Текст книги "S-T-I-K-S. Ганслер"

Глава 11
МБВ

Мы подъезжали к титанической железнодорожной развязке. Десятки путей расходились и сходились пересечениями стрелок, массивная громада современного вокзала располагалась неподалёку. Гордая надпись «Коняевск» была выполнена из букв высотой с двухэтажный дом. До этого мы проезжали семиэтажное здание пригородного вокзала, а пять километров назад скромную станцию Малоконяевка, выполненную в три этажа. Архитектура местных железнодорожников была просто циклопическая. Если честно, никогда не слышал о городе Коняевск.

Вешалка, наверное, почувствовав мой вопрос, тоже покачала головой. Вокзал был действительно огромных размеров, такой должен принадлежать как минимум городу-миллионнику, но на моей памяти миллионников с таким названием не было. Обширную географию страны и ближайшего зарубежья я знаю отлично, и такого размера населённый пункт никогда бы не пропустил своим вниманием.

Вокруг было множество железнодорожных составов всех времён и народов. Были электрички, современные тепловозы и пришедшие из другого времени железнодорожные составы с допотопными вагонами и паровозами. Множество вагонов было сброшено под откос, скорее всего, сознательно. Маркировка вагонов тоже была самой разной, от обычной, с названием компании и номером лизингового договора, и до красных крестов, нанесённых на потрёпанные вагоны, со следами пуль и выбитыми стёклами. Эти составы могли быть даже старше нашего «Ленина» и сделаны ещё до времён Великой Отечественной войны или даже революции.

Мы остановились. С другой стороны по параллельным путям к нам шёл ещё один бронепоезд. Красная звезда на торце, потрёпанный красный флаг и гордая надпись «Ленин». Второй «Ленин» остановился параллельно нам, вровень с нашим. Это был не тот же самый бронепоезд, пришедший с перезагрузкой, а совсем другой. Иная компоновка платформ, расположение локомотива, другие орудия и пулемётные точки расположены иначе. Даже броня была склёпана по-другому.

Народ засуетился, организуя переходы между поездами. Постоянно приходилось следить за окружением. Крупных тварей не было видно. Ещё при приближении мы дали несколько гудков, специально чтобы на шум сбежались местные обитатели, которых мы и пристрелили, стараясь расходовать патроны по минимуму. Тварей было довольно много, но все неразвитые. Зачистив окрестности, часть команды отправилась внутрь вокзала, пополнить запасы провизии, а меня с Вешалкой оставили помогать раненым.

Наш состав были просто под завязку набит стонущими людьми. После того, как мозговой призыв моей подруги перестал работать, пришла боль от ран и увечий. Народ орал, стонал, выл и трясся от болевого шока. Раненых было на редкость много. Почти каждый получил хотя бы небольшой порез от разбитого стекла, а больше половины – серьёзные травмы разной степени и обширности. Часть народа уже превратилась в заражённых, и мы их просто вышвыривали из вагонов на волю судьбы, но большая часть людей пока не определилась. Запасы лекарств наших паровозников, судя по всему, были добыты из аптеки, расположенной в здании вокзала. Сильных обезболивающих в ампулах почти не было, зато имелись целые груды разных таблеток. Дефицитные ампулы и уколы спека местные старались экономить на тех, чья судьба ещё не решена, а таких было большинство. Зато таблеток было в избытке, и мы щедро сыпали их в трясущиеся от боли руки.

Благодаря чудесному дару моей подруги в этот раз смогли вытащить из электрички невероятно много народа, но теперь это стало проблемой. То и дело кто-то превращался в заражённого и хотел поесть. Приходилось проталкиваться сквозь раненых и покалеченных, а затем вышвыривать таких из поезда. В особо буйных случаях возникала необходимость пускать в ход оружие.

Услышав ещё один гудок, я полез к верхнему люку, ведущему на крышу вагона. Вешалка двинулась за мной, успев несколько раз щипнуть меня за пятую точку, ибо двигался я, по её мнению, неспешно.

Через некоторое время появился третий бронепоезд. Этот был самодельный, но вполне современный, выполненный по всем канонам постапокалипсиса и назывался «Товарищ Че». Привычного вида сдвоенные тепловозы были обшиты толстыми броневыми листами из какого-то сплава вроде титана или дюралюминия, а дальше ряд цистерн из нержавеющей стали с бойницами, пулемётными башенками и переходами, напоминающими большие гофрированные шланги, сваренные из стальных колец. За ними шли несколько жилых вагонов, тоже обшитых дополнительным металлом, вагон-ресторан и несколько грузовых, с установленными на крыше орудийными платформами. Вагон-ресторан тоже был доработанный и, чтобы все знали, для чего он предназначен, об этом сообщала размашистая надпись на борту: «Вагон-ресторан – бронепоезд “Товарищ Че”».

Весь состав был разукрашен граффити на тему детского рисунка и всех возможных революций мира. Подвижные стальные переходы, позволяющие переходить от одной цистерны к другой и бойницы делались под нужды Стикса, а стальные бока цистерн могли удержать практически любую тварь, да и людей, не обладающих тяжёлым вооружением, вполне можно было поставить на место с помощью кучи пулемётов и нескольких орудий.

Я посмотрел на Вешалку.

– Эу, суженая, на каком из бронепоездов ты хотела покататься? На «Ленине» или на «Ленине», или который с вагоном-рестораном? Если ещё что-то загадывала, то предупреждай, я хоть морально подготовлюсь.

– Отвали, – беззлобно фыркнула подруга, продолжая рассматривать диковинно разукрашенные цистерны. Чудо стиксового художественного творчества и конструкторской смекалки проехало мимо нас на расстоянии четырёх путей. Через полчаса диковинный состав вернулся обратно, встав на следующий за вторым «Лениным» путь.

У «Ленинов» и «Че» была довольно продвинутая система стыковки и лесенок, позволявшая двигаться по крышам вагонов и через переходы, высовываемые вбок из вагонов. Эти штуки напоминали космические шлюзы или трапы, которые пристыковывают к самолётам. Всюду шныряли неразвитые заражённые, которые постоянно прибывали. Без необходимости огня по ним не открывали, если, конечно, какой-нибудь шустрик не решался залезть на вагон. Приток тварей был небольшой, но непрекращающийся.

Зашли несколько человек. Главным был парень в камуфляже, на берете которого красовалась кокарда с двумя скрещёнными косяками. Он вскинул руку со сжатым кулаком:

– Приветствую всех новеньких на нашем бронированном борту. Я Команданте. У меня это и должность, и звание, и погоняло. Легко запомнить и совсем не заморачиваться. – Затем протянул мне руку, и я ответил пожатием:

– Ганслер, а она Вешалка.

Команданте местных паровозников учтиво кивнул суженой:

– Наслышан о ваших умениях. Тут почти все Стиксом одарённые, но чтобы так масштабно… Целую электричку хромых, сирых, убогих и покалеченных весёлой песней взбодрить! Искренне восхищён. И сразу первый вопрос. Вы что-нибудь, блин, о городе Коняевск знаете?

– Не-а, уже обсуждали. Никогда не слышали.

Команданте покачал головой:

– Да, загадка, всех спрашиваю, и никто о таком не слышал. Из какого мира он сюда попадает и почему его именно так сделали? У них вокзал как аэропорт. Один гостиничный комплекс на тысячу мест. Представляешь, тысяча коек? На фига это на вокзале? А зачем путей столько? Двадцать восемь на главном, шестнадцать на пригородном и семьдесят два на узловой станции. Больше полусотни квадратных километров рельсами покрыто. Я вас спрашиваю, на фига? Он такой здоровый, что даже перезагружается не весь сразу, а по частям. Тут четыре кластера и два стаба. Это охренеть сколько. Я от любопытства давно извёлся. Если что-нибудь про Коняевск узнаете, обязательно мне весточку передайте.

Нас перевели с «Ленина» на «Че», ещё раз покормили и отправили в купе, где располагался рабочий кабинет Команданте. Сейчас бронепоезд проезжал мимо циклопического сооружения, которое мы с Вешалкой с интересом рассматривали. Это была стена, где восемь железнодорожных контейнеров были поставлены один на другой и обварены снаружи листами металла. Всё это образовывало монолитную преграду без единой зацепки, где нельзя было взобраться даже с помощью альпинистского оборудования. Титаническая стена окружала достаточно большой периметр. Команданте зашёл в кабинет и, увидев наш интерес, пояснил:

– Ещё раз приветствую! Это Троя. Стаб и бывший город, – прокомментировал он.

– А чего там не живёте? На поезде не так удобно.

Глава бронепоезда сделал жест, чтобы я немного подождал с расспросами. Когда состав немного проехал, впереди открылся вид на огромные дыры. Двенадцатиметровые контейнеры были разорваны и раскиданы. Огромные рваные пробоины и проломы украшали всю стену. Такое ощущение, что здесь побывало целое стадо Кинг-Конгов с Годзиллами. Железнодорожные контейнеры отрывали в местах сварки и швыряли как картонные коробки.

– Ещё одна особенность Коняевска. Если состав задерживается на одном месте больше четырёх дней, то в эту точку начинают приходить заражённые, и чем дольше стоит, тем крупнее твари. Троя изначально была обречена, только не все это понимали. Я тогда орал, что это знаки свыше, что нам намекают, а мне говорили, что я дебил. Из контейнеров можно строить очень быстро, вот эта скорость их и подвела. Подогнал эшелон, поставил один на другой, и всё. Десять минут, и у тебя стена как девятиэтажный дом. А потом начали приходить твари. Вначале всё смешно было, потом крупнее и больше, затем ещё больше, а дальше настоящие гиганты, и Троя закончилась.

– Так всё плохо?

– На пятый день приходит элита. Откуда она, блин, такая громадная берётся, не знаю, а Троя восемь дней держалась. Туда такие твари пришли, что они вообще ни на что не похожи. Мы потом записи с камер смотрели. Вначале стены держались и всё было хорошо, а потом пришли эти здоровые и порвали металл. Места здесь богатые, заражённых немного, в основном мелочёвка. Всего два простых правила – больше трёх дней на одном месте не торчать и под орды не лезть. Они тут бывают, но не особенно большие. Если дольше пяти дней задержался, то любые стены снесут, никакие пушки не помогут. Вот так и живём в движении.

– А в другие места перебраться?

– Смысла нет. Тут мы всё обжили, здесь наш дом, а там нас никто не ждёт. Да и не так плохо под стук колёс спать. У нас даже царьки не заводятся. Если хочешь стать царём паровоза – бери любой. Около Коняевска сотни составов стоят, а если на стабе решил царствовать, так все пять дней правь, никто слова не скажет, а потом сами знаете. Голодные революционеры приходят, – заржал Команданте.

– А вагон-ресторан зачем? – поинтересовалась Вешалка.

– Поезд – это большая семья и, как положено в большой семье, кто-то должен стоять на кухне. Здесь немало тех, кто в прошлой жизни мечтал стать поваром или был им, работал в каком-нибудь маленьком ресторанчике, радовался как ребёнок, когда просил именно «ту самую» пиццу один раз в месяц. Эта та, в которую действительно нужно положить моцареллу, настоящие креветки, а не струганые крабовые палочки и потереть крошечный кусочек пармезана. А ещё тайно шептали: «Квадроформаджо», когда готовили надоевший унылый бургер из целого батона, половины курицы и полбутылки майонеза. Я думаю, что этот мир делался как рай для поваров. Эти люди попадают сюда и отрываются по полной. Представляешь рецепт, который начинается словами «Возьмите два килограмма икры белуги для маринада»? Дальше туда добавляют специи, которые в моём мире стоят как бриллианты по весу, и вымачивают два кусочка ягнятины. Маринад выливают, ягнятину жарят. Два килограмма икры! Обычному человеку два года надо копить, чтобы одну порцию приготовить.

– Поэтому у тебя вагон-ресторан?

– Ага. Там у нас настоящий клондайк уникумов от кулинарии. Деды на «Лениных» себе тоже один вагон под ресторан отвели, только они попроще готовят, хотя как сказать… Приходишь, а там семь видов пирогов, шесть видов блинов, не начинок, а блинов по разным рецептам, рыба, утка, курица и вообще. Там полно баб деревенских в революцию пошло. Они с голода не умирали, но и достатка не было, а как попали в наше халявное изобилие, так от печи не оттащить. У нас теперь все в вагоне-ресторане едят. Просто смысла нет самому стряпать. Лучше не сделаешь, проще пройти несколько шагов, и там поесть.

– А если с паровозом что-то случится? Штука ненадёжная, – полюбопытствовал уже я.

– Да ладно! Как раз таки очень надёжная, и делалась с запасом прочности, на века. Не то, что современная техника. Но это не проблема. Мы тогда без патронов останемся. В том-то и дело, что тут очень много странностей. Я про Коняевск не просто так спрашивал. Может это и не вокзал вовсе, а храм рельсовых пацифистов. Практического применения такого размера сооружению просто не существует, только если мозги не в ту сторону повёрнуты. Если бы что-нибудь про этот дурацкий Коняевск узнали, может и происходящее понятнее стало бы. С оружием у нас совсем плохо, вернее вообще никак. На всём вокзале кроме дубинок и слезоточивого газа нет ни одного боевого пистолета. Даже транспортная полиция с травматами ходит. В багаже ни одного охотничьего ружья не нашли, а о составе с танками уже давно мечтать перестали. Ни один местный иммунным не стал, разум теряют почти мгновенно. Расспросить не удаётся. Запасных локомотивов, жратвы, оборудования и всего остального здесь сколько хочешь.

– И? – выдал я ускоряющий звук, стараясь побыстрее перейти к сути.

– Наши – бронепоезда добытчики патронов. Надо подальше от этого Коняевска отъехать, обязательно под красными знамёнами, и тогда попадаются старинные эшелоны. В основном просто с грузами, но бывают и военные составы. Все с доисторических времён, даже старше нашего «Ленина» бывают, с первой мировой. Нам всё подходит. Недавно санитарный с Великой Отечественной приходил. На красные кресты немецкие лётчики плевать хотели, поэтому народ при оружии, а на крышах счетверённые «Максимы» стоят. Шесть точек и два ДШК. Когда на бронепоезд современный локомотив ставим, тогда эффект пропадает, только современные составы появляются. Ваша электричка исключение, да и она из восьмидесятых. Не сказал бы, что ультрасовременная. Вот такая проблема. Рыщут наши древние «Ленины» по округе, патроны выискивают.

– Вот это заморочено! – прокомментировала Вешалка, с интересом слушая рассказ Команданте.

– Может, конечно, и случайность. Вы меня, наверное, идиотом посчитаете, но я во всякие высшие указания верю. Вы когда-нибудь со знаками судьбы, приметами или подсказками сталкивались?

Вместо ответа мы с Вешалкой заржали. Накрыло так накрыло. Команданте не понимал, что произошло, кого звать и куда бежать. Нас крыло минут десять, в которые мы не могли говорить. Как только наши диафрагмы попустило, Вешалка прошептала:

– Милый, я подумала, что это мир даёт нам возможность несколько минут подумать, прежде чем что-то рассказывать. Пока хохочешь, можно слова подобрать, – и мы ещё минут на пять погрузились в глубокомысленное обдумывание, надрывая животы и выпуская слёзы.

Вдоволь насмеявшись и немного успокоившись, я обратился к находившемуся в недоумении Команданте:

– А знаешь, дружище, я со всей серьёзностью готов выслушать обо всех твоих совпадениях, знаках, суевериях, приметах и прочей необъяснимой хрени.

Разговор с главой паровозников получился долгий, с минимальным количеством свидетелей. На нашем антинаучном форуме находились только доверенные лица. Они рассказывали нам обо всём необычном, что происходит в циклопическом вокзале города Коняевск и на всех доступных для езды рельсах, а мы о себе и наших странностях. Были тонкости, в которые мы наших гостеприимных друзей не посвятили, но большую часть информации можно было смело рассказывать, чем мы и занимались. Разговор получился долгим, с большим количеством спиртного и массой интереснейших подробностей.

Это было два дня назад. Сейчас я с удивлением смотрел на ещё одно чудо инженерной мысли, а Вешалка, словно пятнадцатилетняя девчонка, подпрыгивала, хлопала в ладоши от радости и визжала.

К нам подъезжал мотоброневагон. Даже подруга с её энциклопедическими знаниями не представляла, что может быть такое чудо, а тем более увидеть его на ходу. Это и впрямь был самоходный вагон, сделанный из какого-то старинного танка. Он был крошечным по сравнению с обычными бронепоездами, но и обитали в нём только две семьи и ещё несколько человек. К МБВ был прицеплен всего один вагон, обшитый металлом.

Подъезжающий мотоброневагон я встречал с полной серьёзностью, потому что отсмеялся над этой новостью заранее, когда узнал о том, что появился ещё один тип бронепоезда. По давней семейной традиции получил от подруги несколько болючих тычков в бок и попытку успокоить меня, погладив мне мозги своими мистическими ладонями. Кстати, как и раньше, когда меня пробивало на ха-ха, чары моей подруги не действовали, что приводило её в изумление.

Когда мне сказали, что есть ещё один вид бронепоезда, вернее, самоходный бронированной вагон, и нам надо срочно отправляться туда, подруга впала в дикий восторг. Если честно, сам не представлял размеров происходящего, пока не увидел это чудо-юдо.

Бронечудо останавливалось. Было видно, что кое-что переделали уже впоследствии, приспособив под нужды жилья, но в целом всё смотрелось очень интересно. Боковая дверь открылась, и из неё высунулась девушка в старинном русском платье и кроссовках, а за ней просматривалось немало любопытных лиц.

– Агафья, привет! Всем жителям «Лотоса» привет! – проорал Команданте.

– Привет, привет! – закричали в ответ.

Гостей тут любили, а кочевой образ жизни накладывал отпечатки на менталитет. И да, все поезда имели собственные имена. Этот назывался «Лотос». Целью экскурсии была, разумеется, не демонстрация нам очередной экзотической боевой единицы на рельсах, а встреча с хозяйкой бронепоезда Агафьей. Она перебралась сюда откуда-то издалека. Как утверждал Команданте, эта милая девушка была фанатичным коллекционером легенд Стикса и лучшим специалистом по местному фольклору. Свою коллекцию суеверий она подкрепляла изрядным количеством артефактов, которые показывала с неохотой, рассказывать об этом не любила, и кроме руководителей составов об этой коллекции мало кто слышал.

Для всех она была обычным ксером. Но для нужных людей и по секрету Агафья становилась уникальным ксером-сборщиком. Могла создавать предметы, ограниченные только охватом её рук или на молекулярном уровне восстанавливать из небольшого сохранившегося обломка целый предмет.

Как только два состава встали на параллельных колеях, была переброшена целая система лесенок и закрытых переходов, по которым начали перетаскивать ценное имущество туда и обратно. В МБВ грузили еду, материалы, заказанные детали, заливали горючее, а обратно тащили ящики с патронами и какими-то штуками, которые создавала Агафья. Помимо уникальных деталей она делала обычные патроны для трёхлинейки и ТТ. Благодаря поискам дедов удалось накопать немало оружия времён Великой Отечественной, и вместо привычных калашоидов почти всё ручное оружие местных было именно того времени. Тут все таскали ППШ, ППС и обычные ТТ, а умение девушки производить в промышленных масштабах патроны 7,62×25 пришлось как нельзя кстати.

Погрузка закончилась только вечером. Как только силовые упражнения по перетаскиванию были завершены, подруга убежала осматривать чудо техники, а я бродил по жилой зоне. Пока Вешалка рыскала по мотоброневагону, я ещё раз покопался в грудах предметов, связанных с суевериями и легендами Стикса. Мой взгляд привлекла небольшая статуэтка, сантиметров сорока. Дородная фарфоровая матрона что-то делала с небольшим садиком, разместившимся на подоконнике, всё пространство которого было заставлено горшками с разнообразными цветами.

– Мимозу увидел? – спросила проходившая мимо меня Агафья. – Она долго стояла на одном из стабов, заваленная цветами. Говорили, что если дать ей мимозу, то она одарит несметными богатствами.

– И как? Одаривала?

Агафья пожала плечами:

– Не знаю, но, наверное, не очень щедро. Почти год там стояла, засыпанная свежими цветами. Их со всех окрестностей таскали. Может, кому-то и удалось озолотиться, но мне про это неизвестно. Затем устали ей молиться, но разбить не решились. Думали, что в ней что-то есть, даже на рентген носили. Сделали снимок. Она такая тяжёлая, потому что внутри полностью фарфоровая, ни единой полости, и внутри ничего не замуровано. Так и стоял алтарь, а к нему по старой памяти цветочки носили. Затем пришла орда, и стаб эвакуировали, потом пожар был. Статуэтку через год случайно откопали среди мусора и предложили мне купить, как коллекционеру. Совсем не задорого досталась. Я с ней много экспериментировала, целый год у себя палисадник держала, чтобы всегда свежие цветы были, но ни фига. Это так не работает.

Я взял статуэтку, поставив перед собой на стол, сходил на кухню и нагрёб внушительную тарелку мясной нарезки. Всё это дополнил литровой коньяка. Поставил на стол стопочку и, налив себе, слегка стукнул по носу фарфоровую статуэтку, а затем выпил. Подцепив с тарелки кусочек мяса, закусил и начал свой долгий рассказ, по ходу которого продолжал пить и закусывать, чокаясь о фарфоровый нос. Бутылка постепенно пустела, фарфоровая дама внимательно слушала, но не перебивала, сохраняя полное спокойствие.

Я рассказывал о том, как попал в этот мир, как познакомился с Никитосом, как стал для него мудрым учителем и ближайшим родственником, а потом на нас напала жуткая тётка из дыма и выключила ему мозги. Затем – как через все тернии мы шли к странном дому, в котором ему вернули сознание и родителей. Потом поведал, как мудрый Стикс познакомил меня с Вешалкой, дав мне новую жену – тощую, образованную и весёлую, всё как я люблю. Рассказал о том, что я пока не сделал предложение, ибо смелости не хватает, но у нас уже было столько романтики, что жениться просто обязан, и о том, что все женщины умеют копаться в мозгах мужчин, просто кто-то больше, а кто-то меньше.

История была долгая, рассказывал я со всем выражением, додавливая бутылку в компании фарфоровой матроны. Вешалка и Агафья, бегавшие вначале мимо меня по своим делам, тихонько пристроились на краешке стола послушать рассказ, стараясь это сделать как можно тише, чтобы ненароком не спугнуть моё романтичное настроение. Агафья потихонечку подкладывала мне в тарелку мясную нарезку, а себе и подруге сообразила по стакану вина. Вешалка сидела вся во внимании, словно собака, увидевшая кошку, а Агафья, как показывают в фильмах про деревенских баб, примостила подбородок на кулаки, поставив локти на стол, ловя каждое моё слово. Когда я закончил рассказ, девушки мечтательно вздохнули, а я разлил остатки из бутылки. Надо же, спиртное закончилось как раз к концу рассказа. Прямо настоящая мужская точность.

Я слегка коснулся фарфорового носа стопкой и выпил. Статуэтка треснула, голова отвалилась, и на стол упала потрёпанная общая тетрадь.

Скол был идеален, и если приложить голову к телу, то трещину было видно с трудом. Ни о каких тайных дырках, в которые можно засунуть такого размера вещь, даже речи не шло. Такое ощущение, что в статуэтке было нечто вне этого мира и времени, где и хранили вывалившийся предмет, да и Агафья уверяла, что рентген никаких полостей не показывал. Я начал листать хранимую мистическим образом в статуэтке тетрадь. На втором развороте был нарисован дом. Тот самый дом, где в меня кидали вилками, рядом с которым я оставил Никитоса. Только дом какой-то разрушенный, старый, но точно такой же.

– Дом с привидениями, – удивлённо прошептала Вешалка.

– Дом призраков, – сообщила Агафья.

– Какой-то он странный. Как будто ему лет триста добавили. Когда меня по нему гоняли, там всё чистенько было. И куда Василий смотрит? Совсем коты уборкой и регламентными ремонтами перестали заниматься. Я Никитоса там в лечебнице оставил. У меня за ним корешки присматривать взялись, – сообщил я.

– Что? – взвизгнули обе дамы разом.

Реакция у женщин была странная. Наверное, я сказал какую-то глупость или чего-то не понимал.

– Это заброшенный дом. Там призраки и мусор. В нём никого нет и не было. Дурное место, – как ребёнку, объясняла мне Агафья, а подруга кивала.

– Мне же не причудилось? – попытался я внести ясность.

Ответом мне был глубокий и многозначительный вдох-выдох, а я веером пролистнул страницы тетради и на внутренней стороне задней обложки нашёл приклеенный кусок скотча, а под ним белый шарик.

«Комод около камина, средний ящик справа. В фольге завёрнуто ещё шесть белых жемчужин», – прочитал я размашистую надпись карандашом над клейкой лентой. На предыдущей странице был наспех накарябанный текст: «Если читаете этот текст, то догадались, что разбивать статуэтку бессмысленно. Предметы просто растворяются и появляются из ниоткуда. Не могу придумать название этому дару. Пожалуй, назову «Мракобесие процветает». Это лучшее, что можно сказать. Нас зажали. Я последний. Прячу в этой фарфоровой статуэтке карту и как доказательство вкладываю жемчужину. Тут всё понятно, сами разберётесь. Мой дар – растворять любой предмет в любом другом. Представления не имею, как это работает, а чтобы достать, нужно историю рассказать. Хорошую историю. Что-то милое, не страшное, душевное, но без занудства и не анекдот. Мимозу какую-нибудь. Отдаю Дусе-цветочнице свои богатства. Пусть бережёт для того, кто поймёт, как до него добраться. В доказательство одна белая и ещё шесть спрятаны в доме с привидениями».

На дне статуэтки действительно была полустёртая надпись «Мимоза». Самое интересное, что даже убиваемый рейдер, которого зажали хрен знает где и фиг знает кто, знал, что милые истории называют мимозами, о наших женщинах молчу. Наверное, я один на весь Стикс этого не знал, но только мне пришла идея мило поговорить с фарфоровой собутыльницей.

Дальше девушки лапали белую жемчужину, убеждаясь, что она настоящая, пытались объяснить мне, что в этом доме никто не живёт и не жил, и вообще не понимают, о чём я говорю.

– Я думала, ты своего Братишку на каком-то неизвестном стабе под присмотром оставил. Тут таких поселений полно, даже отшельники попадаются, но ты ни слова не сказал, что это дом с привидениями. Там настоящие призраки. Туда люди с умершей роднёй поговорить приходят. Пипец какое нехорошее место, – говорила Вешалка.

– Да всё там нормально, – убеждал я женщин и заодно себя, хотя уже и сам не был в этом уверен.

Отругав меня, все устали и разошлись, а я смотрел на отвалившуюся голову Мимозы и ещё долго ходил по кладовой-кабинету Агафьи, перелистывая тетрадь. Все уже давно отдыхали, кроме дежурного, который следил за тем, куда движется броневагон. Под неспешный стук колёс я думал, а затем достал из принтера несколько листов бумаги и разложил на столике. Сделал несколько рисунков и понял, что этого мне недостаточно. Тогда занялся аппликацией. Из двух листов А4 я сделал A3, а потом добавил ещё одну склеенную пару и получил внушительный А2. Вполне себе сносный полуватман получился, на который я и начал наносить свои соображения по поводу местных целей, страшилок, загадочных сущностей и прочей необъяснимой мистической фигни, которая в последнее время просто переполняла моё существование. Я рисовал алгоритм Стаба Чудес, который разработал для Вомбата, нарисовал маршрут движения весёлого микроавтобуса экскурсоводов сквозь выступ черноты, дом, где я оставил Никитоса, и укрытую под чернотой дорогу, где нужно ползать на карачках. Прикольная такая карта получилась.

Здесь были и железнодорожные пути, где ходят поезда, и Свободный город, который я мастерски изобразил, используя изображения женских прелестей и дамских интимных органов. Я ни разу не художник, но получилось на редкость узнаваемо и реально географически точно. А в углах карты в пиратском стиле нарисовал голую Вешалку, раздувающую огненный ветер, и Агафью, разбрасывающую горстями на розу ветров оторванные мелкие головы Мимозы. Возможно, талант художника пробудила вторая бутылка коньяка, выпитая в процессе рисования после первой, при которой обнаружилась тайна Мимозы. Но, блин, такого таланта я от себя не ожидал! Так и уснул, за малым не проткнув себе нос оточенным карандашом 2Б.

– Мать! – услышал я голос Агафьи.

– Пипец! – сообщила подруга.

– Вешалка, он тебя голой изобразил, но на хрена такую отрыжку тебе нарисовал? Через полкарты проходит.

– Это мой муж так моё умение нимфы себе представляет. У него просто фантазии не хватает понять, как это работает, а вот то, что треть листа залита сонными слюнями и об щёку размазалась – это обидно, – в традиционной издевательски-прагматичной манере сообщила Вешалка.

К середине разговора я немного проснулся и попытался влиться в беседу.

– У-у-у, блин, – сообщил я своим поклонницам как можно горделивее, привставая и пытаясь сохранить равновесие.

– Ты посмотри! Живой! Всего после двух штук литровых коньяка в одно рыло! – восторженно всплеснула руками Агафья.

– О муж мой! Прими свою скво! – заключила меня в объятья Вешалка, не дав упасть в раскачивающемся вагоне и осторожно усадив на место, чтобы я не приложился куда-нибудь мордой.

Я тупо лыбился, а моя супруга трясла меня за грудки:

– Ганслер, блин, чего это? Что ты нарисовал?

Агафья, с ухмылкой глядя на то, как Вешалка пыталась из моего ещё не пришедшего в себя тела вытрясти все секреты мира, произнесла:

– Семейные вопросы лучше решать после холодного душа, сидя у самовара с кружкой горячего, обжигающего огуречного рассола.