Текст книги "Ночные сумасбродства"

Глава 10

– Простите, если я ошибаюсь, но мне что-то подсказывает, что вам, милая, не помешала бы чашечка хорошего чая. Вы, должно быть, промерзли до костей.

Мелоди не сразу переключила внимание на севшую рядом с ней невысокую, полную женщину с маленькой, толстенькой собачкой и бросила рассеянно:

– Извините?

– Я тут проходила не так давно. Рождество или не Рождество, а мой Билли должен гулять каждое утро. И я видела вас. Такой лютый холод, а вы сидите тут одна-одинешенька. – Ясные карие глаза смотрели пристально, но ласково. – Я права? Вам, должно быть, очень скверно.

Мелоди постаралась собраться. Вернувшись из мира размышлений в реальность, она почувствовала, что действительно промерзла до костей.

– Спасибо, но я в порядке. – Ответ прозвучал как-то неубедительно, поскольку она сильно дрожала.

Во всяком случае, так показалось ее доброй самаритянке. Маленькая женщина прищелкнула языком:

– Я всегда выпиваю чашечку чаю, когда прихожу домой, а мой дом рядом, дорогая. Почему бы вам не пойти ко мне, не обогреться немного?

– Нет, нет, спасибо. – Мелоди заставила себя улыбнуться, встала и почувствовала, что ноги совершенно одеревенели. – Вы очень любезны, но я в полном порядке. Я… я просто немного тут посидела.

– Вы не выглядите так, будто вы в порядке, если позволите мне сказать. Вы белы как снег. Слушайте, меня зовут Мейбл, и мне совсем нечего делать, пока мой сын не приедет за мной и за Билли. Он отвезет нас к себе и угостит рождественским обедом. У него очень мило. Все в современном стиле – так, кажется, говорят. Мне-то это не по душе – на сарай похоже. Но ему нравится. И его жене, и детишкам. А это самое важное. Приедет он еще не скоро – через час, не раньше. Надо же чем-нибудь занять это время. Вы составите мне компанию. Согласны? Рядом с Билли мне хорошо, дай ему Бог здоровья, но сегодня Рождество. Я всегда скучаю по Артуру на Рождество. Уже два года прошло, как его не стало, а я не могу привыкнуть. Пятьдесят лет мы прожили вместе. Дружили с детства. В те времена такое еще случалось. Теперь все не так. – Мейбл тяжело вздохнула, выражая тем самым свое мнение о современных нравах.

Мелоди облизала губы и уже готова была отклонить приглашение, но вдруг увидела глаза Мейбл. В них были тоска, и одиночество, и что-то еще, идущее из самой глубины души. И вместо того чтобы ответить «нет», она неожиданно для себя самой согласилась:

– Если я вам не помешаю, то с удовольствием выпью чашечку чаю. Я и не заметила, как долго просидела на холоде.

– Все в порядке, милая. – Мейбл встала и дернула Билли за поводок. – Когда о чем-нибудь думаешь, ничто не поможет лучше, чем чашка крепкого чая. Я в это верю. Хороший чай веселит душу – так мой Артур говорил.

Дом Мейбл оказался очень милым жильем с балконом, следами прежнего великолепия и семейными фотографиями на стенах маленькой кухни-столовой, куда хозяйка провела Мелоди. Там было тепло и уютно. У стола стояли два кресла, в углах – четыре стула. Тут царили тишина и уют, говорившие скорее о спокойствии, чем о пустоте. У Мелоди возникло странное ощущение, что она попала домой.

– Садитесь, дорогая. – Мейбл указала на одно из кресел. Билли немедленно свернулся в своей корзине у камина и закрыл глаза, как бы предупреждая: «Я исполнил свои обязанности. Больше меня не беспокойте».

– Спасибо. – Мелоди села, немного неловко.

Как получилось, что она рождественским утром оказалась в гостях у совершенно незнакомого человека, тогда как Зик спит в отеле? Во всяком случае, Мелоди надеялась, что он спит. Да, наверняка спит, быстро утешила она себя. Впрочем, даже если не спит, слишком поздно волноваться.

Мейбл занялась приготовлением чая. Она согрела чайник, насыпала в него пару ложек заварки, долила кипяток. Мелоди не удивилась. Заваривание чая в пакетиках было явно не в стиле пожилой дамы.

– Ну вот, дорогая. – Мейбл поставила перед ней чай и большой кусок домашнего пирога на блюдце. – А теперь можно ли мне спросить, почему такая хорошенькая девочка сидела рождественским утром одна и лицо у нее было такое, будто она потеряла фунт, а нашла пенни?

Мелоди невольно улыбнулась. Мейбл нельзя обвинить в хождении вокруг да около.

– Я не знаю, что мне делать.

Как поступить. Мейбл устроилась в скрипучем кресле и ласково улыбнулась.

– Беда, поделенная на двоих, – это половина беды, я так считаю. Почему бы вам не рассказать мне все? – Она откусила кусочек пирога и указала Мелоди на ее блюдце. – Попробуйте вкусный пирог и расскажите мне, что с вами случилось.

– Это долгая история, – нерешительно начала Мелоди.

– Ну, так расскажите ее поскорее.

Через час, выпив несколько чашек чаю, Мелоди спрашивала себя: как она могла поведать историю своей жизни постороннему человеку? И почему у Мейбл ей спокойно, как дома?

Мейбл слушала не прерывая, пока она рассказывала о своем детстве, о встрече с Зиком, о несчастном случае и полученных травмах. Билли ворочался в своей корзине, будто гонялся за воображаемыми кошками, и корзина поскрипывала. А в остальном все было тихо и спокойно, и ничто не отвлекало их.

Когда Мелоди закончила рассказ, они некоторое время сидели молча. Потом Мейбл спросила:

– И что же вы будете делать, когда вернетесь в отель?

Мелоди пристально смотрела на свою новую подругу:

– Я не знаю. Посоветуйте мне.

– Вы должны решить сами, дорогая. Только вы знаете, что чувствуете.

Разочарованная Мелоди выпрямилась в кресле.

– Я не могу оставаться с Зиком, – произнесла она без всякого выражения. Горе разрывало ей сердце.

– Не можете или не хотите? – поинтересовалась Мейбл. – Это не одно и то же. Мой Артур и я потеряли пятерых детей до того, как родился наш сын. После пятого я сказала, что больше не могу. Артур, благослови Господи его душу, не стал со мной спорить, даже когда я решила, что не желаю оставаться в этом доме. Слишком много горьких воспоминаний он хранил. Я заявила, что хочу начать все сначала где-нибудь еще. В Австралии, например. Мой брат уехал туда, и дела у него шли хорошо. Или в Новой Зеландии. Где угодно, только не здесь, с маленькой комнаткой наверху. Мы сделали из нее детскую. И колыбелька стояла там пустая и ждала. Ждала больше десяти лет. – (Мелоди ловила каждое ее слово.) – И я составила план. Артур был очень хорошим инженером, мог найти работу где угодно. Брат написал мне, что рядом с тем местом, где он живет, продаются отличные коттеджи, а сослуживец Артура предупреждал, что, если мы вдруг захотим переехать, он, не торгуясь, купит наш дом. Так что нам не о чем было волноваться. Артур уволился с работы. Все было готово. Помню, мы должны были отплыть двадцать восьмого мая. Странно, какие вещи всплывают в памяти, правда? – (Мелоди кивнула, пораженная драмой, которую давным-давно пережила Мейбл.) – Весна в тот год была мягкая, теплая. Солнце светило целый день. Девочки надели летние платья. Всем было весело. Кроме меня. Все у нас шло гладко. Артура ждала в Австралии хорошая работа. Но я чувствовала, что что-то не так. Вот тут. – Мейбл дотронулась до сердца. – Ведь я убегала, хоть и не признавалась в этом. Конечно, у меня были причины начать все сначала. Мне казалось, я не смогу смотреть в будущее, если останусь здесь. – Она наклонилась и взяла Мелоди за руку. – Знаете, я чувствовала себя такой никчемной! Каждый раз, когда я теряла ребенка, мне казалось, что я предаю Артура, и это губит наш брак. Он твердил, что все равно любит меня и что, пока у него есть я, ему не нужны никакие дети. Но я не верила ему. Я даже собиралась уйти от него. У Артура было три брата, у них были большие семьи, и он очень дружил с племянниками… Их любимый дядя. Я решила, что, уйдя от Артура, дам ему возможность обзавестись детьми с другой женщиной. Этим я мучила его.

– Как я, – прошептала Мелоди, и Мейбл сжала ее руку. – А что было дальше? Вы все-таки уехали в Австралию?

– Как-то утром ко мне пришла мать Артура. Был конец апреля, светило солнце. Я открыла ей дверь и расплакалась. Она провела со мной целый день, и мы говорили, говорили. Я рано потеряла свою маму и не принадлежу к тем, кто любит делиться своими бедами, особенно личными. Свекровь произнесла тогда мудрые слова, и то был поворотный момент.

– Что она сказала? – Мелоди вся превратилась в слух.

– Что страшиться надо только одного – страха. Я-то твердила себе, что ничего не боюсь. Но, конечно, она была права. Я боялась будущего, боялась новой неудачи, боялась, что Артур перестанет меня любить. А страх грызет самые корни жизни, очерняет все, особенно любовь и доверие. Страх слепит.

– И вы остались, – тихо проговорила Мелоди. – Вы никуда не уехали.

Мейбл кивнула:

– Это не был путь, усыпанный розами. Мне пришлось каждый день сражаться с собой. Тревоги не ушли в одночасье. Думаю, они слишком глубоко въелись в меня. Но постепенно я начала видеть свет в конце тоннеля и когда через несколько месяцев опять забеременела, то верила, что на этот раз все будет по-другому. Наш Джек был большой, сильный мальчишка с такими легкими, что будил всю округу, и с улыбкой широкой, как Лондонский мост.

Мелоди улыбнулась:

– Я радуюсь за вас, искренне радуюсь. Но у меня совсем другая ситуация.

Мейбл отпустила руку Мелоди, но ее глаза пристально смотрели в лицо молодой женщины.

– Другая? Ладно. Но суть-то одна. Судя по тому, что вы рассказали, ваш Зик не бросит вас из-за каких-то шрамов. Ни сейчас, ни потом. А вы хотите сбежать, как и я, только я собиралась сбежать еще дальше – на другой конец света. Но можно убежать не очень далеко и при этом совершить ту же ошибку. Вам не удастся убежать от страха. Вы берете его с собой. Вы назвали себя танцовщицей, но это не совсем так, дорогая. Вы занимались танцами, но сделаны не из одного танца. Вы сделаны из тысячи вещей. Все они сложены в одно целое, и, если я правильно поняла, это целое и любит ваш муж. Как Артур любил меня.

Мелоди посмотрела на морщинистое лицо, такое доброе, что ей захотелось плакать.

– Зик говорил что-то в этом роде, – тихо призналась она, – но я думала, что он как ответственный человек старается меня успокоить.

– Нет ничего плохого в том, если муж немного вас успокаивает, – заявила Мейбл. – Но это не значит, что он говорит не от души. Я поняла со временем: то, что нас не сломило, сделало нас сильнее. Как людей. И как супругов. Может, звучит по-книжному, но я говорю так, потому что прошла через это. Вы, теперешняя молодежь, взрослея, все получали без труда. Только протяни руку. А когда возникает проблема, и нужно немного постараться, чтобы справиться с бедой, половина из вас не знает, как поступить. Но вы не такая. Да и ваш Зик, думаю, не такой.

Мелоди подумала о вчерашнем дне и ночи, о тысячах способов, к которым Зик прибегал, чтобы показать ей, как он ее любит, и отерла слезу со щеки.

– Но ведь он не видел, как я теперь выгляжу, – прошептала она. – И есть множество женщин, готовых кинуться ему в объятия.

– Это в вас опять говорит боязнь. – Мейбл погладила ее по руке. – А теперь, прежде чем вы уйдете, я угощу вас еще одной чашечкой чаю и сэндвичем с беконом. Мы с Артуром всегда так начинали день – чашка чаю и сэндвич с беконом. Но его не стало, и я отвыкла. И, Мелоди. – Она посмотрела в глаза молодой женщине и сказала проникновенно: – Не думайте, что сможете сразу навести все мосты. У вас будут хорошие дни и будут плохие, но вы справитесь. Как справилась я. Мне кажется, вы нужны вашему Зику, точь-в-точь как он вам. Вы об этом подумали? Женщины, о которых вы говорите, бросались к нему в объятия до того, как он встретил вас, но он не полюбил ни одну из них, ведь так? Послушайтесь меня, девочка. Обретите веру. Рождество – самый лучший день для того, чтобы начать.

Мелоди кивнула, убежденная только наполовину. Она вдруг осознала, что ей необходимо увидеть Зика, необходимо посмотреть ему в глаза, когда он будет говорить, что любит ее, заглянуть в его душу. Но и этого будет недостаточно. Пусть он увидит ее такой, какой она стала, и тогда она все поймет. Она любит его так сильно, что сумеет прочитать его мысли и понять, как он в действительности относится к жизни с женой-калекой. Мелоди всегда будет хромать, ее движения всегда будут неуверенными. В ближайшем будущем ей предстоят многочисленные сеансы психотерапии, а в более отдаленном – осложнения, артрозы и так далее.

Мелоди взглянула на часы и поразилась тому, как быстро течет время. Девять утра. Зик, возможно, уже проснулся и беспокоится, куда она делась. Надо вернуться в отель.

Торопясь поскорее уйти, но не желая обижать Мейбл, она проглотила сэндвич и на прощание крепко обняла маленькую старую женщину.

Мелоди была на полпути к отелю, когда заметила вдалеке Зика, его широкие плечи и непокрытую голову. Даже на таком расстоянии она видела, что он мрачен, как туча. Он был рассержен, он был просто в ярости. Ее сердце застучало быстрее. Мелоди остановилась и наблюдала, как он приближается к ней. Зик еще не заметил ее, и она не знала, помахать ему рукой или нет. Он явно был разгневан. Так что сейчас она предпочла бы провалиться сквозь землю.

Раньше Мелоди старалась никогда не огорчать мужа. Стычки – не только с ним – выводили ее из равновесия. Ей было необходимо, чтобы ее всегда одобряли, и ради этого она готова была подавлять некоторые свои порывы и иногда скрывать собственное мнение. Несчастный случай изменил ее, и она не хотела возвращаться назад. Мелоди распрямила стройные плечи, вздернула подбородок и пошла навстречу ему.

Через мгновение Зик заметил ее, и даже с расстояния в пятьдесят ярдов было видно, какое он испытал облегчение. Мелоди сглотнула и направилась к нему, удивляясь, как это ее жизнь превратилась в водоворот разнообразных эмоций. Ей хотелось вернуться к чему-то нормальному. Совместная жизнь с Зиком была если не ординарной, то, по крайней мере, упорядоченной. Они оставались вдвоем реже, чем хотелось бы Мелоди, но по ночам, когда Зик держал ее в объятиях, она чувствовала, что он принадлежит ей. Целиком. Если бы это могло повториться!

Она не знала, чего ей ждать, когда они встретились, но никак не предполагала что Зик подойдет к ней с каменным лицом и произнесет голосом, лишенным всякого выражения:

– Пойдем в отель.

Он взял ее под руку, но это была всего лишь предосторожность: засыпанный снегом тротуар был в некоторых местах очень опасен.

Мелоди посмотрела на мужа из-под полуопущенных ресниц и увидела морщинки гнева в уголках его губ и глаз. Она не ошиблась. Зик сердился. Но и тревожился тоже, как тревожилась бы она на его месте. Но ей необходимо было уйти на некоторое время.

– Извини меня, – робко пролепетала Мелоди. – Я решила погулять и подумать. Я… Я не собиралась исчезать надолго.

– Всего часа четыре, если верить дежурной, которая видела, как ты уходила, – ехидно бросил Зик. Мелоди состроила гримасу. Любой скандал был бы лучше этой угрожающей сдержанности. – А тебе не пришло в голову позвонить мне, сказать, что с тобой все в порядке? – продолжал он. – Или хотя бы включить свой телефон, чтобы я мог позвонить тебе. Действительно, зачем? Ты живешь в своем мире, а я только твой муж, и ничего больше.

Мелоди закусила губу, чтобы не ответить ему в том же тоне. Он имел полное право сердиться.

– Со мной все было в порядке.

– А как я мог об этом знать? Телепатически? Я проснулся, увидел, что ты исчезла, и понятия не имел, где тебя искать. Когда выяснилось, что тебя нет уже два часа, я бросился обыскивать улицы, стараясь не думать о том, что река сейчас очень глубокая и холодная.

– Ты же не мог подумать… – Пораженная Мелоди остановилась. Неужели он решил, что она способна лишить себя жизни?

– Я не знал, что думать, Мелоди. – То, что Зик назвал ее полным именем, подтвердило, что он вне себя. – Я не могу до тебя достучаться, ведь так? В этом и есть суть проблемы. Ты отгородилась от меня. Для меня больше нет места. Мы уже не супруги. Может быть, никогда таковыми и не были. Вероятно, я принимал желаемое за действительное.

Мелоди не знала, что ответить.

– Я… Я рассчитывала вернуться раньше, чем ты проснешься, – сказала она жалобно. Нелепая отговорка. – Но я встретила старую женщину с собакой, и мы… мы немного поговорили.

– Правда? И тебе было так хорошо в обществе старухи и ее собаки, что у тебя просто вылетело из головы, что твой муж может за тебя волноваться, когда ты исчезаешь среди ночи неведомо куда.

– Я не могу с тобой говорить, когда ты такой.

– Ты не можешь говорить со мной? – Он хохотнул, но не замедлил шаг, не посмотрел на нее. – Ты неподражаема. Совершенно неподражаема. Только ты могла такое сказать.

Мелоди почувствовала, что слезы жгут ей глаза, но не позволила себе заплакать. Какая жестокая ирония! Как раз тогда, когда она начала думать, что у них может быть будущее, Зик считает, что все кончено. Он сыт по горло, и она не смеет осуждать его. Последние месяцы она вела себя как истеричка и, если честно, не могла гарантировать, что в будущем ее страхи исчезнут. Зик не обязан терпеть все это, не так ли?

Едва они вошли в вестибюль отеля, Мелоди увидела семью японцев. Девочки держали в руках роскошных нарядных кукол и весело болтали. Мать подошла и улыбнулась Мелоди. Она, конечно, вспомнила их вчерашний разговор.

– Как видите, Санта не заблудился, – сообщила она. – И оленям, наверное, понравилась морковка. Хотя к утру они, увы, исчезли.

– Замечательно. – Мелоди любовалась детьми. – А вы видели семейство снеговиков, которое появилось ночью? Думаю, их тоже привез Санта-Клаус.

– О да! Малышки были в восторге. – И добавила, уходя: – Кто-то, наверное, здорово поработал.

Женщины обменялись улыбками, и Мелоди и Зик пошли к лифту.

Когда дверцы лифта закрылись, Зик сухо поинтересовался:

– И почему чужим людям ты улыбаешься? Мелоди посмотрела на него с удивлением:

– То есть?

– Не важно.

Лифт начал подниматься. Зик стоял, засунув руки в карманы брюк, уставившись на свои ботинки.

– Зик, пожалуйста, позволь мне объяснить. Можем мы хотя бы поговорить?

Он поднял голову и буквально пригвоздил ее к стенке взглядом угольно-черных глаз:

– Подожди, когда мы вернемся в номер. Несколько секунд пребывания в лифте показались Мелоди долгими часами, но наконец Зик закрыл дверь гостиной. Она заставила себя обернуться и посмотреть на него.

Его первые слова оказались для нее полной неожиданностью.

– Есть кто-то еще?

– Что?

– Ты встретила кого-то еще? – повторил он упрямо.

– Я? – Ее голос прозвучал визгливо, и ей пришлось откашляться, прежде чем она смогла продолжить. – Конечно нет. Как я могла встретить кого-то еще, если три месяца провела в клинике, где видела только врачей и других больных?

– Порой случаются странные вещи.

– Ну, не со мной. – Мелоди старалась говорить спокойно, несмотря на душившую ее ярость. Как он мог?! – Твой вопрос оскорбителен.

Зик пристально посмотрел на жену и немного успокоился, хотя бы по одному пункту. Она увидела, как его лицо смягчилось.

– Прости, но я должен был спросить. Это объяснило бы многое, в том числе почему тебе понадобилось уйти, отключив телефон.

– На самом деле все было не так, – жалобно возразила Мелоди.

– На самом деле все было именно так. – Он сделал глубокий вдох, и она поняла, как ему трудно сдерживать себя.

– Пойми, я не намеренно не звонила тебе. Просто я не подумала…

– Как интересно! – заметил он с мрачным сарказмом. – Я так мало для тебя значу, что ты даже не подумала обо мне.

– Прекрати! – произнесла она резче, чем хотела, возможно, потому, что отчаянно старалась сохранить спокойствие. – Ненавижу, когда ты такой.

Его взгляд стал жестким, как кремень.

– Какой? – спросил Зик нарочито медленно. – Сердитый, злой, напуганный до полусмерти? Я лежу по ночам без сна, стараюсь сделать невозможное возможным. Моя жизнь разваливается, все рушится, я схожу с ума и не могу думать ни о чем, кроме нас. Но я не должен это показывать, верно? Хватит. Я тоже человек. Хочешь верь, хочешь не верь.

У Мелоди защемило сердце. Зик всегда был, прежде всего, бизнесменом. Типичным главой компании. Ничто не должно было мешать его работе. А она даже не дала себе труда подумать, как то, что произошло с ней, могло сказаться на нем. Слишком отдалась собственным горестям. А если бы и подумала, решила бы, что он живет, как и прежде, в ежедневном потоке дел и проблем своей империи. А ведь Зик признал, что проклинал себя за то, что в тот день не пошел с ней на ланч. Чувство вины, должно быть, взяло над ним верх. И он постоянно мучился. Ну почему она не поняла, что он тоже страдает?

«Потому что ты эгоистка, – безжалостно констатировал голос разума. – Тебя поглотила борьба – сначала за то, чтобы выжить, потом за то, чтобы выбраться из мрака безнадежного отчаяния». Да, Мейбл права. Ее жизнью теперь управляет страх. Где-то в тумане первых недель Мелоди позволила страху овладеть ею, и с тех пор он определяет все ее поступки.

Она заставила Зика страдать. Очень сильно. Оттолкнула, когда была нужна ему не меньше, чем он ей. Запретила приходить к ней в больницу. А он… Что он говорил? Что приезжал по ночам и сидел в машине у ворот больницы, чтобы быть к ней поближе. Как она не поняла, что он тоже нуждается в помощи? Как она могла так ошибаться?

Мелоди взглянула на мужа. Он, обнаружив, что ее нет, не стал тратить время на бритье; волосы торчали в разные стороны, как будто он беспрерывно запускал в них пальцы. А ведь Зик похудел за три месяца. И выглядел суровее… но и сексуальнее и неотразимее, чем обычно. Мелоди любила его больше жизни и тем не менее возвела между ними стену.

Она глубоко вздохнула:

– Извини меня. Я все делала не так и пойму тебя, если ты устал и теперь меня ненавидишь.

– Ненавижу? Я люблю тебя! – крикнул Зик, и это было как струя чистой воды. – Я люблю тебя до безумия, женщина. Какого черта тебе от меня надо? Скажи, потому что я хочу знать. Скажи, и я это сделаю, будь я проклят.

Еще несколько часов назад Мелоди не смогла бы сказать ему правду, особенно когда он пристально смотрел на нее своими блестящими черными глазами.

– Мне надо, чтобы ты продолжал меня любить, потому что я люблю тебя и не могу жить без тебя.

Ну вот. Она высказалась, и страх вновь охватил ее, начал душить. Мелоди глядела на Зика, ожидая его реакции.

Он стоял, не шевелясь, даже не мигая, бесконечно долго, а потом его тело расслабилось от неимоверного облегчения.

– Иди сюда, – сказал Зик, раскрывая объятия. – Нам надо поговорить. Я должен понять, а ты должна объяснить. Но сперва я хочу обнять тебя и убедиться, что ты действительно здесь, а не на дне Темзы или в объятиях кого-то еще.

Он обнимал ее долго-долго. Сердце Мелоди стучало как барабан.

Это был момент истины – по крайней мере, максимальное к нему приближение. Потому что их разговор мог кончиться только одним – они займутся любовью. И Зик увидит ее шрамы. Они оба это знают. От такой мысли молодой женщине стало нехорошо.

– Ладно. – Зик ослабил объятия, но только для того, чтобы препроводить жену на диван. – Первым делом я закажу что-нибудь. Что ты хочешь?

– Ничего.

Мысль о еде внушала ей отвращение. Зик снял телефонную трубку, заказал кофе и круассаны и сел рядом с Мелоди.

– Расскажи, где ты была сегодня утром, – попросил он мягко. – Я хочу знать все подробности.

– Я побродила немного, потом села на скамейку. Ко мне подошла пожилая леди и заговорила. И пригласила к себе на чашку чая, – живо ответила Мелоди. – Она… она была очень добра.

– Я ей благодарен.

– Она рассказала мне историю своей жизни, как она потеряла нескольких младенцев, а потом у нее родился сын. И время очень быстро прошло. Я не сообразила. Мне кажется, она по-своему очень одинока.

Зик проницательно заметил:

– Как я понимаю, признания делали обе стороны. Ты рассказала ей о наших проблемах? – (Ее тронуло слово «наших». А ведь он мог сказать «твоих». Она кивнула.) – Это не осуждение, скорее замечание, – добавил он. – Ты готова четыре часа разговаривать со старой дамой о своих чувствах, но не хочешь поделиться ими со мной.

Мелоди не могла не принять вызов:

– Я не провела с ней четыре часа. Два, самое большее. Полтора, вероятно. И я говорила с тобой обо всем.

– Нет, Ди. Ты выдала мне список причин, почему считаешь невозможным остаться со мной, – ни одна из них, кстати, меня не убедила. На самом деле ты не можешь найти причину, по которой мы должны развестись, потому что таковой не существует. Я не сомневался, что мы должны быть вместе, и не раз говорил тебе об этом. Но ты мне не поверила, правда? И это после двух лет брака!

Ее глаза казались огромными на бледном лице.

– Я хотела верить. – Мелоди всхлипнула. – Честное слово, хотела. – Но глубинный инстинкт самосохранения не позволял ей поверить, что она – его «единственная женщина», как часто говорил Зик. Риск был слишком велик. Если бы Мелоди поверила ему, а потом что-то пошло не так, она бы этого не пережила. – Невозможно поверить, что такой человек, как ты, навсегда полюбил такую, как я, – прошептала она еле слышно.

Зик посмотрел ей в глаза:

– Что значит – такую, как ты? Ты красива, умна, ты уникальная, ты лучшая. И самое удивительное, чего я поначалу не мог себе объяснить: ты так же прекрасна внутренне, как и внешне. Когда я впервые увидел тебя… Ты опоздала на просмотр, помнишь? Я почувствовал к тебе физическое влечение. Ты танцевала так, будто растворилась в музыке. Эротичнее этого я ничего никогда не видел. Потом ты встала посреди сцены и не испугалась меня. Тебя не смутили мои вопросы. А потом я услышал, как ты объясняла другим девушкам, что опоздала из-за того, что у твоей старенькой соседки умер кот. Ты была для меня загадкой. И мне стоило большого труда убедить себя, что ты – настоящая.

– Я? – Ей было трудно поверить, что Зик говорит об ординарной, серенькой Мелоди Джеймс.

– Твоя мягкая, теплая душа… Против нее у меня нет оружия, – хрипло прошептал Зик. – Я растворяюсь в ней, она заставляет быть лучше, верить, что добро побеждает зло, что Санта-Клаус действительно существует и что розовый сад и счастье навек – где-то тут, рядом. Протяни руку и возьми. – Он улыбнулся. – Не смотри на меня так. Разве ты не знаешь, как сильно я люблю тебя?

«Нет, нет! Я понятия не имела».

– Конечно, знаю.

– Врунишка, – заметил он беззлобно. – Родная моя, ты входишь в мое сердце, как нож в теплое масло. Иногда я приходил в отчаяние оттого, что не могу сказать то же самое о себе. Но я – человек терпеливый.

Зик? Терпеливый?! У него много хороших качеств, но терпение не принадлежит к их числу. И он владеет ее сердцем. Всегда владел. Ее мысли, вероятно, отразились на лице, потому что он улыбнулся и сказал уже совершенно иным тоном:

– Ну, стараюсь быть терпеливым – с тобой, по крайней мере.

Он наклонил голову и поцеловал Мелоди в губы, потом в кончик носа, в лоб. А потом откинулся на спинку дивана.

– Расскажи, почему ты запретила мне навещать тебя в больнице и почему твой адвокат заявил моему адвокату, что ты хочешь получить развод. – Зик говорил спокойно, ни в чем ее не обвиняя. – И почему после того, как мы занимались любовью, ты все-таки решила сбежать от меня?