, когда на всём готовом, а из забот только споранов наковырять да в магазине витрину разбить, жратвы набрать? В общем, мне тут хорошо, а у меня ещё и ты есть, – потрепал я Никитоса за волосы.

Собственно говоря, пока болтали, и дошли. Маляй сидел на туристическом стуле около палатки в компании ещё двух местных уркаганов, которые уютно разместились на корточках. Я показал знаком, чтобы подельники оставили нас наедине и, когда преисполненные гордости, чтобы не терять личной самооценки, дружки удалились, сказал:

– Привет!

И, улыбаясь самым дружелюбным способом, стукнул носком берца по ноге Маляя, чуть ниже коленной чашечки. Попал. Никита сдёрнул негодяя за шкирку и слегка придержал, чтобы тот не сразу упал на землю, а я ещё раз стукнул, стараясь попасть по тому же месту. Как только я стукнул, Маляя отдали на волю гравитации, и он плюхнулся мордой в пыль.

– А-а-а! Мэр! А почему ты меня бьёшь? Меня всегда Братишка бил, – завопил гадёныш.

– У меня удар больнее. Это потому, что дело касается казны стаба. Среди нас кто-то забыл, что бабки торчит, – ответил я и дал носком берца, опять стараясь попасть по ноге.

– Я отдам! Я всё… – Честную речь прервал ещё один тычок под рёбра, но уже от Никитоса. Опытные в таких делах мягкие походные ботинки Братишки били точно и очень больно, но так, чтобы не оставлять ни внутренних, ни внешних видимых повреждений.

– Через неделю принесёшь вдвое больше. Жду в офисе. Хотя… – Я сделал задумчивое лицо и опять стукнул по ноге валявшегося на земле жулика.

Меня этому наши парни с базы научили. Узнав, что я интересуюсь вопросом, а ещё и имею очень специфичное околомедицинское образование, меня просто завалили уникальными знаниями. Взяв бутылку хорошего спиртного, спецура с удовольствием развлекала себя моим обучением, когда я сидел за стенами укрепления. Не думал, что пригодятся столь специфические умения. Учился больше из природного любопытства. Навыков не было, так, почти теория, и даже не думал, что попаду Маляю по нужному месту, особенно с первого раза. Но влупил очень удачно. Тело гадёныша дёрнуло, будто электрическим током пробили.

– А-а-а! Ганслер! А-а-а! Ну ты!..

– Хорошо пошло, – прокомментировал я и дал ещё раз. Наверное, слегка промахнулся. Прилетело сильно, но должного эффекта не получилось. Это я хорошо вижу, всё-таки столько лет заниматься большим бизнесом и переговорами. Однако завопил он со всем чувством и возможным артистизмом, а я решил сделать вид, что доволен попаданием и удар пошёл в зачёт общего количества тумаков, которые собирался выдать. Бандос постанывал, а я загадочным тоном произнёс:

– Есть у меня хорошая идея. Я тебе все долги прощу.

На роже лежащего на полу добросовестно поскуливающего бандюка отразилось искреннее удивление и непонимание. Я не всегда различаю эмоции, особенно у чиновников или прожжённых топов. По таким никогда не понятно, что у них в голове, а вот у мелких жуликов всё читается хорошо. Поскуливания прекратились, и на лице отразился почти детский восторг от предложения, от которого нельзя отказаться.

– Ганслер, ты мне всё простишь?

– Ага, я тебе ещё и денег дам, чтобы ты со своими долгами рассчитался, – и кинул ему на землю кулёк с полусотней горошин.

– Это мне? – на всякий случай переспросил он с нижнего яруса, ловко сгребая ценности.

– Конечно тебе. Если не хватит, ещё дам, только в одной бумажке надо кровью будет расписаться, – как можно обыденнее ответил я.

В ответ получил непонимающие глаза. Это хитрожоп наверняка книжки читал, возможно, даже институт закончил или как минимум что-нибудь вроде техникума. Немного понаблюдав за реакцией гадёныша, я криво улыбнулся:

– Это была шутка. Обойдёмся без крови и мистики. Если что пойдёт не так, то у нас Стикс. Поймаю, отрежу уши, выколю глаза, дам хорошего знахаря, а когда отрастут, повторю процедуру снова. И буду повторять, пока не надоест, или не посчитаю вину искупленной. Кормить стану через капельницу, так что с голоду подохнуть не удастся. – Я дружески улыбнулся, помог подняться с земли и даже немного отряхнуть пыль с одежды Маляя.

– Ганслер, всё хорошо будет. Правда. Ты же знаешь. Ну, задолжал немного, но я никогда не подводил.

– У тебя день, чтобы рассчитаться со своими карточными долгами. Если не хватит, скажешь, сколько нужно. Завтра к вечеру явишься, и я сообщу, что делать.

Он мелко и боязливо закивал. На самом деле мне и утруждать себя не особо нужно. Про отрезание ушей была аллегория. Я об этом гадёныше столько всего знаю, что мне самому и делать ничего не придётся, достаточно просто немного проболтаться. Думаю, найдётся немало народа, который сможет придумать что-нибудь получше, чем мои дилетантские отрезать уши и выколоть глаза. Я кивнул, и ожидавшее от меня одобрительно взгляда тело сдриснуло на третьей космической, всем своим видом показывая, что его очень-очень сильно побили, он унижен и готов на всё-всё-всё, особенно когда хорошо платят.

О настоящем сером кардинале этих мест, Вомбате, разумеется, никто не знал. Ведь именно он мог отдать приказ, а через три минуты артиллеристы были готовы сделать первый залп и положить конец всему этому безобразию, называемому Стаб Чудес. Но, как оказалось, местное пространство Стикса просто кишит царьками, князьками и прочими головастиками, решившими заполучить мировое господство. Сразу несколько групп заинтересованных лиц решили прибрать моё поселение под свой контроль, а группировка, в которую входила бригада Бороды и хозяин кабака – сохранить свой контроль. И да, с первого дня мне было понятно, что парни приставлены не только охранять, но и следить. Как только начали сгущаться корпоративные тучи, я съездил к соседям и, заявившись в кабак к хозяину заведения, заявил, что я с теми, у кого лежит моя трудовая книжка, и менять ничего не собираюсь.

Собственно говоря, именно поэтому мне и понадобились уши Маляя. Бандиты были в курсе всего, совали носы во все места и при должном обращении могли стать бесценным источником информации. Конкретно этот представитель был шустр, информирован, не последний человек в иерархии, жаден до денег, и у меня на него было целое корыто компромата, за который тут к деревьям в лесу проволокой привязывают. А дальше сами понимаете.

Через два дня состоялась деловая встреча. Для разговора мы вышли за периметр поселения и немного отошли. Мне совсем не хотелось случайных любопытных ушей и лишних свидетелей. Никитос привычно стоял рядом, чуть сзади меня, а Маляй, словно ждущая кость собака, преданно смотрел.

– Рассчитался с долгами? Это тебе на непредвиденные расходы. – Я отдал небольшой пластиковый пакетик, набитый споранами.

– Да, мэр. Всё сделал.

Я сунул бандиту листок с несколькими именами.

– Будешь нам рассказывать об этих уважаемых жителях Стикса всё. Куда пошли, с кем спали, что жрали, при ком и когда пёрнули. Абсолютно всё. Считай, что я тебе это в «кипиай» включил.

Маляй залыбился и весело сообщил, сделав тембр голоса самым блатным и противным из имеющихся:

– Мэр башляет. Я такие умные слова тоже знаю и кровью нигде не надо расписыва…

Он замолчал на полуслове, глядя мне за спину. Глаза бандита округлились от испуга, а лицо стало бледным.

Я обернулся. За моей спиной стоял серый туманный силуэт женщины, окутанный зеленоватой дымкой, с провалами темноты вместо глаз.

– Ганслер, я пришла за тобой.

Внутри заполненных чернотой глазниц слегка засветились зрачки. На меня посмотрели страшные, красноватые и глубокие, как сама бездонная чернота, глаза. Зрачки женщины расширились, а моё сознание начало уходить, проваливаться.

Между мной и непонятным жутким созданием появился силуэт Никитоса. Братишка бросился наперерез и встал на пути страшного удара, предназначавшегося мне. Я заорал от боли, а Никиту выгнуло дугой от спазмов и напряжения мышц. Чудовище на мгновение потеряло координацию от неожиданно возникшей на пути преграды. Хоть она и была в обличии женщины, но это был совсем не человек, а что-то страшное и ужасное. Жуткое нечто начало растекаться по контуру и взвыло. Передо мной мелькнула вспышка, и что-то напоминающее человеческую фигуру, сплетённую из веток, покрытых инеем, встало между мной и страшным созданием, отгораживая меня и Братишку.

В руках ледяное существо держало палку, вырезанную в форме меча, с которой стекали капли льда. Именно так. Жуткий холод был настолько страшен, что воздух замерзал на клинке и стекал каплями на землю, которые, шипя, испарялись.

Оба создания исчезли почти одновременно, бросив на нас взгляды. Один жуткий и ненавидящий, другой заинтересованный, но я готов поклясться, что оба чудовища смотрели на нас удивлённо. Перед тем как исчезнуть, ледяной человек щёлкнул пальцами, и рядом с ним, словно собака, посаженная на цепь, появилось ещё одно расплывчатое нечто, окутанное языками пламени и перевитое полосками чёрного дыма.

Я тихо стонал, скрипя зубами, а Братишка валялся на земле, крича от боли и истекая кровью изо рта и ушей. Огненный сгусток бодро несколько раз поменял форму. Немного пощёлкав образы, очевидно, ища что-нибудь наиболее подходящее у меня в голове, показал несколько вариантов – грозного тигра, слона в полном боевом обвесе, мускулистого варвара с кучей мечей и накачанным торсом, которых сменили несколько девок разной степени одетости и размеров форм, и остановился на вполне себе симпатичной верблюжьей лапке, имеющей некоторые признаки демонического присутствия. Крохотные рожки, увесистый хвост, крупная грудь и белые треугольные клыки во всю очаровательную улыбку. Наверное, такой образ должен был максимально соответствовать случаю, хотя, я думаю, вид мог быть любой.

На шее женщины был дымящий чернотой ошейник, уходивший привязью в никуда. Полное отсутствие одежды заменяла покрытая лёгкими блестящими чешуйками кожа. Смотрелось вполне симпатично, но наверняка склизко.

Стоило мне подумать, что при отношениях с такой дамой будет довольно скользко, как девица тут же сменила блестящую красивую чешую на гладкую ухоженную кожу. Я постарался больше не думать о применении дам, а то, похоже, мне что-то хотят сказать, и времени пока в достатке, а если я буду выпендриваться, выбирая образ, то до разговора может и не дойти. Пока мужское подсознание выдавало варианты, дама несколько раз сменила цвет волос и кожи, а я из всех сил подумал, что и так отлично, для мужиков разницы нет. Главное, чтобы то, что есть, вот такого размера и было.

Приняв мой посыл и перестав менять расцветку тела и волос, нечто в образе дамы протянуло мне кожаный мешочек и заговорило:

– От голоса хозяина вы умираете. Я расскажу. Здесь несколько серебряников. Я одного короля порвала. Он ещё такую смешную шапку носил, как будто на голову полотенце намотали, и ему каждый день в карман халата монеты совали. С одной стороны тридцать серебряных клали, а с другой золотые. Купался, гадёныш, в роскоши и почти каждый день кому-нибудь рубил голову или просто казнил. Когда я его прибила, там всё кровью было залито. Золотые монеты – они всегда просто золотые, а серебряные – хорошие, силой напитались. Я их прихватила. Всё думала, для чего они мне нужны? Приложи ко лбу своему Братишке, разум вернётся, но ненадолго, нужно экономить.

– С полотенцем на голове, это вроде султан или паша? – зачем-то спросил я.

Существо сунуло мне в руку увесистый мешочек и рассмеялось:

– Султан, король, князь или вождь, ну какая разница? Когда ешь, внутри они все одинаковые. Следи за Братишкой. Разум растёт, стареет и умирает. Не дай его уму умереть, но и не держи в полном сознании. Монета вернёт его, но надо экономить. Ты умный и наблюдательный. Следи за знаками! – И дама многозначительно подняла указательный палец.

На той стороне небытия несколько раз дёрнули поводок. Нечто, принявшее форму женщины, растворялось в образовавшимся вокруг тела тумане. Последними исчезли грудь, изящный указательный палец со слегка изогнутым когтем и улыбка во весь рот, внутри которой ещё некоторое время виднелся ряд ровных треугольных клыков.

Братишка потихоньку приходил в себя. Маляй валялся рядом, глядя на мир выгоревшими глазами. Серый пепел с шипением гасила натекающая из глубины черепа густая сукровица.

«Наверное, произошедшее не для твоих глаз», – пришла на ум мысль, почему-то повеселившая меня.

Никитос вёл себя как ребёнок. Может, именно это имела в виду женщина с ошейником? Первым порывом было достать монету и приложить ко лбу Братишке, но я сдержался. Вначале надо понаблюдать состояние, понять, насколько долго я могу оттягивать момент смерти сознания и сколько вообще времени мне дали? И что это вообще за смерть сознания? Кто это был? Братишка жаловался на то, что у него всё болит, плакал и вёл себя так, будто ему лет десять. Надо разобраться, как это работает. Возможно, он сейчас будет взрослеть, а может, превращаться в беспомощного младенца, и, самое главное, как долго идут преображения?

Что она там говорила про молодеть? С чего начинать? Информации мне дали немало, но, как часто в моей жизни бывает, знания были обширны и бессистемны. Ну вот, только посчитал себя нормальным внешником, в задачу которого входит собирать кишки, бухать по-чёрному и ни о чём не думать, как снова приходится вспоминать свою работу топа и руководителя целой банды продажников. Это всегда работа хитрожопая, особенно когда имеешь дело с большими корпорациями и крупными проектами. Очень сложно понять по взгляду усатого дядьки в серьёзном костюме, чего он хочет. Может, денег или чтоб ему девку подогнали. Возможно, ему нужна хорошая запись к отличному стоматологу, а может, ничего не хочет, просто за державу обидно. Такое тоже встречается, но нечасто. И ошибаться тут нельзя категорически, иначе уйдёшь из серьёзного кабинета без результата.

Я потрепал Братишку по щеке:

– Ну, чего так? Не бойся, что у тебя там? Хочешь конфету? – Я протянул ему шоколадный батончик, который у меня в подсумке уже три дня валялся. Мне его на стабе мелкая девчонка с большим пафосом сунула и, чтобы не ронять детское самолюбие, я его с серьёзным видом спрятал в подсумок, пообещав, что с чаем съем, а потом забыл выбросить. Пригодилось. Это всё знаки. Сладкое я тоже люблю, но предпочитаю таскать с собой кусок колбасы, а не конфеты.

Уговоры и сладкое подействовали ничуть не хуже, чем на моих мелких, когда они падали с велосипеда. Надо было только переключить внимание с разбитой коленки на то, что больно было именно велику, и вообще, сейчас погода отличная, располагающая к внеплановому мороженому и дополнительным часам игры на планшете.