Электронная библиотека » Глеб Соколов » » онлайн чтение - страница 39


  • Текст добавлен: 13 марта 2014, 22:56


Автор книги: Глеб Соколов


Жанр: Триллеры, Боевики


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Глава XLII
Необходимость в милицейских чинах

После того как курсант-хориновец и Лефортовская Царевна уехали и Господин Радио остался на платформе один и перед тем как он пришел в хориновский зальчик уже с милиционерами, он побывал в ближайшем к «Хорину» отделении милиции. Там Господин Радио умудрился попасть в кабинет к достаточно крупному, по меркам этого отделения милиции, милицейскому начальнику.

– Невозможно!.. Совершенно невозможно нести культуру в массы!.. Меня непрерывно атакуют какие-то хулиганы… – проговорил он там чуть ли не скороговоркой. – Хориновская революция в настроениях погибает из-за этого Совиньи и помочь мне можете только вы!.. Помогите!

Конечно, услышав такие слова Господина Радио, крупный милицейский начальник был не то чтобы впечатлен, а очень сильно изумился: как такие слова может вообще вымолвить человек, если он находится в своем уме?

Однако потом Господин Радио некоторым образом смог, если уместно так выразиться, выправить положение. Впрочем, сказать, чтобы он сознательно стремился выправить положение, конечно, было нельзя, потому что в некотором роде он был настолько взволнован, что даже и не очень соображал, что он несет, но тем не менее, скажем так, что невольно, даже вовсе этого и не желая достичь, он все-таки произвел на милицейского чина впечатление больше положительное, чем отрицательное, больше нормальное впечатление, чем ненормальное, больше понравился ему, чем не понравился… Так что через некоторое время в разгоревшейся у них задушевной и вовсе не формальной и не казенной беседе большой милицейский чин начал вовсю уже высказывать свое собственное мнение, которое никакая должностная инструкция и никакой устав и приказ его не обязывали высказывать, и получилась беседа, которая произвела на Господина Радио очень серьезное и даже, можно сказать, трагическое впечатление…

Следующие темы и моменты затрагивались в ходе этой беседы: чрезвычайная хулиганистость и глухота здешнего райончика, при том что он уж и не на окраине вовсе был расположен, необходимость в милицейских чинах для поддержания нормальной жизнедеятельности в здешних краях, необходимость общего укрепления государственной власти, непонимание многими необходимости общего укрепления государства как такового и придания больших полномочий государственным чинам. Притом относительно большой милицейский чин, оказывается, очень живо интересовался историей Государства Российского, и то и дело в их беседе упоминались то всевозможные цари, то указы, то коммунистические лидеры с их всевозможными, большей частью диктаторскими начинаниями, Колыма, Воркута, Русский Север, ставший местом для ссылок и лагерей, декабристы с Сибирью, царское Охранное отделение, занимавшееся политическим сыском, полосатые будки с часовыми, всякие там Угрюм-Бурчеевы и Аракчеевы, и прочая, и прочая, и прочая…

В результате, через некоторое время объявившись в «Хорине», Господин Радио сделал следующее заявление:

– Милиция играет очень благостную роль!.. Вот, например, я… Когда ко мне стал приставать Совиньи, я сразу обратился в милицию… И они обещали мне помочь!.. Да, я хочу сказать вам, что, конечно же, от милиции мы никуда не денемся… Потому что необходимо, чтобы кто-то защищал порядок. Здешним местам необходим мундир!.. Мундир!..

– Мундир?! – поразился Журнал «Театр».

– Мундир!.. Я имею в виду – здешним местам необходима власть. И она здесь все-таки есть!.. Так что можете себя чувствовать в полной безопасности!..

– Вы знаете, – проговорил дальше Господин Радио, – прямо сейчас я подумал, что неплохо бы мне тоже начать сочинять какие-нибудь стихи… Эту традицию сочинения стихов начал в нашем «Хорине» еще Томмазо Кампанелла. Так вот, я, по его примеру, тоже решил начать сочинять какие-нибудь стихи… Вот, например, сейчас я нахожусь в совершеннейшем восхищении от того, что в наших краях есть такая замечательная милиция, которая оберегает нас от всевозможных многочисленных напастей… Поэтому я сочинил такой гимн милиции:

 
Волшебный Гименей,
Прекрасный Гименей
Не ведал всех розанов и бутонов средь полей!..
 

Тут он сбился и немного смущенно проговорил: – Конечно, я понимаю, что слог… Так сказать, литературный стиль моего произведения немного… Ну, что ли, высокопарен… Так сказать, ну, что ли, немного слащав… Но ведь и повод… Повод тоже… Конечно, я понимаю, что здесь надо было сочинить что-то такое… ну, скажем, в более мужественном стиле… Но, с другой стороны, это тоже уже надоело… Вот только я никак не могу сочинить дальше… Может, вы мне поможете… Ну, предлагайте!..

Некоторое время они сочиняли гимн милиции, который должен был быть включен в хориновскую пьесу, а потом задумались над продолжением вечера…

Глава XLIII
Бамбук прорастает!

Вскоре после того как он вышел из милиции, герой самого необычного в мире самодеятельного театра благодаря имевшейся у него портативной радиостанции узнал, что хориновцы решили переместить центр действия революции в настроениях в один из самых модных столичных театров, в тот самый, на подмостках которого должна была пройти восстановленная премьера «Маскарада» Лермонтова с великим актером Лассалем в главной роли.

Тогда Томмазо Кампанелла тоже поспешил в театр. Он, конечно, не рассчитывал успеть к самому началу спектакля, но и оказаться в театре лишь под конец премьеры ему тоже не хотелось. Хориновский герой опять воспользовался услугами такси, но поскольку за несколько улиц до театра прокатная машина застряла в большущей автомобильной пробке, он попросил водителя подрулить к обочине, расплатился с ним последними остававшимися у него деньгами, а дальше пошел пешком. Он спешил и не очень-то смотрел по сторонам.

Ничто не притягивало к себе его внимания: ни множество ярких образов людей, которые попадались ему навстречу, ни нарядные фасады зданий, стоявших в самом центре города, ни сверкавшие огни реклам, ни блеск витрин, ни шикарные легковые автомобили, стоявшие тут и там у тротуаров, – взгляд Томмазо Кампанелла лихорадочно блуждал по городским картинам, но ни на чем не останавливался хоть сколь-нибудь долго.

Когда до одного из самых известных московских театров Томмазо Кампанелла оставалось пройти лишь несколько домов, какой-то человек преградил ему путь. Хориновский герой хотел было обойти его, но тот тоже метнулся в сторону, не давая выдающемуся революционеру в лефортовских настроениях ускользнуть.

– Здравствуйте, здравствуйте, Томмазо Кампанелла! Вы узнаете меня? Я – курсант, курсант, с которым вы встречались в «Хорине». Я виноват перед вами… Томмазо Кампанелла, сегодня я поступил по отношению к вам дурно, – проговорил этот человек.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Томмазо Кампанелла действительно признал в нем курсанта-хориновца. У того было сильно разбито лицо, и он то и дело прикладывал к носу окровавленный платок.

– Все так ужасно! Хориновская революция в настроениях завершилась неудачей!.. Я поступил по отношению к вам дурно, но я за это жестоко наказан. Томмазо Кампанелла, если бы вы знали, как мне сейчас плохо!.. Даже в своих самых мрачных предположениях я не думал, что сегодня предстоит возвращаться в казарму в таком настроении да еще и с разбитым лицом! Разбитое лицо мне никак не скрыть!.. Из-за сегодняшнего самого решительного вечера в хориновской революции в настроениях у меня еще возникнут огромные сложности…

Они стояли возле маленького кафе, и Томмазо Кампанелла втолкнул курсанта-хориновца в дверь и без всяких церемоний завел его в туалетную комнату.

Там курсант-хориновец смыл с лица кровь и, немного придя в себя, прямо у раковины под шум лившейся из крана ледяной воды рассказал Томмазо Кампанелла очень неприятную для того историю…

– Все дело в том, что я пригласил прокатиться до театра и попытаться прорваться на премьеру «Маскарада» Лермонтова с великим актером Лассалем в главной роли Лефортовскую Царевну! – начал свой рассказ курсант-хориновец.

– Вы пригласили в театр на премьеру «Маскарада» Лермонтова Лефортовскую Царевну?! – закричал Томмазо Кам-панелла на курсанта-хориновца. В первое мгновение он готов был ударить его, но почему-то сдержался, хотя в тот момент хориновский герой и сам бы не смог объяснить себе, почему он не сделал этого.

– Да, Томмазо Кампанелла, это так… Простите меня, – ответил курсант-хориновец. – Я поддался соблазну. К тому же, в тот момент я был в ужасном состоянии, я разуверился в хориновской революции в настроениях, я только что сбежал тогда вслед за Господином Радио из подвальчика «Хорина», в котором появился Совиньи, и мне казалось, что надо как-то разогнать, раскрутить свои настроения, добавить ярких эмоций, впечатлений и вот, прямо возле станции метро «Бауманская», я встретил Лефортовскую Царевну… Простите меня Томмазо Кампанелла!..

– Что же было дальше? – мрачно и сдержанно спросил Томмазо Кампанелла. – Говорите скорей, а то из-за вас я приду в театр, когда спектакль уже давным-давно закончится!

– Не волнуйтесь, Томмазо Кампанелла, – с горечью, устало проговорил курсант-хориновец. – С началом спектакля нам повезло: с Лассалем что-то случилось, он умудрился не прийти вовремя на собственную премьеру, и начало было ужасно надолго отложено. Совсем недавно, когда я выбегал из дверей театра, спектакль все еще не начинался…

– Вот как?! – поразился Томмазо Кампанелла и закрутил кран. Остатки вылившейся из него ледяной воды с бульканьем исчезли в горловине раковины.

Не в силах встречаться с Томмазо Кампанелла глазами и потому глядя только на свое разбитое лицо, отражавшееся в зеркале, курсант-хориновец продолжал:

– То, что произошло дальше, было ужасно. Мы с Лефортовской Царевной добрались до театра. Теперь я знаю точно, что это произошло не к счастью, а к несчастью, но в тот момент я невероятно обрадовался оттого, что нам даже удалось купить в кассе, в окошке администратора, пару билетов. Мы вошли в театр, разделись в гардеробе и некоторое время просто прогуливались в фойе, рассматривая вывешенные на его стенах портреты актеров. В портретном фойе мы встретили многих хориновских революционеров в настроениях, в том числе и самопровозглашенного режиссера самодеятельного театра Господина Радио. Тогда-то, когда мы говорили с Господином Радио, там, в фойе, и появился тот самый Совиньи, про которого вы наверняка знаете, – вам должны были рассказать про него по радиомосту. Еще издали увидав проклятого Совиньи, Господин Радио поторопился куда-то исчезнуть. По-моему, на этот раз он не побежал за милицией, а просто спрятался в каком-то укромном уголке театра, где бы Совиньи не мог его увидеть. Совиньи же, который прежде видел меня в хориновском зале и теперь, видимо, узнал, подошел к нам с Лефортовской Царевной. Та, естественно, ничего про него не знала, не знала, что он за мерзкий человек и каких ужасных вещей вполне можно от него ожидать. Совиньи тут же начал рассказывать – причем обращался он в основном не ко мне, а к Лефортовской Царевне – про то, что он друг руководителя театра «Хорин» Господина Радио и что сейчас у него, Совиньи, должна состояться встреча с великим актером Лассалем. Мол, он, Совиньи, собирается зайти к Лассалю за кулисы, потому что тот – его лучший друг. Надо сказать, что с того момента, как он заговорил с нами, Совиньи не допустил ни одной грубости. Напротив, если не считать того, что он разговаривал с Лефортовской Царевной так, как будто меня рядом и вовсе не было, Совиньи демонстрировал чрезвычайную вежливость и обходительность. В конце концов Совиньи сказал, что хочет появиться за кулисами не один, а с Лефортовской Царевной, потому что у него там какие-то запутанные отношения с одной актрисой, и он хочет пройтись у нее на виду в обществе красивой женщины. Но женщины с ним нет, и потому он просит Лефортовскую Царевну сопроводить его за кулисы к Лассалю.

– О, черт!.. Опять этот Совиньи!.. Что ж, я больше не могу бегать от этого ужасного Совиньи. Я наконец должен дать ответ! – проговорил в тоске и злобе Томмазо Кампанелла.

– Совиньи сказал, что есть некоторые обстоятельства, о которых он не может говорить при мне и может сообщить о них только одной лишь Лефортовской Царевне, – продолжал рассказывать курсант-хориновец. – Совиньи наклонился к Лефортовской Царевне и что-то пошептал ей на ухо. Можете представить, как я себя чувствовал, пока все это происходило!

– Да, я хорошо себе это представляю!.. – угрюмо заметил Томмазо Кампанелла, то и дело сжимая и разжимая кулаки. – Наверное, и вы сейчас представляете себе, что сейчас чувствую я, когда вы все это мне рассказываете!..

Голос Томмазо Кампанелла звучал зло. Курсант-хориновец не нашелся, что ответить на его слова, а просто поторопился продолжить свой рассказ о недавних событиях, случившихся с ним в одном из самых модных столичных театров:

– Надо сказать, что во время всего этого разговора с Совиньи я пытался увести от него Лефортовскую Царевну, но я знаю ее всего лишь один вечер, а Совиньи был столь коварно-обходителен, что совершенно очаровал ее, и она, не понимая, почему я не хочу общаться с таким милым человеком, не соглашалась уйти от него, несмотря на мои настойчивые намеки. Но после того как Совиньи очень недолго пошептал ей что-то на ухо, Лефортовская Царевна сильно изменилась в лице – оно стало напряженным, застывшим – и страшно побледнела. Затем Лефортовская Царевна повела себя странно: она сказала Совиньи, что тоже хочет, чтобы ее увидел в обществе мужчины один человек. Честно говоря, Томмазо Кампанелла, я уверен, что она имела в виду вас. Некоторым образом это обстоятельство немного смягчает мою вину перед вами…

– Нет… – спокойно сказал Томмазо Кампанелла.

– Впрочем, не о моей вине речь… – не сразу проговорил курсант-хориновец.

Затем он продолжил:

– После этого я наконец потребовал, чтобы Совиньи оставил Лефортовскую Царевну и меня в покое. Не скрою, в отличие от Совиньи мне не удалось выдержать более-менее цивилизованного тона. По контрасту со спокойным и внешне совершенно благообразным Совиньи, я выглядел, как человек, который начал безобразный скандал. Я действительно в тот момент уже не контролировал себя, уж больно меня переполняла справедливая ненависть к Совиньи. Тут-то он и ударил меня. Причем, повторюсь, со стороны выглядело все так, словно скандал устроил я, а Совиньи просто утихомирил меня не совсем допустимым способом. Я кинулся на него, чтобы дать ему сдачи, но несколько прогуливавшихся поблизости от нас в фойе зрителей схватили меня за руки. Совиньи – в это трудно поверить, но это так – превзошел даже свое собственное коварство и начал требовать, чтобы билетерши вызвали милицию, потому что он, мол, «боится оставаться в театре, пока здесь находится этот хулиган». Милицию, конечно, никто вызывать не кинулся, но вот моя замечательная тетушка, которая тоже была там, в театре, и как всегда бдительно заботилась о моем благе, убедила меня в том, что мне лучше уйти, потому что появление милиции и проверка документов, конечно же, непременно закончится тем, что я попаду в кутузку военной комендатуры. Я чувствовал себя ужасно: унижение, боль, страх, желание отомстить, чувство бессилия – все перемешалось в моей душе. Между тем Лефортовская Царевна по-прежнему стояла рядом с Совиньи, и он даже приобнял ее, словно хотел защитить красавицу от меня – ужасного скандалиста и хулигана. Лефортовская Царевна никак ему не противилась.

– О, боже! – простонал Томмазо Кампанелла. – Не-ет, я не верю!.. Он просто запугал ее!..

Курсант-хориновец продолжал свой рассказ, – ручку двери снаружи несколько раз подергали, впрочем, не слишком требовательно и настойчиво, – но курсант-хориновец не обращал на это внимания:

– Чувствуя, что еще немного – и я действительно натворю чего-нибудь такого, что не только не облегчит мои мучения, а наоборот, сделает мое положение еще более ужасным и безвыходным, я согласился с тетушкой, в том смысле, что мне лучше покинуть фойе театра. Несмотря на всю свою заботу обо мне, тетушка почему-то за мной к дверям на улицу не последовала, а осталась в театре. «Здесь в театре присутствует маленький двойник Господина Радио. И мы все, хориновские революционеры в настроениях, в такой ответственный момент решительного хориновского вечера не должны покидать центр действия. Сейчас произойдет последняя, отчаянная попытка не дать погибнуть хориновской революции в настроениях, которая умирает под ударами контрреволюции. Двойник Господина Радио повторит один эпизод из юности Господина Радио, тот, что случился в семидесятые годы в этом же театре на прошлой премьере постановки „Маскарада“ Лермонтова с великим актером Лассалем в главной роли (нынешняя постановка – это лишь попытка восстановить прежнюю, которая давно не идет, ее копия). Господин Радио будет комментировать этот эпизод и полемизировать со своим маленьким двойником, а мы, самодеятельные артисты „Хорина“, станем ему, по мере сил, помогать», – сказала она мне, и я пошел из театра прочь… Перед тем как окончательно уйти, я зашел в туалет, чтобы немного умыть лицо. Через несколько мгновений там появился Совиньи, который сразу сбил меня с ног, а потом обыскал меня, списал с моих документов название моего училища и сказал, что если я попытаюсь как-то пожаловаться на него, он обязательно разыщет меня и сведет со мной счеты сам или через дружков из преступного мира. Потом, окровавленного, он выпихнул меня за дверь туалета, а сам остался внутри. Возле туалета я встретил Лефортовскую Царевну, которая тут же подскочила ко мне и рассказала, что буквально за пару минут до этого Совиньи так сжал ей руку, что чуть не сломал ее, потом завел ее в одном из укромных мест театрального фойе за колонну, и там, где их никто не видел, силой взял у нее сумочку, вытащил оттуда паспорт, переписал из него ее домашний адрес и сказал, что если она не сопроводит его за кулисы к Лассалю, то он найдет и убьет ее ребенка.

– Я так и думал: он угрожал ей! – вновь громко воскликнул Томмазо Кампанелла. – Ну что ж, я должен пройти этот путь до конца, у меня просто нет другого выхода! Я иду в театр! Дайте мне свой билет…

Курсант-хориновец тут же полез в карман форменного кителя и несколько мгновений, судорожно в нем покопавшись, вытащил два измятых театральных билета. Протянул их Томмазо Кампанелла:

– Пожалуйста… Но только они уже с оторванным контролем…

Разбитое лицо курсанта-хориновца к этому моменту опухло еще сильней. Вид у него был крайне неприличный и жалкий.

– Ничего, я думаю, что Совиньи, когда проходил в театр, не особенно задумывался над проблемой билета. И никто ему слова не сказал!.. – со злостью и раздражением проговорил Томмазо Кампанелла.

– Но вы же не Совиньи! – урезонил его курсант-хориновец.

– Но и не курсант военного училища! – в ответ обидел его Томмазо Кампанелла. – Буду использовать в своей революции в хориновских настроениях методы Совиньи. Я обязательно должен попасть в театр на премьеру!..

С этими словами хориновский герой открыл дверь туалетной комнаты и поспешил к выходу и через мгновение уже вдыхал морозный воздух. Следом за ним вышел из кафе и курсант-хориновец. Охранник, которого не было видно, когда они входили в кафе, теперь внимательно посмотрел на них, но ничего не сказал.

Оказавшись на улице, Томмазо Кампанелла вновь поспешил в театр.

Когда хориновский герой подходил к дому, что стоял вплотную к зданию театра, он издали заприметил знакомую фигуру – нищий Рохля стоял, прислонившись спиной к стене дома, и, протянув вперед руку с зажатой в ней рваной шапкой, что-то громко выкрикивал.

Томмазо Кампанелла расслышал только:

– Уважаемые спешащие на премьеру в театр зрители, дорогие нарядные прохожие, не торопитесь развлекаться, не спешите в театры, кафе, рестораны и на концерт! Обратите сперва внимание на меня, несчастного нищего Рохлю!.. Сегодня исполнилось ровно три года и двадцать шесть дней, как я освободился из мест лишения свободы!.. – дальше слова Рохли заглушил шум свернувшего в подворотню и проехавшего мимо хориновского героя маленького грузовичка, судя по всему, доставлявшего в ресторан продукты. Когда маленький грузовичок проехал, Томмазо Кампанелла разобрал:

– …Сомневающимся могу предъявить подлинные документы!..

Томмазо Кампанелла уже подошел к нищему достаточно близко, так что Рохля теперь тоже заметил его.

– О, вот он, проклятый возмутитель спокойствия в городе Москве, явился собственной персоной!.. Вот он, истинный первоисточник всех бед! Вот он, Томмазо Кампанелла, бесноватый обладатель тюремного паспорта, дьявольского наваждения!.. Ненавистный всем революционер лефортовских настроений! – воскликнул при виде Томмазо Кампанелла нищий Рохля.

– Ну что, драться-то будем? – спокойно и насторожено спросил Томмазо Кампанелла, остановившись напротив нищего, впрочем, держась от того, на всякий случай, подальше.

– Как же, подерешься с тобой!.. – зло проговорил Рохля. – Ты-то сильнее меня… Иди-иди туда, в театр, сейчас там хориновские черти станут срывать спектакль, как раз после этого вызовут милицию, и ты тоже попадешься!.. Туда тебе и дорога!.. Здесь уже один раз милиционер проходил, гонял меня, я в переулке прятался… Иди-иди, сейчас там ваши устроят потеху, сорвут великому актеру Лассалю премьеру. И Совиньи уже там!.. И Лефортовская Царевна твоя – тоже… Вот и я вместе со всеми решил к театру поближе, туда, где блеск, где толпа нарядная, где подадут больше, не то, что у нас в Лефортово! – ответил Рохля. – Хочу у театра теперь милостыню просить, там, где блеск, где люди нарядные, где огни сверкают, где действие и настроение кипит!..

– Рохля, прости меня за гостиницу! – проговорил Томмазо Кампанелла. – Сам не знаю, что на меня тогда нашло. Уж больно мне хотелось узнать поскорей историю тюремного паспорта!.. А ты все тянул, да издевался. Вот я и не выдержал!..

– Не прощу я тебя, Томмазо Кампанелла, и не надейся!.. – ответил нищий хориновскому герою. – С того самого момента, как ты на меня руку поднял, ты для меня стал самый что ни на есть заклятый враг!.. Иди-иди в театр, срывай спектакль!.. Ты же у нас выдающийся революционер в лефортовских и хориновских настроениях… Но знай, что не только хориновские революционеры кое-что на сегодняшней премьере затевают, сейчас там, в театре, один человек поведет себя очень необычно. Сейчас он там такую хитрую хитрость применит, что никто ничего и сообразить не успеет, как кое-что произойдет. И хитрость эта невероятная будет на таком дьявольском знании людей основана, что и вообразить себе такое дьявольское знание людей ни в каком, даже самом буйном воображении невозможно!.. Сейчас там этот человек устроит, сейчас он там им всем покажет! Это будет необыкновенная история!.. Это будет нечто такое невероятное, что тебе подобное и во сне привидеться не могло!..

– Что ты несешь, Рохля, какой такой человек? Какая такая дьявольская хитрость?.. – поразился Томмазо Кампанелла.

– Такая хитрость, с театром связанная!.. С театром, где блеск и мишура, где люстры, блестящие хрусталем, где великолепные актеры и нарядные и восторженные зрители, – связана с этим со всем одна необыкновенная и очень злая хитрость! Такая хитрость может прийти лишь в голову тому, кто слишком хорошо знает человеческую натуру, все ее самые потайные, самые гнусные стороны…

– Эх, Рохля, до чего ты путано и долго всегда говоришь!.. Ведь вышла уже один раз между нами ссора из-за этой твоей манеры говорить путано и долго!.. Вот и сейчас: ведь спешу я ужасно, а ты – что-то такое очень важное знаешь, а никакого толка от тебя никак не добьешься… – посетовал Томмазо Кампанелла.

– Иди в театр, иди скорей!.. С тюремным паспортом ты стал еще бесноватей, чем был до этого, а будешь драться – смотри!.. Укушу тебя! У меня слюна заразная!.. – пригрозил Рохля.

– Эх, Рохля-Рохля!.. – сказал с горечью Томмазо Кампанелла и, махнув рукой, еще более торопливым шагом, чем до этого, поспешил в театр. Слова нищего только сильнее убедили его в том, что ему необходимо оказаться на премьере как можно скорее.

Меньше чем через полминуты он уже был у главного входа в один из самых модных столичных театров, а еще секунд через пяток с нетерпением взирал на то, как билетерша проверяет контрамарки у двух господ.

Тем временем дали первый звонок.

Томмазо Кампанелла был настолько не в себе, настолько хотелось ему скорее попасть в фойе театра, что он сзади не сразу узнал в этих пришедших в театр людях Жору-Людоеда и Жака.

Точно почувствовав взгляд Томмазо Кампанелла спиной, Жора-Людоед обернулся.

– А-а!.. – протянул известный своими побегами из тюрем удачливый вор и следом обратился к своему удалому приятелю:

– Смотри, Жак, и Томмазо Кампанелла здесь!

Жак тоже обернулся, бросил на Томмазо Кампанелла равнодушный взгляд и тут же отвернулся, принявшись рассматривать людей, нервно прогуливавшихся по театральному фойе и ожидавших, когда же все-таки начнется задержанный на столь невероятно долгое время премьерный спектакль.

Жора-Людоед пристально посмотрел Томмазо Кампанелла в глаза. Жак тем временем направился в сторону гардероба, очереди перед которым уже не было. Приблизив свое лицо к лицу Томмазо Кампанелла, Жора-Людоед проговорил:

– Знаешь, зачем я сюда пришел, Томмазо Кампанелла? Я хочу потерять тюремный паспорт здесь. И остаться в театре навсегда!.. – Жора-Людоед сделал паузу. – Я даже могу отдать тюремный паспорт тебе. Но сначала нужно взять его у Лассаля!

Известный вор отвернулся от известного хориновского революционера в настроениях и прошел в фойе театра.

Томмазо Кампанелла шагнул вслед за Жорой-Людоедом. Как раз в это мгновение он увидел Совиньи, чинно прогуливавшегося по фойе театра под ручку с Лефортовской Царевной и рассматривавшего портреты актеров, развешанные тут и там по стенам. Но тут прозвучал второй звонок, и Совиньи потащил Лефортовскую Царевну в зрительный зал, а она увидала Томмазо Кампанелла, стоявшего возле билетерши и, наоборот, остановилась. Совиньи больно сжал руку Лефортовской Царевны, но она словно окаменела. Тащить ее в зал насильно Совиньи при всех, естественно, не мог. В этот момент гигант заметил, что Лефортовская Царевна пристально смотрит куда-то, и, проследив за ее взглядом, Совиньи тоже увидел Томмазо Кампанелла. Именно в ту секунду хоринов-ский герой начал отходить от билетерши.

– Э-э, а билет?! Ваш билет?!. – закричала билетерша и схватила Томмазо Кампанелла за рукав.

Резким, грубым движением Томмазо Кампанелла мгновенно освободил рукав и выхватил из кармана пальто два измятых билета с оторванным контролем, которые кур-сант-хориновец отдал ему в туалетной комнате небольшого кафе.

– Вот мои билеты! – воскликнул Томмазо Кампанелла. – Вы уже один раз проверяли их. Я выходил покурить, неужели вы меня не запомнили?! Неужели так трудно было меня запомнить, а?!

– Как это выходил покурить?! Никуда вы не выходили!.. – справедливо возмутилась билетерша, и мигом мясистое лицо ее приобрело багрово-красный оттенок. – А ну-ка, сейчас же выйдите обратно за дверь! – велела она хориновскому герою, загораживая ему собою проход.

Совиньи издалека внимательно наблюдал за этой сценой. Скорее всего, он даже мог ясно расслышать большую часть фраз, которые были громко сказаны между билетершей и Томмазо Кампанелла.

Прозвучал третий звонок.

– Перестаньте меня задерживать! Мне надо быть в театре!.. – в свою очередь закричал на билетершу Томмазо Кампанелла и, грубо оттолкнув ее, ринулся прямиком к Совиньи и Лефортовской Царевне.

В эти мгновения краем глаза Томмазо Кампанелла заметил, что у дверей в зрительный зал сгрудились и не спешат занять свои места пред сценой многие хориновцы: пламенный революционер в настроениях и режиссер самого необыкновенного в мире самодеятельного театра «Хорин» Господин Радио, Журнал «Театр», учитель Воркута, женщина-шут, кое-какие представители хориновского «болота». Заметил в эти мгновения Томмазо Кампанелла и то, как торопливо и воровато, словно уже затевая что-то недоброе, прошмыгнул в зал маленький двойник Господина Радио.

– На помощь!.. Здесь хулиган!.. Скорей все сюда!.. – закричала билетерша. – Здесь хулиган-безбилетник!..

– Ребята, помогите! – прокричала она, увидав двух крепких матросов Северного флота, щеголявших в красивой, нарядно наглаженной парадной форме, которые как раз торопились занять свои места в зрительном зале театра, после того как немного подзадержались, смакуя винцо в театральном буфете. – Помогите задержать хулигана! – призвала их на помощь раскрасневшаяся от возбуждения билетерша.

Матросы мигом ринулись в погоню за Томмазо Кампанелла.

Раскрасневшаяся билетерша так увлеклась поимкой «хулигана-безбилетника», что даже не заметила, как почти следом за ним в театральное фойе с улицы вошел мужчина с удивительно прямой спиной и пшеничными усами. Он никому не предъявил никакого билета, а, словно так оно и должно быть, спокойно прошел к гардеробу и быстро снял свое пальто. Гардеробщица видела, что человек с удивительно прямой спиной билета не предъявлял, но предпочла промолчать и как ни в чем не бывало выдала в обмен на пальто номерок.

Вошедшим человеком был, разумеется, Таборский.

Снимая пальто и приглаживая перед зеркалом волосы, он то и дело бросал недоуменные взгляды в глубь портретного фойе, пытаясь понять, отчего там царит такая суматоха…

И уж совсем никто не заметил, как в двери театра с улицы прошмыгнул вороватого вида субъект в яркой куртке, который хитро и недобро улыбался, судя по всему, каким-то своим, одному ему известным мыслям…

Между тем Томмазо Кампанелла быстро пересек портретное фойе и оказался возле Совиньи и Лефортовской Царевны. Встав напротив них, он смотрел совершенно безумным взглядом то в лицо Совиньи, то в лицо Лефортовской Царевны. Ноздри хори-новского героя раздувались, а губы шевелились так, словно он пытался что-то выговорить, но ком в горле мешал ему.

– Это мой муж!.. Оставьте меня наконец в покое! – не выдержала первой Лефортовская Царевна и попыталась освободить руку от цепкой хватки гиганта.

Сообразив наконец, что здесь разыгрывается какая-то из ряда вон выходящая история, раскрасневшаяся билетерша и матросы Северного флота остановились в нескольких шагах от Томмазо Кампанелла, которому с самого начала было совершенно не до них. Сюда же с разных концов портретного фойе поспешили и те хориновские самодеятельные актеры, которые видели, как хориновский герой появился у входа в театр, а потому, несмотря на прозвучавший третий звонок и закрывшиеся двери зрительного зала, не торопились занять свои места по билетам.

Тем временем Совиньи зарычал на Лефортовскую Царевну:


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации