Текст книги "Бесоборец"

– Сбежал вместе с Черновой. Вся охранка и Синод подняты по тревоге. Занимаются розыском.

Отчего-то мне показалось, что изловить беглеца не удастся. Но я промолчал.

Марья же встала со стула.

– Думаю, вам пора отдохнуть, мастер, – произнесла она и подошла к выходу.

Уже у двери обернулась и улыбнулась мне. А затем вышла из комнаты. И тут же за дверью раздался ее строгий оклик:

– Кадеты, быстро по комнатам. Отбой был полчаса назад!

Послышалось недовольное ворчание Микулина и Муромцевой.

– И я провожу вас, – добавила настоятельница. – На первый раз предупреждение будет устным, но если вы вновь…

Я лег на кровать. Заложил руки за голову и довольно улыбнулся. Все возвращалось на круги своя. И кажется, я начинал привыкать к новой жизни. Более того, она была мне по нраву.

Сцена после титров

Анастасия расположилась в кресле гостиной. Перед ней на чудом уцелевшем столике стоял бокал и початая бутылка дорогого вина.

Гостиная представляла собой жалкое зрелище. Полчаса назад им удалось отбить штурм дружины Вяземских, которые решили воспользоваться неразберихой и свести старые счеты. Семья Святогоровых потеряла двух бойцов. Остальное – тлен. Стекла можно вставить. Забор восстановят. Матвей и еще несколько человек уже хоронят трупы нападавших на заднем дворе. В общей яме с теми, кто пытался прийти в этот дом с мечом. Кровь замоют, а сыскари из охранки спишут смерть дружинников семьи Святогоровых на несчастный случай и естественные причины.

Девушка поморщилась и потерла ключицу, где расплывался синяк, оставленный Ледяным копьем. Броня выдержала, но энергию удара не погасила. Хорошо хоть, что кость не сломана. И вроде даже не треснула. Покосилась на бокал, но качнула головой. Взяла бутылку и сделала большой глоток прямо из горлышка. Зубы пару раз стукнулись о стекло.

В городе, да и во всей стране многое изменилось. Изменилась и сама Святогорова, которой пришлось возглавить семью во время гражданской войны. Пройти через ад, когда все семьи враждовали друг с другом. А вчерашние союзники сегодня становились заклятыми врагами, которые вгрызались друг другу в глотки.

Она сумела принять участие в двух войнах, договариваться с десятками других семей, которые точили зуб на место Святогоровых. И ей удалось сохранить дом и даже приумножить состояние. В отличие от пятнадцати семей, которые перестали существовать.

Зазвонил лежавший на столе телефон. Она покосилась на экран.

– Надеюсь, хоть эта новость будет хорошей, – пробормотала Анастасия и взяла трубку. Провела пальцем по экрану, принимая вызов.

– Дело сделано, княжна, – послышался в трубке глухой, искаженный войс модом, голос. – Семьи Вяземских больше нет. Младшая дочь скоро будет доставлена в особняк.

– Никого не осталось? – уточнила Анастасия.

– Мы знаем свое дело, княгиня, – произнес незнакомец. – Бесследно пропали даже троюродные племянники.

– Отлично, – сухо ответила Святогорова и нажала кнопку отбоя. И довольно улыбнулась. Особняк Крестовских покрылся слоем пепла. Как и Вяземских, которые были вычеркнуты из списков аристо. За неимением людей, которые носили эту фамилию. Конкурентов на кресло в Государевом совете больше нет.

Анастасия сделала очередной большой глоток вина и откинулась на спинку кресла. Затем подобрала под себя ноги. Прикрыла глаза, вспомнив, как они встретились с братом. Момент, когда тот лечил ее у лестницы. И в его глазах вспыхнули искры вкусной настоящей белой Силы. Редкой и ценной. Принадлежащей их общей семье. Ее семье. А еще она поняла, что скучает по братцу. И его Силе.

На щеках девушки проступил румянец, а на губах заиграла довольная улыбка…

Сцена после титров 2

Соловецкий острог недаром носил название «Остров пропащих». Потому что за всю историю тюрьмы отсюда не удалось убежать никому. Привилегированная тюрьма для аристократов и бастардов, которым не повезло откупиться, расположилась на острове. А за высокими стенами билась о причал студеная вода, которой не было конца и края. Голодные чайки устроились на высоких стенах и зорко высматривали на свинцовой глади рыбу. Время от времени они срывались вниз и хватали добычу острыми когтями, чтобы устроить с товарками очередную кровавую свару.

Корпуса были переполнены. В остроге находилось в три раза больше людей, чем заведение могло вместить в себя по документам. И многие были здесь на пересылке. Их доставили сюда из крепости Петра и Павла за последнюю неделю. Некоторых даже разместили в коридорах и узких переходах в низких клетках, по которым пробегали искры.

Но даже в такие нелегкие времена в блоке усиленного режима сидельцы располагались по одному. И дело было не в вип-статусе каторжан. А в том, что эти люди были опасны для окружающих. Каждый из них обладал особенным жутким талантом.

В одной из таких камер сидел прикованный к деревянному стулу человек. Выкрашенные в зеленый свет стены смыкались наверху в низкий потолок, зарешеченное окошко пропускало скудный свет. В углу чернела раковина, в которую падали ржавые капли воды.

Тело узника обвивали толстые цепи кандалов. Во рту удобно расположился надежный кляп. Рядом со стулом из стены выходила пластиковая трубка, по которой через воткнутую в руку иглу поступали питательные вещества, заменяющие каторжанину еду. Заключенный словно спал, погруженный в криокамеру. Глубоким сном без сновидений. И вдруг… что-то неуловимо изменилось.

Стены тюрьмы словно содрогнулись. Но человек не слышал ни звуков боя, ни криков умирающих каторжан и конвоиров. Его уха не коснулись визги несчастных. Только крохотный паучок испуганно спрятался в трещину в бетонном полу.

Лампы моргнули. Точь-в-точь как в фильмах ужасов, когда герой шагает по коридору старого пыльного особняка, и вот-вот лицом к лицу встретится с древним злом. Но здесь-то такого происходить не должно. А потом… потом свет погас. Затемнился и глазок камеры, который до сего момента непрерывно наблюдал за каторжником.

Щелкнул, открываясь, дверной замок. Раздался протяжный скрип плохо смазанных петель. Тяжелая створка распахнулась, и в комнату ворвался тяжелый железистый аромат крови. Высокий худой человек в черном плаще перешагнул порог. Он шел с трудом, словно бы мышцы плохо его слушались. За ним шла юная девушка в куртке курсантов-бесоборцев.

– Подъем!

Веселый голос эхом разнесся по пустой бетонной клетке, воскрешая сидевшего в кресле человека. Он поднял голову. Проморгался, с удивлением вглядываясь в фигуру.

Мужчина кивнул девушке, и та послушно подошла к сидевшему на стуле человеку. Вынула из кармана ключ. С лязгом на бетонный пол упали кандалы. А мужчина пружинисто вскочил, разминая затекшие запястья. Вынул изо рта кляп. И ощерился, продемонстрировав два ряда тусклых железных зубов.

– А, Кащей, – протянул заключенный с довольной усмешкой. – Я думал, ты сдох.

– Жив, как видишь. Смотрю, ты с обновкой.

Он указал на рот каторжанина, и улыбка мигом пропала. А на лице проступила злость. Первобытная ярость, которая клубилась в нем, как набирающее обороты торнадо. И Кащей знал: скоро это начнет засасывать все окружающее в круговорот старого доброго ультранасилия. И при одной только мысли об этом он недобро ухмыльнулся.

– Подарочек на память от родичей Муромца и Святогора, – зло ответил каторжанин, потерев кривоватые искусственные зубы. – Ну, сочтемся, если подвернется шанс.

Кащей зло усмехнулся. Подошел к старому знакомому и хлопнул его по плечу:

– Он уже подвернулся. Идем. Навыки-то не растерял?

Каторжанин недобро прищурился. Приложил к губам указательные пальцы. Чернова едва успела надеть защитные наушники, спрятанные в кармане, как протяжный свист разлетелся по камере. Толстые стены из укрепленных блоков пошли трещинами и разлетелись, открывая вид на черную воду.

И мир содрогнулся…