Текст книги "Волшебный тюльпан. Рассказы"

Любовь и велосипед

Когда-то я был маленьким, тщедушным первоклашкой. В родственниках у меня была дюжина таких же первоклашек, поскольку у мамы и папы было множество сестёр и братьев приблизительно одного возраста. С одними родственниками я общался часто и довольно весело, с другими же – редко и неповоротливо.

Однажды мы ехали с двоюродным братом (назовём его Ванькой) на большом велосипеде: он вёл, а я сидел на раме. Конечный пункт нашей поездки я уже, конечно, не помню. Мы были довольно забавной парой: я не мог достать до педалей, вследствие малолетства, Ванька же был постарше меня, но у него в ту пору было очень плохое зрение, он носил толстые круглые очки и обижался, когда его звали очкариком. Мы трое, то есть я, Ванька и большой велосипед, явно представляли большую опасность для зазевавшихся пешеходов. Я говорил Ваньке, куда ехать, и властным голосом предупреждал о «помехах», он же самозабвенно крутил педали. Мы, кажется, уже были близки к конечному пункту нашей поездки, когда лихо выскочили на центральную площадь нашего городка. Тогда она ещё не была превращена властной рукой мэра в автостоянку и являла собой колоссальное пространство для пешеходов и велосипедистов. Первые по ней обходили опасные перекрестки, вторые – упражнялись в фигурном вождении. Последнее часто заканчивалось плачевно, поэтому обычно над площадью стоял гул бойких молодежных ругательств. Но в тот день она была пуста. Вероятно, недобрые силы создали идеальные условия для катастрофы, которая должна была приключиться со мной и Ванькой.

Итак, повторюсь, мы выскочили на пустую площадь. Чуть позже выяснилось – она была не совсем пуста. Где-то на краю шёл молодой папаша со своим первоклашкой. Я немедленно передал информацию рулевому, тот что-то хмыкнул, и мы продолжили движение. Поскольку курс наш не изменился, я повторно сообщил наверх о приближении айсберга. Капитан прокричал что-то невнятное, и мы опять продолжили движение в прежнем направлении. Опасность была все ближе. Я заподозрил неладное и внимательно поглядел на Ваньку. На стеклах его очков были капельки дождя (начинало немного накрапывать), которые ухудшали видимость.

Моих силёнок не хватило, чтоб перехватить руль и избежать столкновения. Да-да, мы на полном ходу врезались в папашу и его сына. Скорее, даже в сына, поскольку папаша роковым образом отвернулся и не видел нас. Мы с Ванькой, как древние рыцари, вылетели из седла. Он молча упал на меня. А над площадью уже стоял крик того несчастного первоклашки. Папашины глаза немедленно налились кровью, и он ударил Ваньку коленом между ног. Ванька сложился вдвое. Потом разъярённый папаша подошёл ко мне, но, видимо, первая волна гнева схлынула, да и бить детей на центральной площади явно не входило в его планы, и он отошёл. По краям площади начали останавливаться люди, с интересом взиравшие на нашу сценку. Одной из фраз, долетевших до меня, было: «Парень, уезжай!», другой: «Гляди! Гляди!» Папаша, утешая пострадавшего сына, вместе с ним покинул место происшествия. Ванька, прихрамывая, подошёл ко мне, мы общими усилиями подняли велосипед и с трудом поехали дальше. По дороге Ванька сказал, чтоб я никому не рассказывал об этом.

Что я могу сказать в итоге?

Ванька с тех пор сильно изменился. Он начал заниматься самбо, даже что-то выигрывал, потом стал членом мафиозной группировки, кого-то застрелил и недавно пропал. А я вот вспоминаю об этом случае.

Когда любовь к сыну, явно замешанная на любви к себе, становится настолько сильнее любви к ближнему и всех табу, принятых в обществе («Детей бить нельзя!»), что совершенно затемняет глаза человеку? Только ли страх за сына двигал тем молодым папашей? Неужели он подумал, что мы специально наехали на его ребёнка? Или он просто вынужден был что-то предпринять, чтоб не потерять авторитет в глазах сына и уважение к самому себе?

Любовь – чувство «составное», она может становиться своей противоположностью, менять «вектор» (например, часто у женщин любовь к мужу переходит в любовь к сыну), маскироваться под дружбу и т. д. И, как выяснилось из нашего происшествия, разные ипостаси любви могут враждовать друг с другом. Впрочем, может быть, я усложняю ситуацию. Вероятно, просто у папаши было плохое настроение, да еще мы обидели его чадо, и он отыгрался на нас.

Плохо лишь то, что Ваньки, скорей всего, уже нет, и то, что я до сих пор вспоминаю об этом случае.

Санкт-Петербург

Долг

Жил когда-то недалеко отсюда, в соседнем дворе, старый преподаватель. Жена его давно умерла, а детей никогда не было. Хотя, возможно, и были, но из той подлой породы людей, которые забывают родителей. Так, в полном одиночестве, доживал он свой затянувшийся век. Полдня ходил за хлебом, другую половину дня сидел на скамье около дома и молча смотрел на голубей. Зимой он целыми неделями не появлялся во дворе. Чтоб было с кем разговаривать, он подобрал на улице бездомного щенка, дал ему кличку Косинус. Теперь скудная преподавательская пенсия почти целиком уходила на корм этому весёлому Косинусу, обещавшему стать преогромным псом. Возможно, пенсионер спокойно и протянул бы до того момента, когда настало бы его время встретиться с женой. Но судьба распорядилась иначе.

В одном из подъездов того дома, где жил старик, взорвался бытовой газ. Виной тому были мрачные алкоголики, очень осложнявшие жизнь всему кварталу. Теперь их не стало. Как и почти всего подъезда. Квартира старика сильно пострадала: были выбиты окна, упали большие книжные шкафы, в одной из стен зияла огромная дыра. Все эти обстоятельства в преддверии приближающейся зимы не внушали оптимизма при взгляде на ближайшее будущее. Дыру преподаватель кое-как заделал старыми матрасами, в окна вставил фанеру. Соседи, конечно, пытались ему как-то помочь, но вскоре разъехались по родственникам и гостиницам. Городок у нас маленький, помощи ждать было неоткуда. Каждый сам за себя.

У преподавателя была дальняя родственница. Он точно знал, что она кем-то приходилась его умершей жене, но степень родства, как ни силился, вспомнить не мог. А родственница, между прочим, была презанимательным персонажем. Она обладала на удивление склочным характером. Виной тому была биография – жизнь её, в общем, очень не баловала: воспитывалась в детском доме, образования почти не получила, приходилось в прямом смысле выживать, обитая в большом городе. Поэтому суть ее характера покоилась на том постулате, что жизнь – дерьмо и все вокруг – враги. Выйдя замуж третий раз, она умудрилась сжить со свету и последнего мужа. Старик даже припоминал, что она и с ним успела повздорить на каких-то именинах. Была у неё только одна часть жизни, в которой она имела более или менее человеческое лицо, – дочь от второго брака. Любила она её без памяти, холила и лелеяла. В остальном же это был сущий монстр. Но делать было нечего – преподаватель сочинил ей короткое письмо, где описал печальные обстоятельства, в которые попал на старости лет, и попросил небольшую сумму денег в долг на ремонт квартиры. Откладывая с пенсии, он бы за несколько месяцев вернул ей деньги. Отправив послание, он принялся ждать ответ. В эти дни Косинус доедал остатки случайной консервы и тоскливо посматривал на хозяина.

Через две недели пришло ответное письмо: «Милостивый государь Бедный родственник, помочь вам ничем не могу, поскольку у дочери скоро выпускной, она шьёт платье на заказ, а потом мы с ней летим поправлять здоровье, засим желаю вам всего наилучшего etc., etc.» Получив эту оплеуху, старый преподаватель проболел несколько дней. Потом, с трудом поднявшись с кровати, отправился к старинному приятелю-врагу, с которым раньше пикировался на учёных заседаниях. На удивление, тот повёл себя самым достойным образом. Преподаватель был спасён. Деньги можно было вернуть, когда будет возможность. Учитывая возраст «приятелей», это условие выглядело подвигом благотворительности, к тому же, как позднее выяснилось, эти копившиеся годами деньги были последними у друга-врага.

Итак, стёкла были вставлены, шкафы подняты, дыра в стене заделана. Жизнь, скрипя, как старая телега, двинулась дальше. А через три месяца преподаватель, к своему удивлению, получил второе письмо от родственницы. Новости были весьма интересные. Судьба раскачивалась на качели, словно семилетний карапуз, оставшийся без присмотра: дочь-выпускница убежала из дома со своим взрослым любовником, прихватив родительские сбережения, и теперь заполняла интернет до краёв фотоснимками «Я и Мальдивы», «Я и мой Рэмбо», «Я и мой завтрак», «Я и мои деньги» и проч. Родственница умоляла простить её, дуру набитую, и одолжить денег, сколько возможно.

Преподаватель задумался. Что мешало ему написать ответ, подобный тому, что он получил от неё? «Милостивая государыня Бедная родственница, помочь вам ничем не могу, поскольку у меня своя жизнь и мне совершенно плевать на вашу». Вероятно, те горы книг, которые он недавно с трудом поднимал с пола, мешали такому ответу. Он вздохнул и послал ей оставшиеся деньги.

Во всём необходимо равновесие.

Санкт-Петербург

Ягнёнок

Жил в огромном городе N молодой человек. Работал он в какой-то крупной библиотеке. Юноша был родом из деревни, квартиру в городе он арендовал за большие деньги, поскольку купить свою не имел возможности. Он был, как говорится, весьма ограничен в средствах. Кроме того, в нем жила страсть к стихосложению. Стихи он писал давно, еще с детства. Каждый автор сознательно или неосознанно хочет быть услышанным. Не сумев пробиться в толстые журналы, юноша был вынужден издавать произведения за свой счет. Алчные издатели с удовольствием потакали его страсти, и в итоге юноша оказался совсем уж на мели. Он начал голодать, на работу ходил пешком, хотя библиотека располагалась в центре города, а он жил на окраине. В конце концов, не выдержав постоянной борьбы за существование, юноша решил переехать в деревню, в старый дом, который достался ему от почивших родителей. Он быстро собрал вещи, благо собирать было очень немного: только любимые книги да несколько антикварных чашек и статуэток, купленных им на заре карьеры библиотекаря. Через пару дней он уволился отовсюду и без сожалений сказал «Прости-прощай» городу, в котором прожил около десяти лет.

В деревне все оказалось не так уж плохо, как он себе представлял. На остатках советского колхоза зародилась какая-то организация, обеспечивающая существование жителей деревни. Работала мобильная связь, даже интернет с трудом, но долетал до этих мест. Двухэтажный родительский дом был еще вполне крепок. И, о чудо! В нем жил ягненок! Он, вероятно, был последним представителем некогда многочисленного стада, которое держали родители. Всех родичей пустили на мясо, а его пожалели. Юноша занял второй этаж, а ягненок остался полновластным хозяином первого. На втором появился читальный зал (бывший библиотекарь собрал старые книги родителей и объединил их со своими), а на первом остались солома и животное тепло. Вскоре юноша поступил на должность сторожа в вышеупомянутой организации и зажил себе помаленьку, с иронией вспоминая банковских кредиторов.

А в доме через дорогу жила молодая вдова с маленьким сыном. Муж ее по пьяному делу утонул несколько лет назад в местной речке. Через некоторое время сторож понял, что хотел бы именно с этой женщиной вспоминать свою холостяцкую жизнь. Но, увы, – она подобного желания не испытывала. Поскольку у бывшего библиотекаря были на носу очки, а в душе осень, она посоветовала ему «быть с бабами посмелее» и благополучно забыла про него. Сторож закручинился и начал читать Дос Пассоса99
  Джон Дос Пассос (1896 —1970) – американский писатель.


[Закрыть]. Изредка он посматривал на окна дома Недоступной. Сын вдовы, как выяснилось, уже давно ходил во двор родителей библиотекаря, чтоб играть с ягненком. Мальчик сильно привязался к маленькому белому шалуну, поэтому юноша не стал запрещать ему и впредь приходить к ягненку. Втроем они довольно весело проводили время, потому что юноша – добрая душа – тоже полюбил веселого беззащитного зверька.

Ближе к осени сын вдовы серьезно заболел.

Это страшно опечалило мать, ибо он у нее был один, и она любила его, как только можно было любить. Проводя около мальчика целые дни, она не переставала утешать его и часто спрашивала, нет ли чего-нибудь, что бы он пожелал, и просила сказать ей о том – она достанет все, что захочет любимый сын. Разумеется, сын пожелал ягненка. Вдова, услышав это, несколько задумалась и начала соображать, как ей поступить. Делать было нечего – надев свое самое красивое платье, она пошла вечером к библиотекарю. Придя к нему, она сказала:

– Я с удовольствием поужинаю с тобой за одну твою услугу.

Юноша был вне себя от радости. Оставив Прекрасную даму на крыльце, он бросился в дом накрывать на стол. Но дело в том, что накрывать было нечего: зарплата была давно потрачена на новые книги, да и все магазины были уже закрыты. Проклиная судьбу, вне себя, он метался туда и сюда, не находя ни денег, ни вещей, которые можно было бы быстро продать соседям. Вряд ли кому-то в деревне в десять вечера понадобится фарфоровая статуэтка балерины или три потрепанных тома Карамзина. Библиотекарь был в отчаянии. И тут взгляд его упал на ягненка, мирно спящего на соломе. Участь его была решена.

Накрыв стол самыми чистыми скатертями, которых у него осталось несколько, юноша с веселым лицом вернулся к даме на крыльцо, и сказал, что ужин почти готов, и через некоторое время она будет приглашена отведать чудесное блюдо, приготовленное специально для нее. Она с готовностью кивнула и поправила платье.

Но ужин прошел в довольно «напряженной атмосфере». Оба молча ели несчастного ягненка, затем юноша зачем-то рассказал про персидского царя Кира, хотел было перейти к гробнице Тутанхамона, но дама, вежливо прервав его, объявила, что хочет высказать свою просьбу и потом юноша пусть делает с ней все, что пожелает. Он – весь внимание, он слушает. Больному сыну нужен ягненок, сын пожелал того белого ягненка, с которым так долго играл, и тогда он обязательно выздоровеет. Юноша оторопел. Встал и подошел к окну.

Потом около часа они придумывали, как поступить, ибо съеденного ягненка воскресить было невозможно, а больной ребенок ждет его весь вечер.

Библиотекарь предложил следующее. Вдова вернется домой и скажет сыну, что хозяин ягненка подарит его только тогда, когда больной выздоровеет. А библиотекарь утром сходит к соседу, державшему большое количество домашней скотины, и постарается добыть у него другого ягненка, очень похожего на желаемого. Затем он принесет его домой и максимально приблизит «копию» к «оригиналу»: помоет, подстрижет, научит отзываться на прозвище и так далее. Несколько дней, может, даже неделя или две, у него были.

От «оплаты» за ягненка библиотекарь благородно отказался. И остался недовольным, а вдова – недовольной и удивленной.

Между тем, фокус удался. Мальчик, получив мощный стимул к выздоровлению, на следующей неделе пришел к библиотекарю. К счастью, ребенок долгое время не видел ягненка и забыл некоторые его особенности, которые могли бы выявить «подделку».

Этот случай повлиял на мировоззрение молодой вдовы. В ее вселенной появились высокоумные очкарики, и через некоторое время она сдалась на милость победителя, то есть находчивого библиотекаря.

Санкт-Петербург

Колесо обозрения

Жили в одном небольшом посёлке, почти селе, два молодых парня. Они дружили с раннего детства. Были они соседями и знали друг друга с тех пор, как каждый научился ходить. Одного звали Серёгой, другого – Фёдором. Первый был весёлого нрава, очень общительный, балагур, который нравился всем девицам того городка. Но при этом он был не прочь похулиганить, и весьма часто мать забирала его из местного отделения полиции. Кажется, он даже стоял на учёте. Фёдор был совсем другим: любил уединённое чтение и прогулки по берегам речки, которая протекала невдалеке от городка.

Всем известно, что противоположности «уравновешивают» друг друга. В нашем случае было то же самое: Серёга становился чуть более спокойным, а Фёдор – чуть более смелым.

Настало время, и плечистый майор забрал Серёгу в армию, а Федору сказал: «Учитесь, молодой человек, учитесь…». Первое время Федор места не находил без друга, но потом поступил в университет и немного успокоился. Он получал от Сереги редкие письма, писал на них длинные ответы и ждал того дня, когда друг вернётся.

И тот день настал.

Поначалу показалось, что из армии пришёл какой-то чужой парень, мускулистый, мрачный матерщинник, насквозь пропахший табаком. Но потом, разговорившись с ним, Фёдор узнал прежнего Серегу – рубаху-парня, которого любят все. На следующий день было решено поехать гулять в тот большой город, где Фёдор учился. Он находился недалеко – в паре часов езды на электричке.

Тот день Федор запомнил на всю жизнь. Сначала они сходили в кино. Потом в парке познакомились с двумя девицами. Просидели с ними в кафе несколько часов, Серёга рассказывал много весёлых историй, некоторые из которых были, видимо, сочинены им по ходу разговора. Потом они вернулись в парк. Все четверо были изрядно навеселе, особенно Серёга, не употреблявший в армии спиртного и поэтому быстро захмелевший. Гуляли по дорожкам.

А потом Серёга погиб.

Он выпал из люльки колеса обозрения или, как его называют люди, «чёртова колеса». Девицы немедленно исчезли, и Фёдор остался один среди пустого парка с трупом друга на руках. Какое-то оцепенение охватило его. Кажется, судьба ввела ему в душу сильное успокоительное, поэтому он не пошёл на то же проклятое колесо и не выпрыгнул из той же люльки. Он начал медленно думать, как поступить. Мать Серёги, тётя Валя, не перенесёт его смерти – он у неё был один среди выживших детей, муж умер несколько лет назад. Ни на какую работу Серёга поступить не успел. Даже не все знали, что он вернулся из армии. Федор размышлял долго. Потом он в темноте выкопал яму лопатой дворника, которую нашёл в парке, и похоронил Серёгу под старыми елями.

А на следующий день тётя Валя получила записку от сына (почерки у парней были похожи, да и пожилая женщина была подслеповата). Серёга просил не беспокоиться. Они с Фёдором встретили в кафе мужчину, который работал на Севере, и тот рассказал о невероятных деньгах, которые он получает за добычу чего-то нужного стране. Среди прочего он сказал, что срочно требуются рабочие руки, и Серёга, недолго думая, согласился и уже уехал рано утром на Север. Мол, будет помогать деньгами, часто писать; на сколько уехал, сказать не может, но вернётся при первой возможности. Тётя Валя всплакнула, но делать нечего – может, так будет лучше. Признаться, она боялась характера сына, а так и писать будет, и денег привезёт.

И началась у Фёдора новая жизнь.

Утром он подрабатывал грузчиком, днем изучал английскую литературу XIX века, а вечером сочинял «Серёгины» письма себе и тёте Вале. В одном из первых писем матери «Серёга» написал, что будет посылать весточки через Фёдора, поскольку здесь, на Севере, он ездит по экспедициям и поэтому постоянного адреса у него нет. К тому же в их «почти-селе» почта работает плохо и лучше отправлять письма на городской адрес Фёдору, который их и доставит. Тётя Валя была согласна. Она, кажется, совсем ничего не заподозрила. По крайней мере, не показывала вида. План Фёдора начал работать. Несколько месяцев он описывал жизнь Серёги в тундре. Для этого пришлось прочитать пару книг: одну по природоведению, вторую – писателя Куваева. Потом пришлось устроиться на вторую работу и спать гораздо меньше, ведь Серёга обещал помогать деньгами. Получив первый денежный перевод, тётя Валя была приятно удивлена.

Чуть позже старушку осенила мысль, что она хочет получить фотографию Серёги на фоне северных лесов. Это поставило Фёдора в тупик. Никакие его «увещевания» не помогли: «хочу видеть сына и всё тут, хоть на фотографии, раз сам пока приехать не может». Фёдор был в отчаянии, план рушился. После пары часов размышлений он придумал вырезать из геологического журнала фотографию прославленного открывателя какого-то месторождения. Открыватель был весьма кстати сфотографирован неудачно: почти в профиль, жалкое деревцо заслоняло его лицо и прекрасно портило общую композицию. Фёдор вырезал по контуру из старой фотографии голову Сереги, приклеил её вместо головы геолога и ещё раз сфотографировал. Потом он отнёс снимок знакомому фотографу, тот немного обработал его и перенёс на плотную бумагу. Получилась вполне приличная фотография Серёги – отважного работника нефтяной промышленности. Тётя Валя даже прослезилась.

Так прошло несколько лет.

В это время Серёгу пришлось женить, так как тётя Валя начала задавать неудобные вопросы. Был проведён ещё один «эксперимент» с фотографией. Фёдор дал Серёгиной жене исключительно положительную характеристику: добрая, хозяйственная, аккуратная, пунктуальная, без вредных привычек, и, что самое удивительное, любит английскую литературу. Тётя Валя начала ждать внуков.

Здоровье её резко ухудшилось в последние годы. Хотя Фёдор всегда заходил к ней, когда приезжал домой, показывал письма от «Серёги», многое добавлял от себя (у него была хорошая память, он помнил содержание прочитанных книг), тётя Валя страдала от одиночества. Часто она спорила с телевизором и со своей старой коровой. Серёгины письма, фотографии и деньги поднимали ей настроение, но ненадолго. Она могла часами разговаривать с Фёдором, вспоминать Серёгу, его не всегда невинные шалости.

Среди одной из таких бесед Фёдор, к своему ужасу, вдруг понял, что сочиняя в письмах Серёгину жизнь, он совершенно забыл о своей. Кто он теперь? Никому не нужный очкарик, работающий в никому не нужном учреждении, и изучающий никому не нужных английских поэтов. Бродя с Серёгой по тайге, взбираясь на перевалы, переходя вброд быстрые горные реки, он не жил в своём мире, а лишь присутствовал в нём. Это было грустно. Но Фёдор был ответственным человеком. Взяв на себя обязательства, он исполнял их до конца. Борясь с укорами совести («Я сделал всё, что смог, и у меня должна быть своя жизнь!»), он начал ждать этого конца. Когда-нибудь он перестанет писать «Серёгины» письма, уволится с дополнительной работы, которая его очень угнетает, и наконец-то начнёт свою биографию!

Прошло ещё несколько лет.

Однажды, приехав домой, Фёдор отправился к тёте Вале. Он предчувствовал что-то необычное и морально приготовился. Но действительность, как всегда, превзошла все ожидания. Тётя Валя была очень оживлена.

Она рассказала следующее.

На днях ей приснился Серёжа. Он был совсем молодым, вовсе не таким, как на присланных фотографиях. Он, кажется, был даже в одежде, в которой отправился тогда в город. Серёжа улыбался, говорил, что здесь всё не так, как мы представляем, и звал к себе. Потом он сказал, что очень благодарен Фёдору, хотя и не думал, что друг на такое способен («Что ты для него сделал, Федя?»). Тётя Валя спрашивала, что такого удивительного на Севере? Что там есть такое, что мы не можем себе представить? Во сне она спросила у Серёжи его адрес: куда она может приехать? Но сын усмехнулся, ничего не ответил и исчез.

Поэтому она начала собирать чемоданы. Поэтому Федор пришёл очень кстати. И поэтому он должен ей пообещать присмотреть за домом и коровой, пока её не будет. Она поедет в Архангельск, а там у геологов спросит, где работает её Серёжа. Фёдор был печален («Почему ты сегодня такой грустный, Федя? Улыбнись, ведь я увижу сына!»). Он долго пытался отговорить тётю Валю от её намерения, потом вдруг что-то понял и ушёл. Дома он сказал матери, чтоб та сходила попрощаться с тётей Валей.

Через несколько дней тётя Валя умерла. В доме её нашли все письма от сына и почти все деньги, которые он присылал. Они лежали в конверте с надписью: «Серёже на дом». Деньги были потрачены на похороны.

Итак, миссия Федора была окончена. Он мог начать свою жизнь. Но я знаю этого парня: он до сих пор работает в никому не нужном учреждении и изучает никому не нужных английских поэтов.

Санкт-Петербург