Текст книги "Знак четырех. Тайна отца Брауна (сборник)"

– Все это выглядело довольно странно, вам не кажется?

– Да, – согласился отец Браун. – И что вы об этом думаете?

Девайн посмотрел на маленького человечка в черном, и что-то в его больших серых глазах заставило его заволноваться еще больше.

– Я думаю, – сказал он, – Карверу что-то уж очень сильно хотелось остаться сегодня ночью в доме одному. У вас такого подозрения не возникло?

– У меня есть определенные подозрения, – ответил священник, – но я не думаю, что они совпадают с вашими.

В тот вечер, когда в саду вокруг дома Бенксов гасли последние отблески заката, Опал Бенкс шла через темные пустые комнаты с еще более отрешенным видом, чем обычно. Любой, кто присмотрелся бы к ней, мог заметить, что ее и без того бледное лицо было совсем белым. Несмотря на буржуазную пышность обстановки комнат, весь дом целиком производил довольно унылое впечатление. Здесь как будто царила грусть, вызываемая вещами не старинными, а просто старыми. В доме чувствовалась скорее устаревшая мода, чем старина; к тому же мода эта была достаточно недавней, чтобы можно было назвать ее мертвой. То там, то тут цветные стекла начала викторианской эпохи подкрашивали густой полумрак; из-за высоких потолков вытянутые комнаты казались узкими, и в конце той комнаты, по которой шла Опал, темнело круглое окно, какие часто можно видеть в домах постройки того времени. Дойдя примерно до середины комнаты, она остановилась и вдруг слегка покачнулась, как будто какая-то невидимая рука ударила ее по лицу.

В следующее мгновение раздался стук. Стучали с улицы в парадную дверь, и звук был приглушен вторыми закрытыми дверьми. Опал знала, что все, кто был в доме в ту минуту, находились наверху, но почему-то ее охватило странное, непонятное ей желание самой открыть дверь. На пороге стоял невысокий коренастый обтрепанный человек во всем черном. Она узнала католического священника по фамилии Браун. Близко знакомы они не были, но он ей нравился. Он ее медиумических способностей не одобрял, даже наоборот, но он не одобрял их так, как будто это было нечто важное, а не недостойное внимания. Он не то чтобы не разделял ее взглядов, а скорее, разделял, но не соглашался. В общем, все это вперемешку пронеслось у нее в голове, когда она, неожиданно для себя, не поздоровавшись и не узнав причины его визита, воскликнула:

– Я так рада, что вы пришли! Я видела привидение!

– Не стоит из-за этого волноваться, – ответил гость. – Такое часто случается. Большинство привидений, которые видят люди, – это не привидения, ну а остальные, если они настоящие призраки, не причинят вам вреда. Это было какое-то определенное привидение?

– Нет, – призналась она, испытав неуловимое облегчение. – Но дело не в этом. Главное – ощущение, ощущение какого-то страшного распада, гниения. Ясное чувство разрушения. Я увидела лицо. Лицо в окне. Но оно было бледным и таращилось на меня через круглые очки. Знаете, оно чем-то напомнило мне Иуду.

– Да, есть люди, которые выглядят именно так, – заметил священник. – И иногда они заглядывают в окна. Я могу войти и увидеть, где это случилось?

Когда она вернулась с гостем в ту комнату, там уже собрались остальные члены семьи, и те, кто был менее склонен к общению с потусторонними силами, сочли уместным зажечь лампы. В присутствии миссис Бенкс отец Браун вспомнил о светских формальностях и вежливо произнес:

– Прошу прощения за вторжение, миссис Бенкс, но я могу объяснить, что привело меня в ваш дом. Я сейчас был у Пулменов, когда мне позвонили и попросили прийти к вам, чтобы встретить какого-то человека, который должен сообщить вам что-то важное. Сам бы я не стал вмешиваться в ваши дела, но, судя по всему, я понадобился, потому что именно я был свидетелем того, что произошло в Бичвуде. Вообще-то, это я поднял тревогу.

– А что случилось? – спросила женщина.

– Ограбление. В Бичвуд-Хаусе, – серьезно сказал отец Браун. – Ограбление и, боюсь, что-то хуже. Исчезли драгоценности леди Пулмен, а ее несчастный секретарь, мистер Бернард, найден в саду. Его, очевидно, застрелил убегающий грабитель.

– Бернард! – воскликнула хозяйка дома. – Это тот…

Тут она встретила тяжелый взгляд священника, и почему-то слова замерли у нее на устах. Почему – она так и не поняла.

– Я связался с полицией, – продолжил отец Браун, – и еще с одним человеком, заинтересованным в этом деле, и они говорят, что даже предварительного осмотра им хватило, чтобы обнаружить следы, отпечатки пальцев и другие улики, указывающие на одного известного преступника.

В это время разговор ненадолго прервало возвращение Джона Бенкса. Похоже, его поездка не принесла ему радости – старик Смит, должно быть, оказался неблагодарным пассажиром.

– Он в конце концов струсил! В последнюю минуту испугался, – сообщил любитель машин, шумно выражая свое презрение. – Мне показалось, что я проколол шину, вышел проверить, а он в эту минуту выскочил и дал деру. Чтоб я еще когда-нибудь к себе посадил эту деревенщину…

Однако под впечатлением новостей, принесенных отцом Брауном, жалобы его остались без внимания.

– С минуты на минуту сюда должен прийти человек, – продолжил священник все тем же значительным голосом, – который снимет с меня ответственность. Когда я сведу вас с ним, мой долг свидетеля в этом важном деле будет выполнен. Могу только добавить, что одна служанка в Бичвуд-Хаусе рассказала мне, что видела в окне лицо…

– Я тоже видела лицо в окне, – вставила Опал.

– Да тебе постоянно что-то мерещится, – ввернул ее брат Джон.

– Нет ничего плохого в том, что человек видит факты, даже если они имеют форму лиц, – спокойным и уверенным голосом произнес отец Браун. – И я полагаю, что лицо, которое вы видели…

Однако в эту секунду снова разнесся стук, и через минуту дверь комнаты открылась и в гостиной появился новый человек. Увидев его, Девайн привстал с кресла.

Это был высокий прямой мужчина с вытянутым, неестественно бледным лицом, отягощенным массивным подбородком. Его плешь и ярко-голубые глаза Девайн совсем недавно видел накрытыми тенью широкополой соломенной шляпы.

– Попрошу всех оставаться на своих местах, – официальным тоном, но вежливо произнес человек по фамилии Карвер. Но растревоженному разуму Девайна вежливость его напомнила не сулящую ничего хорошего обходительность разбойника, держащего в руке пистолет. – Прошу вас, сядьте, мистер Девайн, – сказал Карвер. – И, с позволения миссис Бенкс, я тоже присяду. Я полагаю, мое присутствие следует объяснить. Вы считали меня знаменитым опасным преступником, не так ли, мистер Девайн?

– Да, – мрачно ответил Девайн.

– Как вы правильно заметили, – сказал Карвер, – порой бывает не просто отличить осу от пчелы.

Помолчав, он продолжил:

– Я бы причислил себя к более полезным, хотя и не менее назойливым насекомым. Я сыщик, и я прибыл сюда проверить заявление о том, что известный вор, называющий себя Майкл Полуночник, якобы готовит новое преступление. Его специальность – кража драгоценностей, и в Бичвуд-Хаусе только что было совершено подобное преступление. Как показывают все проверки, это его рук дело. На него указывают не только следы и отпечатки пальцев. Как вам, возможно, известно, когда Полуночника арестовали в последний раз, да и до этого, надо полагать, он использовал простой, но очень эффективный способ маскировки – надевал рыжую бороду и большие очки в роговой оправе.

Тут Опал Бенкс взволнованно подалась вперед.

– Да, да! – горячо вскричала она. – Именно такое лицо я и видела – с большими очками и рыжей косматой бородой, как у Иуды. Я решила, что это привидение.

– Это же привидение видела и служанка из Бичвуда, – сухо сообщил Карвер. Он выложил на стол какие-то бумаги и пакеты и начал осторожно их разворачивать. – Как я уже сказал, – продолжил он, – меня прислали сюда разузнать планы этого человека, Полуночника, поэтому-то я поселился у мистера Смита и занялся пчеловодством.

На минуту в комнате воцарилось молчание, а потом Девайн, передернув плечами, произнес:

– Не хотите ли вы сказать, что этот милый старичок…

– Послушайте, мистер Девайн, – улыбнулся Карвер, – если вы думали, что пасека – хорошее прикрытие для меня, почему этим прикрытием не мог воспользоваться он?

Девайн кивнул и уставился в пол, а сыщик снова взялся за бумаги.

– Подозревая Смита, я хотел на время избавиться от него, чтобы иметь возможность осмотреть его вещи, поэтому воспользовался предложением мистера Бенкса и отправил его на автомобильную прогулку. Обыскав дом, я обнаружил некоторые вещи, не совсем обычные для невинного старого сельского жителя, которого ничего, кроме пчел, не интересует. Например, вот это.

Из развернутого пакета он вынул длинный огненно-рыжий пучок волос – такие накладные бороды надевают актеры в любительских спектаклях. Рядом он положил старые очки в тяжелой роговой оправе.

– Но еще я обнаружил кое-что такое, – продолжил Карвер, – что имеет непосредственное отношение к вашему дому, чем и объясняется мое появление здесь. Я нашел бумагу с именами и предположительной стоимостью различных драгоценностей, которые хранятся у жителей вашего района. Вторым пунктом после тиары леди Пулмен упоминалось изумрудное ожерелье миссис Бенкс.

Миссис Бенкс, до этого наблюдавшая за сыщиком в некотором недоумении, не лишенном определенной доли пренебрежения, тут же преисполнилась внимания. Лицо ее сразу же постарело на десять лет и стало казаться гораздо умнее. Однако прежде, чем она успела что-то произнести, порывистый автомобилист вскочил и выпрямился во весь свой немалый рост.

– Так тиару уже умыкнули! – взревел он, как слон. – А ожерелье… Нужно проверить!

– Неплохая мысль, – произнес Карвер, когда молодой человек выбежал из комнаты, – хотя мы, конечно же, тоже держим ухо востро с тех пор, как приехали сюда. Так вот, чтобы прочитать этот списочек, мне пришлось порядком повозиться, потому что он был зашифрован. Телефонограмма отца Брауна из Бичвуд-Хауса пришла, когда я почти закончил. Я попросил его приехать сюда до меня и сообщить новости, так что…

Его рассказ прервал крик. Кричала Опал, стоявшая чуть в стороне, указывая пальцем на круглое окно.

– Это оно! Снова… – замогильным голосом произнесла она.

Какую-то секунду все они видели нечто – нечто такое, что сняло с девушки обвинение во лжи и истерии. Из грифельно-черной темноты в дом заглядывало лицо, белое как бумага, хотя, возможно, таким бледным оно казалось из-за того, что прижалось к стеклу; и большие горящие глаза, очерченные круглыми оправами очков, делали его чем-то похожим на огромную морскую рыбу, заглянувшую в иллюминатор судна из темной морской пучины. Но жабры или плавники этой рыбы были медного цвета (в действительности это были ярко-рыжие бакенбарды и верхняя часть бороды). В следующий миг лицо исчезло.

Девайн успел сделать лишь один шаг по направлению к окну, когда дом огласился новым громогласным криком, от которого, казалось, пошатнулись стены. Крик был таким громким, что каких-то отдельных слов разобрать было практически невозможно, и все же его оказалось достаточно, чтобы остановить Девайна, который понял, что произошло.

– Ожерелье исчезло! – тяжело дыша, гаркнул Джон Бенкс, когда его могучая фигура на миг заслонила дверной проем, после чего бросился бежать дальше, точно идущий по следу пес.

– Вор только что был у окна! – завопил сыщик, метнувшись к двери, и следом за Джоном выбежал в сад.

– Будьте осторожны! – взволнованно крикнула ему в спину женщина. – У него может быть пистолет.

– У меня тоже, – донесся из темного сада отдаленный голос неустрашимого Джона.

Девайн и сам успел заметить, когда Джон пробегал мимо двери, что в руке молодого человека зажат револьвер, и он надеялся, что ему не придется пускать его в ход для защиты. Но едва эта мысль промелькнула у него в голове, один за другим грянули два выстрела, прозвучавшие так, будто второй выстрел был ответным, и звук этот пробудил к жизни стаю отзвуков в замершем саду. Когда эхо смолкло, стало очень тихо.

– Джон умер? – спросила Опал тихим, дрожащим голосом.

Отец Браун уже успел углубиться в темноту, остановился к ним спиной и рассматривал что-то лежащее на земле. Он и ответил ей:

– Нет, это другой.

К нему подбежал Карвер, и две фигуры, высокая и низкая, на какое-то время заслонили то, что позволял рассмотреть мерцающий свет луны, проглядывавшей через тяжелые черные тучи. Потом они отошли в сторону, и остальные увидели маленькую сухую фигурку человека, лежащего скрючившись, как будто смерть настигла его в мгновение борьбы. Фальшивая борода того, кто называл себя Полуночником, как будто насмешливо была устремлена вверх, в ночное небо, и в больших бутафорских очках его отражалась луна.

– Какой конец, – пробормотал сыщик. – Кто бы мог подумать, что после стольких приключений его в конце концов почти случайно застрелит какой-то брокер в пригородном саду…

Самому брокеру победа, по вполне понятным причинам, показалась куда более значительным событием. И все же голос его выдал некоторую нервозность, когда он, все еще тяжело дыша, сказал:

– Мне пришлось это сделать. Он первым выстрелил.

– Разумеется, будет проведено дознание, – деловитым голосом произнес Карвер. – Но мне кажется, вам нечего волноваться. У него рядом с рукой лежит револьвер с одной стреляной гильзой, а после вашего выстрела он больше не стрелял.

Когда все вернулись в комнату, и сыщик стал складывать свои бумаги, собираясь уходить, отец Браун, стоявший напротив него и в глубокой задумчивости смотревший на стол, вдруг заговорил:

– Мистер Карвер, вы, несомненно, очень умело распутали это весьма непростое дело. Я, конечно, догадывался о вашем профессионализме, но, честно говоря, я и представить себе не мог, что вы так быстро сумеете соединить все это: и пчел, и бороду, и очки, и шифр, и ожерелье, и все остальное.

– Когда доводишь до конца какое-то дело, всегда испытываешь удовлетворение, – признался сыщик.

– Да, – подтвердил отец Браун, продолжая смотреть на стол. – Я восхищаюсь вашей работой. – А потом скромно, чуть ли не застенчиво, добавил: – Но справедливости ради хочу сказать, что лично я ничему этому не верю. Ни единому слову.

Девайн с любопытством подался вперед.

– То есть вы не верите, что тот человек – это вор Полуночник? – спросил он.

– Я знаю, что это он, только он ничего не украл, – ответил отец Браун. – Я точно знаю, что он приходил к вашему дому и к дому лорда не для того, чтобы украсть драгоценности или быть застреленным, убегая с ними. Драгоценности нашли? Где они?

– Там, куда они всегда попадают в таких случаях, – ответил Карвер. – Он или спрятал их, или передал сообщнику. Такие кражи не совершаются в одиночку. Можете не сомневаться, мои люди обыщут сад и предупредят кого надо в районе.

– Может быть, – предположила миссис Бенкс, – это его сообщник и украл мое ожерелье, пока сам Полуночник смотрел в окно.

– А почему Полуночник заглядывал в окно? – очень спокойным тоном произнес отец Браун. – Зачем ему это понадобилось?

– Ну хорошо, а сами вы, как думаете?! – порывисто воскликнул Джон.

– Я думаю, – ответил отец Браун, – он и не хотел в него заглядывать.

– Тогда почему же он это сделал? – настойчиво произнес Карвер. – К чему эта атмосфера таинственности? Все ведь произошло на наших глазах.

– На моих глазах происходило множество вещей, в которые я не поверил, – ответил священник. – Видели такое и вы, на сцене театра например.

– Отец Браун, – с уважением произнес Девайн. – Вы можете объяснить нам, почему вы не поверили собственным глазам?

– Да, я попробую, – ответил священник и приступил к рассказу. – Вы знаете, кто я, и кого представляю. Мы не слишком часто беспокоим вас и стараемся поддерживать дружбу со всеми нашими соседями. Но не стоит думать, что мы ничего не делаем. Не стоит думать, что мы ничего не знаем. Мы занимаемся своими делами, но мы хорошо знаем тех людей, с которыми имеем дело. Этого человека я знал прекрасно. Я был его исповедником и другом. Насколько это вообще возможно, я знал, что творилось у него в голове, когда сегодня он покинул свой сад. И разум его был похож на стеклянный улей, полный золотых пчел. Недостаточно просто сказать, что преображение этого человека было искренним. Он был раскаявшимся грешником, из тех замечательных людей, кто от раскаяния получает больше, чем иные от добродетели. Я сказал, что он мне исповедовался, но на самом деле, это я пошел к нему, чтобы ощутить душевное спокойствие. Для меня было облегчением находиться рядом с таким прекрасным человеком. И когда я увидел его мертвым, лежащим на земле в саду, мне показалось, что я услышал слова, которые когда-то очень давно были сказаны другому человеку. И если бы я в ту минуту действительно услышал их, я бы не удивился, потому что, если и был такой человек, которому уготована прямая дорога в рай, то это он.

– Черт возьми! – вскричал тут Джон Бенкс. – Да ведь он был вором и сидел в тюрьме.

– Да, – ответил отец Браун. – И тот единственный человек в этом мире, который слышал: «Нынче же будешь со мною в раю»[12]12
  Лк 23:43.


[Закрыть], тоже был осужденным на смерть вором.

Никто, похоже, не знал, как себя вести в последовавшей за этими словами тишине, пока Девайн наконец не произнес:

– В таком случае, как вы все это объясните?

Священник покачал головой.

– Пока что я не могу всего объяснить, – просто сказал он. – Кое-что необычное я вижу, но не понимаю. У меня еще нет ничего, что могло бы доказать невинность этого человека, но я не сомневаюсь в своей правоте.

Он вздохнул и протянул руку к своей большой черной шляпе, лежавшей на столе. Взяв ее, он снова стал всматриваться в стол, но уже с иным выражением, как будто это была шляпа фокусника, и из-под нее появилось какое-то забавное животное. Его круглая голова с прямыми волосами наклонилась немного под другим углом, но остальные, посмотрев на стол, не увидели на нем ничего, кроме бумаг сыщика, старой бутафорской бороды и очков.

– Боже всемилостивый, – вдруг пробормотал отец Браун. – А он лежит там, в саду, мертвый, с бородой и в очках! – Неожиданно резко он повернулся к Девайну. – Вот о чем нужно подумать, чтобы понять, что произошло. Зачем ему понадобились две бороды?

И с этими словами он с неподобающей священнику резвостью бросился из комнаты, но Девайна охватило такое любопытство, что он последовал за отцом Брауном и нагнал его в саду перед домом.

– Пока что я не все понимаю, – сказал ему на ходу священник. – Я не уверен и не совсем представляю себе, что нужно делать. Зайдите ко мне завтра. Возможно, тогда я и сам разберусь и вам смогу объяснить все, но… Вы слышали? Что это за звук?

– Кто-то завел машину, – сказал Девайн.

– Машину мистера Джона Бенкса, – добавил священник. – Это очень быстрый автомобиль, если я не ошибаюсь.

– Ну, сам Джон так уж точно в этом не сомневается, – улыбнулся Девайн.

– Этой ночью он проедет большое расстояние и на большой скорости, – сказал отец Браун.

– Что вы этим хотите сказать? – несколько опешил Девайн.

– То, что он не вернется, – ответил священник. – Джон Бенкс, услышав, что я сказал, заподозрил, будто мне что-то известно. Джон Бенкс исчез, а вместе с ним – изумруды и все остальные драгоценности.

На следующий день Девайн застал отца Брауна расхаживающим вдоль ульев. Он был грустен, но грусть его как будто была исполнена безмятежности.

– Я разговаривал с пчелами, – сказал он. – Вы знаете, что пчел нужно заговаривать? «Рой строителей поющих возводит дружно своды золотые»[13]13
  Шекспир В. «Генрих V», акт I, сцена 2.


[Закрыть]. Как красиво сказано! – А потом добавил чуть тише: – Он бы хотел, чтобы за ними ухаживали.

– Надеюсь, он бы не хотел, чтобы при этом забывали о людях, особенно когда вся округа, охваченная любопытством, напоминает гудящий улей, – заметил молодой человек. – Вы были совершенно правы – Бенкс сбежал с драгоценностями. Но я никак не пойму, как вы догадались? И что вообще произошло?

Отец Браун добродушно прищурился, посмотрел на ульи и сказал:

– Иногда человек, сталкиваясь с чем-то непонятным, теряется. В самом начале со мной и произошло нечто подобное. Меня очень озадачило, что бедного Бернарда застрелили в Бичвуд-Хаусе. Видите ли, когда Майкл еще был преступником, для него было делом чести никогда не убивать, можно даже сказать, это было его навязчивой идеей. Поэтому выглядело в высшей степени удивительно, что, превратившись в своего рода святого, он совершил бы грех, который презирал, когда был грешником. То, что было дальше, до последней минуты оставалось для меня полнейшей загадкой. Я не понимал ничего, единственное, в чем я не сомневался, – все было не так, как выглядело. Ну, а потом на меня снизошло запоздалое озарение, и случилось это, когда я увидел бороду и очки, принесенные Карвером, и вспомнил, что вор и так уже был в бороде и очках. Конечно, можно предположить, что он заранее заготовил второй комплект, но иначе как совпадением не назовешь то, что он не надел ни старую бороду, ни старые очки, хотя и то, и другое было в прекрасном состоянии. К тому же, могло случиться и такое, что он почему-то вышел из дому без маскировки и раздобыл новый комплект где-то по дороге, но это маловероятно. Ничто не заставляло его ехать с Бенксом на его машине. Если он действительно собирался красть, он легко мог бы спрятать все свое снаряжение в кармане. К тому же бороды не растут на деревьях, такую вещь не так-то просто найти, если она понадобится срочно.

Нет, чем больше я об этом думал, тем подозрительнее казалось мне то, что он обзавелся новым снаряжением. А потом я начал смутно постигать истину, которую давно уже чувствовал. Когда он уезжал с Бенксом, у него и в мыслях не было пускать в ход свою маскировку. Он этого и не делал. Кто-то другой заранее приготовил бороду и очки, а потом надел на него.

– Надел на него! – удивленно воскликнул Девайн. – Это каким же образом?

– Давайте вернемся назад, – сказал отец Браун, – и посмотрим на это дело с другой стороны, так сказать, глазами девушки, увидевшей привидение.

– Привидение! – слегка вздрогнув, повторил молодой человек.

– Она приняла его за привидение, – с неизменившейся интонацией продолжил маленький человек. – И, возможно, была не так уж далека от истины. Она в самом деле наделена сверхчувственным восприятием. Единственная ее ошибка – то, что она полагает, будто сверхчувственное восприятие подразумевает общение с духами. Некоторые животные наделены сверхчувственным восприятием. Как бы то ни было, она – чувствительный человек и была права, когда почувствовала, что от лица в окне веяло чем-то жутким, связанным со смертью.

– То есть… – начал Девайн.

– То есть в то окно заглядывал мертвец, – сказал отец Браун. – И этот мертвец побывал не только в вашем доме и заглянул не только в ваше окно. Жуть, верно? Впрочем, в некотором смысле, это был как бы призрак наоборот, потому что это проделывала не душа, лишенная тела, а тело, лишенное души.

Отец Браун снова посмотрел на ульи и продолжил:

– Впрочем, мне кажется, чтобы понять, что же произошло, проще всего посмотреть на это дело с точки зрения того, кто его совершил. Вы уже знаете, кто это. Это Джон Бенкс.

– Последний, на кого я бы подумал, – покачал головой Девайн.

– И первый, на кого бы подумал я, – возразил священник, – если у меня вообще есть на это право. Друг мой, не существует отрицательных и положительных социальных типов или профессий. Любой человек может стать убийцей, как бедный Джон, любой, даже тот же самый человек, может стать святым, как несчастный Майкл. Но, если и существует такой тип людей, представители которого больше других временами тяготеют к безбожию, так это дельцы с жесткой, беспощадной хваткой. У них нет социального идеала, и они не бывают религиозны; им неведомы правила приличия джентльменов, и они лишены терпимости, свойственной членам профсоюза. Все удачные сделки Бенкса, которыми он так любил хвастать, по сути являлись не чем иным, как обманом других людей. То, что он так пренебрежительно относился к робким попыткам его бедной сестры приобщиться к мистицизму, отвратительно. Весь ее мистицизм, конечно же, – глупости, но единственной причиной, по которой он ненавидел спиритов, является то, что спиритизм связан с духовностью. Как бы то ни было, у меня нет никаких сомнений в том, что главный злодей в этой трагедии – именно он. Единственное, чем интересен этот случай, – довольно необычный характер злодеяния. Еще никогда убийство не совершалось с подобной целью. Мотив этого преступления – использовать труп в качестве, так сказать, сценической декорации – эдакая жуткая кукла или манекен. Поначалу у него возник план убить Майкла в машине, потом привезти домой и заявить, что убил его в саду. Но вполне естественно, что, когда дело было сделано, в голове его зароились самые невероятные мысли о том, что можно сделать, если ночью у тебя в закрытой машине находится труп знаменитого вора-домушника, и не просто знаменитого, а узнаваемого. Он мог оставлять его следы и отпечатки пальцев, он мог прислонять его лицо к окну и уносить тело. Вспомните, Полуночник появился и исчез именно тогда, когда Бенкс покинул комнату, чтобы якобы проверить, на месте ли изумрудное ожерелье. В конце концов ему осталось лишь оттащить труп на лужайку перед домом, сделать по выстрелу из каждого пистолета, и все! Никто бы ничего не узнал, если бы не две бороды.

– А зачем ваш друг Майкл хранил у себя старую бороду? – подумав, спросил Девайн. – Мне это кажется подозрительным.

– Мне, человеку, который знал его, это кажется неизбежным, – возразил отец Браун. – Все его отношение к жизни было, как тот парик, который он носил. Маскировка ему нужна была не для маскирования. Старые очки и накладная борода были ему не нужны, но они не вызывали у него страха. Для него уничтожение фальшивой бороды было бы фальшью. Если бы он это сделал, со стороны могло бы показаться, будто он скрывается, но он не хотел скрываться. Он не прятался от Бога, и он не прятался от себя самого. Он жил открыто, с открытой душой. Если бы его снова посадили в тюрьму, он бы и там был счастлив. Он не был светел, он сиял. В нем было что-то очень странное. Почти настолько же странное, как и тот гротескный танец смерти, который его заставили исполнить после смерти. Когда он с улыбкой на устах прохаживался между этими ульями, даже тогда в самом светлом и радостном смысле он уже был мертв. Этот мир был не властен над ним.

Какое-то время оба мужчины молчали, а потом Девайн пожал плечами и сказал:

– Все это сводится к тому, что в нашем мире пчелы и осы очень похожи, не так ли?