Текст книги "Зов Времени"

Сказки, фантазии

Борис Мюнхгаузен

Ученик шестого класса Борис Турманидзе возвращался из школы понурый и расстроенный. И была у него на то причина: классный руководитель Марья Ивановна, недавняя выпускница вуза и первая красавица среди учительниц, записала ему в дневник: «На следующий урок явиться с родителями». Его родителей в школу приглашали часто, он к этому почти привык. Обидно было, что именно Маша (так он про себя называл Марью Ивановну) сделала эту запись. Борис даже самому себе боялся признаться, что влюблён в новую классную руководительницу. А она…

Обычно по таким вызовам в школу ходила мама Бориса Тамара Шалвовна. Но в этот раз мама болела, и пришлось идти папе Георгию Мелитоновичу. Он, известный хирург, руководитель большой московской клиники, попал туда по распределению после окончания мединститута и прошёл все ступени от рядового врача до руководителя прославленной клиники. Борис видел, с каким интересом смотрел папа на Машу, и почувствовал обиду, точнее – ревность.

– Здравствуйте, Мария Ивановна! Что Борис ещё натворил?

– Здравствуйте! Я бы не сказала, что он натворил что-то плохое. Просто он в сочинениях пишет какие-то странные истории, связанные с родителями, с дедушками и бабушками и даже – прадедушками и прабабушками.

– Ничего не понимаю! А что он предосудительного может написать о нас или наших родителях?

– Ничего предосудительного или плохого, но фантазии какие-то странные.

– А можно конкретнее? – спросил Георгий Мелитонович, откровенно разглядывая стройную фигурку учительницы.

– Давайте конкретно. Позавчера мы писали сочинение на свободную тему «Один день из жизни моей семьи». Все написали нормально, а Боря сочинил вот это. – Она передала отцу Бориса тетрадь с его сочинением. Георгий Мелитонович стал читать достаточно спокойно. А читал он вот что:

«Мой папа из древнего грузинского рода Турманидзе. Все представители этого рода были целителями. Они из поколения в поколение передавали секреты разных снадобий, и, главное, – рецепт мази, которая заживляла раны очень быстро».

– Всё правильно мальчик написал, в чём же дело? – Удивлённо спросил отец.

– Читайте дальше!

«Все мои родственники: отец, мать, дяди, тёти, бабушки и дедушки – врачи. Мой отец известный хирург, делает сложные операции по пересадке органов и даже использует мазь предков для заживления ран. – Георгий Мелитонович опять вопросительно посмотрел на учительницу и стал читать дальше. – Однажды мои дяди – дядя Вахтанг и дядя Гурам – попали в аварию. Они сильно разбились: у дяди Вахтанга была раздроблена голова, а у дяди Гурама распорот живот и порваны все внутренности. Папа спас обоих: голову дяди Гурама пересадил на тело дяди Вахтанга. Они выжили, но уже остался один дядя. Я даже не знаю, как теперь его называть. Когда после операции я его увидел, растерялся: он стал ниже и коренастей, как дядя Гурам, а голова дяди Вахтанга. Папа все раны смазал фамильной мазью, и они быстро зажили. Сейчас дядя (дяди) здоров (здоровы). А тётушки – их жёны – уже не знают, они обе замужем или обе вдовы».

– Это он, конечно, перестарался… Но такой случай на самом деле был и, к сожалению, оба брата моей жены погибли. Я тогда говорил, что настанут времена, когда можно будет пересаживать любую часть тела, в том числе и голову… Вот он и нафантазировал. А что касается фамильной мази, она давно известна в Грузии как мазь Турманидзе. Наши предки этим снадобьем лечили раненых воинов. Более того, мой прадед Мелитон Турманаули вылечил знаменитого русского мастера Андрея Чохова, который получил сильный, долго не заживающий ожёг, когда отливал Царь-пушку. Но учительница плохо понимала слова Георгия Мелитоновича и продолжала:

– И вот ещё, полюбуйтесь! – Сказала Мария Ивановна и подала отцу другое сочинение его сына. – Его ребята даже прозвали Борисом Мюнхгаузеном.

«Моя мама тоже из древнего грузинского рода Девдариани. Сейчас я точно знаю, что знаменитый мушкетёр д’Артаньян был нашим родственником: если его имя произнести в грузинской транскрипции, получается Дартаниани. Это просто искажённое Девдариани. Я в этом убедился, ещё раз перечитав роман Александра Кикнадзе «Брод через Арагоа». Арагоа – это река в Басконии. А в Грузии есть река Арагви. И по описанию Дюма д’Артаньян – типичный баск. А баски, как известно, это тоже грузины, много веков назад в связи с каким-то природным бедствием переселившиеся в Испанию и на юг Франции, так как эти места похожи на Грузию».

Георгию Мелитоновичу явно нравились сочинения сына, его фантазии. И чем дальше он читал, тем меньше обращал внимание на учительницу, которая не могла разглядеть в ученике гибкий ум и творческую фантазию. Он стал смотреть на Марию Ивановну уже не как на женщину, а как на красивый предмет. Борис это видел и в душе радовался, что папа по достоинству оценил не только его, но и недалёкий ум учительницы. Она вдруг перестала нравиться и ему самому.

– Ещё одно творение Вашего сына. – С этими словами Мария Ивановна передала отцу Бориса ещё одно сочинение. Он стал читать:

«На даче мой дедушка много лет назад устроил очень красивый газон. Мы его косили, поливали. Здорово было играть на нём в футбол, волейбол, бадминтон, бегать босиком… Раньше газон был только у нас, а сейчас газоны появились у всех соседей. Один богатый сосед свой газон выложил как заграничный стадион. Я так завидую этому соседу, то есть его сыну. Он ещё дразнится, говорит, что у нас не газон, а дикое поле. А мой папа говорит, что в этом вся прелесть нашего сада и газона – у него вид естественный. А я решил улучшить газон. Но как?

Утром я проснулся и сразу стал думать о своём плане. Думал – что же за ночь произошло, что мне поможет? Выросли мои волосы на несколько десятых долей миллиметра, и ногти подросли. Интересно, насколько вырос я? Но об этом потом… Волосы! Вот спасение! Раз они растут на голове, они могут расти и в земле. Только их надо посадить с корешками. А как их выдернуть с корешками, больно же будет?! Надо потерпеть и сделать!

Короче, я надёргал много волос с корешками и посадил их в уголке газона. Стал поливать каждый день водой, куда добавлял шампунь для волос. Через неделю я заметил, что мои бывшие волосы пошли в рост. Они росли быстро, вытесняя траву, и газон с этого угла постепенно стал менять цвет – чернеть, как мои волосы. Через месяц, когда отец вернулся с загранкомандировки, удивлённо спросил:

– Это что с газоном произошло? Наверно, не поливали, и целый угол высох?! – Однако, пощупав рукой, он понял, что это не трава, а волосы. – Что это? – Грозно спросил он. Я рассказал, всё как было. Папа это сообщение воспринял спокойно и даже с интересом. Мама, правда, поворчала немного, но не долго. Более того, папа дал пучок своих седых волос, и маму мы уговорили дать свои рыжие волосы.

Вскоре наш газон превратился в сплошной ковёр, пёстрый и ровный. Но косить обычной газонокосилкой стало невозможно: волосы были намного крепче травы. Папа где-то заказал специальные ножи, они были острые, как бритва. К нам стали приходить соседи, знакомые, интересовались, где мы такой ковёр огромный купили. А мы с папой только перемигивались и смеялись. Но твёрдо решили – тайну эту никому не выдавать».

– Что Вы на это скажите, как мне быть с Вашим Борисом?

– Ничего не надо с ним делать, он хорошо, творчески мыслит. Правда, это не совсем укладывается в привычную школьную программу, и Вам не совсем это понятно… А мне нравится. Нельзя быть таким, как все, серым. Надо ко всему подходить творчески и с фантазией. Если бы все люди мыслили стандартно, по шаблону, не было бы освоения космоса, большой медицины, пересадки сердца и других органов. Было бы всё серо и неинтересно…

Мария Ивановна слушала выдающегося учёного и не верила собственным ушам. Она подумала: «И он такой же?! Это ужасно!»

А Георгий Мелитонович встал.

– Боря выйди, мне надо поговорить с учительницей. Что ж, Мария Ивановна! В дальнейшем Боря сочинения будет писать более приближённо к школьной программе, а свои фантазии он перенесёт в свой дневник. Возможно, когда-нибудь Вы будете гордиться, что известный писатель-фантаст был Вашим учеником. А убивать творческое начало в детях не лучший способ их воспитания и обучения. Честь имею!

Борис понял, что отцу нравятся его сочинения, и решил всё это записывать в специальную тетрадь.

«Что ж, раз Маша не понимает меня, буду писать все свои мысли в дневник. Здравствуй, мой новый дневник под именем «Творческие фантазии». Планы у меня такие, что даже не знаю, говорить об этом кому-нибудь или нет. Наверное, пока только папе.

Напишу о своих маленьких человечках, друзьях моей жизни, о своём приборе «Нос», который «невооруженным носом» чувствует запахи лучше собаки, и об исторических событиях с помощью отражённых от звёзд лучей.

Я уже «поймал»… восстание декабристов на Сенатской площади. Искал что-нибудь вообще, а поймал вот это. Сигнал был слабый, но всё видно, я записал…

Папа для дачи купил телеантенну, весь мир ловит! Подумал, что с ее помощью можно сделать много интересного. Ведь свет мчится к звёздам сотни и тысячи лет, то есть световых лет? Они же отражаются от звёзд?! А если эти отражённые лучи «поймать», усилить… Например, свет летел туда сто лет, отражение обратно – тоже сто лет. Значит, можно увидеть, что происходило у нас на Земле двести лет назад! Просто надо просчитать годы и найти звезду, которая нам подходит, чтобы увидеть нужное нам время.

Подумал и начал действовать: включил антенну в свой компьютер через специальное устройство, которое сам сконструировал и… поймал. Сейчас ищу Пушкина, скоро у меня будет его подлинный портрет! Фантастика? Нет, научная реальность!

И через месяц был у меня портрет невысокого мужчины в цилиндре и с бакенбардами. Пушкин?! Я его уже распечатал. Сейчас сверяю его со всеми известными портретами поэта. Не очень, но похож на известные портреты, выполненные художниками в разное время. Особенно я доверяю портретам Тропинина и Кипренского, которые были написаны при жизни Пушкина.

Да, я на пороге большого открытия и я докажу всем, что сделал это именно я!..»

Кому на небесах жить хорошо
(Ироническая сказка с грузинскими мотивами)

Было да не было ничего, что могло быть лучше Господа, была семья трясогузок, птичек с длинными хвостами.

Главу семьи звали Чик, а его жену – Чирика. Наша пара не первый год летала с юга на север и с севера на юг. Вот и сейчас они летели с жаркого юга на север, где летом значительно прохладнее. Здесь они дважды выводили птенцов. Те подросли и летали уже самостоятельно.

Сейчас рядом с семьёй Чик-Чирика летела старая пара. Глава этой семьи так давно летал и так хорошо знал жизнь, что даже понимал человеческую речь. Звали его Зен, а его жену – Зинь. Семья Чик-Чирика дружила с семьёй Зен-Зинь.

– Скажи, Зен, где лучше вить гнёзда, в больших городах или в деревнях?

– Большой город нам никак не подходит, так же как большие коттеджи: там всё так глухо заделано, что негде и гнездо построить. Лучше деревня или, ещё лучше, – дачный посёлок. Там под крышами много удобных мест для гнёзд. Вообще люди чем беднее, тем добрее. Они всегда радуются, если в их доме живут птицы. Я часто слышу об этом из их разговоров. Богатые относятся к нам хуже. Они больше любят собак, кошек, а то и крокодилов… Но пора и отдохнуть, – сказал старый Зен и стал спускаться. Остальные птицы последовали за ним.

Отдохнули, подкрепились, попили воды.

– Мама Чирика, скажи, почему у нас такие длинные хвосты, а у воробьёв их нет? – Спросила маму Чика, одна из дочерей.

– Ой, Чика, нашла с кем сравнивать нас, с простыми воробьями, с этими плебеями! Наш род трясогузок берёт своё начало от древнейших предков. Мы благородные птицы. Мы уступаем только райским птицам, больше никому. Наши хвосты – это наша гордость. Потому мы и трясём ими: пусть смотрят эти жалкие воробьи и завидуют.

– Ты не права, Мама Чирика: у соловьёв тоже хвосты короткие, и сами они не очень-то красивые, но как поют!..

– Милая моя Чика! Соловьи зимуют в Италии или в Грузии! Потому они и поют так. Это их родовая гордость.

– А нельзя нам тоже зимовать в Италии или в Грузии, и мы бы так пели?!

– Нам нельзя менять свои хвосты на песни, это не для нас. Каждому своё.

– Мама Чирика, у сорок тоже длинные хвосты, так что мы не одни такие необыкновенные. – Не унималась Чика.

– Не смей никогда сравнивать нас с этими воровками сороками. Сороки, вороны и вообще все чёрно… эти самые, черно-цветные, они воры и жулики.

– Как же так, Мама Чирика? – вмешалась в разговор другая дочь Чикчика. – Помнишь, наша Чика, когда она была маленькая, чуть ни утонула в огромной луже, и её вытащила ворона.

– Она вытащила, но для чего? Чтобы съесть её. И съела бы, если бы мы отцом не отбили её.

– Значит, вороны самые вредные птицы?

– Нет, не самые вредные, есть и похуже. Кукушки, например. Они откладывают яйца в чужих гнёздах, а кукушата выбрасывают из гнезда хозяйских детей. То есть занимают жилплощадь незаконно. А потом подрастают и поют свои ужасные песни, в которых кроме ритма ничего нет: ку-ку, ку-ку, бум-бум, бум-бум. Бессовестные они.

– А как соколы, коршуны, орлы?

– О, дочка, ты слишком высокие инстанции затронула. Эти птицы – каста неприкасаемых. Они хозяева небес, и не наше дело о них судить. У них всё: сила, власть. Потом дети орлов тоже становятся орлами. Мы не можем тягаться с ними.

– Однако пора в путь, – сказал старый вожак Зен, и все поднялись, чтобы лететь дальше. Вскоре показались просторы России, куда они и направлялись. Под ними проплывали знакомые поля, леса, города и сёла. Всё казалось таким маленьким, игрушечным. Они летели то под облаками, то над ними, любовались красотами неба и земли. Многоопытный Зен вёл стаю, отлично зная этот путь. Долгий, утомительный перелёт подходил к концу.

Чик и Чирика без труда нашли дом, под крышей которого они вывели и взрастили своих первых малышей. Гнездо, конечно, не сохранилось, но всё остальное было по-прежнему. Здесь же рядом стали обустраиваться их дети и друзья Зен-Зинь. Все семьи дружно взялись за дело и уже через несколько дней гнёзда были готовы. Это событие отметили вместе большим пиром. На столе было всё: сациви из червей, чахохбили из мух, комарёнок-табака.

Но их радость была недолгой: в дачные дома приехали люди, стали шуметь, дети гонялись за птицами, кидали в них камни.

– Какие они нехорошие, эти люди, – сказала Чирика, – житья от них нет.

– Зачем ты так говоришь? Они же этот дом построили, где мы живём. – Сказала Зинь.

– А мой дедушка говорил, что люди самые страшные звери, хищники: они едят всех животных и птиц. Если бы я могла, заклевала бы их всех.

– Нет, дорогая Чирика, нельзя быть такой жестокой и несправедливой. Да, люди едят некоторых птиц и животных, но мы ведь тоже едим червячков, мух, других насекомых? Они ведь тоже жить хотят, а мы их едим?! Но так Бог создал, и всё равно всем надо жить в мире и согласии.

– Правильно Зинь говорит, – вмешался в разговор старый Зен, – не надо враждовать, надо любить и уважать друг друга. У каждой птицы свои обычаи, своя гордость, своя жизнь. А под солнцем всем места хватит. Одни птицы искусно поют, другие красиво летают, мы трясём своими необыкновенными хвостами, и всем хорошо и интересно. Ведь будет совсем скучно, если все птицы будут одинаковыми. Что же касается воробьёв, о которых ты, Чирика, так нелестно отозвалась, не такие уж они плебеи. По мнению людей, мы, трясогузки, относимся к отряду воробьиных. Так что ко всем надо относиться с достоинством и уважением.

С этими мудрыми словами все согласились и разлетелись по своим делам. Надо было спешить: ведь лето здесь короткое, а успеть надо очень многое.

Вот и сказке конец.

Отруби там, мука здесь; горе там, радость здесь.

Судьба

Во дворе загородного дома наконец умолкла газонокосилка.

Все травы с отрубленными головами стали немного приходить в себя после этой очередной экзекуции.

Молодой одуванчик, который в первый раз расцвёл и собирался дать потомство, каким-то чудом смог лечь и спасти свой цветок. Сейчас он поднял головку, посмотрел вокруг, посочувствовал тем, кто понёс урон. И вдруг увидел у самого забора, как гордо стоит весь в цветах зажатый в ограждающую сетку старый соплеменник.

– Здравствуй, Одуван Одуваныч! Тебе там хорошо, никакая косилка тебе не страшна…

– Здравствуй, Малыш! Да, мои родители позаботились и направили меня в это безопасное место. И я учёл опыт родителей и послал парашюты своего потомства подальше от людей, в поле. Это роскошное дикое поле, и моим детишкам там хорошо!

– Какой ты предусмотрительный, как хорошо устроил потомство! А меня вот кинули на произвол судьбы… А люди жестокие и дурные: нам головы сносят, а какие-то невзрачные цветочки разводят, ухаживают за ними. Мы же украшение природы! Нет, люди не понимают.

– Да, Малыш, так и есть – люди жестокие, нам с ними тяжело. Вчера внучка прислала одуванеску, пишет, что им там здорово. Людей там нет, никто их не трогает, только коровы пасутся. Да ещё почву удобряют. Так что детям там и вольготно, и сытно.

Вдруг появилась хозяйская коза, стала щипать травку. Одуван Одуваныч и Малыш переглянулись.

– Козочка, родная, не надо только мой цветочек есть, он у меня один единственный. На него вся надежда…

– Нет, Малыш, не бойся, я своя, вас не обижу, буду есть только листочки… Вот вы жалуетесь на свою судьбу, а зря! Нам, козам и овцам, ещё хуже. Вы хоть своё потомство можете посылать в безопасные места, а нам что делать? Если убежим в лес, нас волки съедят, останемся – люди съедят. Всех моих родных уже зарезали и съели, я одна осталась. Не позавидуешь нашей судьбе-е-е-е!

Весной рожу детишек и их ждёт та же судьба. У нас, слава Богу, только раз в году бывает это чувство. Люди называют это животным чувством. А сами круглый год этим занимаются, плодятся.

Да, нашей судьбе-е-е-е не позавидуешь.

Фото автора

Юморески, рассказы с юмором

Антон Иванович и Клеопатра

Наш герой со звучным именем Антон Иванович Кукушкин работал в научно-производственном объединении по проблемам выращивания хрена, редьки и других корнеплодов с не менее звучным названием НИИ Хрена.

Отдел, в котором он уже много лет трудился, состоял только из женщин. Антон Иванович был единственным представителем сильного пола. Хотя насчет сильного пола очень сильно сказано. Сам Кукушкин таковым себя не считал. Он принадлежал к категории тех самоедов, которые находят в себе только недостатки. Да, он был роста не выше среднего, возраста тоже чуть ниже среднего. А в целом был интересным, пусть и не совсем молодым человеком.

Антон Иванович, закомплексованный своим, как ему казалось, несовершенством, боялся даже своего изображения в зеркале. По утрам, когда он был вынужден созерцать свое отражение, как правило, выговаривал: «На кого ты похож? Маленький, ушастый, лысый – не телосложение, а теловычитание какое-то. Сразу видно, что произошел от непородистой обезьяны».

Волосы и в самом деле катастрофически покидали его несчастную голову, которая все больше и больше стала походить на плохо освоенный приусадебный участок. Поэтому он всячески старался сберечь оставшуюся скудную растительность, а освободившиеся участки черепа прикрыть этими самыми остатками, зачесывая на лысину волосы с затылка, с висков. Поговаривали, что он зачесывает волосы даже с подмышек.

Такое критическое отношение к своей персоне привело к тому, что женщины отдела его почти не замечали: в его присутствии рассказывали друг дружке всякие женские секреты, хвалились новым бельем и другими атрибутами интимного туалета.

Кукушкин жил тихо, ничем не выделяясь. Но по большим праздникам в прежние годы нередко получал почетные грамоты или благодарности, хотя в душе считал, что лучше получать выговоры с денежной премией, чем грамоты и благодарности без ничего.

Но произошло нечто необычное, даже невероятное, полностью изменившее жизнь Антона Ивановича.

За несколько дней до 8 Марта его вызвала к себе заведующая отделом Мария Петровна Крутова, этакая двухметровая дама с громовым голосом, которой он боялся больше всех на свете.

С дрожью в ногах он вошел к ней в кабинет, как в клетку тигра.

– Ну что, Кукушкин, как жизнь? – вместо приветствия прогремела Крутова. Антон Иванович не смог выдавить из себя ничего членораздельного, только промычал что-то невнятно. А в душе все думал с тревогой: «Что я не так сделал? Зачем она вызвала? Что будет?»

– Вы знаете, что приближается 8 Марта и необходимо поздравить женщин? – строго спросила, как выговорила, начальница.

– Да, да, знаю! – ответил Кукушкин с такой радостью, как будто в последний момент ему отменили смертный приговор.

– Так вот, вам поручается поздравить женщин объединения через нашу многотиражку.

От неожиданности Антон Иванович опять лишился дара речи: такого «приговора» он никак не ожидал. Но Крутова продолжала:

– В вашем распоряжении целых пять дней. Выполняйте.

С этой минуты Кукушкин потерял покой: плохо спал, пропал аппетит. Чтобы хоть как-то настроиться на эту работу, он перечитал подшивку многотиражки, которая по инерции все еще выходила и все под тем же юмористическим названием «За изобилие». От чтения такого количества чепухи ему стало совсем плохо.

Кукушкин несколько раз принимался за выполнение возложенного на него ответственного задания, но не мог написать даже первую фразу. На бумагу ложились разные варианты и сразу же отвергались.

Сначала он написал: «Товарищи женщины!», но тут же представил героя знаменитого фильма «Белое солнце пустыни» Сухова, который временно принял на себя обязанности завгара, то есть заведующего гаремом Абдулы, и отказался от этого варианта: гарем Кукушкину явно не подходил.

«Дорогие женщины!» – Нет, нет, нельзя: они подумают, что это намек на стоимость подарков.

«Уважаемые дамы!» – да нет, какие же они дамы – третий месяц без зарплаты.

Таяли часы и дни, а результата никакого. Нарастало ощущение беды.

И вот остался один-единственный день. Антон Иванович после очередной бессонной ночи сел за стол, взял девственно чистый лист бумаги и неожиданно для себя написал: «Милые женщины!» Дальше все произошло почти само собой.

«Милые женщины!

Поздравляю вас с праздником 8 Марта, праздником Весны, Красоты, Женственности, обновления Земли.

Пусть тот год, который был объявлен годом женщины, давно прошел, но вы не печальтесь: мы добровольно отдадим вам все годы, все дни, все минуты.

Пусть ваш характер изменчив, как мартовская погода, как длина ваших юбок, как цвет ваших волос, но мы любим вас именно таких: божественно красивых, трепетно-ласковых, благоуханно-желанных, постоянно-непостоянных.

Если случится беда и мы, все мужчины, исчезнем с лица земли, я уверен, что вы сможете жить достойно, растить детей и даже найдете способ воспроизводить потомство без нас. Но мы не сможем прожить без вас ни дня, ни минуты. Не сможем, ибо вы сами и есть начало жизни, сама жизнь.

Много вам радости!

Много вам счастья!

Много вам детей!

Слава вашему мужеству, мужеству материнства!»

Написал Кукушкин последнюю фразу и, не читая, отнес редактору газеты.

Праздничный номер «Изобилия» имел огромный успех, и в основном из-за приветствия Антона Ивановича.

Мужчины то ли с завистью, то ли с гордостью за собрата потирали руки и приговаривали: «Ай да Кукушкин, ай да сукин сын!»

Женщины, еще вчера не замечавшие скромного героя печатного слова, сегодня старались привлечь его внимание: одни пришли специально хорошо одетыми, другие – хорошо раздетыми. Даже Клава Петрова, первая красавица фирмы, – за что её прозвали Клеопатрой, – несколько раз забегала к нему якобы по делу, а на самом деле – чтобы продемонстрировать свою новую юбку с глубоким разрезом и другие прелести своего туалета и тела…

Менее чем через месяц, вечером 1 апреля, в бывшей холостяцкой квартире Кукушкина шумно отмечали свадьбу Антона Ивановича и Клавы Петровой. Тамадой по праву была Крутова. Тостов было сказано много. Много было добрых слов и пожеланий. А редактор газеты «За изобилие» пожелал молодым счастья, благосостояния и, конечно, изобилия.

Гостям были горько-горько.

Зато молодым – все наоборот.