Текст книги "Зов Времени"

Живописным памятник героям

 
Плохая им досталась доля:
Не многие вернулись с поля.
 

М.Ю. Лермонтов, «Бородино»

Передо мной удивительная фотография, сделанная незадолго до начала Великой Отечественной войны. На снимке изображены молодые ребята на берегу реки. Многие из них – обнажённые. Одни стесняются своей наготы, другие, наоборот, даже хвалятся своим прекрасным юным телом. Пройдёт ещё немного времени, и некоторые из этих мальчиков жизнями своими защитят Москву и уйдут в бессмертие…

Эту фотографию мне показал известный краевед, участник Великой Отечественной войны Александр Александрович Подьячев. Он рассказал, что это фото стало своеобразной прелюдией к картине известной художницы Ларисы Давыдовой (ныне заслуженного художника России, члена-корреспондента Российской академии художеств, члена живописной комиссии, председателя Клуба живописцев Союза художников России, члена-корреспондента Международной Академии культуры и искусства, председателя Подольского городского отделения Союза художников России), которая в то время писала картину «Последняя черёмуха», посвящённую подвигу подольских курсантов.

Летом 2000 года в Москве, в Центральном музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе состоялась большая юбилейная выставка, посвящённая 55-летию Победы. Были представлены картины лучших художников страны 20-го века – как живых, так и уже покинувших этот мир. В их числе были произведения народных художников Советского Союза, академиков живописи Александра Дейнеки, Александра Герасимова, Аркадия Пластова, Андрея Мыльникова и других. Из подольских художников в выставке участвовала и Лариса Давыдова с картиной «Последняя черёмуха».

В качестве сопровождающего лица и журналиста я с фотоаппаратом и видеокамерой в руках снимал это историческое событие.

«Последняя черёмуха» висела в центре огромного зала и, как говорят художники, держала всю стену. К картине интерес был повышенный. Я обратил внимание на одну из посетительниц. Она, увидев картину издалека, направилась к ней. Я подошёл к ней поближе.

– Отличная работа, необычная, точнее необыкновенная. Я никогда ничего подобного не видела. А я Валентина Ивановна Жиленкова. – Представившись, она передала мне визитную карточку. Её титулы и звания заслуживают того, чтобы о них сказать особо: президент Комитета русско-славянского искусства, председатель Фонда милосердия имени Анны Павловой, лауреат международной премии ООН, академик. В это время к нам подошла и Лариса Алексеевна. Познакомились.

– Лариса Алексеевна, Вы написали удивительную картину. Я подумала, что автор – какой-нибудь могучий мужчина, потому что в ней есть огромная сила, мощь. Эта картина является новым словом в изобразительном искусстве. Сегодня, когда позади Афган и Чечня, в памяти и сердце – трагедия военных конфликтов в разных «горячих точках» планеты, образы «Последней черёмухи» приобретают современное звучание.

Про картину писали и говорили многие известные художники и искусствоведы. Её за очень большие деньги хотел купить один богатый немец, но художница категорически отказалась, совершенно справедливо посчитав, что её место только в России.

Эту величественную картину размером 250x180 сантиметров Давыдова написала в 1987 году. В то время у неё не было даже своей мастерской, и работу она писала в общем зале Подольского дома художника, где работает целая группа художников-оформителей.

Героизм мальчиков, жизнями своими защитивших Москву, давно тревожил душу художницы. Она создала композицию, которую иначе как открытие не назовёшь. Давыдова сумела на холсте показать три исторических отрезка времени: вчерашний мирный и спокойный город Подольск, сегодняшнее беззаботное время юности курсантов и день завтрашний, зовущий их в смертельный бой за свободу и независимость Отечества. Этот сложный приём художника достаточно легко читается, в чём ещё одно большое достоинство картины.

Эскиз к работе был уже готов, но художница чувствовала, что нужен последний исторический штрих – фотография того времени. Она хотела передать на холсте образы юных героев сначала мирными учащимися, а потом – солдатами. Лариса Алексеевна стала искать фотографии, перебрала их много. И вдруг одна из них оказалась достаточно близкой к её теме. Это та самая фотография, подарок А.А. Подьячева. На ней изображены молодые ребята, среди которых есть и курсанты подольских военных училищ, на берегу реки, обнажённые, беззаботные, весёлые. Фотография сделана в 1939 году на берегу Пахры, недалеко от Дубровиц.

Чёрно-белая репродукция картины Л. Давыдовой «Последняя черёмуха», посвящённая подольским курсантам. Холст, масло, 180x250, 1987 г.

Центральный музей ВОВ на Поклонной горе

Позже была обнаружена ещё одна фотография, на которой изображены учащиеся Подольской школы № 1. Среди них тоже есть и будущие курсанты.

С появлением таких снимков художница получила возможность придать некоторым персонажам картины портретное сходство с реальными героями, например, Вишняковым, Сапожниковым. Так фотографии помогли в создании знаменитой картины. Это интересно и потому, что эти ребята учились в той же Подольской школе № 1, которую окончила и Лариса Давыдова.

С 2000 года картина «Последняя черёмуха» является экспонатом Центрального музея ВОВ 1941–1945 гг.

Бабушкины истории

Бабушка Ивлита – мамина мама – была удивительная женщина. Небольшого роста, худощавая, очень подвижная, всегда опрятная, с неизменным платком на голове, она фанатически любила чистоту. Ни муха не могла пролететь, ни муравей проползти в её присутствии. Мне даже казалось, что слова «Чистота – залог здоровья» придумала именно она. Бабушка была очень добрая и заботливая, но, если обстоятельства требовали, могла быть требовательной и даже жёсткой. В такие минуты ее красивое тонкое лицо становилось строже, а в глазах появлялись холодные искорки. А когда бабушка читала или писала письмо, бывала сосредоточенной и спокойной. Она надевала свои огромные очки на самый кончик носа и шепотом проговаривала все, что читала или писала. Имея образование всего в несколько классов церковно-приходской школы, владела грамотой в такой степени, чтобы по складам читать газету или книгу и переписываться с сестрами и дочерьми. Но в то же время обладала необыкновенной природной смекалкой и тонким чувством юмора. Как-то она спросила меня:

– Скажи, мальчик, как самолет летает, он же железный? Я понимаю, как едет поезд: его двигает пар, а пар большая сила. Даже чайник, когда кипит, прыгает на плите и сбрасывает крышку. Но паровоз катится по земле. А как самолет? Он же летит в воздухе, крыльями не машет и пара в нем нет. Как?

Я с удовольствием рассказал бабушке все, что знал о самолетах, объяснил, как образуется подъемная сила, для чего нужен пропеллер. Бабушка внимательно выслушала мои объяснения и сделала такой вывод:

– Значит, создается рукотворный ветер, который и поднимает самолет в воздух: ведь ветер тоже сила огромная. Он деревья с корнями вырывает, крыши с домов срывает.

Я похвалил бабушку за удачный пример и сказал, что крыши домов тоже имеют форму, похожую на форму крыла самолета, потому и «слетают» с домов при сильном ветре. К беседе подключился мой брат Роберт. Он более квалифицированно объяснил причины возникновения подъемной силы. Бабушка вздохнула и сказала:

– Господи, сколько чего интересного люди придумали! И сколько еще придумают, когда нас уже не будет…

Интересы бабушки не ограничивались только техникой. Она хотела знать все об искусстве и даже о политике.

Однажды, убирая квартиру, она сняла со стены гипсовый барельеф Ленина, который висел у отца над письменным столом, и, вытирая пыль с портрета вождя, спросила:

– Как этот лысый паршивец сумел перепутать мир? Конечно, портить всегда легче, чем делать, но все-таки? Говорят, что он был умный. Но разве умный человек будет притеснять и разорять крестьян? Разве умный человек будет разрушать церкви, расстреливать священников, сжигать иконы? Вот и наказал его Бог: его даже не похоронили по-людски, сделали из него ветчину, прости Господи.

Бабушка никого из советских руководителей не любила, но, когда назначили Председателем Совета Министров Булганина, перекрестилась и сказала:

– Слава Богу! Может, сейчас жизнь наладится.

– Почему? Чем он лучше других? – Удивились мы.

– Потому, что самая хорошая жизнь была при царе Николае. А этого нового тоже зовут Николай, значит, все наладится.

Правда, вскоре бабушка разочаровалась в новом назначенце и поняла, что дело не в имени.

– Большевикам никакое имя не поможет, ничего хорошего от них не будет. – Таким был ее окончательный вердикт.

* * *

К нам из деревни часто приезжала и подолгу жила у нас сестра бабушки Ивлиты Тапло. Мы все – и мама, и отец, и мы с братом – называли ее тетей Тапло, хотя нам с братом она приходилась двоюродной бабушкой. Она, несмотря на свои немолодые годы, была стройной и красивой. Свои каштановые с проседью волосы она гладко зачесывала назад и собирала в пучок. У нее были хоть и старческие, но очень красивые руки и удивительно добрые и ласковые глаза цвета меда (кстати, имя Тапло означает Медушка). Однажды она рассказала нам, почему не вышла замуж, почему осталась одна:

– Был у меня жених умный, красивый, трудолюбивый. Бывало, от солнца до солнца не уходил он с поля или с виноградника.

Слева направо: мама, тётя Тапло, Александре Хмаладзе.

Фото автора

Достойный был мужчина. Мы были уже помолвлены и должны были вскоре пожениться, но он заболел «испанкой» и умер. Я хотела покончить с собой. Выпила уксус, думала, что умру, но нет, не взял Господь мою душу.

Но, несмотря на то что в ее глазах навсегда затаилась печаль, тетя Тапло иногда давала выход своему богатому чувству юмора.

Однажды она сказала брату Роберту:

– К тебе приходил товарищ, я не знаю, как его зовут, безликий такой, похожий на изображение в самоваре. – Образ был описан настолько точно, что мы сразу поняли, о ком идет речь.

Как-то, уходя из дома, Роберт сказал ей:

– Тетя Тапло, придет мой одноклассник Гия, отдай ему эту книгу.

– Гия это тот, который болтун? – И опять точное попадание в образ.

О своем возрасте она говорила очень оригинально. Делала шутливо-серьезное выражение лица и говорила:

– Мне в позапрошлом году исполнилась 59 лет. – Так она говорила в течение нескольких лет. А мы подыгрывали ей и делали вид, что верим ее шутке, хотя знали, что она значительно старше.

Всегда было интересно слушать беседу бабушки с сестрой, особенно когда они сидели у самовара, вспоминали свои молодые годы, своих подруг и родных.

– Помнишь, сестра?..

– А ты помнишь?..

Сколько тепла, сколько добра вносили в наш дом мои дорогие бабушки, царствие им небесное…

Радиолюбитель

Сегодня даже трудно представить, что у детей моего поколения не было (и не могло быть) компьютеров, телевизоров и другой техники, которой сегодня никого не удивишь. Даже радиоприемник был тогда большой редкостью.

Мы, тогдашние ребята, ходили в разные технические кружки, где своими руками делали радиоприемники, модели самолетов. Так называемый детекторный приемник был мечтой любого мальчишки. Такой аппарат принимал на наушники одну, редко – две-три станции, но для этого надо было самому изготовить все детали, установить мощную наружную антенну и сделать заземление…

Приемник я сделал быстро. И антенна не вызвала особых осложнений. Но заземление оказалось очень сложной задачей: для этого нужно было закопать глубоко в землю медный лист или предмет определенного размера. Но я никак не мог найти ничего похожего. И вдруг – эврика! У нас дома было несколько медных кастрюль: в самой маленькой кипятили молоко, а самая большая использовалась редко, в основном для приготовления плова.

Как показали несложные расчеты, эта «пловная» кастрюля идеально подходила для заземления. Оставалось только припаять к ней медный провод. А для этого требовался большой паяльник. У меня такого не было.

И здесь выручила кухонная утварь – шумовка. У нас была медная шумовка размером с тарелку, а ручка толщиной с большой палец и длиной около полуметра. Вот от этой ручки я и отрезал нужный кусок. Конец ручки закруглил и залудил, а из отрезанного куска сделал паяльник. Итак, путь к радиоволнам был открыт!

Закопал я кастрюлю в землю, присоединил куда надо антенну и заземление, включил наушники, и – о чудо! – «Лапаракобс Тбилиси»[1]1
  Лапаракобс Тбилиси – Говорит Тбилиси – (груз.).


[Закрыть]. Радости моей не было конца. Но счастье было недолгим: именно в этот день бабушка Манана затеяла плов. Пошла на кухню, и слышу оттуда:

– Куда делась большая кастрюля? Ты не видел?

– Нет.

Дальше я уже не слышал. Точнее слышал только звуки в наушниках, которые мне казались райской музыкой, независимо от того, передавали новости или песни.

Наконец я снял наушники, чтобы позвать друзей и похвалиться. Но сразу услышал другие, более знакомые звуки:

– Куда она могла деться? Как сквозь землю провалилась. – Бабушка все искала кастрюлю. Она окончательно расстроилась, завязала голову полотенцем, прилегла и все повторяла:

– Как сквозь землю…

Я вернулся в реальность. Мне показалось, что бабушка уже расшифровала меня: поняла, куда «провалилась» кастрюля.

Надо было срочно выкопать и положить на место кастрюлю. Но как? Сейчас, когда все внимание бабушки было приковано именно к этой проблеме. А может, рассказать ей все как есть? А если она не поймет?..

Я пробрался в огород, к заветному месту моего «клада». Стараясь не шуметь, буквально ногтями раскопал успевшую уплотниться землю и вытащил кастрюлю, очистил ее. На цыпочках, не дыша, пробрался на кухню и положил кастрюлю на место.

Одну часть своей провинности я устранил. Но, увы, мой чудо-приемник молчал. В данный момент это меня беспокоило больше всего.

Вскоре вернулась с работы мама.

– Что случилось? – Спросила она у бабушки, видя, что та лежит с повязкой на голове.

– Пропала большая кастрюля, и я не смогла приготовить обед. – Мама пошла на кухню и подала оттуда голос:

– Вот она, лежит на месте. – Бабушка, охая, заковыляла туда же. Увидев кастрюлю, она заголосила:

– Как же так? Я несколько раз заходила сюда. Ой, видно у меня что-то с головой, что-то с головой.

Мама накапала ей валерьянки, успокоила ее, а сама поставила варить плов. К этому времени вернулся с работы отец. Бабушка встала, засуетилась, стала помогать маме.

Пришло время помешать плов. Этого момента я боялся больше всего, и в то же время было очень интересно, как пройдут испытания укороченной шумовки. Бабушка взяла в руки шумовку и вдруг закричала:

– Ваи мэ! Ваи мэ![2]2
  Ваи мэ! – Горе мне! (груз.).


[Закрыть] У меня совсем плохо с головой!..

Бабушка Манана и мы с братом. Фото И. Тори

– Что с тобой, мама? – забеспокоился отец.

– Мне совсем плохо: кажется, что шумовка стала короче, ваи мэ!

Пришлось ее опять укладывать. Мое сердце разрывалось между приемником – творением моих рук – и бабушкой, которой я причинил столько волнений…

Кое-как пообедали. После обеда «экспертная комиссия» в лице родителей долго изучала шумовку, видела, что что-то изменилось, но что конкретно, понять не могла.

Прошло несколько дней мучительных поисков и ожиданий. Мой приемник, увы, все еще молчал. Наконец от безысходности в качестве заземлителя закопал старое ведро. К моему удивлению, приемник заработал. Все домочадцы по очереди надевали наушники, удивлялись и хвалили меня. Бабушка послушала приемник спокойно, с достоинством. Наконец сняла наушники и сказала:

– Хорошо говорит, как живой человек. – Это был высший балл, выставленный моей работе. В то же время я боялся, что бабушка на самом деле заболеет и, воспользовавшись благоприятным моментом, рассказал все как было. Смеялись все до слез. Только бабушка молчала. Наконец сказала серьезно:

– Это очень интересно: как радио разговаривает через кастрюлю? Как? Ты мне расскажи, мальчик, мне это очень интересно.

Тбилиси. «Лампионщик». Скульптор И. Цуладзе. Фото автора

Ушёл на фронт…

Это фото моего двоюродного брата Аркадия Саамова. Он ушёл на фронт добровольцем в прямом смысле со школьной скамьи: в мае сдал выпускные экзамены, а в июне пошёл в военкомат проситься на фронт.

Прислал одно единственное письмо из Керчи. В письме была эта фотография, снятая, наверное, «минутным» фотоаппаратом: на фото слева видны следы кнопок, которыми бумажный негатив прикрепляли к экрану. Через два месяца пришла похоронка почему-то на имя жены, хотя он не был женат.

Эта описка в телеграмме нам давала какой-то лучик надежды, что он жив и телеграмму послали по ошибке…

Но, увы, чудо не случилось, на этом всё кончилось – он не вернулся.

Один из миллионов безвестных солдат Великой Отечественной войны Аркадий Саамов выполнил свой долг и остался в вечности.

* * *

Аркадий Григорьевич Саамов родился 21 октября 1921 года в Грузии, в небольшом городе Гурджаани. Среднюю школу окончил в соседнем городе Телави.

Увлекался фотографией, музыкой…

На фото я ничего в фотошопе не стал исправлять, даю в первозданном виде.

Аркадий Саамов.

Фото с фронта неизвестного автора

Дети и внуки

Фото автора

У меня две дочери. Дочь от первого брака Майя живёт в Грузии.

Она преподаватель. У неё трое детей: Михаил, Давид, Русико. Все уже семейные и у них семеро ребят, моих правнуков: у Михаила два сына – Габриел и Гиорги, у Давида – дочь Мариам и сын Николоз, у Русико трое ребят – сын Гиорги и дочери Анастасия и Нини.

Дочь от второго брака Нина живёт в Америке. Она журналист-международник. У неё одна дочь Ольга.

Дочь Майя Хмаладзе

Дочь Нина Вишнёва

Я с семьёй дочери Майи

Внук Михаил Хмаладзе

Внук Давид Хмаладзе с семьёй: жена Нино, дети Мариам и Николоз

Внучка Русико с мужем Зурабом и сыном Гиоргием

Я с дочерью Ниной в Тбилиси

Дочь Нина с мужем Аркадием в гостях у моего друга Гоги Андроникашвили в Телави, 2013 г.

Внучка Ольга Вишнёва в детстве. Фото дедушки

Правнуки Мариам (дочь внука Давида) и Гиорги (сын внучки Русико)

Друзья

Я часто слышу такую фразу: «Друзей много не бывает». Эта фраза применима только к людям недалёким и не добрым. Я это знаю по личному опыту. Мои друзья всю мою долгую жизнь, образно говоря, тоже моя семья. И именно поэтому включил этот материал в раздел семьи.

Я очень богатый человек: у меня много друзей. Наше дружеское сообщество в своё время состояло из семи человек. Все известные, уникальные личности. И ещё друзья друзей.

Но писать о своих друзьях вскользь я не могу. Напишу позже отдельной книгой.

А здесь просто представлю их.

Я с друзьями (справа налево): заместитель директора Всесоюзного института Гипронииполиграф Григорий Саамов, композитор и пианист Джумбер Сахеишвили, мэр города Телави Гоги Андроникашвили, директор Телавской типографии Амиран Ахметели, заведующий отделом межрайонной газеты журналист Элизбар Саралидзе, заслуженный деятель искусств Грузии, дирижёр и композитор Павле Демуришвили, мой брат, историк, юрист, заслуженный тренер республики по тяжёлой атлетике, судья всесоюзной категории Роберт Саамишвили, ученик брата.

На втором снимке первый справа директор школы Леван Егоришвили

Мы вчетвером: с гитарой Павле Демуришвили, рядом Джумбер Сахеишвили, спиной Гоги Андроникашвили и я. Фото автора

Магия имени

Я давно заметил, что имя, данное человеку при рождении, во многом определяет его судьбу. Удачно выбранное имя радует человека, он охотно называет его при знакомстве. Но если человека назвали неудачно, это беда. Обладатель нелюбимого имени становится замкнутым, закомплексованным.

Есть и такие имена, которые придают своим владельцам определенные черты характера. Например, имя Аркадий. Носители этого имени, как правило, обладают каким-то особым чувством юмора. Примеров этому много. В подтверждение достаточно назвать только великого Аркадия Райкина. Да есть и другие примеры: Аркадий Арканов, Аркадий Инин…

Хотя имя Аркадий встречается не так уж часто, но все Аркадии, которых я знал, оставили память о себе именно с точки зрения юмора.

Аркадий Габриадзе, ровесник моего отца, жил со своей семьей – женой и сыном – рядом с нами, т. е. через стенку, в нашем длинном, как поезд, одноэтажном доме.

По профессии Аркадий был каменщиком, а по призванию – артистом. Причем артистом талантливым, разносторонним. Все, что он делал, делал именно как артист: изящно, красиво, эффектно, на публику. Его впечатляющая внешность, природная музыкальность так и просились на сцену. И сценой для него была сама жизнь. Он в любой ситуации находил повод для шутки. Даже сына он назвал забавно – Робинзоном.

Вечером у Аркадия собиралась детвора со всей округи, и он охотно рассказывал сказки в лицах, изображал то черта с рогами, то Кощея с косой, то Дэви[3]3
  Дэви – персонаж грузинских сказок, человекоподобное существо огромных размеров, иногда с несколькими головами (до девяти).


[Закрыть] с несколькими головами. После таких представлений от ужаса мы в темное время боялись возвращаться домой, шли, оглядываясь.

Даже его жена, красавица Нина, казалось бы привыкшая к чудачествам мужа, никогда не знала – когда он шутит, а когда говорит всерьез.

А как интересно было играть в лото с участием Аркадия, особенно когда он был ведущим, то есть когда он называл номера. Надо сказать, что на такие игры наш дом – все девять семей – собирался часто. Приходили друзья, родственники, так что публика бывала достаточно многолюдная.

Во дворе, под большой благоухающей липой, под стрекотание цикад, при свете керосиновых ламп проходило таинство этой игры.

Кроме общеизвестных названий номеров типа «барабанные палочки», «детские стульчики», Аркадий практиковал названия на разных языках и придуманные им самим. Особенно когда игра подходила к концу и все с волнением ждали очередного номера. Именно в такой напряженный момент он мог сказать:

– Цвай унд Цванциг[4]4
  Цвай унд цванциг – двадцать два (нем.).


[Закрыть] или Шеш у беш[5]5
  Шеш у беш – шесть и пять – так называют цифры при игре в нарды, слова персидского происхождения.


[Закрыть].

– Аркадий, что ты говоришь? Скажи по-человечески, у меня же кватерно![6]6
  Кватерно – четыре выпавших числа из пяти в одной строке карточки лото.


[Закрыть]

* * *

Когда началась война, дядя Аркадий ушел на фронт в первый же день и – как в воду канул: ни одного письма. Как выяснилось позже, он долго партизанил в тылу врага, а последние два года провел в плену. Когда вернулся домой, он весил всего сорок килограммов. Аркадий постепенно оправился, начал работать. Все так же рассказывал сказки и веселые истории, но в глазах навсегда затаилась какая-то неизгладимая печаль. Но Аркадий не был бы самим собой, если бы сдался этой печали: шутил по-прежнему.

С фронта Аркадий привез старенький аккордеон, весь обшарпанный, с наклейками, накладками. Он часто выходил во двор и наигрывал разные мелодии.

Моя бабушка по маме Ивлита и ее сестра Тапло были активными слушательницами выступлений соседа. Однажды бабушка спросила его:

– Аркадий, хорошо ты играешь. А что за гармонь у тебя такая, как маленькое пианино?

Реакция была мгновенной, как будто он только и ждал этого вопроса:

– Там, в Германии, когда я был в плену, приставили меня в к одному интеллигентному немцу. Он был музыкантом. Однажды его дом разбомбило. От взрыва все разлетелось в клочья: пианино, гармонь, скрипка. Я приделал клавиши пианино к гармони, и получилась такая штука. Немцам новая гармонь очень понравилась, и назвали ее моим именем – аркадион. Сейчас там одна музыкальная фабрика выпускает такие аркадионы и продает. Меня даже не хотели отпускать, чтобы я еще что-нибудь придумал. – Сказал все это и тут же, как ни в чем не бывало, стал играть какую-то веселую мелодию.

Мои бабушки завороженные слушали Аркадия. Вечером бабушка Ивлита подозвала меня и шепотом спросила:

– Скажи, правда, что Аркадий придумал этот самый аркадион, или шутит? – Я не стал разочаровывать бабушку и ответил уклончиво-дипломатично:

– Наверное, придумал, раз говорит. Ты же знаешь, он на все руки мастер…

Через день, на очередных вечерних посиделках Аркадий сам раскрыл свою шутку.

Хохот стоял на всю округу.