Текст книги "Бесоборец"

Глава 25
Финальный раунд

Члены судейской коллегии вскочили с мест.

– Но… куда? – напряженно уточнил Сокол. – И зачем? Вход на территорию Лихолесья запрещен.

– Он не докладывал, – ответила настоятельница.

– Выходит, Баюн не обманул, – тихо пробормотал я. Но преподаватели меня не слышали.

– Мастер Святогоров, прошу вас вернуться в комнату общежития, – строго сказала председатель. – И не покидать ее до окончания… мероприятий.

– Но я могу помочь, – воскликнул я.

Марья покосилась на меня и скривилась.

– Боюсь, кадет-первокурсник, который даже не обучился обращению с оружием, будет для поискового отряда только обузой, – произнесла она. И мне показалось, что в ее голосе послышалась явная издевка.

Я открыл было рот, чтобы возразить. Терять мне было нечего. Но председатель комиссии и Сокол уже вышли из зала.

На территории кампуса не было ни души. Только колокол на башне звонил, не прекращая. Я шагнул было в сторону общежития, но остановился. А как же мои друзья? Как Лада? Что, если преподаватели не успеют их найти? Нужно помочь им. Уж они бы меня точно в беде не бросили. А если поймают преподаватели или Лесничий – что мне сделают? Еще раз отчислят? Вечером я все равно должен буду покинуть кампус.

Марья и Сокол уже шли к воротам. Я же свернул к тренировочной площадке, на которой не было ни души. Воровато осмотрелся по сторонам и коснулся Плетения левитации. Взмыл в воздух, перелетел через забор. А затем шагнул в сторону деревьев. Ступил на тропинку и бросил взгляд на корпус.

Где искать Лихо? Вряд ли избушка вернулась на то же место. Просто бродить по лесу в надежде случайно наткнуться на Лихо?

Я пошел по дорожке, оглядываясь по сторонам. И вдруг в голове мелькнула одна простая мысль, которая отчего-то раньше не посетила меня.

«Как Марья, которая еще вчера без сил лежала в лазарете, сегодня уже встала на ноги и приступила к работе?»

Я споткнулся и едва удержался на ногах, чтобы не упасть. Сейчас вдали от зала совещаний ответ пришел сам собой. Это была не Марья.

Где-то наверху послышалось сухое карканье. И звук этот был непривычным для Лихолесья.

Я задрал голову. Надо мной кружили два ворона. Один из них спикировал и сел мне на плечо, пробив когтями тонкую ткань формы и больно вцепившись в кожу. Вторая птица приземлилась на тропинку. Прямо передо мной. И, склонив голову, рассматривала меня. Затем покосился на товарища, который разместился на моем плече. И хрипло прокаркал:

– Он?

Я аж отпрянул, до того чудным это было. И когти ворона, что сидел на моем плече, тут же впились в кожу.

– Остор-р-р-рожнее.

– Иди за нами, человек. Мы поможем, – прокаркал тот, что сидел на тропинке.

Он взмахнул крыльями и взлетел. Второй ворон тоже оттолкнулся от моего плеча и взмыл в воздух. И птицы принялись кружить надо мной.

– Ну что ты, ч-ч-человек? Идем. Ягиня хочет видеть тебя, – каркнул один из них.

И я пошел. Что мне еще оставалось делать?

Птицы летели низко над землей и всегда старались держаться так, чтобы я их видел.

– Тор-р-ропись, человек, – каркнул один из них. – Иначе мы не успеем.

– Не успеем куда? – переспросил я. Но отвечать мне птицы не спешили.

Потому я ускорил шаг.

Вороны вывели на поляну. В центре ее на высоких сваях-пнях стояла большая ладная изба. И выглядела она так, словно ее срубили только вчера. Над сложенной из кирпича трубой вился дымок. А вдалеке, за поляной, между деревьев серебрилась лента реки. Такая широкая, что другой ее берег терялся в тумане.

Вороны приземлились перед избой, и один из них прохрипел:

– Повтор-р-р-яй за мной. Эй, изба, повер-р-р-р-рнись к лесу задом, а ко мне перрредом.

Я послушно повторил сказанное птицей. И в бревенчатом торце проступил силуэт дверного косяка. А затем дверь распахнулась, и кто-то вытолкнул старую веревочную лестницу с деревяшками-ступенями, которая упала в поросшую густой травой землю.

– Иди, – каркнул ворон.

Я с опаской покосился на чернеющий вход. А через секунду в проеме появилась девушка.

– Твои друзья в опасности. И если хочешь их спасти – времени у тебя мало, – мягко сказала она.

От этих слов отчего-то стало не по себе. В горле застрял ком, по спине пробежали холодные мурашки. Но я шагнул к лесенке.

Ступеньки заскрипели, когда я начал подъем. И мне показалось, что лесенка-чудесенка сейчас развалится. Но она выдержала мой вес. Я ухватился за порог, встал и шагнул в проем дома.

В избе было уютно. Доски пола покрывала домотканая дорожка из цветных нитей, печь хвасталась выбеленным боком с намалеванным на нем красной краской орнаментом из палочек и стрелок. Стол покрывала скатерть молочного оттенка с вышивкой по краям, а поверх стояло блюдо с румяными яблоками, натертыми до блеска. На лавке расположилась корзина с шитьем.

На стенах висели крепкие полки с баночками, коробочками из бересты, а под потолком раскинулись аккуратные пучки трав, нити ягод и грибочков на нитках.

Хозяйка сидела в кресле, сплетенном из тонких прутьев, откинувшись на спинку, и смотрела на меня насмешливыми полупрозрачными глазами.

На ней было широкое платье-туника, которое скатилось с плеча, обнажая загорелую кожу с россыпью веснушек. Край ткани был неровно надорван, и выдернутые нити свисали до самого пола. Кушак, расшитый красными камешками, напоминающими капли крови, был повязан низко на бедрах. Кисти на его концах казались потеками крови на серой льняной ткани платья.

Девушка подобрала ноги под себя, но босые ступни темнели от сока травы.

Весь образ девушки мог бы казаться безобидным, если бы не странный оттенок волос, который стал заметен, когда незнакомка качнулась вперед, и свет из окна высветил частые серебряные пряди среди черных локонов. Мне на мгновенье померещилось, что девичье лицо стало жестким, испещренным глубокими морщинами на потемневшей коже. Но вот хозяйка дома уже откусила яблоко, и морок спал. Она вновь была молодой.

Острые черты лица казались хищными, но стоило незнакомке склонить голову к плечу, как тени сделали его почти нежным. Это впечатление тут же сменилось, когда девица растянула тонкие губы в улыбке. Блеснули острые зубки, а потом послышался мелодичный голос:

– Я рада, что мои птички нашли тебя так быстро.

– Кто ты? – спросил я.

Девушка склонила голову и с улыбкой посмотрела на меня.

– Меня зовут Яга. Или Ягиня. Называй, как больше нравится. Ответ на второй вопрос: Велес попросил меня тебе помочь.

– Вы… умеете читать мысли? – пораженно начал я.

Яга рассмеялась:

– Нет. Все, о чем ты думаешь, написано у тебя на лице. Твои друзья в плену у Лиха. И сегодня в полночь оно их съест.

– Почему в полночь?

– Потому что здесь нечисть сильна только два раза в сутки. В полдень и в полночь.

– А Марья и…

– Если ты имеешь в виду Моревну и Иванушку – то не они увели кадетов из корпуса. Это были бедняры. Перевертыши, которые по приказу Кащея приняли облики ваших преподавателей.

– У них хорошо получилось, – протянул я. – Так сразу и не отличить.

– Велес просил передать тебе кое-что.

Ягиня встала с кресла, подошла к шкафу. Открыла дверцы и достала белую рубаху с вышитыми красной нитью знаками на рукавах и груди.

– Держи, – она протянула мне вещь.

– Зачем она мне? – не понял я.

– Это не простая одежда, – хитро прищурившись, ответила хозяйка избы. – В ней тебе не так будет страшны когти Лиха.

Принял рубаху. На ощупь она была похожа на льняную. Ткань была грубой.

– Маловата кольчужка-то, – с сомнением покачал головой я.

– А ты примерь, – ответила Ягиня.

Я пожал плечами. Скинул пиджак и рубашку. Немного смутился, что остался обнаженным. Да и хозяйка насмешливо рассматривала меня и зачем-то облизнулась. Потому быстро надел обновку. Осторожно повел плечами. Поднял и опустил руки. И к моему удивлению, она оказалась впору. А ткань не казалась такой грубой. Девушка пристально осмотрела меня и осталась довольна.

– То есть в этой рубахе я не погибну? – уточнил я.

Ягиня только пожала плечами:

– Это ведает только Всевидящая Мать. Но вряд ли она ответит тебе на этот вопрос.

Оптимизма это заявление не придавало.

– Готов? – склонив голову, спросила девушка.

Где-то над крышей послышалось клокотание. И я поднял голову.

– Это лебеди, – спокойно ответила Ягиня. – Тебе не стоит их бояться. Пока.

– И куда они летят?

– За реку, – произнесла женщина. – Провожают души на ту сторону.

Отчего-то мне вспомнилась серебристая лента реки, которую я видел за деревьями. И от этой мысли меня передернуло. Заметив мою реакцию, хозяйка избы улыбнулась.

– Не беспокойся. Для того я здесь и обитаю. Чтобы никто лишний не ушел и не пришел.

Я зябко поежился. В комнате почему-то стало очень холодно. Ноздри уловили едва заметный запах тлена. А еще фиалок и нарциссов. Впрочем, морок быстро пропал. И я так и не понял, было ли это на самом деле, или просто показалось.

– Погоди.

Ягиня покопалась в корзине и вынула из нее ярко блестевший клубок. В ее пальцах он, казалось, сиял чистым золотом. Но едва предмет лег мне в ладонь, как я почувствовал кожей мягкую шерсть.

– Спасибо, – я склонил голову. – Я верну. Обязательно.

– Попробуй только присвоить мое, – женщина хлопнула в ладоши и мне послышалось, будто птица забила мокрыми крыльями. – Ладно, тебе пора. Друзья уже заждались.

Она указала в сторону выхода, и дверь со скрипом открылась, повинуясь приказу. Я шагнул к порогу. Сильный порыв ветра оторвал меня от пола, поднял в воздух. А через секунду мягко опустил на поляну.

– Кинь клубок на землю, и он сам приведет тебя, – послышался приглушенный женский голос. И я послушался. Зажал в пальцах кончик нити и бросил клубок на землю.

В первую секунду мне подумалось, что вещица вовсе не имеет волшебной силы. Однако клубок завибрировал, а потом, весело подпрыгивая, покатился в траве, указывая мне дорогу.

– Работает компас, – протянул я, глядя на оставленную нить. И направился по следу.

* * *

На поляну я вышел, когда изрядно стемнело. Весь исцарапанный сухими ветвями. Несколько километров назад я заметил между стволов деревьев огонек и пошел в его сторону. Зрение сыграло со мной жестокую шутку. Мне казалось, что до источника света рукой подать, но добрался я до него лишь спустя пару часов.

Я оперся рукой о шероховатый ствол дуба и выдохнул. Передо мной раскинулась поросль колючего кустарника. Едва заметная тропа вилась среди бурьяна и вела к дому.

С виду тот был похож на охотничью сторожку. Только вот никаких охотничьих зон и угодий в Лихолесье никогда не было.

Строение было старым, скособоченным, вросшим в землю, с заваленной замшелыми ветками и палой листвой крышей. Окна дома оказались забраны потемневшими от времени досками. Сквозь щели виднелись мутные стекла. Я с опаской покосился на крыльцо, которое вело к покосившейся, грубо сколоченной двери. Продавленные ступени зияли проломами.

Я подошел к крыльцу, коснулся Плетения прыжка и перенесся на верхнюю ступень. Правая нога соскользнула, и я нелепо взмахнул руками, удерживая равновесие. Выпрямился, с облегчением выдохнул. Ухватился за проржавевшую ручку и потянул ее на себя. Дверь с протяжным скрипом распахнулась, приглашая меня внутрь.

Пахнуло мхом, стоячей водой и гниющей ветошью. Под потолком забилась летучая мышь, которая не решилась вылететь и застыла на месте, пуча глаза бусинки и открывая зубатый рот.

Убранство лесной избы было весьма скудным. Печь в углу, несколько полок вдоль стены, на которых виднелись банки с мутным содержимым. Под потолком висели пучки пыльных палок, бывших когда-то травами. Широкая лавка растянулась у занавешенной тряпкой окна. Большой стол когда-то был добротным, но кто-то однажды сломал его и наскоро скрепил ножки со столешницей длинными темными гвоздями. На полу лежал грязный домотканый ковер. Его угол завернулся, явив крышку подвальной двери.

Но все это я отметил попутно. Потому как все мое внимание привлекла лежащая на лавке девушка. Та сложила руки на груди, и, казалось, спала. Красивая, тонкокостная, с аккуратным носиком, пухлыми губами и длинными ресницами, отбрасывающими кружевные тени на бледные щеки. Только вот даже в полумраке я заметил, что кожа ее бела как снег. Я сощурился, пытаясь понять, поднимается ли ее грудная клетка. Но не смог отвести глаз от выреза белого сарафана, в котором виднелась пышная грудь.

Отвлекло меня то, что люк подпола дрогнул. А затем я услышал приглушенный голос: «Помогите…» Значит, пленники там.

Не сводя напряженного взгляда с неподвижной девушки, я сделал осторожный шаг в сторону люка. Еще один. И в этот момент, ощутил за спиной какое-то движение. И сразу же в голове яркой вспышкой блеснула мысль: обманули! Она смогла навести качественный морок. А сама пряталась за печкой.

Реакция моя была моментальной. Я ушел в сторону, пропуская перед собой широкую лапу с длинными черными когтями.

Активировал Броню и развернулся, на ходу касаясь Плетения призыва. Послышался треск. Тяжелое лезвие ослепительно белого меча проломило крышу, а затем вонзилось в пол. Я же активировал Слово усиления и положил ладонь на широкую рукоять, вытаскивая оружие из серых прогнивших досок.

– Неплохо, бесоборец, – послышалось шипение сбоку.

Голос был неприятным. Скрипучим, словно кто-то открывал и закрывал дверь чулана с несмазанными петлями.

Я обернулся. В паре шагов от меня стояла грязная баба в сером изодранном сарафане. Высокая, ссутулившаяся, с длинными руками, свисающими ниже колен. Когти царапали пол.

Она не атаковала. Просто стояла, склонив голову и с интересом рассматривая меня. Ее лицо было изрезано глубокими морщинами. А на кончике длинного крючковатого носа красовалась большая бородавка. Спутанные седые волосы свисали редкой паклей. А еще на кривом лице был только один глаз. И я наконец смекнул, кто передо мной.

– Бесоборец, – проскрипела баба и облизнула тонкие бескровные губы. – Молодой. Скоро пойдет в печь. А я отведаю сочного мяса. Хотя… Может быть, ты сам в печь залезешь? Сберегли бы время.

– Вот еще, – фыркнул я. – Обойдешься, мерзкая бабка.

Лицо старухи исказила гримаса злости. Она оскалилась, продемонстрировав длинные желтые клыки:

– Зря вы меня разбудили! – рявкнула она, и я отшатнулся. В ушах зазвенело. А затем Лихо бросилось на меня.

Я отпрыгнул в сторону, на ходу активируя Плетения. Щит, Сила, Внутренний огонь. С потолка упал Молот света. Однако Лихо не обратило на Плетение никакого внимания. Миг – и оказалось рядом. Я даже не заметил, как оно ударило. Едва смазанное движение – и увенчанная когтями рука ударила в живот, отбросив меня к стене. Спина врезалась в бревна, но щиты погасили удар. Тяжело опираясь на меч, я встал на ноги, провел рукой по животу. Но Ягиня не обманула: когти существа только скользнули по рубахе, не причинив мне вреда. Даже ткань не разорвалась.

– Слабенько, – прохрипел я и сплюнул себе под ноги. Поудобнее перехватил меч.

Лихо бросилось снова. Но в этот раз я был готов. Ушел от прямого удара и наотмашь рубанул по руке, отсекая ее по локоть. А в следующий миг покачнулся от визга, который раздался в избушке.

Лихо попятилось, И теперь в глазах существа не было чувства превосходства. Оно смотрело на меня со страхом.

По земле разошелся широкий круг Освящения. А следом в грудь твари ударил Молот света, заставив Лихо пошатнуться. Я же уже взмахом руки активировал серию.

С потолка ударило Очистительное пламя. И Свет окутал Лихо, заключая его в кокон и обжигая. Я же шагнул вперед. Перехватил меч и ударил.

Клинок вошел в кокон. Сталь вспорола что-то мягкое. И Лихо взревело. Пламя погасло, и я рубанул клинком еще раз, целя в ноги. Существо не смогло уйти от удара. И Кладенец перерубил кости, почти не встретив сопротивления.

– Спасибо за подарок, Ягиня, – тяжело дыша, пробормотал я.

Взмахнул мечом, намереваясь вонзить его в череп лежащей передо мной твари. Но…

– Стой!

Глава 26
Бесоборец

Мужской бас гулко прозвучал в комнатке. Не опуская занесенного меча, я обернулся.

В дверях стояли двое. Изящная девушка с высокой грудью, которая подчеркивалась скрещенными под ней руками, с узкой талией и стройными ногами в высоких сапогах на каблуках. Распахнутый плащ демонстрировал тонкое облегающее платье с глубоким вырезом. Из-под подола выглядывала широкая кружевная резинка чулка.

Острые скулы и четко очерченный овал лица придавали ей особое хищное выражение, а темные прямые волосы и ярко-желтые глаза лишь дополняли это впечатление.

Рядом с ней стоял, опираясь на трость, высокий широкоплечий мужчина во фраке. Длинные темные волосы заплетены в дреды. Лицо его было скрыто под толстым слоем белого грима, на котором был нарисован черный оскаленный череп. Рисунок был сделан так искусно, что казалось, на лице растворили кожу и мышцы, оголив кости.

Мужчина извлек из кармана сигару, чиркнул спичкой и поднес огонь к табачной скрутке. Он глубоко затянулся, запрокинул голову вверх и выпустил сизый дым. Тот растекся по потолку мутной рекой. В движении клубов мне почудилось лицо, разевающее рот в беззвучном крике. Которое неожиданно оскалилось длинными изогнутыми клыками, чтобы затем исчезнуть.

Заметив мой озадаченный вид, он улыбнулся, обнажив крупные белые зубы. Прикоснулся пальцами к полям высокого цилиндра:

– Мое почтение, мастер. Мы пришли, чтобы забрать это.

Он указал пальцем на лежавшее на полу Лихо.

– Но… – начал было я.

Мужчина прошел по комнате, тяжело опираясь на резную трость с мертвой головой в виде навершия.

– Меня зовут барон Самеди, – пояснил он. – Я Лоа шестого дня. Хозяин перекрестков. Если вы сейчас убьете Лихо – оно уйдет в Лимб. Или, как вы его называете, Навь. И вернется. Если же мы его заберем – я обещаю, что это существо никогда больше не вернется.

Не дожидаясь ответа, Легба ударил по доскам пола кончиком трости.

Пол вздрогнул, а дом заходил ходуном, словно началось землетрясение. И я подпрыгнул от неожиданности: мне показалось, что земля сейчас треснет, и я провалюсь в расщелину.

К потолку взлетела, раскручиваясь, черная воронка, похожая на смерч, какие я видел в фильмах. Воздух загудел, завыл, и я зажал ладонями уши. В шуме мне слышался вой сотен тысяч стенающих душ. Стены избы разъехались, и пространства стало куда больше, чем внутри строения.

А затем из черного, как Вечная ночь, торнадо вышел человек в длинном черном плаще и широкополой шляпе, поля которой скрывали лицо. На поясе висела смотанная ржавая цепь, к концу которой был приделан крюк. И на остро заточенном лезвии я увидел бурые пятна, будто от спекшейся крови. Он шагнул ко мне, и я услышал мелодичный звон колокольчиков. Или шпор. Незнакомец взглянул на меня из-под полей шляпы и поманил Лихо к себе, но оно попыталось отползти, с ужасом глядя на проводника, словно не желая за ним идти.

Проводник пожал плечами. Снял с пояса цепь и начал раскручивать ее над головой. Я едва успел отскочить с его пути, когда крюк свистом пролетел мимо меня и ударил в плечо Лихо.

Пришелец потянул цепь на себя, подтаскивая упирающуюся, брыкающуюся на полу жертву. Она пыталась вырваться и уползти, но все было тщетно. Незнакомец выбрал цепь, ухватил Лихо и потащил к вихрю. Существо выло и пыталось зацепиться за пол. И мне даже показалось, что обломанные ногти оставляют на досках глубокие царапины. Мелькнуло обезображенное страхом лицо, которое смотрело в мою сторону и беззвучно что-то бормотало. А затем пришелец отправил его в воронку. Развернулся, и я увидел, как вспыхнули багровыми углями его глаза. А затем прыгнул следом.

Какое-то время Самеди молча стоял у края и смотрел в воронку. А затем обернулся ко мне и бросил какой-то предмет. Я поймал его на лету, разжал кулак.

В ладони лежала большая золотая монета, на которой была изображена черная река. И плывущий по ней полуразрушенный, сгнивший корабль. В посеревших от времени досках борта зияли огромные пробоины, а паруса были настолько ветхими, что, казалось, вот-вот трухой осыпятся на палубу.

У руля стоял наряженный в рваное белое рубище мертвец, череп которого был обтянут серой кожей. Редкие седые волосы развевались на ветру. Покойник вел корабль курсом, известным только ему одному. А у носа лодки сидело несколько призраков.

И вдруг мне показалось, что в пробоине в борту корабля что-то тускло блеснуло. Я прищурился, всматриваясь в рисунок.

Трюм был полон золотых монет, которые были свалены неаккуратной горой, будто кто-то бросал их в трюм по одной. И внезапно одна из монет скатилась с вершины горы и выпала в пробоину. Я отшатнулся, зажмурил веки, всей душой желая, чтобы морок пропал. Открыл глаза, всмотревшись в рисунок.

Корабль плыл, а костлявые руки покойника поворачивали руль. А затем мертвец вдруг резко повернулся и уставился на меня темными провалами глаз.

Я отшатнулся и сел на лавку. Сердце бешено колотилось, и мне казалось, оно вот-вот проломит ребра и выскочит из грудной клетки. Я тяжело дышал, в желудке возникло какое-то неприятное ощущение, будто кто-то пытался скатать там холодный снежный ком. A на спине и лице выступили крупные капли пота.

– Передайте ее Марье, – пояснил Самеди. А затем он и гостья, которая за все время не проронила ни слова, пошли к выходу.

– Надеюсь, мы еще встретимся, мастер Святогоров, – улыбнулся на прощание мужчина и приложил пальцы к полям шляпы. А затем они вышли из дома и скрылись за порогом.

Я же остался стоять и смотреть им вслед.

Из транса меня вырвали приглушенные голоса и гулкие удары. Я замотал головой, отгоняя морок. Подхватил злосчастную монету. Шагнул к люку. Ударом клинка сбил замок и с трудом поднял тяжелую крышку. Гаркнул в темноту:

– Эй, выходим.

Из лаза появилась голова Микулина. Он осмотрелся по сторонам, ахнул, когда увидел меня. Хотел было что-то спросить, но в темноте послышалось злое шипение. И Василий выбрался наружу. Подошел ко мне:

– Что здесь случилось?

Он указал на лужу крови и черный след, который остался от воронки.

Трясущимися руками я вытащил из кармана фляжку с артишоковым чаем. Открутил крышку, сделал несколько жадных глотков. И пожал плечами:

– Когда я пришел, так и было.

Один за другим кадеты выбирались из подполья. Грязные, всклокоченные, они ошалело вертели головами, озираясь. Единственными, кто подошел ко мне, были Микулин, Алешина и Муромцева. Остальные кадеты выбирались из дома, спотыкаясь и сдавленно матерясь, как сапожники.

– Идем, – пробасил Василий, помогая мне встать.

Я с трудом поднялся с лавки. Бой был скоротечен. Но Плетения усиления, которые нужно было поддерживать, высосали немало Силы. Фляжка с артишоковым чаем быстро опустела. Но ломота и озноб не прошли. Лоб покрывала испарина.

Кадеты шли по тропинке прочь от домика. У лаза осталась только Лада. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, словно не решаясь подойти.

– Мы подождем снаружи, – произнесла Алешина. Василий хотел было что-то сказать, но Ксения подтолкнула друзей к выходу. И мы остались в каморке вдвоем.

– Прости, что влез в твою комнату и копался в личных вещах.

Девушка подошла ко мне. Крепко обняла.

– Спасибо, что спас нас, – едва слышно прошептала она мне на ухо.

Ее голос был чарующим. Успокаивающим.

– Я могу помочь, – пробормотала девушка. – Откройся.

И я послушался. Ее ладони стали горячими, обжигая кожу даже через чудо-рубаху. И я словно бы прыгнул в глубокий бассейн и растворялся в нем, жадно впитывая Силу. Чувствуя, как меня охватывает странная эйфория. А Сила растекается в этом бассейне, окрашивая воду в красный цвет. А затем небо над бассейном затянулось, и в пространство ударила молния. Меня словно прошиб разряд, который мигом вырвал из астральных глубин.

По телу прокатилась волна удовольствия. Тело словно покалывало маленькими тонкими иглами. Слабость и ломота прошли. А я был бодр и свеж. И готов к новым подвигам и свершениям.

– Ну… как? – послышалось сквозь пелену удовольствия.

С неохотой открыл глаза. Лада стояла рядом. И я заметил, как в ее расширившихся зрачках пляшут светлые отблески моей Силы.

Заметив, что я пришел в себя, она густо покраснела и опустила взгляд.

– Ты был на грани, – смущенно пояснила она. – Сильно выгорел. Пришлось тебя перезарядить. А я… не удержалась и приняла немного твоей Силы.

– И как? – спросил я.

– Необычно, – смущенно пробормотала Лада. – Подружки были… правы. Это очень… вкусно.

Девушка сделала шаг назад, охнула и тяжело села на скамью. Ее ноги дрожали и никак не хотели слушаться. Лада прислонилась к стене, невидящим взглядом уставившись в потолок.

Я же выдернул меч из досок и взвалил его на плечо.

– Идти можешь? – уточнил я.

Но девушка улыбнулась и покачала головой. Я вонзил меч в доски. Подошел к скамье. Присел рядом. И девушка положила голову мне на плечо.

Дверь заскрипела. И я покосился на вход. В дверном проеме стояли Марья, Иванушка и Лесничий. Белая ряса настоятельницы была перепачкана грязью. А в растрепанных волосах виднелись сосновые иглы, веточки. Лица Марьи и наставников были белее снега. Но глаза горели странным багровым огнем.

Из-за спин пришедших в избушку заглядывали Алешина, Муромцева и Микулин. Но Лесничий захлопнул перед ними дверь.

Ладонь невольно потянулась к мечу. Пошатываясь, я встал, выдернул клинок из досок.

– Успокойтесь, мастер Святогоров, – сухо произнесла Моревна. – Мы пришли, чтобы помочь.

– Прежние говорили так же, – парировал я. – Но оказались беднярами.

Марья задрала рукав рясы. В ее ладони появился небольшой нож, которым она полоснула по коже. На пол закапало красное.

– Кровь бедняров другого цвета, – пояснила она.

Марья обошла меня и прошла в комнату. Расслабленного вида Ивановой она не заметила. Ну, или сделала вид, что не почувствовала в воздухе остатков от вихря Силы и Свет, который словно просвечивал через грязную курточку формы Лады.

Лесничий и Иванушка шагнули к черному пятну.

– Это то, о чем я думаю? – удивленно протянул Иванушка. А затем все трое обернулись ко мне.

– Если вы про барона, какую-то даму и мужика в плаще, который вылез из черной дыры в полу – то да, вы правы, – просто ответил я. – Кстати, Барон просил передать это вам, мастер Марья.

Я бросил ей монету. Она на лету поймала ее, разжала кулак. И все трое уставились на кругляш. Иванушка почесал в затылке. Переглянулся с Лесничим.

– Это же…

Иванова открыла глаза. Тут же подобралась, с испугом глядя на наставников. Но те не обратили на нее внимания.

– Проводи кадетов в корпус, – деловито распорядилась Марья, обращаясь к Лесничему.

И он послушно кивнул:

– Идем, – буркнул он и направился к выходу. Я взял Ладу за руку, и мы последовали за ним.

Друзья ждали нас у порога. И молча направились вместе с нами за Лесничим.

Уже у ворот мы нагнали Сокола, который привел в корпус остальных кадетов. Не хватало только Черновой и Волкова.

Лада попрощалась с нами на втором этаже общежития. Пискнула, что ей нужно бежать, и юркнула в крыло для девочек. Мы же прошли к моей комнате. Я отпер дверь, приглашая друзей войти.

Ксения зашла в мое обиталище последней. Она старалась не смотреть на меня. Но я знал: она почуяла вихрь Силы, что был в доме Лихо. Почуяла мою Силу в Ивановой. И уж тем более чувствовала ее Силу во мне. Она старалась остаться мне другом. Но я понимал, что после того, что было у площадки после последней тренировки, это вряд ли получится. Ей будет тяжело. И мне, наверно, тоже.

Я вошел в комнату и закрыл дверь. Все уже расселись на стульях и смотрели на меня в ожидании рассказа. И я пересказал все с того самого момента, когда мы расстались в преподавательской.

Муромцева и Алешина прижали ладони к губам, когда я рассказывал про Лихо. Микулин же, наоборот, довольно улыбался, словно бы это он принимал участие в битве.

– И что будет дальше? – уточнила Ксения, когда я закончил рассказ.

Я только пожал плечами:

– Завтра утром покину кампус и вернусь домой. А дальше будет видно.

Разговор прервал стук в дверь. Мы обернулись в сторону входа:

– Войдите! – ответил я.

Дверь открылась, и на пороге появилась Марья. Она уже успела привести себя в порядок. Ряса была чистой, а волосы уложены.

– Мне нужно поговорить с вами, князь, – обратилась она ко мне. И в ее голосе не было привычной сухости.

Настоятельница покосилась на остальных сидевших в комнате и добавила:

– Наедине.

Дважды просить не пришлось. Друзья молча встали и, протиснувшись мимо Марьи, покинули комнату. Настоятельница закрыла за Микулиным дверь и взглянула на меня.

– Где ваши манеры, князь? – неожиданно с улыбкой спросила она. – Не пригласите даму пройти?

У меня от такого тона аж челюсть отвисла. На секунду даже показалось, что передо мной очередной двойник. Только вот правая рука Марьи была перевязана бинтом, на котором виднелись свежие красные пятна.

Кивнул, и настоятельница восприняла это как приглашение. Прошла к столу, отодвинула стул и села.

– Не ожидала, что судьба всех учеников ляжет на плечи одного кадета, – начала она. – И мне очень жаль, что вам пришлось узреть и пережить то, что не видели многие опытные бесоборцы. Школа подвергла вас всех опасности. Хотя Синод считал, что корпус будет самым безопасным местом в Союзе.

– Что будет дальше? – спросил я первое, что пришло на ум.

Марья удивленно подняла брови:

– О чем вы, князь?

– Ну, о том, что утром меня отчислили, – начал я.

Настоятельница нахмурила лоб, словно не понимая, о чем я говорю.

– Директор школы Долгорукая, Сокол и вы отчислили меня за нарушения дисциплины…

– Долгорукая была найдена мертвой сегодня утром, – поправила меня Марья. – Вас отчислили двойники, созданные Кащеем. Не думаю, что их решения имеют какую-то силу в нашем учебном заведении.

– То есть…

Марья кивнула.

– Многие поколения стены этой школы не видели более сильного и способного кадета. Отчислять вас было бы глупостью.

С души словно упал камень размером с гору. И я облегченно выдохнул. Утер со лба выступивший пот.

– Нет, если вы решите завершить обучение – мы не сможем вам препятствовать, – продолжила Марья. – Но нам бы не хотелось, чтобы вы покидали курс. Из вас выйдет самый одаренный бесоборец.

Я покачал головой:

– Я не хочу уходить, мастер настоятель.

Марья кивнула. И как мне показалось, на долю секунды на ее лице промелькнуло облегчение. А затем Моревна строго поправила меня:

– Я больше не настоятель. С сегодняшнего дня я исполняю обязанности директора школы бесоборцев. До тех пор, пока совет Синода не подберет кандидатуру на пост.

Видимо, мое лицо стало очень уж скорбным от этой новости. Потому что Моревна не удержалась от довольной улыбки.

– Не бойтесь, юноша. Я не кусаюсь.

И в этот момент, когда с ее лица слетела маска напускной строгости, она показалась мне обычной милой девушкой. Чуть старше нас, кадетов. Впрочем, этот морок снова спал, и настоятельница опять стала строгой наставницей.

– А Кащей? – уточнил я.