Текст книги "Американец. Неравный бой"

Интермедия

Штаб войск и резиденция правительства Сражающейся Франции в Испании.

Город Пуэрто-Реаль

Ярко освещенная комната гостиницы с прекрасным видом на Кадисскую бухту из окна. На водной глади бухты неподвижно замерли три больших корабля: тяжелый крейсер «Альжери» и два могучих линкора – «Ришелье» и «Жан Бар». Одним лишь невиданным чудом эти корабли были достроены и введены в состав флота за считаные дни до предательского поражения Франции. Де Голль невольно сжал кулаки, глядя на корабли. Все как один корабли флота ушли из портов Родины в день, когда предатели подписали акт капитуляции. А ведь он и все его друзья-генералы знали о грядущей войне, готовились к ней – и все равно проиграли ее!

Хотя де Голль считал, что поражение было не на поле боя, а в умах тех, кто опустил руки и перестал сражаться. Соотечественники испугались, а союзники – предали. Бельгия и Нидерланды по непонятной причине даже не оказали сопротивления бошам, и те за какие-то дни дошли до границы Франции. Англичане, так настойчиво просившие развернуть на французско-бельгийской границе целых десять своих дивизий, ушли за день до вторжения немецких сил, полностью обнажив огромный участок границы! И затем эти дивизии вовсе покинули континент, сев на корабли в Кале и Дюнкерке!..

По мнению генералов, выведших свои войска с территории капитулировавшей Родины, все эти события были не чем иным, как беспардонным предательством.

С тех темных дней прошло два года, но предательства все продолжаются. Англия в конце концов вступила в войну против Германии, но сделала это по-своему – высадила на побережье «склоняющихся к режиму Виши и требующих увеличения военного присутствия союзных сил» Мавритании и Сенегала свои войска. А немцы в это время, пользуясь территорией итальянской Ливии, перебросили большие силы и вошли с юга на территорию Алжира, с севера в Чад, а большая часть немецких войск пошла через Нигер навстречу англичанам. И сейчас война между бошами и лимонниками идет на землях французских колоний без видимых успехов обеих сторон! Все выглядит так, словно враги договорились и поделили между собой земли проигравшей Франции…

Одно радует де Голля – что ни в Алжире, ни в Чаде немецким силам ничего серьезного добиться не удалось: генерал Катру и генерал-губернатор Эбуэ смогли сосредоточить на этих землях значительные силы местного ополчения, французских регулярных войск и частей Иностранного легиона, верных Сражающейся Франции.

Но совсем недавно из Лондона пришло официальное письмо с требованием к командованию Сражающейся Франции, «отважно продолжающей биться за свободу Франции, но не обладающей достаточными собственными ресурсами для продолжения войны, исключающей помощь Англии как союзника», передать все военные корабли под управление офицеров Королевского Адмиралтейства…

В свете того, что Англия до сих пор не признала Сражающуюся Францию, без согласования вторглась в подконтрольные ей земли, наплевала на все многочисленные просьбы объединить усилия в войне против общего врага, подобное требование выглядит по меньшей мере издевательством.

– Господин де Голль, все в сборе, – из-за спины генерала донесся голос. Секретарь дождался, когда генерал обратит на него внимание, и, коротко кивнув, вышел. Почти сразу в комнату зашли двое: Поль Рейно и генерал Пьер Франсуа Кениг. Эти двое, политик и военный, были второй ступенью после де Голля в цепочке руководства Сражающейся Франции.

– Господа! Я собрал вас на это совещание, чтобы окончательно и бесповоротно решить вопрос нашего участия в этой подлой войне. – Шарль де Голль шагнул к столу в центре комнаты. – Не буду вам рассказывать, что и как складывается вокруг нас, вы и так все знаете. Я сразу задам вопрос – что нам делать?

До этой минуты никто из присутствующих не видел всеми признанного лидера Сражающейся Франции в таких смятенных чувствах. Взгляд генерала не горел былым огнем яростной силы. Там была лишь пустота и усталость.

– Господин генерал… – Переглянувшись с Кенигом, вперед подался Рейно. Он выглядел на удивление бодро и решительно. А это говорило лишь об одном – серьезный, продуманный ответ на заданный де Голлем вопрос есть! – С вашего позволения я от лица присутствующих выскажу общее мнение.

– Не томите, господин Рейно, – заинтересованно вскинулся лидер.

– Вопрос нашего участия в войне против Германии на стороне и при поддержке Англии все считают… кхем… совершенно глупым. Постоянные отказы и общие действия англичан до сих пор приводят лишь к усилению позиций Англии и ослаблению наших позиций. Ни одного по-настоящему серьезного решения с целью прямой помощи нам, Сражающейся Франции, английским правительством принято не было. Мы до сих пор не признаны, французские солдаты верных нам колоний в Западной Африке вытеснены в Алжир и Марокко либо пленены английскими войсками как пособники режима Виши. Администрации наших западноафриканских колоний и вовсе ликвидированы, и на их местах введены английские окружные военные управления. И это все несмотря на то, что Англия обещала просто предоставить военную помощь на этих землях. Фактически эти земли нам уже не принадлежат. Наши корабли здесь, в портах Испании, блокированы силами английского флота, и нам в сильно завуалированной форме выставили ультиматум. Мы либо должны отдать наши корабли, либо их утопят. – Рейно глубоко вздохнул и произнес самые важные слова: – Англии на нас наплевать, и посему иметь с ней отношений больше просто нельзя. Мы два года терпим их наглое, наплевательское отношение.

– Это было ясно и без ваших объяснений, господин Рейно! У нас пока нет иного выбора, и нам приходится раз за разом иметь дела с Англией! И я спрашивал о другом! – взвился де Голль.

– Прошу меня простить. Выбор у нас как раз есть. Кхем, то есть недавно появился. В свете начавшейся кампании рейха против Советского Союза у нас появилась новая и довольно сильная возможность отомстить врагам и недругам. Показать всему миру, что мы все еще сильны и сбрасывать нас со счетов – непростительная ошибка… Мы должны срочно обратиться к правительствам Соединенных Штатов и Советского Союза и заручиться их поддержкой.

– Но как именно? Союз не очень-то и заинтересован в нас, для них мы, Сражающаяся Франция, – горстка макизаров на задворках мира. И вообще там, на Востоке, у СССР много дел, боши наседают на русских и американский корпус. Им точно не до нас, – горько всплеснул руками Шарль. – А Штаты либо придерживаются идей СССР, либо действуют подобно Англии… Не велика от них помощь будет!

– Позвольте с вами не согласиться! Англия на данный момент ведет свою, отдельную от СССР и США, войну против Германии. И именно этим мы обязаны воспользоваться. – Слово взял генерал Кениг, до этой секунды молча наблюдавший за Рейно и де Голлем. – Испанская власть целиком и полностью поддерживает нас. Испанцы пустили четыреста пятьдесят тысяч французских солдат и матросов через границу. И число это растет постоянно, наши сограждане убеждаются, что Петен – предатель и что за свою родную землю надо сражаться. Испанцы дали всем нам кров, еду и свою помощь. А теперь вспомните о тех, кто поддерживал Испанию несколько лет назад, когда здесь гремела Гражданская война. – Де Голль ухмыльнулся, припомнив, какие государства вцепились в терзаемую внутренними распрями страну – СССР и США. Мы, к сожалению, сохраняли нейтралитет. Так что нет сомнений, что без ведома Сталина и Рузвельта нас, скорее всего, и не пустили бы через испанскую границу и тем более не предоставили бы такие комфортные условия пребывания, в которых мы находимся уже долгое время. Я понимаю, наше присутствие здесь конечно же важно и для самой Испании, даже без всяких подсказок из-за границы. Немцы не рискнут сунуться через Францию в Пиренеи, ибо кроме испанской армии в горах их встретит и озлобленная и непокоренная французская. С танками, авиацией и артиллерией. Взаимовыгодное сосуществование налицо. Но сидеть здесь и ждать, когда война докатится сюда, мы уже не можем. Терпение наших солдат на исходе, моральный дух падает день ото дня, люди спрашивают, почему они сидят без дела уже почти два года… – По мере повествования голос Кенига становился громче и громче. Эмоции генерала рвались на волю – ведь он и сам спрашивал себя: «Что я делаю здесь?» Он давно и сильно хотел убежать в Африку, дабы сражаться с врагом там. Но долг есть долг, и Кениг терпел, ожидая своего часа. – У нас есть письмо от посла СССР в Испании… Вот. – Из тоненькой папки генерал вытянул листок и протянул его де Голлю.

В письме было много всего важного для Сражающейся Франции. В самую первую очередь там было написано, что из города Виши в Пуэрто-Реаль вскоре прибудет полномочный представитель руководства СССР с дипломатической миссией и из Москвы прилетит военный атташе с некими определенными предложениями по поводу дальнейшей судьбы Сражающейся Франции в этой войне.

Также прямым текстом говорилось, что Советское и Американское правительства признают единственным законным правительством Франции представителей руководства Сражающейся Франции во главе с генералом Шарлем де Голлем.

Но самым главным и таким желанным был намек на возможность переброски части французских войск, если они пожелают этого, из Испании в СССР.

Генерал улыбнулся, ощутив необъяснимый прилив сил.

Отправить экспедиционный корпус туда, где вовсю гремит война, – предел мечтаний.

Де Голль почувствовал нечто особенное, то, что было сокрыто в строках письма, наполненного пафосными, но от этого не ставшими пустыми и лживыми словами. Что-то сильное и честное было в глубине этих строк. Что-то, за что надо цепляться и держаться до последнего. Во времена прошлой Великой войны верный, могущественный союзник – Российская империя – не один раз спасал терпящую бедствие Францию. Бросая в бой свои войска, русские генералы, ведомые мольбами погибающих французских солдат, оттягивали на себя все большие и большие силы ненавистной кайзеровской Германии. И тогда Франция уцелела. Тогда Русский экспедиционный корпус во Франции дрался наравне со всеми, защищая земли Лотарингии, погибая под стенами крепости Верден. Сейчас же французы возгордились собой, забыли о старых, крепких отношениях между нациями. И во что это вылилось?

– Господа. Это наш шанс. И мы его будем использовать во что бы то ни стало! Пусть Англия катится к чертям, пора вспомнить старые связи с русскими… ибо они вновь предлагают спасение. Франция будет сражаться!..

Глава 5
Второе дыхание

– Раз-два, бросили! Раз-два, бросили! Руку ровнее держи. Ровнее! Вот так! И через плечо… Раз-два!.. – Инструктор, крепко сложенный, коренастый старшина покрикивает на бойцов, усердно, раз за разом, швыряющих друг друга через плечо.

По макушке стукнула первая, неожиданная капля дождя. Невольно поежившись, ухмыляюсь. Сентябрь был на славу теплым, пока в госпитале в Подмосковье долечивался, погода радовала, а вот восьмого октября выписался – и сразу началось: дожди, пасмурное небо, холодный осенний ветер…

Да-а-а, госпиталь, почти сладкое воспоминание. Лежишь, тебя хорошо кормят-поят, обхаживают всячески, лечат очень внимательно, и все это – бесплатно! Чудеса для жителя двухтысячных, оказавшегося в больнице… Хотя кое-что я все же делал. Очень внимательно вспомнил все, что подмечал для себя с момента прибытия в Бобруйск до момента прибытия в Киев. В первую очередь описал новое немецкое оружие – штурмгевер, пистолет Маузера, самозарядную винтовку, схожую с Г-43, и ручной пулемет десантников, смахивающий на FG-42 под промежуточный патрон и с ленточным питанием. Затем расписал во всей красе новенькую модификацию танка Pz IV с длинноствольной семидесятимиллиметровой пушкой. И маленькие авиадесантируемые полугусеничные транспортеры «Ferkel» припомнил. И еще не забыл всякое, что, на мой непредвзятый взгляд, выбивается из числа известных для начала войны в моем мире вещей. Карпов потом долго и внимательно читал, хмыкал и кивал. В конечном итоге подполковник искренне поблагодарил за проделанную работу, сказал, что мой доклад абсолютно точно уйдет наверх, к людям с большими звездами в петлицах, ибо есть над чем задуматься. А потом удовлетворенно добавил: «Можешь ведь что-то полезное выдавать, когда хочешь!»

Могу, конечно, но, похоже, это «что-то» должно основываться на данных из этого мира…

– А-а-а, растудыть ее в качель, дождь! Закончили! – недовольно рявкнул старшина, завершая тренировку. Встряхнув головой, возвращаюсь из глубин теплых воспоминаний к промозглой реальности. Бойцы, довольно кряхтя, быстренько побежали с площадки, направляясь к казармам.

– Арсентьев, Иванов! – окликнул я друзей и натянул на голову капюшон тренировочного комбинезона. Хорошо, что успел переодеться, перед тем как на площадку идти…

Брат и друг, переглянувшись со старшиной и получив его одобрение, подбежали ко мне. Да-а-а, изменились они, ох изменились. На полторы недели раньше меня из госпиталя ускакали, а выглядят так, словно целый месяц безвылазно в качалке обитали. Гимнастерки на них по-другому сидят – плечи широкие, да и шеи какие бычьи стали. Ну а руки вообще отдельная тема – по локоть закатанные рукава гимнастерок открывают мускулистые ручищи знатных молотобойцев! Эка их разнесло, словно на дрожжах! Они и без тренировок, в нашем мире, хиляками, как я некогда, не выглядели, а сейчас – вовсе атлеты олимпийских величин.

– Командир! – радостно улыбается Юра.

– А-кхем.

– А-а-а-а… Виноват, товарищ первый лейтенант! – поправляется друг и тянется по стойке «смирно». Брат не отстает от товарища.

– Вольно. – Взгляд как можно серьезнее, но сдержаться не могу, и смех вырывается на волю. – А-а-а, чертяки! – И крепко обнимаю обоих. – Ну как вы тут без меня? Раздобрели, вижу, на энкавэдэшных харчах, но ума еще не набрались.

– Ну-у-у-у… Това-а-а-арищ первый лейтенант… Ну что вы? – хохмит Юрец.

– Привычка, Майкл. Сложно от нее избавиться. Но мы новые привычки заработаем. – Брат улыбается. – Сам-то как? Восстановился?

– Да. Ребра срослись идеально, легкие зажили. Никаких осложнений. Как новенький. – Бью кулаком в грудь, а сам удивляюсь идеальности своего исцеления. Нигде и ничего не болит и, по словам врачей, болеть не будет. – Но форму подрастерял – госпиталя, знаете ли, расслабляют. Вот командованию вашему доложил о прибытии да хотел сразу тренировку себе устроить, а тут – дождик. У вас сейчас что должно быть?

– Да ничего. Мы тут на особом положении. Только после трех часов занятия по минно-взрывному делу будут, – с довольной улыбкой сообщает Сергей. – И вообще обещали после полудня заезд новобранцев в рейнджеры и наш, энкавэдэшный, батальон. Говорили, какие-то знакомые нам люди приедут.

– Ну-ка, ну-ка, расскажите поподробнее… Пойдем в столовку, чайку хлебнем да от дождика укроемся, там и расскажете все…

Сергей и Юрец заливались соловьями. После выписки их и Дениса с Димой привезли сюда и нахлобучили вестью, что все они теперь не кто иные, как бойцы отдельного батальона войск особого назначения НКВД. Местные особисты, удивительно отзывчивые и уравновешенные люди (а скорее всего, просто крепко натасканные для общения с попаданцами), легонечко и внятно объяснили путешественникам, что, мол, выбрали вы свой путь, посему будьте добры учиться премудростям жизни военной и гражданской. Вот и учатся попаданцы. В основе всего конечно же лежит военная наука, но общие реалии мира впитываются через кино, радио, газеты, личное общение с людьми. Кое-где бывают затыки в общении, так как попаданцы изредка, но вставляют в речь необычные для слуха местных обитателей слова или зависают над непривычными жителю начала двадцать первого века вещами.

В военной подготовке поначалу было сложно, непривычные к нагрузкам «новобранцы» отставали в физподготовке от остальных бойцов. Но, к удивлению командиров, новички стремительно втянулись в ритм обучения и вскоре стали поражать всех и вся своими возможностями. К примеру, занятие по рукопашному бою, свидетелем которого я стал, уже второе за день. И Юра с Сергеем были на обоих. С утра было одно, для их взвода, а сейчас проходило занятие другого взвода. Короче, парни пошли по моим стопам – сами себе ищут нагрузку.

Дима и Денис, по словам брата, тоже окрепли, и не только физически. До момента нашей встречи в белорусском лесу трое друзей-юристов, стрелявших из оружия лишь в компьютерных играх и видевших войну только по телевизору, новые условия жизни посчитали чересчур сложными. Сейчас, после всего пережитого на фронте, бойцы из ребят вышли отличные. Они только и делают, что усердно, со всем рвением, учатся воевать.

Все попаданцы уже имеют свои военно-учетные специальности. Дениса как одаренного радиолюбителя возвели в ефрейторы и определили в связисты. Диму приметили за неподдельный интерес к реактивным гранатометам «Базука», и он теперь гранатометчик, тоже ефрейтор и командир расчета. Юру поначалу хотели понизить со старшего до младшего сержанта, но посмотрели на него, подумали да и поставили во главе отделения огневой поддержки, не понижая в звании. Только таперича друг сам за пулемет не хватается, а командует пулеметчиками. Сергей же вовсе выбился в инструкторы. Своим природным снайперским талантом, значительно усилившимся в этом мире, брат заткнул за пояс местных «мазил» и вырвался в лидеры по стрельбе из винтовки. Его тоже не стали трогать, оставили старшим сержантом, но командовать никем не поставили – он вроде как на особом счету, профи-одиночка.

И вот вся компания моих друзей служит в одном взводе, под командованием… старшего лейтенанта Аверьянова! Пограничника оставили на базе в качестве инструктора. Он, говорят, сильно горевал, что его, опытного командира, имеющего боевые награды, в тылу оставили новобранцев обучать, пусть и «элитных», для войск НКВД. Леха все на фронт рвался, к друзьям своим, Василькову, Боброву и остальным, командованию каждую неделю прошения подавал, но не пускают. Поэтому бравый погранец впал в депрессию и завел нехорошую дружбу с зеленым змием. Пока что пьет немного, но периодически, по утрам ни в одном глазу и держится крепко, хотя начало плохой привычке дано. Для себя отметил этот факт как очень важный, ибо боевому товарищу надо помочь и от алкоголя отказаться, и на фронт попасть. Я буду очень рад и душевно спокоен, если мои друзья окажутся под надежной опекой Лехи.

Вскоре мы свернули нашу беседу, дождь на улице закончился, и Сергей с Юрцом умчались по своим, сержантским, делам. Мне же оставалось лишь одно – вернуться к первоначальному плану, включавшему пробежку и небольшую тренировку.

– Тренировка отменяется… – недовольно пробурчал я себе под нос, наблюдая, как к зданию штаба подкатывает небольшая колонна машин. Впереди колонны едет шикарнейший – что по нынешним временам, что в будущем – автомобиль: двухдверный «Понтиак Торпедо»! Одно жаль – армейская версия это. Корпус окрашен в матовый зеленый цвет, на дверях белые звезды, на капоте номерной знак. Короче, нет сияющего, поражающего воображение глянца гражданских версий этого «понтиака».

Следом за легковушкой едут два тентованных ЗиС-15.

Ну, сто процентов Дерби с Карповым приехали и новобранцев в элиту привезли. Ах как это звучит – новобранцы в элиту… Песня!

Ладно, побегу к штабу, пока машины не остановились…

– Sir! – Козыряю и делаю шаг вперед. Дерби только вышел из машины, так что подоспел я вовремя.

– Вольно. – Полковник тянет руку для рукопожатия. Ну что, я не сторонник непреклонного соблюдения устава, можно и поприветствовать командира по-человечески. – Пополнение тебе привез. Ладно, потом поднимешься ко мне. Дел много. – Хлопнул по плечу и ушел в штаб.

– Здравия желаю, товарищ подполковник! – переключился я на Карпова, с удовольствием разминавшего затекшую спину.

– О-о-ох, хорошая машина, плавно идет, и сиденья удобные, а спину все равно скрутило… Здравствуй-здравствуй, Майкл. Пойдем. Покажу, кого мы с полковником Дерби тебе и твоим друзьям привезли.

Примерно я уже представлял, кого и почему сюда привезли товарищи командиры. Но кое в чем они меня удивили. Когда из грузовиков высыпали красноармейцы и американские солдаты, мы с Карповым стояли в стороне. Но даже так наше присутствие и внимание все ощутили.

Американцев быстренько, задорно покрикивая, построил знакомый мне штаб-сержант – Рональд Спирс. Советских бойцов приструнивал… Николай Сиротинин! Оба-на, угол-шоу…

– Пойдем поближе… – кивает подполковник, увлекая за собой.

И вот иду вдоль строя красноармейцев и фигею. Где-то с десяток бойцов я узнал – их вроде видел в рядах отряда Томилова. Про них ничего сказать толком не могу – ни как они воевали не видел, ни какие люди они из себя, не знаю. Знаю одно – они точно дрались в Октябрьском. Но были еще и «особенные» лица – например старший милиционер Горбунов. Подошел к нему, пожал руку, он улыбается. Хороший мужик, но что он тут делает? Ему преступников ловить надо, а он в самое рискованное подразделение Красной армии рвется…

Или вот стоят две совершенно неизвестные мне девушки в униформах военно-морского флота… Они почему тут? Максимум – в снайперы могут проситься, а так – санитарками куда-нибудь в госпиталь. Но то, что они морячки, уже напрягает… Отойдя от них, вспомнил, что друзья поминали каких-то девушек-морячек, встреченных ими в начале их пути по этому миру… Они? Очень даже может быть.

Сильнее всех удивил Коля Сиротинин. Он ведь артиллерист от Бога! Живой, здоровый, не погиб, прикрывая отход своих товарищей. Значит, может дальше крушить врага мощью советских орудий. А тут – примите и распишитесь! Чего он в рядах осназа НКВД забыл?.. Захотелось поинтересоваться причиной прибытия Коли в лагерь, но вовремя остановился. Неча при всех выпытывать, вероятно, секретные данные. Пожал ему руку и пошел дальше. А в голове побежала мысль, что тут, куда ни плюнь, сто процентов без участия Карпова не обошлось!.. Всех потом обязательно расспрошу.

Американцы поразили мой разум не меньше. Ладно, полтора десятка знакомых бойцов из батальона Дэвидсона – это нормально. Они ребята проверенные, я видел их в деле, они меня, все и всем понятно. Штаб-сержант Спирс при таком раскладе – тоже не удивил. Капрал Джампер и сержант Хорнер – и вовсе логично вписываются в состав пополнения. Я их и сам собирался выпрашивать у Паттона, а тут они сами пришли.

Но то, что в строю еще стоят штаб-сержант Гэтри и техник-сержант Лафайет Пул, – выбило меня из колеи к чертовой матери.

– Гэтри? Пул? – А сам оглядываюсь на Карпова. Тот лишь разводит руками – мол, «не знаю, чего ты там увидел».

– Сэр, мне предложили перевестись к вам во взвод и стать рейнджером. Я согласился, – быстро смекнув, что к чему, оправдывается инженер. – Я воевал в Испании.

– О’кей. С тобой и со всеми мы еще поговорим и выясним в подробностях, кто и что умеет. Но мне интересно, почему здесь ты, Лафайет? – буравлю взглядом танкиста.

– Сэр, меня прислали в качестве инструктора, сэр. Сказали, что мой боевой опыт может пригодиться рейнджерам и советским солдатам…

С одной стороны – разобрались, а с другой – я еще больше провалился в яму непонимания. За новобранцами прибежали два лейтенанта, и вся братия убыла на расквартирование. Мы же с Карповым направились к Дерби. Без сомнения, предстоит интересный разговор…

– Присаживайтесь… – Дерби указал на кресла рядом и продолжил разбор каких-то бумаг, занимавших большую часть стола. Полковник занял тот же кабинет, который принадлежал ему до отправки батальона на фронт. Ничего, в общем, не изменилось, только таблички на двери нет и бумаг в кабинете полно. – Ох, я-то думал, куда моя корреспонденция девается, а ее всю сюда везли… Ладно. Вижу, у тебя есть вопросы, Майкл. Спрашивай.

– Кхем… Скорее не вопросы, а выводы. Людей, которых вы прочите в пополнение моего взвода, и тех, что пойдут к моим друзьям, выбрали не случайно. Создаете удобную рабочую атмосферу?

– Это с одной стороны. Тебя это не устраивает? – Деловой тон полковника мне нравится.

– Среди прибывших красноармейцев есть бойцы… кхем… чье присутствие здесь меня удивляет. Начну со старшего сержанта Николая Сиротинина. – Мысли очистились, я четко вспомнил все, что знал о том памятном бое Коли. – В моем мире в середине июля сорок первого года в районе города Кричев старший сержант Николай Сиротинин добровольно остался один у орудия и два часа сдерживал продвижение передовых сил Четвертой танковой дивизии вермахта. Он уничтожил одиннадцать танков, шесть бронемашин и примерно шестьдесят солдат противника и, к горькому сожалению, сам погиб. Немцы похоронили его с почестями, что было большой редкостью… Я говорю это все к тому, что здесь и сейчас Коля жив. В бою у райцентра Октябрьский он уничтожил семь польских танков. Не здесь его место! Он может наворотить страшных дел стоя у орудия, а не бегая с пехотой туда-сюда. Зачем вы его притащили?

– Мы все прекрасно понимаем. Старший сержант Сиротинин и до боя у Октябрьского выделялся среди числа его товарищей-артиллеристов Пятьдесят пятого стрелкового полка. За июль и август этого года расчет орудия, наводчиком которого являлся Николай, уничтожил около тридцати единиц бронетехники противника, включая восемь танков и почти пятьсот солдат и офицеров вермахта и Войска Польского. За это он награжден орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». А в свете последних событий на него составлено представление на Героя Советского Союза… Но, несмотря на все это, мы его никуда не приглашали. – Карпов с удовольствием рассказал о скромном, интеллигентном парне, сражающемся с неистовой силой и рвением.

– Не понял?

– Он подал прошение о переводе в первый батальон особого назначения войск НКВД следом за старшим милиционером, то есть уже просто сержантом, Горбуновым. Павел Горбунов тот еще жук. Он с самим товарищем Пономаренко лично знаком. – На мой непонимающий взгляд подполковник быстро ответил краткой справкой: – Товарищ Пономаренко является Первым секретарем ЦК компартии Белоруссии. Так вот через Пантелеймона Кондратьевича Горбунов и выяснил, куда отправили Арсентьева и Иванова. А как узнал куда, сразу подал прошение о переводе на мое имя… И как только узнал про меня? Хха!.. Ну, вот следом за этим пронырливым милиционером и Сиротинин потянулся. Сдружились эти чертяки… – хохотнул подполковник. – Знаешь, чем Николай обосновал свое прошение? Его реактивные гранатометы заинтересовали! Говорит, американские «Базуки» – это тоже артиллерия, только совершенно новая и малоизвестная в военной науке. И ему очень хочется обучаться использованию этого оружия в рядах войск НКВД. У нас, видите ли, «Базуки» раньше всех в Красной армии появятся. Ха-ха-ха!..

– Дела-а-а-а, – покачал я головой. Воистину неисповедимы пути Господни. Вот так поворот – Горбунов, выходит, тайные связи с властными людьми имеет, а Сиротинин интересуется реактивной артиллерией!

– Можно, конечно, было им отказать, они и на своих прежних местах приносили немалую пользу… Но тут сыграл тот самый фактор «комфортности» для вас, товарищи путешественники. Люди они вам знакомые, вместе повоевали неплохо, и отзываются о вас исключительно положительно. Так отчего же не дать вам возможность и дальше воевать одной компанией? Крепкие человеческие взаимоотношения и на войне много значат. – Не согласиться с этим я не мог. Подполковник истину глаголет.

– Значит, две морячки те самые… – киваю в сторону улицы, подразумевая приключения брата и друзей в лесах Белоруссии до встречи со мной.

– Они самые. Именно их встретили твои друзья в своем первом бою. Краснофлотец Ольга Седова и старший краснофлотец Марина Седова. Санитарки из состава Шестой отдельной роты морской пехоты Пинской военной флотилии, – как по писаному ответил энкавэдэшник. – Сестры родные они…

– Чего же они, сестры родные, тут делают? Тоже сами попросились? – чуточку кольнул я. Нервничающий или разозленный человек может сболтнуть лишнего, а оно мне и нужно.

– В школу снайперов, где обучался старший сержант Арсентьев, они просились. Твой брат удивил этих девушек своим стрелковым мастерством, и они решили стать снайперами.

– Так чего же они делают здесь, а не в школе снайперов? – Играем в дурачка до конца, хотя ответ мне уже известен.

– Ох, Пауэлл! Жалко их? Девушки ведь, молодые, симпатичные, а их в опасное подразделение тащат… Так думаешь? – по-отечески, с душевной теплотой и пониманием заговорил Карпов. Мне аж противно стало. Ну не шел этот образ энкавэдэшнику.

– Жалко.

– У них отец в штабе Пинской флотилии начальником штаба служит… Он! Их родной отец! И тот не смог отговорить своих девочек от принятия такого страшного решения! – Ого! Зацепило Карпова не на шутку. М-да-а-а. – Мне, думаешь, хочется видеть их здесь? Будь моя воля, отправил бы их в тыл, в госпиталя, санитарками работать!

– Вы – подполковник Наркомата внутренних дел. Кому, как не вам, иметь волю… – вновь понимаю, что сокрыто за словами куратора, но не сдерживаюсь в подколках. Не верю, что сила желания девушек быть снайперами переломила сопротивление энкавэдэшника. – Можете не объяснять дальше, почему эти девушки здесь… – Карпов только щекой дернул. Ответ-то он точно приготовил, но обломитесь! Замысла рассказывать не станет, тут и думать нечего. Сто процентов замыслили подложить девушек под Юру и Сергея. Для контроля, так сказать. Гадко это!.. Перейду лучше к расспросам Дерби. – Сэр, могу я теперь узнать причину приезда техник-сержанта Пула? Он сказал, что будет инструктором. Новобранцев-рейнджеров будет обучать управлению бронетехникой? Я здесь, в штабе, видел советского капитана-танкиста, того самого, что обучал нас. В чем же дело?

– Тут все просто, Пауэлл. Лафайет Пул – ас танкового боя. У него удивительный опыт, именно такой, какой требуется знать рейнджерам. – Видя, что такой ответ меня не удовлетворяет, полковник с легкостью продолжил: – За неполных две недели боев на фронте техник-сержант Пул уничтожил семнадцать танков противника. Семь танков были уничтожены в бою у Паричей. – Гордость, звенящая в голосе создателя рейнджеров, зацепила и меня. – На данный момент у сил Содружества имеется лишь три офицера, превосходящих Пула по этому показателю. Это старший лейтенант Лавриненко, старший лейтенант Бузинин и капитан Колобанов. Лавриненко за две недели боев уничтожил двадцать три немецких танка, десять из которых за один бой. Бузинин – за две с половиной недели уничтожил восемнадцать танков. Капитан Колобанов – двадцать два танка, и все в одном бою. Но ни того ни другого аса мы не можем отозвать с фронта ради краткосрочного обучения взвода пехотинцев, которым предстоит девяносто процентов времени передвигаться и сражаться на своих двоих.