Текст книги "Встреча в метро"

Март смотрел на нее, не мигая, ему вдруг представилось, как она выходит с чемоданом, а у подъезда ее ждет тот самый журналист…

– Куда? – спросил он.

– К матери, – кинула она сердито.

Да, верно. Ей есть куда идти. К брату, правда, не очень намылишься, в трехкомнатной хрущобе сам, да жена, да двое взрослых сыновей, но к матери вполне, не зря ведь не перебрались в Москву, долго думали, колебались, но Лара все-таки предпочла остаться в Таллине и его уговорила, понять можно, семейные узы, к тому же выросла тут, худо-бедно кумекает поместному, да и с гражданством все в порядке, обеспечила семья бабки, бежавшая в Эстонию после революции, словом, идти есть куда… Вот заняться нечем и жить не на что, не на матери же пенсию… это он подумал без всякого злорадства, зависимость жены его скорее угнетала, убивала уверенность в том, что важны ей не налаженный быт и относительный достаток, а сам он, Март Май…

– Послушай, Лара, – сказал он, помолчав. – По-моему, нам надо немного развеяться. Может, поедем на дачу? Дня на три-четыре.

Она поколебалась и кивнула.

Обычного телефона на даче не было, мобильный Март с собой брать не стал, правда, Лара прихватила свой, но его это не касалось, в ее болтовню с подругами он не встревал, ни о чем не спрашивал, да и вообще в деревянном домике из двух комнатушек с кухней просиживал мало, ходил на лыжах, просто гулял по поселку и лесу, топил печь, вечерами читал детектив, с женой они разговаривали больше на бытовые темы, обед, продукты, дрова, все такое прочее, смотрели вдвоем телевизор, о злосчастном рассказе речи не заводили ни он, ни Лара, словом, отдыхали, конечно, никто не мог помешать Марту думать, и он думал, но старался вперед не заглядывать и планов не строить, одно только решил твердо: поддаваться гипнозу больше не будет, и так уже кинулся выслеживать жену, точь-в-точь, как расписал тот бумагомарака, но дальше навязывать себе чужую волю он не даст и разрушить свою семью не позволит, пускай пишут.

В город они вернулись через неделю. Сына дома не оказалось, но беспорядок на кухне, груды немытых тарелок в мойке и пустой холодильник свидетельствовали о его недавнем присутствии вернее, чем то сделала бы надпись мелом на стене «Здесь был Вадим». Пока Лара разбиралась с посудой и прочим, Март прошел в гостиную и стал наспех, стоя, просматривать сложенные на журнальном столике газеты, развернул одну, другую и обнаружил новую статью о своей скромной персоне, вышла через день после первой, в конкурирующем издании. Эта была чуть побольше, но по сути пересказывала предыдущую, только одним упоминанием об обиженных Мартом знаменитостях в ней не ограничились, привели имена с фамилиями, прочитав список, Март криво усмехнулся, выглядело внушительно, полный мартиролог, святые наших дней, так сказать…

А потом, решив перечесть повнимательнее, он обогнул столик, сел на свое обычное место, в большое кресло у торца, и увидел поджидавшую его на краю столешницы записку. «А говоришь, альтернативной истории не бывает». И все. Март долго смотрел на странную фразу, пытаясь сообразить, что имел в виду сын. Понятно, прочел ту грязную пачкотню, кто-то подсунул или надоумил, ну и что? Неужели он воспринял ее как фантастический рассказ? Трудно поверить в наивность семнадцатилетнего парня, пусть и зачитывающегося научной фантастикой. А может, это предлагаемая установка? Давайте, мол, считать данное, с позволения сказать, произведение, опусом фантаста. Но неужели Вадим настолько умен? Или циничен?

Лара открыла дверь, спросила:

– Поедешь со мной? Надо закупить продукты, Вадим все вычистил, а я не дотащу.

– Конечно, – сказал Март, складывая газету.

Телефон зазвонил, когда он катил тележку, а вернее, телегу, какого черта делают такие громадные, не поймешь, по узкому проходу между высокими стеллажами, заставленными всяким добром – вареньями, консервами, он на полки не смотрел, просто следовал за женой, невнимательно озирая встречных покупателей.

– Косподин Май? – произнес с эстонским акцентом хорошо знакомый голос, звонили из большого книжного магазина. – Я уже второй день пробую с вами связаться. Ваши книги проданы. Принесите еще.

– Проданы? Все? – спросил он недоверчиво.

– Все.

Еще несколько минут он ходил за Ларой, потом не выдержал, оставил ей тележку, бросил, что подождет в углу у газетной стойки, отошел, вынул мобильник и стал торопливо набирать один за другим номера книжных магазинов, в которые отвозил книги – небольшими порциями и не слишком часто. И отовсюду ему сообщали, что продано, и можно привезти еще.

По дороге Март рассеянно морщил лоб, ведя машину совершенно машинально и не слушая рассуждавшую, как всегда после подобных походов, о ценах и товарах жену. Войдя в квартиру, он поставил тяжелые сумки прямо на пол в прихожей, скинул дубленку и ботинки и прошел в комнату. Отыскал газету, которую читал не так давно, понес ее в кабинет, включил компьютер и прочее электронное хозяйство, просканировал статейку, в которой его пытались – ха-ха! – утопить и стал набирать адрес. Вернее, адреса, адреса всех тех российских газет и журналов, которые мог найти, что они собой представляли, его интересовало мало, главное, чтобы побольше, авось кто-то клюнет…

Перед тем, как щелкнуть в последний раз мышкой, он сделал паузу, подумал и перекрестился.

Исчезновение

Утро началось обыкновенно. Ровно в семь вконец замордованный детьми будильник робко кашлянул, стал было с натугой выводить изуродованную мелодию «Эребуни-Ереван», в середине фразы, как всегда, поперхнулся и умолк. Пятиминутный перерыв, после чего обычные гвалт, шум, суматоха. По традиции не обошлось и без драки, мальчишки успели отвесить друг другу по звучной затрещине, и младший уже ревел в голос, когда подоспела мать, разняла ребят и по очереди затолкала в ванную. Потом из кухни невкусно запахло яичницей и горелым молоком, потом… Вазген лежал с закрытыми глазами до тех пор, пока жена не выпроводила детей за дверь… конечно, с опозданием, это тоже дело обычное, теперь парнишкам придется мчаться в школу сломя голову… только когда почти неслышно щелкнул финский замок на входной двери, он открыл глаза.

Спустя двадцать минут он уже сидел за накрытым не совсем свежей скатеркой – он не преминул брезгливо ткнуть пальцем в бледное, но явственное пятно – кухонным столом и неторопливо пил из большой китайской чашки с крышкой растворимый кофе. Пил и, как обычно, машинально разглядывал двух изумительно выписанных голубых драконов, вольготно распростершихся на снежно-белой фарфоровой поверхности мордами друг к другу.

– Вазген… – жена всегда называла его полным именем, вообще его все и всегда называли Вазгеном, даже в детстве, никакой фамильярности, не то что с восьмидесятилетним дядей матери, того даже внучатые племянники звали полунасмешливо-полуснисходительно Взго, а старикан даже не обижался… несерьезный человек, что с него возьмешь, одно слово – детский писатель, сказки для дошкольников, басни и прочая ерунда…

– Вазген, – Ано искательно заглянула ему в глаза, – ты заедешь за мной?

– Зачем? Неужели ты не можешь пройти пешком одну несчастную остановку?

Ну и дела, через день заезжай – после стольких хлопот, ведь четыре места работы пришлось сменить, пока, наконец, удалось пристроить ее в соседнюю школу, буквально в двух шагах… в двух шагах, да и мальчики там учатся… собственно, в мальчиках и дело, материнский присмотр никогда не помешает, а то саму Ано проще было б дома посадить, ее зарплата даже расходов на бензин не покроет…

– Мы же сегодня обедаем у мамы. – напомнила Ано.

Ах да, у мамы… точнее, у старого Сако… Удивительный народ эти женщины, всегда «у мамы» и «у мамы», никогда «у папы», хотя дом-то отцовский…

– Заеду, – буркнул он и снова уткнулся в свою чашку. – В котором часу?

– В полпятого. Да, знаешь, что я утром слышала в магазине? Говорят, вчера по телевизору передавали, то ли в «Вестях», то ли… в общем, в каких-то московских ночных новостях, а может, и не по телевизору, по радио, но точно…

– Ну и? – оборвал он ее болтовню… фантастическая все-таки у этих женщин способность тянуть душу…

Ано помолчала – вид у нее при этом был донельзя таинственный, потом выпалила:

– Масис исчез!

– Какой еще Масис? Не знаю я никакого Масиса.

– О господи, Вазген! Ну Масис… Масис, Арарат… Гора.

– Че-го?!

– Масис исчез, – повторила Ано менее уверенно.

– Что за бред! Да вот же он!

– Где?

Вазген было не шевельнулся, он вообще не любил лишних движений, тем более с утра пораньше, но искреннее недоумение во взгляде жены побудило его сначала повернуть голову, потом встать и подойти к окну.

Небо, как всегда в это время года, было совершенно чистое, воздух прозрачный, в такую погоду, да еще рано утром, Арарат обычно виден с замечательной четкостью, так, словно он совсем рядом, прямо на окраине Еревана, особенно отсюда, с высоты, можно различить каждую щербинку на его массивном теле… Но Арарата не было. Не было ни Масиса, ни Сиса, только ровная степь до самого горизонта. Вазген моргнул. Может, он путает? Может, не отсюда, не с веранды? Но он отлично помнил все детали! Маленький аккуратный Сис слева, справа большой Масис с закругленной белой вершиной и пологим горбом на правом боку, знакомые очертания, к которым привык до такой степени, что не замечаешь, хотя и видишь каждый день… Каждый день? Когда он смотрел на Масис в последний раз? Вчера? Год назад? Два, десять? Отсюда? А может, из окна своего кабинета в управлении или с балкона отцовского дома? Чертовщина… Впрочем, это неважно. Ясно ведь, что отсюда вида на Арарат не было, это точно, не уверовал же он в нелепую дамскую болтовню, да и как может исчезнуть целая гора, ерунда, противная всякой логике и здравому смыслу…

– Ерунда, – сказал он громко. – Ерунда, чушь, бред и дамская болтовня.

– Но ведь не видно… – начала было Ано, но Вазген нетерпеливо перебил ее.

– Не морочь мне голову! И так пухнет, дел невпроворот. Я пошел. Приеду, как договорились.

Спустившись в пустой двор… только в дальнем конце возбужденно галдела кучка мальчишек, явно школьников, сбежавших под шумок с уроков… собственно, какой шумок, все тихо… Вазген все-таки огляделся, поймал себя на том, что ищет просвет между домами, и рассердился на свое легковерие. Тоже, уши развесил! Да и, в конце концов, вообразим, что Масис и вправду исчез. Что с того? Какой ему, Вазгену, от этого самого Масиса прок? Ну красуется там, за границей, у турков, и что? Он в ту сторону и раз в год не глядит, других забот хватает. Есть Арарат, нет Арарата, какая разница? Нет, так нет… Вазген убеждал и убеждал себя и все же не мог избавиться от потаенного беспокойного чувства. Он ехал по переполненной людьми и автомашинами улице Комитаса и невольно посматривал по сторонам, пытаясь вспомнить, где… Есть! Вспомнил. Через квартал, с угла Касьяна, великолепный вид на Арарат. Впечатление, что голубая махина буквально нависает над крышами домов. Сейчас он доедет, посмотрит, увидит, убедится, что все это чепуха, вранье, чей-то дурацкий блеф, и успокоится… Сейчас, еще немного, вон там, на повороте у мебельного…

Арарата не было. Не было, и все тут. Да что ж это такое, господи милостивый?!

От потрясения Вазген вырулил не на ту полосу и оказался за переполненным троллейбусом, в котором, несмотря на слабую прозрачность заляпанного грязью заднего стекла, можно было заметить необычайное оживление среди пассажиров, набившиеся в конец парни ухитрялись ожесточенно жестикулировать даже в невыносимой в этот час тесноте.

Объехать троллейбус удалось не сразу, перед тем Вазгену пришлось притормозить у остановки, и он имел возможность разглядеть ожидавшую транспорта толпу. Как будто ничего особенного… не считая того, что все разговаривали… все – не все, но ощущение, что половина людей знакома между собой, чушь, конечно, просто заговаривают с незнакомыми, такое бывает, достаточно вспомнить памятное лето восемьдесят восьмого…

Выбравшись, наконец, на середину улицы, он помчался прямо по трамвайной линии, потом дальше по осевой, не забывая, по мере возможности, смотреть по сторонам… Нет, вроде все спокойно… У Верховного Совета, у Академии? Так, так… Небольшое скопление народа у оперы… Понятно, условный рефлекс. Подъехать, что ли? Хотя он и так опаздывает…

В управлении был переполох невероятнейший, Вазген такого не помнил. Коридоры полны людей – он и не предполагал, что в их маленьком по сути учреждении работает столько народу… то есть знал, конечно, сколько тут числится по штату, но не представлял себе, что трех сотен человек – будь даже они все здесь – достаточно, чтобы сделать коридоры обширного четырехэтажного здания похожими на галереи шилачинского рынка в воскресный сентябрьский день. Все говорили одновременно, размахивали руками, хватали друг друга за отвороты и рукава, временами срывались на крик, к тому же многие ежеминутно менялись местами, переходя от одной группки к другой, сами эти группки возникали и распадались беспрерывно, какое-то броуновское движение… плюс еще густые облака сигаретного дыма – курили все, не только мужчины, но и женщины, обычно предпочитавшие прятать свой маленький грешок за запертыми дверями служебных помещений…

Окинув взглядом холл первого этажа, Вазген, не задерживаясь, поднялся на второй, но до кабинета своего так и не добрался, застрял на полпути, с ходу втянувшись в бурную дискуссию… нет, пожалуй, на дискуссию это походило мало – невнятные причитания, безадресные проклятия, зловещие пророчества…

– Это знамение, – вещала, тараща полубезумные глаза, встрепанная старая дева из бухгалтерии, имя которой Вазген по случайности помнил, ее звали Аидой, претенциозно и малоподходяще, – это конец, гибель нации. Да-да! Вы меня еще вспомните, это знамение, говорю я вам.

И многие кивали. Среди них и мужчины. Молодые и старые. Люди вчерашние, усталые, безучастные – одной ногой на пенсии, и люди сегодняшние, энергичные, полные сил. Кивали удрученно и обреченно, и это взоравало Вазгена.

– Что за чушь, – бросил он небрежно, небрежнее, чем хотелось. – В конце концов, Арарат это всего лишь гора. Кусок камня. Правда, довольно большой и достаточно красивый, но кусок камня.

Вокруг разлилось неловкое молчание, даже установилось некое подобие тишины, затем в этой тишине отчетливо прозвучал писклявый голос секретарши самого.

– Вы, Вазген Абгарович, рассуждаете точь-в-точь, как какой-нибудь турок.

Вазген побагровел, аж в ушах застучало от прилива крови, но сдержался, не ругаться же с какой-то глупой девчонкой! Сказал спокойно:

– Турков, надо полагать, эта история огорчает не меньше, чем нас. Как-никак, а Арарат на их территории.

Ему ответил целый хор. Все варианты реплик, от дипломатичного «ты преувеличиваешь» до разъяренного «эти турки даже и взорвут Арарат, лишь бы досадить армянам!»

И сразу же предположение:

– А что, если это турки и взорвали?

– Вполне возможно.

– Возможно, но трудно осуществимо. Ну как взорвешь такую громадину?

– Атомной бомбой! Или термоядерной.

– Ладно, не сходите с ума.

– А что такого?

– Да радиация же…

– Может, и радиация, кто ее мерил?

– А представляете, какой грохот должен быть при таком взрыве?

– Глупости!

– Ничего не глупости! Эти турки способны на все!

– Турки сами потрясены, – вмешался молодой незнакомый Вазгену парень в очках, совсем сосунок, видимо, только из института. – Я всю ночь слушал голоса, все подряд, Би-би-си передавало…

– Потрясены, потрясены! – перебил его пожилой тип с необъятным брюхом, начальник отдела кадров. – Притворяются! Таких лицемеров еще свет не видывал…

– А что голоса говорят? – спросил кто-то из-за спины Вазгена. – В чем тут дело?

Юноша развел руками.

– Никто пока не знает. Никаких исследований… даже на месте еще никто не был…

– Почему? – возмутился неожиданно для себя Вазген.

– Видимо, не успели. Три дня только.

– Три дня! Как будто трех дней мало! – кипел Вазген. – За три революции совершают! Выигрывают войны!

– Так не знали, – смущенно оправдывался юноша. – Только вчера дошло… – его голос то и дело пропадал в шуме, – крестьяне обнаружили… пастухи… ни одного человека с хоть каким-то образованием…

– Вчера! Можно подумать, не библейская гора пропала, а детская игрушка!

– Чего вы от них хотите?! – внезапно вспылил любитель радиоголосов. – Сами хороши! Три дня Арарата нет, и хоть бы кто в Ереване почесался!

Вазген смутился, но его замешательство разделили отнюдь не все.

– В Ереване, в Ереване… Из Еревана не каждый день Масис увидишь, – обиженно пробормотал лысый толстяк, один из шоферов управления. – Туман, облака, смог… Что там день, иногда неделями не видно, откуда ж людям знать…

– Так ведь нет никакого тумана! Нет!

– Это еще неизвестно.

– Как это неизвестно?! И потом, ладно Ереван, ну а ближе? В Арташате там, Арарате?

– Слушайте, – вдруг таинственно шепнула писклявая секретарша, – а что, если он вовсе и не исчез, а просто в тумане? В густом-густом тумане?

Юноша иронически усмехнулся, но на него уже никто не обращал внимания, все заволновались, зашумели.

– Надо проверить.

– Ну конечно, надо съездить, посмотреть.

– В Араратский район, поближе к границе.

– В Хор-Вирап надо, вот куда! Оттуда Масис как на ладони!

– Ну поехали, что мы стоим-то!

– Рабочий день же, – попробовал было слабо воспротивиться начальник отдела кадров, но на него немедленно зашикали:

– Какой рабочий день, тут судьба нации решается, а он – рабочий день!

– Пойду, скажу шефу, – заявил толстяк-водитель. – Вот увидите, отпустит.

– Нет его, – заговорщически сообщила секретарша. – Не приходил. И не звонил.

– Ну вот, видите…

– Да он, наверно, давно там!

– Ладно, хватит болтать! Вазген, едешь?

– Я на своей, – сказал Вазген.

Улицы были странно пусты, впрочем, на Саят-Нова они обогнали ползущую вдоль тротура машину с громкоговорителем, призывавшим всех на срочный митинг. Можно было, конечно, последовать призыву, наверняка там что-то скажут, но Вазген не любил менять принятых решений. Посовещаться с остальными, что ли? Н-да… Откровенно говоря, обыкновения просить совета у него никогда не было, да и кого тут спрашивать, Аиду, нахально влезшую на заднее сидение, пока он выбирал себе попутчиков? Упаси боже!

Поближе к «третьему участку» число автомобилей на улицах стало возрастать – сначала в арифметической прогрессии, потом в геометрической, а ближе к городской черте кавалькада машин управления, возглавляемая синей «девяткой» Вазгена, вынуждена была резко сбавить ход и влиться в более чем перегруженный транспортный поток… ну чистый час пик! Ладно, сейчас выберемся за город, еще пара поворотов и… И? В изумлении Вазген чуть было не затормозил… к счастью – чуть было, ибо в него немедленно врезался бы едущий следом «Москвич» зам. начальника управления, сзади напирал нескончаемый автомобильный ряд, не дававший возможности остановиться. А что впереди? Впереди… Вазген присвистнул. Вся трасса, во всяком случае, что касалось ее видимого отрезка, была набита разномастными автосредствами, двигавшимися, вернее, пытавшимися двигаться в одном направлении. Ну и коллекция! «Фиат», «Запорожец», «Камаз», такси, микроавтобус «Скорой», даже пожарная машина! Только подъемного крана не хватает… впрочем, не надо зарекаться, может, и кран где-нибудь найдется, вон ведь огромный рефрижератор – застрял в середине, как остров, обтекаемый с двух сторон медленно текущими рукавами реки… Ну и ну! И вся эта масса плыла в сторону Арташата… впрочем, «плыла» звучит слишком… плавно, что ли? Автомобили то и дело сползали на обочины, пытались проехать по целине, застревали, сворачивали обратно на трассу, мешали друг другу, загораживали дорогу, резко тормозили, из них высыпали люди – все машины были набиты битком, вспыхивали споры, скандалы, даже потасовки, над трассой стоял сплошной крик, не говоря уже о реве гудков, конечно, водители беспрерывно давили на клаксоны, и многоголосый гул – от вульгарного, без модуляций древнего гудка до новомодной и бешено дорогой штучки, выпевающей мелодию из «Крестного отца», и жутковатой сирены «Скорой» – заглушал все и вся. Очень скоро Вазген потерял из виду остальные машины управления, да и невозможно было в этом скопище автомобилей и водителей, большинство которых напрочь забыло все правила дорожного движения… если, конечно, когда-либо было с ними хотя бы шапочно знакомо… следить за чем-нибудь, кроме ближайших, идущих впритирку соседей. Иногда, правда, ему удавалось бросить быстрый взгляд вправо, где должен был выситься близкий уже Арарат… честно говоря, порой он поглядывал и налево, хоть и помнил вроде бы точно, но стопроцентной уверенности не было, да и у пассажиров его голоса разделились – два за правую сторону, два за левую… Арарата, впрочем, не было ни справа, ни слева.

Наконец, вдали появились знакомые стены и башня над ними, то есть не башня, а увенчанная коническим куполом голова… или полагается говорить глава?.. глава храма. Хор-Вирап. Ну да, а за Хор-Вирапом должен быть Арарат, огромный, занимающий все поле зрения, черт подери, уж в этом-то Вазген был уверен абсолютно, слишком часто он видел на бесконечной чреде пейзажей, выставленных «у Сарьяна», куда любила по субботам и воскресеньям захаживать Ано, повторявшуюся во всех деталях картину: большущий Арарат и на его фоне маленький, как бы даже невсамделишный монастырь… Именно такой он и есть, маленький и словно не совсем всамделишный, но теперь монастырь красовался на фоне ясного, сочно-голубого, без единого пятнышка, неба… Небо сегодня неплохо смотрится, ничего не скажешь, но там, за Хор-Вирапом ему совсем не место! Пропади оно пропадом!.. Хотя при чем тут небо, небо уже точно не виновато… а кто виноват? Ох, знать бы, чьих это рук дело, за такое голову отвинтить мало! Да некому, увы, отвинчивать, не господу же богу… Вазген усмехнулся. Уже и в бога поверил? Нет там наверху никого, приятель, да и не придет богу такое в наивную его башку, скорее всего, тут какое-то явление природы… и тем хуже, с природой не поспоришь…

На узкой, ответвлявшейся от основной трассы дороге, выписывавшей загогулины между виноградниками, была уже настоящая пробка. Не на минуты, не на часы – на века. Оценив ее с первого взгляда, Вазген с трудом выбрался на обочину и остановился.

– Вылезайте.

Он закрыл окна, запер машину и, опережая своих замешкавшихся спутников, устремился вперед.

Уже через полсотни метров он убедился, что поступил разумно, стоявшие дальше по дороге в два ряда автомобили пустовали, а владельцы их торопливо шагали по полю, пробирались сквозь кустарник, топча лозу и сбивая незрелые грозди, с тем, чтобы через полкилометра увязнуть в густой толпе, заполнявшей все подступы к монастырю и, скорее всего, территорию самого монастыря. Вазген пустил в ход локти, чего ему не приходилось делать лет, по крайней мере, десять… нет, куда больше, наверно, с тех самых пор, когда еще студентом он толкался в неразберихе у билетных касс кинотеатров… Да, давненько… Но полузабытое ощущение сражения, которое необходимо выиграть, охватило его или, правильнее сказать, подхватило и несло, несло вперед, под прилепившиеся к склону холма стены.

Ступеньки у основания холма были забиты, пройти по дороге, в обход, но ведущей к воротам, тоже оказалось невозможно, все карабкались напрямую, карабкался и Вазген, скользил, съезжал вниз, хватался за таких же карабкавшихся, как он сам, матерился в ответ на матерщину, толкался и лез дальше.

В конце концов, он очутился-таки наверху, у ворот, и мог окинуть взглядом подножие холма. А подножие это было буквально затоплено бесновавшимся человеческим морем… не только подножие – вся округа кишела людьми. Толпа волновалась, гудела, там и сям возникали импровизированные мини-митинги, ораторы вещали, взобравшись на утонувшие в людской массе автомобили, проходя, Вазген успел уже наслушаться обрывков речей – вечная болтовня типа «мы не одни, весь мир соболезнует»… «библейская гора»… «все христиане в отчаяньи, папа римский потрясен»… «президент Буш обратился»… «диаспора, Ватикан, Ноев ковчег»… Ну и прочая ерунда.

Армяне верны себе, думал Вазген зло, вместо того, чтобы действовать, утешают себя соболезнованиями… Действовать, действовать, но как? Стоят без дела, а смотри-ка, сколько здесь собралось народу, тысяч сто, не меньше… ну да, ни одного просвета на всем пространстве от трассы до линии границы… До линии границы? Ну конечно! Вазген вгляделся в поле по ту сторону, и его охватил гнев. Пусто. Ни единой души. Никому там не интересно, стоит Арарат на земле или нет, совершенно наплевательское отношение. Пора положить этому конец, черт побери! Пора, пора… Сейчас или никогда!

Вазген пробился к краю площадки, стараясь оказаться на виду у стоявших внизу и… на какую-то долю секунды он оробел, но быстро оправился и завопил, размахивая руками:

– Эй, жоховурд! Идем туда! Туда, на землю, где стоял Арарат! Пощупаем ее собственными руками! Убедимся, что глаза нас не обманывают! Слышите, люди?

Вначале на его крики никто не реагировал, но вскоре образовалась кучка единомышленников, которая быстро росла.

Следующие два часа прошли, как в тумане. Ожесточенные споры, обсуждение плана «прорыва границы»… Вначале Вазген склонялся к цивилизованному, так сказать, варианту, но атакованный сторонниками «наступательной» тактики… «Долой дипломатию, даешь Арарат!»… к тому же принимая главный их аргумент – время, время!.. в конце концов уступил. Пошла запись добровольцев… А как с женщинами – брать их или не брать? Большинство мужчин склонялось к тому, что не брать, но десяток истероидных дам среднего возраста, само собой, не без участия безумной бухгалтерши… наверняка и остальные, подобно ей, старые девы, почему-то наивысшей пробы фанатички получаются именно из старых дев… десяток этих оголтелых дам своими воплями сбил всех с панталыку, кто-то пытался урезонить их соображениями типа «а если придется воевать?»…Да, а если придется воевать?.. Вряд ли, конечно, у всех на памяти была история с нахичеванской границей… Правда, там было другое, с двух сторон мусульмане, а тут… главное, что пограничники – турки, кто их знает, начнут стрелять, не начнут, может, действительно придется… Вазген морщил лоб – как воевать, чем… собственно, почему бы и не повоевать, если уж другого выхода не будет… Кое-кто помчался уже за охотничьими ружьями – «тут, недалеко», какие-то молодые ребята предлагали «вмиг» доставить десяток-другой автоматов, появилась и карта местности, на которой прикидывали маршрут… Что удивительно, все окружавшие Вазгена люди обращались к нему, как к предводителю, никто не подвергал сомнению его способность быть таковым… Впрочем, что тут удивительного, подумал он мимолетом, толпа нюхом распознает потенциального лидера…

К тому моменту, когда над полем стал настойчиво кружиться неопознанный поначалу вертолет, Вазген ощущал себя уже начальником штаба, если не главнокомандующим небольшой и плохо вооруженной, но решительно настроенной армии. Он уверенно отдавал приказания, властные нотки в голосе… Вазген сам исподволь наслаждался его звучанием… оказывали на добровольных помощников чуть ли не гипнотическое действие, ему даже виделось, что он стал выше ростом – не те жалкие метр семьдесят, нет, под сто девяносто…

С трудом, но распугав на крохотном пространстве толпу, вертолет сел, и ребята с мегафонами стали уговаривать народ не делать глупостей, «не вовлекать ся в авантюры», как они неоригинально выразились, хорошо еще не ляпнули чего-нибудь вроде заезженного «не поддаваться на провокации». Увещевания пересыпались обещаниями, что президент и правительство принимают меры, что… Тут Вазгену удалось прорваться к мегафону, проще говоря, выхватить его у одного из ошарашенных подобным нахальством президентских глашатаев… «К черту президента, к черту правительство!.. как им можно доверять после того, как они допустили… по их милости мы оказались в подобном положении»… Где-то в глубине души он понимал, что несет околесицу, но завладевшая им пьянящая стихия всеобщего безумия сладко туманила голову, казалось, что и правда можно было «не допустить»…

Пришедшие в себя эмиссары отобрали у бунтаря мегафон и пригрозили арестом, но тут уже вступилась толпа, и Вазгена отпустили – «ладно, ладно, забирайте вашего „вождя“», даже позволили говорить. Воодушевленный внезапным народным доверием, Вазген, половчее пристраивая у губ мегафон, мысленно выкладывал затейливым узором некую историческую фразу, как вдруг…

– Смотрите! Да смотрите же!

Устремленные на Вазгена взгляды в одну секунду изменили направление, еще не понимая, но болезненно ощущая, что всеобщее внимание, которым только что владел всецело, вмиг утрачено, он засуетился, задергался…

– Тсс! – стоявший рядом пожилой мужик дернул Вазгена за плечо, разворачивая влево, в сторону границы, и молча ткнул рукой за его спину. Вазген медленно повернулся, улавливая краем глаза общее содружественное движение и слыша, как затихает, замолкает многоголосая толпа. Долгое мгновение тишины и необъятный вздох единой грудью. Вазген успел уловить только финал – пробежавшую по воздуху рябь, сильнее, сильнее, небо задробилось, как дробится его отражение в спокойной воде, застигнутой неожиданным ветром, секунда, и рябь исчезла – внезапно, без подготовки, воздух снова стал прозрачным, небо словно распрямилось, от земли вверх, и в этом небе, как на опущенной в проявитель фотобумаге, возник и обрел четкость очертаний близкий, огромный и прекрасный Арарат.

Домой Вазген добрался только к вечеру. Жены и детей дома не оказалось… лишь теперь он вспомнил, что был приглашен на обед к старому Сако… когда-то давным-давно. Тащиться на другой конец города было уже неохота, да и бак пустой… Позвонив и успокоив встревоженную Ано – забыл, мол, говорить ей о своих приключений не стал, зачем это, забыл и все, хватит с нее, сказал только о баке, что пустой, и пусть она с детьми ночует у матери… у матери – не отца, нарочно, хотел потрафить ее женскому самолюбию – позвонив, он скинул пиджак и подошел к окну в гостиной, конечно, это в гостиной, как же он утром не мог вспомнить, искал на другой стороне… Уже смеркалось, но погода была ясная, и на бледневшем небе отчетливо вырисовывался синевато-серый или серовато-синий силуэт: маленький аккуратный Сис и большой Масис с горбом на правом боку. Он испытал невольную гордость – наш исконный, древний, испокон веку наш, красавец Арарат, самая замечательная гора на Земле… и в то же время некоторое неловкое недовольство. Мог же вернуться чуточку позже… Вернуться или стать видимым? Что это было, оптическое явление, мираж? Или и вправду?.. Неважно, исчезал он, не исчезал, мог бы потерпеть еще… Ну хоть несколько часов! А лучше дней… Сколько планов, сколько… Вазген потер лоб. До сих пор ему казалось… не казалось – он был абсолютно уверен! Уверен, что доволен и своей работой, и своим положением – прочным, обеспеченным, солидным… впрочем, что означает – до сих пор? Разве теперь не так? Чушь и ерунда!