Текст книги "Ночные сумасбродства"

Так что это будет их последняя ночь. А завтра она исчезнет. У нее есть пара подруг. Кто-нибудь из них приютит ее. Рождество – не самое удачное время для внезапного появления у чьего-то порога, но у нее нет другого выхода. Она должна убежать от Зика. Должна заставить его понять: он не для нее. И она больше не верит в чудеса.

Глава 8

Удивительно, но Мелоди, несмотря на мрачное настроение, заснула прямо в такси. Следующее, что она осознала, был голос Зика. Он сообщал, что они подъехали к отелю.

– Просыпайся, соня, – ласково сказал Зик и помог ей выбраться из машины. – Может быть, примешь ванну, когда мы поднимемся в номер? Ужин подадут не сразу. У тебя будет много времени.

– Я, наверное, сразу пройду к себе, – проговорила она холодно. – Я не голодна и не буду ужинать, если ты не возражаешь.

– Голодна или нет, ты должна поесть.

– Нет, Зик, не должна. Я сразу лягу в постель.

Они дошли до лифта. Когда двери кабинки закрылись, Зик сказал мягко и в то же время угрожающе:

– Обед – это неизбежность. Пожалуйста, загляни в меню, если не хочешь, чтобы я сделал выбор за тебя.

– Господи боже мой! – Ее глаза гневно сверкнули. – Что ты собираешься делать? Кормить меня насильно?

– Если понадобится, – кивнул он, – будет именно так.

Мелоди видела, что муж не шутит.

– Я не ребенок, Зик.

– Тогда не веди себя как ребенок. Ты серьезно болела и еще не вполне оправилась. Ты должна хорошо питаться.

– Спасибо. Поверь, я способна понять, когда мне хочется есть, а когда нет, – зло бросила она.

Зик поднял брови и улыбнулся. Выражение его лица рассердило Мелоди еще больше. «Неужели он никогда не сомневается, что прав?» – пронеслось у нее в голове.

Она посмотрела на Зика, как ей казалось, уничижающим взглядом и уставилась на дверцу лифта. Но при этом вела себя как рассерженный котенок. Прав Зик или нет – не важно. Мелоди злила его самоуверенность.

Зажженная гирлянда на рождественской елке и пара настольных ламп, которые Зик не погасил, придавали гостиной опасно уютный вид – эдакий миниатюрный домик внутри дома. Зик бросил пиджак на стул, снял галстук, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке и подошел к кофейному столику, на котором лежало меню.

– Вот, – обратился он к жене. – Думаю, мне стоит заказать бифштекс. А тебе? Ягодно-лимонное желе – это прекрасно. Я просто умираю от голода.

Мелоди села на диван. Она ни за что не призналась бы ни одной живой душе, что от слов Зика у нее потекли слюнки.

– Я ела мясо днем, – холодно заметила она.

– А как насчет печеного лосося с гарниром? – спросил Зик. – Это легкое блюдо. И разжигает аппетит.

Мелоди пожала плечами. Она знала, что ведет себя именно как капризный ребенок, но не видела другого способа защититься от соблазнителя Зика. Он выглядел сексуальнее, чем может себе позволить мужчина.

– Думаю, я действительно приму ванну, – решила она и вышла, не дожидаясь ответа.

В спальне Мелоди закрыла дверь и прислонилась к ней, спрашивая себя в сотый раз: как случилось, что она поставила себя в такое положение?

– Только одна ночь, – прошептала она. – На самом деле ничего не изменилось.

Зик не сможет насильно заставить ее быть его женой. Завтра в это время она будет где-нибудь далеко… И будет думать о нем каждый час, каждую минуту. Такая вот непоследовательность. Но она не была достаточно хороша для Зика и в лучшие свои времена. Пока он не может примириться с тем, что их брак распался. Значит, ей надо быть сильной, действовать целенаправленно.

Мелоди не стала задерживаться в ванной. Вытершись насухо, она надела пижаму, а сверху как дополнительную защиту длинный пушистый банный халат.

В гостиной звучал хорал. По телевизору транслировали рождественский концерт, и хор мальчиков исполнял «Тихую ночь». Чистые детские голоса странным образом проникали в сердце.

Зик расположился на диване, вытянув ноги. Рядом с ним стояла рюмка бренди. Он выглядел так сексуально, что у Мелоди пересохло во рту. Когда она вошла в гостиную, он открыл глаза, указал на бренди и спросил:

– Хочешь? Она покачала головой:

– Я и так слишком много пила сегодня. Ты забыл, что я три месяца провела в больнице?

– Я не забыл ни одной секунды из этих трех месяцев. Они врезались в мою память навечно. Сущий ад.

Зик подвинулся, чтобы Мелоди могла сесть рядом с ним, но она нарочно села на диван напротив, сделав вид, что ее интересует собор, откуда велась трансляция, и поджала под себя ноги.

– Он очень красивый, – заметила Мелоди. – В таких местах время останавливается. Правда?

– Почему ты отгораживаешься от меня? – спросил Зик без упрека, так спокойно, что она не сразу поняла смысл его слов. – Я хочу знать.

– Зик, пожалуйста, не начинай сначала. Это нехорошо.

– Такое нежное, хрупкое существо, а может быть жестким, как камень, когда захочет, – протянул он задумчиво.

Удивленная Мелоди возразила:

– Я не жесткая.

– С остальным миром – нет. Только со мной. Почему? Что заставляет тебя думать, что у меня не пойдет кровь, если меня ранить? Что я не могу чувствовать, как другие?

Она глубоко вздохнула:

– Конечно, последние месяцы дались тебе нелегко. Но это не имеет отношения к сегодняшнему дню.

– Ты винишь меня за то, что я не был с тобой, когда это случилось? – тихо поинтересовался Зик. – Это вполне понятно. Я мог, я должен был не допустить этого. Я подвел тебя, и мне нет прощения.

Мелоди была потрясена.

– Почему я должна тебя винить?

– Да потому, – он наклонился вперед и зажал ладони между колен, – что мы в тот день должны были пойти вместе в кафе. Но возникла некая проблема, и я отменил встречу. Если бы я этого не сделал, не счел, что бизнес важнее моей бедной жены…

– Перестань, Зик, – в ужасе прошептала Мелоди. – Несчастный случай никак не был связан с тобой. Это я. Я на минуту задумалась. Так случается со многими. Просто это произошло в плохом месте в плохую минуту. Ты не виноват.

Она забыла, что они собирались встретиться в маленьком бистро, пока Зик не позвонил и не отменил встречу. Но даже если бы и помнила, ей никогда не пришло бы в голову в чем-то винить его. Мелоди винила себя, и только себя.

Он поднялся и покачал головой.

– У меня другое мнение, но давай не будем спорить на эту тему. – Зик взглянул на жену. – Я не собираюсь позволить тебе уйти, Ди. Особенно после того, как едва не потерял тебя три месяца назад.

Она сделала самую трудную вещь в своей жизни: высказала горькую правду.

– У тебя нет выбора. Для брака нужны двое, а я больше не могу. Я должна… – Мелоди замолчала, обнаружив, что ее голос дрожит. – Я требую развода, Зик. Впредь нам суждено идти по жизни разными путями. Ты не можешь не понимать этого. Мы не в силах вернуться к прошлому. Все кончено.

Два коротких слова как ножом полоснули по их любви, по добрым временам, смеху, радости, наслаждению. Мелоди видела, как каменеет лицо Зика, как он прячет эмоции под ничего не выражающей маской.

– А мои желания и чувства не имеют значения? – поинтересовался он.

Мелоди, стараясь не потерять самообладания, инстинктивно сжала руки:

– Я хочу этого для тебя так же, как для се…

– Вот этого не надо! – крикнул Зик, прервав ее на полуслове. – Так проще всего оправдаться. Ты сегодня ни разу не спросила меня, чего я хочу, что чувствую. Просто заявила, что бросаешь меня. И только. Ни обсуждений, ни компромиссов. Ничего.

Как объяснить ему, что ею руководит инстинкт самосохранения? Мелоди всегда ощущала, что не подходит для мира Зика. Но до несчастного случая она была неординарной танцовщицей. И этим оправдывала близость с Зиком. Но все раздавил грузовик…

Она вдруг ощутила боль, словно ее ударили кулаком в живот. Но эта боль не имела ничего общего с ее травмами. Неизбежность расставания с Зиком сокрушила женщину. Не выбирая слов, она заговорила:

– В детстве я, если можно так сказать, всегда оставалась снаружи, всегда только заглядывала внутрь. Меня не приглашали в гости. Никто не ждал меня, чтобы проводить домой после школы. Конечно, теперь, оглядываясь назад, я понимаю, это бабушка не позволяла мне заводить друзей, недружелюбно относилась к мамам других детей. Но тогда я не сомневалась, что дело во мне. Что другие девочки меня не любят, считают не такой, потому что у меня нет родителей. Может, так и было. Не знаю. Но потом я поняла, что в танце все остальное теряет значение. И тут бабушка помогла мне, зная, как много значит для меня танец.

– Но успешно калечила в тебе все остальное.

Зик произнес это с такой горечью, что Мелоди испугалась. И поспешно затрясла головой:

– Нет, нет, это не так. Бабушка делала для меня все, что в ее силах. Она не обязана была брать меня к себе. Могла сдать в приют. Но она так не поступила. И она несла в себе боль. Сильную боль. Я думаю, она любила моего деда очень сильно и не смогла забыть его. И она потеряла дочь – мою мать. Ей пришлось очень тяжко.

– Ты придумываешь ей оправдания. Постоянно, – заметил он уже мягко.

– Я стараюсь объяснить.

Объяснить необъяснимое. Открывая Зику горечь своей души. Но он заслужил это.

– Ди, ты больше, чем танцовщица. Ты всегда была больше, чем танцовщица.

Зик подошел к ней и присел рядом на корточки. Брюки обтянули его мускулистые ноги.

Температура в комнате немедленно поднялась градусов на двадцать, и все грустные мысли вылетели у Мелоди из головы. Она смотрела на мужа, чувствуя, что он собирается поцеловать ее, и желала этого больше всего на свете.

Вежливый стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Зик встал и направился к двери.

Официант вкатил в номер столик, быстро и ловко расставил тарелки, разложил салфетки и приборы.

– Желаете ли вы, сэр, чтобы я разложил еду по тарелкам? – спросил он Зика, открывая бутылку вина.

Зик посмотрел на Мелоди, которая все еще сидела на диване.

– Нет, спасибо. Счастливого Рождества. Он положил в руку официанта щедрые чаевые.

– Счастливого Рождества, сэр, мадам. – Уходя, официант чуть не кричал от восторга.

Мелоди подошла к столу. Зик выдвинул для нее стул и, когда она села, положил салфетку ей на колени.

– Могу я подать первое блюдо, мадам? Он поднял крышки двух серебристо-белых глубоких тарелок. Суп пах божественно.

Мелоди возразила:

– Я этого не заказывала.

– Я решил, что мы должны поесть, как следует. – Зик положил булочку на ее тарелку. – Ешь, – сказал он нежно.

Вкус супа был так же прекрасен, как и аромат. Последовавший за ним лосось тоже был хорош. Зик болтал о каких-то пустяках, так что Мелоди в конце концов ответила смехом на его шутки. И испугалась, когда осознала, что впервые за несколько месяцев у нее на душе спокойно.

Зик поставил на стол десерт, но Мелоди была уверена, что не сможет проглотить больше ни крошки. Однако кекс с лимонной цедрой и малиной был столь великолепен, что она съела все до последнего кусочка.

Потом она допила вино. Зик, встав из-за стола, пересадил ее на диван, а сам сел рядом. Мелоди не стала протестовать.

– Полночь, – сказал он через пару минут тихо и нежно. – С Рождеством, дорогая.

Дорогая… Ему не следовало так ее называть. Но она не желала разрушать очарование момента. Мелоди смотрела, как Зик опускает руку в карман и достает маленький пакетик. Он протянул пакетик жене и нежно поцеловал ее.

– Что это? – спросила она с подозрением.

– Открой – увидишь, – предложил он загадочным тоном.

Кольцо было прекрасным. Сверкающие бриллианты и изумруды украшали тонкий ободок из белого золота. Зик надел кольцо ей на палец. Мелоди смотрела на блестящие камни с тоской и с еще каким-то чувством, которому даже не могла придумать название. Потом женщина прижала ладони к глазам: она ненавидела себя за то, что причиняла Зику столько боли.

Зик осторожно развел ее руки. Его угольно-черные глаза встретили ее измученный взгляд. Мелоди с ужасом осознала, что он постарел за эти три месяца. Время въелось в его черты, как это бывает, когда человек переживает страшное горе или утрату. Может быть, где-то в глубине сознания Зик понимает, что для них все кончено? Но упорно борется с этим ощущением, считая, что предает ее?

– Я люблю тебя, – сказал он. – И всегда буду любить. Это чувство нельзя включать и выключать по желанию. Я всегда считал, что все делаю правильно, что я независим, холоден. Называй, как хочешь. И вдруг ты, незваная, неожиданно вошла в мою жизнь. Я не искал чего-то постоянного. Я даже не предполагал, что когда-нибудь у меня будет семья, пока ты не появилась на сцене и не ворвалась в вихре танца в мое сердце.

У нее перехватило дыхание.

– Я больше не могу танцевать.

– Но ты здесь, рядом. Только это и имеет значение. – Зик наклонил голову так, что их губы оказались в миллиметре друг от друга. – Ты должна в это поверить, Ди, потому что я не знаю, как убедить тебя. Я способен только показать свою любовь.

Мелоди приняла поцелуй и прильнула к Зику в поисках его силы, его совершенной мужественности, по которой так тосковала. Он поцеловал ее веки, заставил закрыть глаза, как будто знал, что ей надо только чувствовать, ощущать его – и ничего больше. И Мелоди оказалась в бархатной темноте, сотканной из колдовской плоти Зика. Ее вожделение росло по мере того, как он продлевал поцелуй. Наконец реальность его вкуса и запаха стала неодолимой, словно огонь, сжигающий все на своем пути. Она хотела Зика. Хотела до боли.

Он взял Мелоди на руки, понес в свою спальню и опустил ее на кровать так осторожно, как будто она была сделана из китайского фарфора.

Мелоди напряглась, но Зик немедленно лег рядом с ней и, желая подарить женщине уверенность и уют, обнял ее. Не сильно, не порывисто, не поспешно. Он целовал ее губы, давал наслаждение, не требуя ничего взамен.

Ее грудь прижалась к его стальной груди, и он медленно, осторожно стал гладить Мелоди по спине, а его губы скользили по ее лицу. Постепенно она опять расслабилась, ее тело приникло к нему, а ловкие руки и губы Зика пробуждали в ней ту жгучую страсть, которую она знала в прошлом.

Мелоди едва заметила, как Зик снял с нее халат, потом верх пижамы. Он гладил шелковистую кожу ее плеч и шеи, целовал грудь. Она глухо простонала, когда его губы коснулись ее соска. Теперь руки Мелоди судорожно ласкали его тело, сбрасывали рубашку, отвечали на ласки.

Целуя Зика, она наслаждалась солоноватым вкусом его кожи, вдыхала запах лимона и мыла, смешанный с другим, мужским, запахом. Когда-то Мелоди сказала ему, что он красив, а Зик засмеялся и заявил, что красивы только женщины. Но он был не прав. Он красив. Он идеально сложен. Его тело безукоризненно, как тела олимпийских богов.

– Мне этого недоставало, – пробормотал Зик. – Не секса, а возможности обнять тебя, знать, что ты рядом, что мне достаточно протянуть руку, чтобы прикоснуться к тебе. – Мелоди понимала, что он имеет в виду. Есть вещи более интимные, чем простое соитие. Маленькие нюансы в отношениях супругов, но они говорят о связи, о близости, о понимании. – То есть секс – это здорово, – поспешно добавил он. – Я не пропагандирую воздержание.

Темнота дала ей уверенность, и, когда Зик снял с нее остатки одежды, а потом разделся сам, она потянулась к нему. Мелоди не позволяла себе думать. Если бы она стала размышлять, совесть остановила бы ее, потому что это нехорошо по отношению к Зику – всего одна ночь. Но сейчас Мелоди только чувствовала, касалась, вкушала.

– Мы не будем спешить, – прошептал он, – мы слишком долго ждали, чтобы торопить события.

Его глаза блестели в почти полной темноте, как глаза зверя. Она протянула руки и коснулась пальцами лица Зика.

– Сегодня есть только ты и я, – откликнулась Мелоди. – Ни прошлого, ни будущего. Я хочу любить тебя, Зик, хочу опять чувствовать тебя внутри себя.

– Но не так сильно, как я хочу быть в тебе. – Он опять поцеловал ее, но, когда Мелоди попыталась поторопить его, Зик отстранил ее руку. – Позже, – прошептал он. – Время принадлежит нам.

Их любовь была так же хороша, как всегда, но чувства – и те же, и не те. Прежде ей казалось, что они знают друг о друге все. Теперь Мелоди чувствовала, что не знает не только Зика, но и себя. Но в одном женщина была уверена: она хотела его, потому что любила. Это была одна из тех мыслей, которые приводили ее в ужас после несчастного случая. Любовь дает любимому слишком много власти. Любовь сломила ее бабушку, вероятно, и мать тоже и сломит ее, если она останется с Зиком.

А потом все мысли растворились в жажде, удовлетворить которую мог только Зик. Мелоди чувствовала, как кончик его мужской силы медленно двигается между ее бедрами. И она открыла ему путь, поторопила его.

Когда подошел миг развязки, ей показалось, что она готова разлететься на тысячу кусочков. И она сжала Зика в объятиях так крепко, что через секунду он упал на нее, дрожа и произнося ее имя. А когда биение их сердец улеглось, он спрятал лицо в изгибе ее шеи и вновь прошептал ее имя, чуть слышно и нежно.

Прошло какое-то время, прежде чем Зик приподнялся на локте, посмотрел на ее пылающее лицо и медленно проговорил:

– Уф! Если воздержание творит такие вещи, оно не так ужасно. – Он осторожно убрал прядь волос с ее щеки и добавил: – В тебе кое-что есть, женщина.

– Ты и сам не так плох, – заметила Мелоди, довольная тем, что ему сейчас спокойно и радостно.

Конечно, она предполагала, что Зик воспримет их любовную утеху как знак того, что все встало на свои места, но с этим можно разобраться потом.

Он натянул одеяло на них обоих и привлек Мелоди к себе, обняв за плечи:

– Даже гостиничный номер может стать домом, если та, кого ты любишь, рядом с тобой, а дом – казаться грудой кирпичей, когда любимой в нем нет. Я мог бы жить в хижине и быть совершенно счастливым, если бы рядом со мной была ты.

Мелоди заставила себя усмехнуться:

– Не представляю тебя в хижине. Если только в этой хижине найдется Интернет и достаточно средств связи для того, чтобы ты мог все держать под контролем.

Наступило напряженное молчание, затем Зик повернулся и, взяв Мелоди за подбородок, посмотрел ей в глаза.

– Правда? – лениво поинтересовался он. – Если бы кто-то тебя услышал, он решил бы, что я помешан на бизнесе и контроле.

Мелоди не понимала, шутит Зик или говорит серьезно. Наконец ей удалось разглядеть в его глазах веселые искорки.

Она улыбнулась и прижалась к нему.

– На самом деле, ты ошибаешься. – Зик поцеловал ее в макушку. – Я же говорил, что моя работа не определяет мое поведение. И никогда не определяла. Я делаю то, что делаю, потому что мне это нравится и, в конце концов, приносит пользу. Бывает, что я прилагаю много усилий, а отдача оказывается незначительной. Но так бывает не часто. Порой я совершаю ошибки. Как, например, в тот день, когда я не пошел с тобой на ланч из-за того, что возникла некая проблема, которую я надеялся быстро разрешить. Это самая большая ошибка в моей жизни. – Он помолчал, потом добавил: – Возможно, я помешан на контроле, но только немного.

Леопард не может изменить свои пятна. Почему Зик должен изменить себя? Мелоди знала, на что шла, когда выходила за него замуж. Но тогда все обстояло иначе. Она была иной.

И вдруг она осознала, что идея лечь с Зиком в постель была безумием. Мелоди панически испугалась того, что натворила. Она не заметила, что напряглась. Тут же глубокий голос спросил монотонно:

– В чем дело? Ты опять уходишь.

Она высвободилась из объятий Зика и села на кровати.

– Не говори глупости. Мне просто нужно в ванную.

Мелоди хотела взять свою пижаму, но в полутьме все разбросанные по полу вещи казались одинаковыми. Однако сбежать из его спальни обнаженной неприемлемо. Но она не может сидеть вот так всю ночь.

– Ди? – Зик дотронулся до ее спины, и она вздрогнула. – Я сказал что-то не то? Я просто решил говорить честно.

– Все в порядке.

Даже Мелоди собственный голос показался странным. Не зная, что предпринять, она вскочила и чуть ли не бегом бросилась в ванную, закрыла за собой дверь, схватила банный халат, быстро надела его и туго затянула пояс на талии. И только тогда облегченно вздохнула. Все в порядке. Зик ничего не видел.

Она не сомневалась, что муж пойдет за ней, и не удивилась, услышав тихий стук в дверь.

– Ди, ты в порядке? – негромко спросил Зик. Она туже затянула пояс.

– Да.

– Я тебе не верю. – В его голосе слышалась тревога.

– Все хорошо, честное слово. Дай мне минутку. Пожалуйста, Зик. Я сейчас выйду.

Последовало молчание. Когда он заговорил, его голос звучал спокойно.

– Я добуду нам что-нибудь попить. Что ты предпочитаешь? Фруктовый сок? Вино? Кофе? Чай? Горячий шоколад?

Она с трудом заставила себя сказать:

– Кофе. Спасибо.

– Не задерживайся. – Пауза. – Я уже скучаю по тебе.

Убедившись, что Зик ушел, Мелоди включила свет и посмотрела в зеркало над раковиной.

На нее смотрела бледная испуганная женщина с широко открытыми глазами. Мелоди едва смогла узнать себя.

Что она наделала?! Что наделала! И что теперь подумает Зик? «Нет, Зик, я не хочу оставаться твоей женой. Да, Зик, ты можешь уложить меня в постель. Нет, Зик, у нас нет будущего. Да, Зик, чем мы ближе, тем лучше».

Мелоди присела на край ванны и закрыла лицо руками, словно таким образом могла прогнать воспоминания о случившемся, стереть их железным усилием воли. Ей случалось совершать глупости и раньше, но эта глупость – самая страшная. Это было жестоко, эгоистично, бессмысленно. Теперь Зик возненавидит ее, и будет прав.

Она продолжала проклинать себя, когда в дверь опять постучали.

Зик говорил весело, но в его тоне звучали стальные нотки.

– Если ты не выйдешь, я выломаю дверь.

Она крепко сжала пальцами край ванны, потом встала.

– Уже иду.

– Я решил, что ты предпочтешь выпить кофе в гостиной, – произнес Зик довольно холодно. На нем были черные пижамные брюки, ничего больше, и он выглядел очень сексуально. – И может быть, ты объяснишь, почему ты выскочила из нашей постели, как испуганная кошка. Мне-то казалось, что все было великолепно.

Мелоди рассердилась, но выделившийся адреналин, по крайней мере, дал ей силы противостоять мужу.

– Во-первых, это не наша постель, а твоя, – заметила она, проходя мимо Зика в гостиную. – Во-вторых, я не испуганная кошка.

Она взглянула на столик, на котором стояли кофе и блюдо с бисквитами, потом прошла к окну и приподняла занавеску. Опять шел снег. Красивые, похожие на звездочки снежинки падали, кружась, словно в танце, словно они хотели получить как можно больше радости от своей короткой жизни.

Зик подошел к ней, его руки обхватили Мелоди.

– Добро, – сказал он. – Пусть будет так. У меня появилось ощущение, что ситуация еще не разрешилась.

– Я… Я не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное впечатление, – жалобно пробормотала Мелоди.

– Леди, – начал он с мрачной веселостью, – это вы только что занимались со мной любовью? У вас, случайно, нет двойника?

– Я хочу сказать…

– Ты хочешь сказать, – Зик повернул Мелоди лицом к себе и посмотрел на нее, – что по-прежнему держишься за смехотворную мысль о разводе. Так?

Она не могла понять, рассержен ли он. Зик всегда умел скрывать свои чувства. Она слегка кивнула.

– Хорошо. Считай, что облегчила душу. Пей кофе.

Как ему объяснить, что это серьезно?

– Зик, ты должен понять… Он оборвал ее сногсшибательным поцелуем:

– Иди и насладись кофе с бисквитами. Потом мы побеседуем. Нам, вероятно, стоило поговорить, прежде чем отправиться в спальню, но я никогда не был джентльменом.

– Но говорить больше не о чем, – беспомощно возразила Мелоди.

– Тут ты не права. Позволь мне сформулировать это так: пока ты не сумеешь убедить меня, что все кончено, ничего кончено не будет.

Мелоди напряглась, пытаясь отразить яростную атаку Зика. Ее руки уперлись в его стальную грудь.

– Дай мне пройти.

– Конечно. – Он немедленно отступил. – Но все-таки ты должна меня убедить. Ты – часть меня, Ди. Половина целого. Ты стала моей женой, не забыла?

– Ты говоришь так, будто я – твоя собственность. – У нее все дрожало внутри, его близость – как сладостная пытка. Однако если она не атакует, то проиграет.

– Ровно настолько, насколько я – твоя собственность, – мягко ответил Зик. – Это работает в обе стороны. Ты отдала мне свою любовь, и она принадлежит мне так же, как тебе принадлежит моя любовь. Разница между нами в том, что я тебе доверяю. Доверяю себя и все, что у меня есть. Но ты еще не готова, правда? Знак вопроса висит над моей головой, как дамоклов меч. Искреннее доверие, Ди, означает обязательства, открытость. Не смотри на меня так. Не думай, что ты единственная, кто до полусмерти боится истинной любви и доверия. Но дело того стоит. По большому счету. – Мелоди покачала головой. Она не замечала, что по ее щекам катятся слезы, пока Зик не протянул руку и не стер их большим пальцем. – Все будет хорошо, – заверил он жену, глядя на нее пристально и спокойно. – Ты – хороший человек. Я тоже. Я – великий человек, если честно. И мы созданы друг для друга.

Это было так глупо, что она улыбнулась, чего он и добивался.

– Не хочу делать тебе больно, – пролепетала она так тихо, что он едва мог ее слышать, – но лучше сейчас, чем потом. Мы – это невозможно, Зик.

Он подвел ее к дивану, заставил сесть и протянул чашку с кофе.

– Это твоя ночь. – Зик положил на блюдце бисквит. – Ночь, которая смеется над словом «невозможно». Ты просто верь.

В том-то и дело. Она не могла. Мелоди поднесла чашку к губам, не замечая, что молоко в ней пастеризованное, то самое, которое она не выносит. Она больше не могла верить.