Текст книги "Жизнь, благословленная Богом"

Гейл не чувствует голода в течение целого утра (и она не устает извещать меня об этом). Ей не нужно перекусывать в первой половине дня и с нетерпением ждать ланча, за которым она обычно снова ест фрукты и немного овощей.

Этот пример с завтраком аналогичен истории с духовностью и духовными переживаниями. Гейл выбрала питательность, а я – вкус. Сознавая правильность ее выбора, я стараюсь постепенно приучить себя к тому же (порой возвращаясь к старому) и отмечаю существенную разницу в энергии и жизненной силе, которые наполняют меня по утрам, когда я придерживаюсь меню своей жены.

Начало моего путешествия в веру направляли люди, ошибочно считавшие духовные переживания свидетельством того, что Бог производит работу в жизни личности. Поэтому для них было важно вызвать у меня сильные переживания, якобы указывающие на обновление и возрождение моей личности. Подозреваю, что порой я стремился воспроизвести духовные переживания, с помощью которых мог бы не только самоутвердиться, но и порадовать своих наставников.

Самым убедительным примером здесь может послужить рассказ о летнем лагере, куда мы подростками выезжали время от времени и где проводили три-четыре дня под руководством наставников.

В последний вечер перед отъездом мы занимались поисками знаков работы Божьей в нашей молодой жизни. Все собирались у костра, пели и говорили о вере. Затем следовали обещания стать более праведными перед Богом. После этого начиналось то, что мы называли исповедью, или «службой с лучинами», потому что там применялись маленькие деревянные щепки (лучинки), концы которых смачивались в керосине, чтобы они легко воспламенялись при соприкосновении с огнем. Даже само использование керосина, позволявшее щепке гореть ярко и долго, было символичным и подразумевало, что наша жизнь должна мгновенно измениться во время этих собраний в лунном свете у костра. Но тогда я этого не понимал.

Каждому из подростков нужно было встать, подойти к огню, взять щепку и сжечь ее, при этом рассказывая собравшимся о своем намерении в будущем вести более праведную жизнь. Часто наши слова звучали примерно так: «В этом году я не слишком походил на христианина. Я связался с дурной компанией, делал много глупостей и во многом унизил Господа».

В этот момент ребенок (мальчик или девочка) часто впадал в слезливое состояние и после нескольких покаянных всхлипов продолжал: «Но в следующем году дело пойдет иначе. Я решил посвятить свою жизнь Христу. Я собираюсь доказать это всем своим друзьям. Моя школьная жизнь изменится, потому что Иисус и я хотим этого. Вас, ребята, я прошу за меня молиться, потому что дело это трудное. Но с Божьей помощью я собираюсь добиться успеха».

Затем говорящий должен был бросить горящую щепку в огонь и вернуться на свое место. Если исповедующийся был известен как малолетний «отступник», то слез обычно проливалось еще больше. Наставники и вожатые при этом кивали друг другу, соглашаясь, что произошло нечто особенное. В новом году все действительно пойдет иначе, предсказывали все.

Я не насмехаюсь над теми встречами у костра, потому что у меня осталось впечатление глубокой искренности всех сделанных там заявлений. Мы истинно намеревались совершить то, что обещали. И многие из нас выполняли эти обещания… в течение примерно трех дней. Некоторые держались дольше.

Но в большинстве случаев через три дня жизнь возвращалась в прежнее русло. И здесь, мне кажется, важно заметить: то, что происходило с большинством из нас в те вечера у костра (за редким исключением), относилось к разряду духовных переживаний.

Сейчас я хочу приостановить свое рассуждение о духовном переживании и постараться как можно лучше сформулировать уже сказанное. Противопоставляя духовность и духовное переживание, я не стремлюсь вызвать у читателей недоверие по отношению к чудесным моментам эмоционального подъема, встречающимся на духовном пути. Мои собственные переживания, слезы, неограниченная радость и смех, а также соприкосновения с глубочайшими тайнами весьма многочисленны. Да и было бы удивительно, если бы их не было.

В Библии содержится множество примеров, демонстрирующих, как люди «раскрывались», приобщаясь к Тому, Кто является Богом над всем сущим. Они начинали танцевать, воздевать руки к небу, кричать или замирали в глубоком молчании. Должно быть, они были гораздо эмоциональнее нас.

Нет, вопрос не в том, от души или не от души идут эмоции, которые мы чувствуем или выражаем. Я начал разделять понятия духовность и духовное переживание, когда обнаружил, что некоторые люди строят свои отношения с небесами лишь на уровне эмоций. Поэтому понятие духовного переживания ассоциируется у меня отнюдь не с сильными душами. На первый взгляд может показаться, что с помощью духовных переживаний мы движемся в нужном направлении, но чаще всего оказывается, что это не так.

Духовные переживания того типа, который должен вызывать недоверие, обычно концентрируются на трех ощущениях. Прежде всего, они могут отражать чувство глубокого сожаления о том, что случилось или не случилось с нами в прошлом. Во-вторых, духовные переживания могут порождаться чувством сильнейшего волнения, вызванного различными событиями: музыкой, серьезным разговором, общением с группой людей или шоком, спровоцированным каким-то событием. И, наконец, духовные переживания могут возникнуть, если мы испытываем чувство освобождения или полны добрых намерений на будущее.

Поведение Петра, который во время Тайной вечери утверждает, что последует за Иисусом, что бы ни случилось, демонстрирует третье из этих ощущений. Петр обещает драться и с радостью умереть за Него. Но Иисус достаточно хорошо знает душу своего ученика и отвергает это эмоциональное обещание. Иисус словно бы говорит: «Сейчас ты искренне веришь тому, в чем клянешься (это духовное переживание), но факт состоит в том, что когда наступит острый момент, ты отречешься от Меня (потому что у тебя недостает духовности)».

Вспоминая собственный духовный путь, эти частые духовные переживания, напоминающие мне всю ту же злополучную газовую скважину или историю с кашей, изрядно посыпанной сахаром, я сделал определенные выводы. Все они основаны на моем личном опыте.

Во-первых, духовные переживания не требуют большой духовной дисциплины. Обычно их вызывает внешний стимул (музыка, убедительный разговор, сильные чувства), они могут прийти в любой момент, и человеку не нужно готовить себя определенным образом. Вполне может оказаться, что духовное переживание так никогда и не проникнет достаточно глубоко в жизнь человека, и не затронет его душу.

Духовное переживание можно испытать без больших проблем. Для этого требуются лишь подходящие внешние обстоятельства. Каждый год в Вербное воскресенье христианской общине напоминается о толпе доброжелателей, которые, размахивая вербами перед лицом Иисуса, восхваляли Его как царя. Существуют все основания предполагать, что эти люди были охвачены своего рода духовным переживанием. В тот момент они сделали бы для Него все; возможно, пожертвовали бы и своими жизнями.

Но на Иисуса совершенно не произвела впечатления вся эта экзальтация. Как говорится в других частях Писания, «Он знал, каковы они». То есть Он слышал слова и видел жесты, но знал, что души людей в этой толпе пусты. И Он не принял участия в их играх.

Их восхваление не было восхищением душ, убежденных в том, Кто такой Сын Бога на самом деле. Скорее это было поверхностное ликование людей, охваченных коллективным экстазом. И не более того! И оно скоро исчерпало себя – как газ в скважине моего друга. Таковы духовные переживания.

Во-вторых, духовные переживания практически всегда держатся более на эмоциях, нежели на чем-то ином. Тут могут быть слезы или смех; безмерная печаль или радость; чувство любви или желание идти на крупный риск.

Я вспоминаю о моменте, сходном с духовным переживанием, случившимся со мной, когда певица Уитни Хьюстон пела национальный гимн Соединенных Штатов на футбольном матче. Она пела с такой самоотдачей и энтузиазмом, что по моим щекам потекли слезы. Музыка захватила мои эмоции и высвободила их энергию. Казалось, быть американцем так здорово.

Но это чувство продлилось недолго, и вскоре я опять стал испытывать неприязнь к конгрессу (за то, что он повышает налоги), к президенту (за то, что он уделяет мало внимания охране окружающей среды) и к Верховному суду (за несправедливое решение по делу, за которым я следил). Очень скоро мне стало стыдно за испорченные горожанами леса, за наше циничное отношение к странам третьего мира.

Песня Уитни Хьюстон не сделала меня лучше как гражданина. Она лишь спровоцировала эмоциональное переживание. Как в стихах Йейтса, она на двадцать минут сделала меня счастливым, так что «я чувствовал благословение и мог благословлять».

Это и есть то «в-третьих», которое свойственно духовному переживанию: обычно оно длится лишь короткое время. Газовая скважина радовала моего друга в течение месяца. Большинство духовных переживаний заканчиваются гораздо раньше.

Я склонен рассматривать попытку Петра идти по воде к Иисусу как пример духовного переживания, похожего на детское восклицание: «Вот здорово, дай-ка и я попробую». И Иисус позволил ему попробовать, потому что позже воспоминание об этом поможет Петру понять, что существуют вещи гораздо более важные, чем эффектные чудеса, которые приносят душе столько радости.

Попытка Петра удалась, и всякому, кто читал эту историю, ясно, насколько он в тот момент гордился собой… пока не посмотрел вниз. И тут он начал тонуть! Переживание закончилось.

Подобно сытости после овсянки, сдобренной сахаром, духовное переживание длится недолго, потому что основывается не на глубинной части нашей души.

Четвертым свойством духовного переживания можно считать извращенную гордость или возбуждение, в которые впадают испытывающие это переживание. Если главная цель человека – как говорит учение – это прославление Бога, то духовное переживание стремится отвлечь от этого. Слова могут звучать искренне, жесты могут быть смиренными, однако как внешним, так и внутренним центром этого события остается эго самого человека. И духовные мастера предупреждают: там, где возвышается эго, нет места для Бога.

Некоторым людям предоставляется честь служения перед большой аудиторией. К такой деятельности относится богослужение, работа музыканта, учителя, писателя и многое другое. Самые мудрые из этих людей знают об огромной опасности, таящейся в их работе: они становятся объектами искреннего поклонения для множества почитателей. Аплодисменты могут привести их к ложной уверенности в том, что они – инструменты в руках Бога (независимо от того, живут они от души, или нет) и что они просто необходимы людям.

Поэтому лидеры могут легко впасть в искушение, начав воспринимать себя как исключительно духовных людей, в то время как они просто-напросто перепрыгивают от одного духовного переживания к другому. При таких обстоятельствах неудивительно, что их окружает огромное количество внешних и внутренних искушений. Эти искушения могут касаться секса, злоупотребления властью, искажения истины.

Один из самых известных в истории проповедников, Александр Уайт, живший в XIX веке в Шотландии, однажды разговаривал с женщиной, обрушившей на него целый водопад слов поклонения и восхищения. Она говорила искренне, и Уайт знал это. Но он также знал, что восхищение, направленное на него, принадлежало не ему (тем более, он понимал, что не достоин его).

Его ответ был характерен для человека XIX века и совсем не характерен для века нашего: «Мадам, если бы вы истинно знали, что я за человек, вы плюнули бы мне в лицо». Не думаю, что в наше время такой ответ оказался бы удачным, но прекрасно понимаю, что имел в виду Уайт.

Когда я утверждаю, что духовные переживания неестественным образом возбуждают нашу личность, мне приходит на ум мысль о том, что все мы легко можем впасть в искушение, слишком много рассказывая о содержании своих переживаний. Я могу ошибаться, но одной из лакмусовых бумажек для определения разницы между ростом истинной духовности и духовными переживаниями является наличие или отсутствие потребности говорить о том, что произошло со мной, чтобы добиться восхищения и одобрения окружающих.

У людей глубокой души, имеющих под ватерлинией солидный груз, не возникает потребности говорить о жизни на уровне души. Эта жизнь окружена здоровой тайной, принадлежащей только им и Богу. Подтверждение тому, что эта сторона их жизни действительно существует, проявляется в момент шторма: они оказываются способными побороть волны, в то время как остальные переворачиваются кверху дном. «А Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем» (Лк. 2:19) – это сказано о человеке, которому не надо рассказывать другим о том, что происходит на уровне их души.

Перечислю еще несколько свойств духовного переживания.

Я замечал, что духовные переживания часто оставляют после себя ощущение пустоты и усталости. Снова всплывают в памяти мои злоключения с овсянкой на завтрак: мощный старт – и убогий финиш.

Возможно, нечто подобное произошло и с учениками, когда они пришли вместе с Господом в Гефсиманский сад в ночь перед Его распятием. Время, проведенное с Ним в трапезной, не оставило в их душах глубокого следа (это произошло лишь позже, когда они вспоминали о случившемся). Это было слишком тяжелым испытанием для них. Они были смущены, раздражены и сильно утомлены.

Когда глубокая духовность призвала их к совместной молитве с Господом, они предпочли отправиться спать. И этот сон в значительной мере предопределил их поражение, когда храмовые стражники пришли, чтобы схватить Иисуса. Петр вытащил меч, несмотря на то что его три года учили не использовать оружие; ученики бежали, хотя их три года учили стоять на своем и получать слова и силу от Бога. Вот так успех! Закройте Библию на этом месте – и вы получите историю о компании неудачников и посрамленном Иисусе.

Пустота и усталость могут стать основанием для подверженности искушению и греху. Духовные переживания могут породить слепоту, когда разум говорит: я испытал присутствие Бога, ощутил Его силу. Все должно идти правильно. Именно в такой ситуации вступают в силу слова апостола Павла: «Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1 Кор. 10:12). А ученики – несмотря на предупреждения Иисуса – не знали этого. Если бы не милость Иисуса, возвратившегося, чтобы присмотреть за ними, они, по-моему, так и не смогли бы оправиться от поражения той ночи.

У духовных переживаний может быть еще два свойства. Одно из них состоит в том, что они делают нас циничными, неспособными воспринять истинное священное присутствие Бога. Испытав множество разочарований, мы утрачиваем способность следовать путем духовных переживаний. Может, это не так уж и плохо, но дело в том, что при этом мы также утрачиваем способность к восприятию истинного пути (или того, что я называю духовностью).

После нескольких служб с лучинками я стал невосприимчив к самым страстным призывам учителей Библии. Я превратился в бессловесного наблюдателя и даже начал испытывать неприязнь к тем, кто выходил с исповедью к костру. Я убедил себя, что все это имеет мало ценности. И прошло несколько лет, прежде чем я почувствовал в себе способность сопереживать людям, ведущим разговоры о душе.

Могу ли я сказать, что духовные переживания часто способствуют тому, что люди выглядят глупыми и ненадежными? Наблюдая за такими людьми в течение долгого периода времени, мы замечаем, что они схожи с куклами на резиночке: их бросает то вверх – то вниз, то туда – то сюда. В какой-то момент они кажутся значимыми (как Петр, шагающий по воде), но на поверку оказываются ребячливыми.

Боюсь, многое из того, что показывают по телевидению в религиозных программах (как на сцене, так и в зале), мало чем отличается от духовного переживания. Возникает вопрос: как выглядят большинство из выступавших, когда огни в студии гаснут? Высочайший энтузиазм, возбуждение и гиперактивность попросту не могут продолжаться бесконечно. Рано или поздно людям надо возвращаться к более или менее нормальному состоянию. И когда это происходит, духовное переживание заканчивается, а душа так и остается незатронутой.

Обозрев все эти особенности, важно вернуться назад и сказать, что происшествия, похожие на духовные переживания, могут на самом деле приводить и к более глубоким последствиям, важным для души. Несмотря на множество неудачных духовных переживаний, человек может подойти к моменту, когда приходит нечто большее, чем просто переживание. Внезапно происходит взрыв внутреннего прозрения – и желание пойти дальше первоначального переживания становится всепоглощающим.

То, что случилось с Джоном Уэсли в Олдерсгейте, стало отправной точкой его обращения к Иисусу Христу. Момент глубокого отчаяния, постигший Чарльза Колсона, стал переживанием, поставившим его на путь истинной духовности, ибо за этим переживанием вскоре последовали другие, более глубокие. Вспомнив притчу, рассказанную Иисусом, можно сказать, что они не были подобны семенам, упавшим в бесплодную почву и росшим среди терниев или ставшим пищей для птиц.

Когда я был мальчиком, то, как и многие мои сверстники, был очарован приключениями Одинокого всадника, которые передавали по радио. Захватывающие истории, происходившие «в прошлом веке» со «всадником в маске» и его «верным другом-индейцем», вдохновляли меня. Больше всего я хотел походить на него, когда-нибудь спасти город, захваченный злодеями, или защитить какую-нибудь симпатичную девушку, на ранчо которой напал проворовавшийся банкир. Я мечтал о таких возможностях.

И такая возможность мне предоставилась. Однажды в Сент-Луисе я стоял на улице в очереди за билетами в театр, как вдруг примерно в квартале от того места, где я стоял, раздался отчаянный женский крик. Тут же я увидел человека с кошельком в руке (неясно, мужчину или женщину), бегущего в мою сторону. Крик и бегущий человек наводили на мысль о краже.

У меня было около двух секунд на принятие решения. Одинокий всадник встал бы на пути у бегущего и сбил бы его с ног. Я мог бы поступить так же… Еще он мог бы достать свой пистолет и, угрожая им грабителю, заставил бы его остановиться. Но что было делать мне? У меня оставалась всего одна секунда.

Кто-нибудь подавал на Одинокого всадника в суд за ложный арест? Случалось ли Одинокому всаднику позабыть пистолет на сиденье своего автомобиля? Меня эта мысль заинтересовала, потому что оружия у меня не было. Опасался ли Одинокий всадник, что ему не оплатят медицинскую страховку, после того как во имя закона и порядка он своим телом остановит бегущего вора? У меня оставалось полсекунды, чтобы решить, что я собираюсь делать. Вор был на расстоянии вытянутой руки от меня.

Знаете, что я сделал? Ничего! Абсолютно ничего! Я просто дал ему пробежать, а сам продолжал думать. Все истории об Одиноком всаднике оказались бесполезными. Быть героем прекрасно, если дело касается радиопостановки или воображения. Но на улицах Сент-Луиса это другое дело. Слишком много сложных последствий.

И я подумал о разнице между возвышенной мечтой о героизме, посетившей Петра в трапезной, в этом безопасном месте, и тех сложных последствиях, о которых подумал он в Гефсиманском саду. Неожиданно героическое поведение показалось ему не столь привлекательным. Потому что и у него, и у меня на уровне души не было никакой убежденности в том, что мы рождены героями.

В чем же истина? Мы оба походили на газовую скважину моего друга: сорок пять дней изобильного газового потока – и все. Таковы духовные переживания.

Глава 5
В поисках духовности

 
Был август, яростное солнце над головой
Било по жалким трущобам Бетал Грин,
И бледный ткач в своем окне
В Спиталфилдс казался трижды унылым.
 
 
Я встретил там знакомого проповедника и сказал:
«Вы больны и устали, как вы выносите все это?»
«С легкостью, – ответил тот, – потому что в последнее время я
много радуюсь мыслям о Христе, и это – хлеб жизни».
 

Мэтью Арнолд

Духовность – это нечто совсем другое. Вы поймете это, бросив хотя бы взгляд на долгую жизнь святого человека. Возьмем к примеру Уильяма Бута, основавшего (вместе со своей женой Кэтрин) Армию спасения. Биограф рассказывает об одном из дней жизни этого человека, когда ему было уже за восемьдесят. Бут болел, его отвели к врачу. На долю его сына, Бромвела, выпала обязанность сообщить отцу, что вскоре он ослепнет.

– Ты хочешь сказать, что я слепну?

– Да, Генерал, боюсь, что это так, – сказал Бромвел, который, как и вся семья, всегда обращался к отцу, употребляя этот титул.

Прошло некоторое время, пока Бут обдумывал эту мысль.

Потом отец спросил у сына:

– Я больше не увижу твоего лица?

– В этом мире, наверное, нет, – ответил сын.

Биограф пишет: «Несколько секунд рука ветерана скользила по столешнице, чтобы найти руку сына, и, взяв ее, он сказал очень спокойно: „Бог лучше знает!“ Потом, после паузы: „Бромвел, я сделал все, что мог, для Бога и для людей, пока мои глаза видели. Теперь я сделаю, что смогу, для Бога и для людей без помощи своих глаз“». Это свидетельство духовности.

Иисус размышлял о духовности, когда повторял великий завет: «И возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею» (Мк. 12:30). И Павел говорил о духовности, когда призывал римских христиан: «…преобразуйтесь обновлением ума вашего» (Рим. 12:2).

Как может выглядеть глубоко духовный человек? Мы уже рассмотрели страницу из жизни Уильяма Бута. Позвольте мне обратиться к другой личности, жившей ближе к нашему времени.

Недавно я просматривал биографию Роберта Спиера, предводителя всемирного миссионерского движения начала XX века. Многие считали Спиера противоречивой фигурой, но все, кто знал его, были согласны в одном: он был человеком глубокой и устоявшейся духовности.

Эмиль Келлиет много лет назад писал о том впечатлении, которое произвел на него Спиер: «Когда я преподавал в университете в Пенсильвании, меня каждый год приглашали читать лекции в Принстонском институте богословия. Как и все прочие приглашенные профессора, я жил в Принстон-Инн. В начале каждого дня в Принстонской богословской семинарии проходил библейский час, за который отвечал доктор Спиер. Он просыпался рано, завтракал, и я, несмотря на то что моя лекция начиналась значительно позже, положил себе за правило завтракать вместе с ним. Доктор Спиер, в принципе, не нуждался ни в какой подготовке, но я не видел никого, кто бы готовился так тщательно, как он. Даже во время завтрака, дружески поприветствовав меня и задав дежурные вопросы, он сохранял молчание. Я уважал это молчание, потому что понимал: за ним кроется мощная медитация, предваряющая библейский час. Вы можете спросить, зачем же тогда я вообще садился с ним за стол? Ответ прост: чтобы находиться рядом с ним и смотреть на него. Там было Присутствие. В его обществе было хорошо.

Заканчивая свой курс, я возвращался в Филадельфию, и моя жена восклицала: „О, твое лицо светится!“ И я отвечал: „Я провел несколько дней с Робертом Спиером“» (Speer, p. 280).

Прочитав эти строки, я задумался: где те люди, чьи духовность и внутренняя связь с Богом столь очевидны, что окружающим нравится просто смотреть на них?

Мой дедушка, Томас Макдональд, был одним из таких людей. Гражданский инженер по профессии, он оставил многообещающую карьеру, потому что проповедь Библии стала для него более важным делом, чем строительство мостов. Мой дедушка был спокойным, тихим человеком. Наши жизненные пути пересекались недостаточно для того, чтобы я смог узнать его так близко, как бы мне этого хотелось сейчас.

В детстве я часто видел, как дедушка сидит в своем кабинете в большом кресле, с открытой Библией – всегда Библией! – на столе. Он читал ее часами, а потом передавал ее содержание студентам-миссионерам. Как он любил Библию! Его инженерская приверженность к тщательности перешла на его исследование и преподавание Библии. Он не оставлял места для догадок.

Дедушка Макдональд страстно любил несколько вещей. Одной из них была молитва. Он любил Бога, любил работу Бога, любил всех, кто предан учению. Именно его слова, сказанные мне, когда я был мальчиком, послужили причиной моей неизменной привязанности к северо-восточной части Северной Америки. «Если Бог позволит тебе стать проповедником Евангелия, – говорил он мне, – иди проповедовать на северо-восток. Там в тебе нуждаются больше всего».

Когда мой дедушка совсем состарился, свой последний год он провел в доме для пенсионеров в Куарривилле, штат Пенсильвания. Несколько раз я приезжал навестить его. Это были трудные встречи, потому что разум его почти полностью потускнел, и он действовал в основном на инстинктах. Но мягкий, благородный дух всегда присутствовал. Он присутствовал и во время нашей последней встречи.

– Дедушка, это я, Гордон, – сказал я, присев возле его кресла и чувствуя, как глупо, что мне, его внуку, приходится называть себя. Но он больше не помнил имен.

– Кто ты? – спросил он, несмотря на то что я представился.

– Я Гордон, сын Дональда.

Но это было без толку. Он не вспомнил.

Тогда я просто сказал то, что хотел сказать ему:

– Дедушка, я хочу, чтобы ты знал: я вернулся на северо-восток. Я стал пастором в чудесной общине в Массачусетсе. Каждую неделю я проповедую там Библию. Твои молитвы обо мне услышаны.

Я рассказал, что у него два внука, которые полны жизни и надежд; что у меня прекрасная жена; что я очень счастливый человек.

– О, это очень хорошо, – ответил он, все еще не очень соображая, кто я такой. Всю свою жизнь он был очень добрым.

Когда подошло время прощаться, я сказал:

– Дедушка, я хочу помолиться за тебя.

Он казался довольным. Я начал читать самую лучшую молитву. Я молился за его здоровье, за то, чтобы Бог не оставил его и чтобы он помнил, как родные любят его.

Закончив, я поднял голову, чтобы попрощаться. И тут же понял, что дедушка совсем не собирается прощаться. Он тоже хотел помолиться.

И помолился. Неожиданно затуманенное сознание прояснилось. Слова молитвы полились с его губ. Это была самая отчетливая молитва из когда-либо слышанных мной. Я был поражен. Старый человек, потерявший физическое здоровье, оторванный от мира, неспособный даже вспомнить имя собственного внука! Но он знал Бога и знал, как говорить с Ним. Я слушал, минуты текли, а он говорил о великих библейских заветах, он просил Бога оказать милость страдающему миру, он выражал благодарность за любовь Иисуса. Потом он захотел помолиться за меня.

– И еще, о Господь, я молюсь за… (обращаясь ко мне) как тебя зовут?

– Гордон, – подсказал я.

– Да, спасибо (и он продолжал молиться)… за Гордона, чтобы ты послал ему великую силу проповедника, когда он проповедует Евангелие. И, о Бог, дай… (опять ко мне) как тебя, ты говоришь, зовут?

– Гордон, – снова сказал я.

– …дай Гордону двойную меру благословения, когда он…

И молитва обо мне продолжалась, причем он еще раз пять переспросил, как меня зовут.

Мой дедушка ничего не помнил, ему ничего и не нужно было помнить, кроме того, как жить по велению души. В этом измерении его жизни никакого слабоумия не было. Только красота, порядок, истина, сила и слава!

Где люди, похожие на него, люди, которых Ричард Фостер называет «глубокими»?

Конечно, последствия духовности могут быть непредсказуемыми. Кэллиет завтракал с Робертом Спиером только ради того, чтобы смотреть на него. А когда, как написано в Библии, определенные религиозные предводители взглянули на Стефана и увидели человека с лицом ангела, они разъярились и побили его камнями. Духовность имеет свою цену.

В отличие от других знаков нашего века, истинная духовность чаще наблюдается у людей престарелых, а не у молодых. Средства массовой информации превозносят красивых женщин, одаренных двадцатилетних спортсменов, молодых мужчин или женщин, добившихся профессионального успеха. Но среди людей, обладающих великой духовностью, слишком мало молодых.

Я акцентирую на этом внимание не ради того, чтобы вселить неуверенность в молодых людей, а чтобы подчеркнуть: духовность – это нечто, требующее для своего развития времени и усилий. Ее не обретешь в воскресном походе или за год учебы в семинарии. Духовность – это результат многолетнего опыта, включающего кризисные моменты. На практике рост души обычно идет так медленно, что измерить или заметить его невозможно. В этом – причина того, что западные христиане не отмечены тем, что Кэллиет назвал Присутствием. У них недостает терпения, необходимого для духовного развития.

Позвольте предложить вам рассказ о том, как один ученый отправился к раввину.

Он был уже немолод (около тридцати), но никогда раньше не посещал раввина.

– Чем ты занимался всю свою жизнь? – спросил его мастер.

– Я прошел Талмуд три раза подряд, – ответил книжник.

– Да, но какая часть Талмуда прошла через тебя? – поинтересовался раввин.

Еще одна причина редкого проявления духовности в нашем мире состоит в том, что духовность рождается в обстановке тишины и смирения, а нас постоянно учат избегать этих состояний.

Поистине демонический дух шума, наполняющий всю нашу жизнь, гарантирует, что большинство людей никогда не заглянут себе в душу.

Душе нужны тихие пространства. Сэмьюэл Чедвик пишет: «Там, наедине с Богом, мы учимся молиться. Там, в одиночестве, Господь призывает нас молиться нашему Отцу, Который есть Тайна, и постепенно мы начинаем познавать эту Тайну. Нет испытания, важнее одиночества… Сердце сжимается, находясь наедине с Богом… жизнь большинства людей абсолютно изменится, если хотя бы на полчаса в день они будут запираться с Ним наедине».

Я пишу черновик этой главы в нашем загородном доме в Нью-Гемпшире, который последние шестнадцать лет мы называли «Уступом мира». У нас с Гейл часто спрашивают, почему мы дали этой ферме в Новой Англии такое название. Слово уступ пришло нам в голову потому, что наша земля – как и везде в Новой Англии – не что иное, как кусок скального грунта, покрытого шестью дюймами не слишком хорошей почвы.

Слово мир появилось оттого, что атмосфера этого места наполнена умиротворением. Мы часто приглашали сюда людей, жизнь которых проходила слишком бурно. Они приезжали измотанные, отчаявшиеся, пережившие поражение, духовно опустошенные. Но здесь с ними что-то происходило (то же самое происходит здесь и с нами). На них нисходил мир. Они восстанавливались: возвращалась благодать, внешняя и внутренняя сила, приходило согласие с Богом и с самими собой.