Текст книги "Жажда искушения"

Хорошенько подумает. И скажет ему все, заставит его понять, каковы ее чувства и какова ее позиция во всем этом деле!

Положив трубку, Энн хотела было вытащить вилку из штепселя и отнести телефон на сестринский пост, но передумала, набрала номер клуба и попросила к телефону Синди.

Синди не было. Но когда отвечавшая ей девушка уже собиралась положить трубку, ее перехватил кто-то другой.

– Энн? Это вы? Как там Джон? Я слышала, что он вышел из комы и быстро поправляется?

– Да, ему гораздо лучше.

– Я так рада. Все будут рады.

– Надеюсь… Я… я позвонила просто, чтобы узнать, все ли там у вас в порядке.

– Все отлично. В клубе все, как прежде. Кстати, вы слышали? Грегори тоже пришел в себя.

– Да что вы? Как я рада! Непременно заскочу к нему проведать, пока я здесь.

– Все потихоньку налаживается, правда? Кроме, разумеется, того, что Джона теперь могут в любой момент арестовать.

– Вероятно, я не знаю.

– Я надеюсь, что они не станут этого делать, но для вас и Джона так было бы безопаснее.

– Почему?

– Если Джон останется на свободе, он, как и все мы, будет подвергаться опасности.

– Может быть.

Эйприл колебалась:

– Не знаю, говорить ли вам, но…

– О, Эйприл, ради Бога! Либо говорите, либо нет, но не испытывайте мои нервы.

– По телефону я, во всяком случае, не могу этого сказать. Приезжайте сюда завтра.

Телефон замолчал, Энн, ругая Эйприл последними словами, долго смотрела на него, потом – на Джона.

Он мирно спал.

Энн вышла из комнаты. Полицейский у дверей сменился. Она улыбнулась ему.

– Пойду проведаю еще одного друга, который лежит здесь в больнице. Сюда едет лейтенант Лакросс, скажите ему, что я у Грегори.

Она не стала дожидаться ответа, вернулась в палату, отнесла телефонный аппарат на пост и, спросив у медсестер, в какой палате лежит Грегори, сообщила, что уходит.

Синди сидела на краешке кровати Грегори. Она приветливо улыбнулась Энн, вскочила и обняла ее. Энн тоже обняла Синди и посмотрела на Грегори поверх ее плеча.

– Вы уже выглядите гораздо лучше, – сказала она ему, обходя Синди и приближаясь к кровати.

– Для мумии, – подтвердил он, поморщившись.

Энн поцеловала его в щеку.

– Какое счастье, что вы живы. Ураган был такой свирепый.

Он мрачно кивнул:

– Да, ураган был свирепый. Что-то вообще происходит в этой жизни. Я только что предупреждал Синди, предупреждаю и вас: будьте осторожны.

– Обещаю.

– Джон ничего не вспомнил? – взволнованно спросила Синди. – Я хотела навестить его, но меня не пустили. В отделении интенсивной терапии визиты запрещены.

– Джон ничего не видел, – ответила Энн.

Грегори сокрушенно покачал головой и снова нахмурился:

– Дамы, предупреждаю вас обеих: будьте осторожны, очень осторожны!

– Будем, будем, – пообещала Синди.

– Мне все советуют держаться подальше от клуба, – тихо сказала Энн.

– Но я-то не могу себе позволить держаться от него подальше, – посетовала Синди. – Вообще-то в самом клубе ничего не может случиться, опасность подстерегает по дороге в клуб и из клуба.

– В этом вы правы, – согласилась Энн, но замялась, она не хотела тревожить Грегори. Протянув руку, она погладила его по щеке. – Я так благодарна вам за то, что вы теперь в порядке. Ну, пора, вам, как и Джону, нужен отдых. – Осторожно, чтобы не задеть бинтов, она поцеловала его. – Синди?

– Да, конечно. Тебе нужно отдохнуть. А мне пора на работу.

Синди встала и вслед за Энн вышла из палаты.

– Синди, Эйприл хотела мне что-то сказать по телефону, но потом решила, что мне лучше прийти в клуб. Вы не знаете, что она хотела сказать?

– Понятия не имею. Мне очень жаль.

– Думаю, вы правы насчет клуба. Там всегда людно, там ничего не может случиться. А вот дорога туда и оттуда – опасна. Скажите Эйприл, что…

– Да?

– Скажите ей, что я приду завтра.

Синди кивнула. И тут глаза ее испуганно округлились, она предупреждающе кашлянула.

Энн обернулась и увидела Марка.

Синди улыбнулась ему.

– Привет. Вы знаете, какая радость? Грегори поправляется… и Джон Марсел вышел из комы!

– Это замечательно, – любезно ответил Марк. – Вы навещали Грегори?

– Да, но Энн считает, что теперь ему нужно отдохнуть.

– Скорее всего так.

– А мне пора на работу.

– Я только загляну к Грегори на секунду и подвезу вас.

– Отлично! – радостно воскликнула Синди.

Пройдя мимо женщин, Марк нырнул в палату Грегори.

– Я знаю, что у него «пунктик» насчет того, чтобы вы не ходили в клуб! – прошептала Синди. – Вы уверены, что вам следует…

– Синди, я не под арестом, он не может мне приказывать, что я должна и чего не должна делать.

– Правильно. Думаю…

Она запнулась. Марк выходил из палаты.

– Ну что, дамы, поехали?

Он зашагал по стерильному коридору, они – за ним.

Подойдя к машине, он распахнул дверцы. Энн забралась на переднее место, Синди – на заднее. Они поехали по направлению к клубу, обмениваясь по дороге впечатлениями о том, как выглядит Грегори и как чувствует себя Джон. Марк остановился у самого входа.

– Синди, идите, я не уеду, пока вы не откроете дверь и не помашете нам рукой, ладно?

– Да, спасибо, Марк.

– Не за что. Идите.

Синди подошла к двери, открыла ее, заглянула внутрь, потом обернулась и помахала им с веселой улыбкой, после чего скрылась в глубине клуба.

Марк тут же повернулся к Энн, наставил на нее указательный палец и сказал:

– А ты держись отсюда подальше.

Она оттолкнула его палец.

– Кончай вести себя как гестаповец.

– Тебе что, жить надоело?

– Я не говорила, что собираюсь идти туда.

– Но и не сказала, что не пойдешь.

– Зато сказала, что ты не имеешь никакого права указывать мне, что делать, а чего не делать.

– Я стараюсь, чтобы тебя не зарезали, не задушили или…

– Или – что?

Он выругался в сердцах и выехал на оживленную улицу. Энн понятия не имела, куда они едут, пока машина не уткнулась во что-то напоминающее каретный сарай. Марк вышел из машины, обошел ее и открыл Энн дверцу. Пока она выбиралась, он достал из багажника несколько пакетов. До Энн донеслись соблазнительные ароматы, и она осознала, что страшно голодна.

– Что это? – спросила она.

– Каджунско-китайская кухня.

Она расхохоталась.

– Клянусь.

Это действительно была «каджунско-китайская» кухня. Через несколько минут они миновали каретный сарай, превращенный в гараж, садик, обнесенный стеной и коваными решетками, фонтан и оказались на широком крыльце, которое вело в красиво отделанный старинный дом: ему было не меньше двухсот лет. Стены гостиной были заняты книжными стеллажами. Напротив камина стояли чудесные кожаные диваны, в углу – музыкальный центр и прочая аудио – и видеотехника.

Место было и красивым, и уютным. Пройдя через гостиную в столовую, Энн услышала, как Марк возится в кухне. Войдя туда, она увидела огромное помещение с разделочным столом размером с небольшой остров, медными кастрюлями и сковородками, развешанными по стенам, и выгороженным для завтраков уголком. Марк разливал чай со льдом по стаканам и расставлял тарелки на столе.

– Это твой дом?

– Да. Садись.

– Это приказ?

– Приглашение.

Она села. Он открывал коробки. В них были цыплята в остром соусе, рис, красные бобы, говядина в апельсиновом соусе, зеленые бобы и брокколи. Настоящий пир ароматов. Название ресторана, откуда прибыла еда, значилось на коробках – «Вонг Сар-тес, каджунско-китайская кухня».

– Вонг мой друг, – сказал Марк. – Он великий повар, вот увидишь. Его отец – уроженец Дельты, каджун, а мама – китаянка.

Энн поняла, что надо улыбнуться.

– Ты знаешь все рестораны в Новом Орлеане?

– Многие.

Он, похоже, тоже умирал от голода. Наложив себе полную тарелку, он уплетал за обе щеки, наблюдая, как она осторожно пробует блюдо за блюдом, а потом начинает есть со все большим аппетитом.

Раз уж я здесь, подумала Энн, нужно извлечь из этого максимум пользы. Загадочная кухня Вонг Сартеса определенно была лучше больничной еды.

– Итак, каковы твои планы? – спросил Марк.

– Относительно чего?

– Относительно сегодняшнего вечера.

– Ты хочешь сказать, что мне будет разрешено уйти? Я думала, что я твоя женщина. Это ведь твой дом, а ты уже привык диктовать мне, что я должна делать.

– А если я скажу тебе остаться, ты останешься?

– Я… я думаю, мне сейчас не следует поддаваться чувствам. Особенно по отношению к тебе.

– Вот как? Значит, если я попрошу тебя остаться, это тоже не возымеет действия?

– Я только сказала…

– А не допускаешь, что я стараюсь быть с тобой для твоего же блага? Я не сказал тебе еще, что Грегори потерял сознание там, в Дельте, не потому, что на него свалилось дерево.

– Но если так много неясного, ты можешь арестовать теперь Джона в любую минуту?

Он отложил вилку, отпил чаю из стакана, потом встал, поднял ее на ноги и поставил лицом к себе.

– Итак, ты не хочешь поддаваться чувствам, – сказал он.

– Ты делаешь мне больно…

О Господи, да, он делал ей больно. Он так прижимал ее к себе, что, казалось, ткань ее одежды вот-вот прожжет огонь, исходивший от его мощного тела. Она почувствовала, как восстает его плоть. Запустив пальцы ей в волосы, он откинул ее голову назад, его губы были в дюйме от ее рта.

– Не поддавайся чувствам, пусть это будет только секс, – сказал он.

– Я не хочу…

Его рот! Он приник к ее губам. Открытый, сильный, язык проник внутрь, он двигался там, и его руки…

Вдруг она почувствовала, что ноги ее оторвались от земли. Марк стремительно нес ее через дом. Ее бедра обвились вокруг его талии. А потом она упала в какое-то уютное гнездо. Его кровать. Бедра стали гибкими, как змеи. Она смотрела ему прямо в лицо. Юбка задралась до самой талии, она слышала, как позвякивает пряжка – он расстегивал пояс на брюках.

В следующий момент он бросился на нее, срывая с нее шелковые трусики.

Она услышала, как они треснули.

Открыла рот, чтобы закричать.

Но зачем?

Не было сил ждать. Горячая, как расплавленный металл, волна прокатилась по ее бедрам, застыла внизу живота, горя и пульсируя.

Когда он прикоснулся к ее интимной плоти и проник в нее большим и указательным пальцами, она задохнулась. А потом резким движением он вошел в нее. Ощущение было таким невыносимо эротичным, что у нее вырвался крик изнеможения, она Обхватила его плечи, впилась в них ногтями, извиваясь, ловя каждый бешеный толчок его тела, а он погружался в нее снова и снова, и темп этих толчков бешено возрастал. Ее желание было таким же ненасытным, как и у него, огонь страсти, сжигавшей ее, казался всепожирающим. Она выгибалась, прижимаясь к нему еще ближе, сливалась с ним, стремясь к высшей точке, когда он наполнит ее собою и придет сладостное облегчение.

Когда наступила кульминация, она закричала, словно переполнявшее ее чувство вырвалось наружу, задрожала и только тут поняла, что они даже не раздеты. Он овладел ею, фактически изнасиловал, за несколько секунд.

Где уж тут было подумать о том, как должны складываться их отношения, обсудить их. Обсудить и ее позицию.

Ее позиция состояла в том, что…

Ее позиция уязвима.

Боже, как она уязвима!

То, что он сейчас сделал, было похоже на землетрясение. И она все еще словно бы летела откуда-то с высоты. Его ничто не могло остановить. Она ощущала на себе его руки, его губы, его поцелуи на своей разверстой плоти, влажной, открытой, откликающейся на каждое его прикосновение.

Он приподнялся на руках, шепча:

– Не уходи. Тебе не нужно ничего чувствовать. Пусть будет только секс. Проклятый, восхитительный секс.

– Черт бы тебя побрал! – прошептала она в ответ.

– Не уходи!

Она ничего не ответила.

Но и не попыталась освободиться.

И вообще покинуть его дом той ночью.

Глава 18

Энн пробуждалась очень медленно. Странно, как ей удалось наконец заснуть? Она спала как убитая, ей было уютно, спокойно и совсем не страшно.

Он лежал рядом, и это вселяло уверенность, что ничего плохого с ней не случится.

Сон ее был столь глубок, что она никак не могла от него очнуться. Тем не менее нужно было вставать. Энн открыла глаза.

И чуть не закричала.

Кто-то наблюдал за ней.

Кто-то маленький.

О Боже!

Она быстро обернулась простыней и постаралась убедить себя, что это маленькое уставившееся на нее существо совсем не опасно. Это всего лишь девчушка, крохотная девчушка лет четырех, с плюшевым мишкой в руках. Малышка внимательно ее изучала.

– Вам очень нужно мыло «Открой глазки», – серьезно сказала девочка.

Энн плотнее завернулась в простыню и села, пытаясь сохранить хоть какое-то достоинство.

– Брит! – в комнату стремительно ворвался Марк, босой, без рубашки, но приличия ради облаченный в джинсы. Он подошел к кровати, растерянно переводя взгляд с девчушки на Энн и обратно и пытаясь пригладить всклокоченные волосы. Он был явно смущен. – Брит! – повторил он строго.

Девчушка нахмурилась: она понимала, что сделала что-то недозволенное, но не знала, что именно.

– Здравствуй, Брит, – сказала Энн, остановив Марка взглядом.

– Солнышко, – ровным голосом обратился тот к девочке, – ты можешь выйти из комнаты и дать миссис Марсел возможность поспать столько, сколько она захочет?

Брит угрюмо кивнула, посмотрела на Энн сначала недовольно, но потом нерешительно улыбнулась:

– А кто это?

– Это очень хорошая дама, которая вынуждена была ночевать здесь, потому что дома ей оставаться опасно.

– А! – воскликнула девчушка так, словно хотела сказать: « Ну вот теперь наконец все стало ясно!», и, повернувшись к Энн, уже без тени настороженности поприветствовала ее: – Здравствуйте!

Энн улыбнулась.

– Знаете, у дедушки в душе есть «Открой глазки». Вы умоетесь – и все будет в порядке.

– Спасибо, – серьезно поблагодарила ее Энн. – Я непременно умоюсь мылом «Открой глазки».

– Это «бодрящее» мыло, – проинформировал Марк, кладя руки внучке на плечи и выводя ее из спальни. Дверь за ними закрылась.

Энн приняла душ с «бодрящим» мылом.

Прелестный ребенок. Марк вовсе не был похож на типичного в представлении Энн «дедушку», хотя ему, совершенно очевидно, нравилась эта роль, и Брит, судя по всему, его обожала.

Энн довольно вздохнула: дедушка, в доме которого внучка чувствует себя как дома, – это смягчало образ Марка и делало его более привлекательным.

Впрочем, сегодня утром ей не хотелось испытывать на себе обаяние Марка. Уж больно страстное желание пробудил он в ней накануне.

Ей не оставалось ничего другого, кроме как надеть на себя вчерашнюю одежду – за исключением шелковых трусиков – и высунуть нос из спальни. Сквозь открытую дверь она видела кухню. Марк стоял к ней спиной, его черноволосую голову она видела с затылка. А вот другая черноволосая голова, красивого молодого человека со светлыми глазами, была обращена к ней анфас. На молодом человеке были джинсы и трикотажная рубашка. Он сидел лицом к Марку. По всей вероятности, это был его сын – он очень походил на отца. Рядом с молодым человеком стояла Брит.

С удовольствием уплетая глазированный пончик, она говорила Марку и своему отцу:

– Бедная дама! Надеюсь, она понимает, что с дедушкой никого не нужно бояться. Только…

– Что – только, ежик? – спросил Марк, гладя девочку по головке.

– Только мы должны сделать для нее что-нибудь приятное. Нужно пойти и купить ей ночную рубашку, чтобы ей не пришлось больше спать без ничего, как сегодня.

За всю свою жизнь Энн никогда не краснела вот так, всем телом, до малинового оттенка. И конечно же, именно в этот момент сын Марка заметил, как она – оцепеневшая, с пылающими щеками – стоит и наблюдает за тем, что происходит в кухне. Он тут же встал и потянул за руку Марка.

– Энн, – сказал Марк. Выглядел он на редкость растерянно и неловко, однако, преодолевая смущение, протянул руку ей навстречу и продолжил: – Пожалуйста, входите. Я хочу познакомить вас с моим сыном Майклом и моей внучкой Брит – впрочем, с ней вы уже знакомы.

– Извините меня, пожалуйста, за то, что я вошла без разрешения, – волнуясь, произнесла Брит, которую явно проинструктировали, как себя вести, но она была очень милой девочкой и слова извинения прозвучали у нее совершенно искренне. – Я просто не знала, что в спальне у дедушки кто-то спит.

– Все хорошо, детка, – успокоила ее Энн.

– Но я же вас разбудила.

– Все равно пора было вставать.

– Кофе? – предложил Марк.

– Да, спасибо. – Энн села на стул, с которого Марк встал за секунду до этого, и улыбнулась Брит. – По твоему совету я умылась мылом «Открой глазки», от сна действительно не осталось и следа.

– Здравствуйте, – вежливо приветствовал ее Майкл Лакросс, у которого оказалась такая же неотразимая улыбка, как у его отца. – Я работаю в рекламном бизнесе и боюсь, что Брит слишком серьезно воспринимает то, что я делаю. Очень рад с вами познакомиться. Знаю, что вы невольно оказались причастны к двум самым нашумевшим за последние годы в Новом Орлеане делам об убийствах.

Его прямота обезоруживала. По-видимому, он тоже считал, что лучший способ выкрутиться из неловкой ситуации – это отчаянно броситься прямо на нее.

– Да, похоже, – согласилась Энн. – Я тоже рада с вами познакомиться. У вас прелестная дочка. А это мыло действительно бодрит.

– Знаете, – совершенно простодушно сказал Майкл, – вы потрясающе красивая, даже гораздо лучше, чем на фотографии в газете.

– Спасибо, – смутилась Энн.

Протягивая Энн чашку кофе, Марк застонал:

– Давай, давай, сынок, вскружи ей голову еще больше, чтобы с ней и вовсе сладу не было.

– Сладу? – лукавая улыбка появилась на лице Майкла. – Значит, ты пытаешься совладать с миссис Марсел, папа?

– Я неловко выразился, – попытался объяснить Марк. – Просто я пытаюсь уберечь миссис Марсел от опасности и сохранить ей жизнь.

– А! – понимающе кивнул Майкл.

– Кстати, сынок, у тебя разве нет сегодня никаких дел? – поинтересовался Марк.

– Полно, – согласился Майкл и тут же обернулся к Энн. – Я очень внимательно следил за ситуацией, по газетам, разумеется. Вы действительно уверены, что ваш бывший муж невиновен, несмотря на все эти проклятые улики?

– Я точно знаю, что он ни в чем не виноват, – просто ответила Энн.

– Майкл… – предупреждающе начал Марк.

– В таком случае, – не обращая на него никакого внимания, продолжал Майкл, удобно откидываясь на спинку стула, – отец совершенно прав. Если Джон Марсел не убийца, значит, убийца кто-то другой и для него вы представляете серьезную угрозу, поскольку полны решимости доказать невиновность своего бывшего мужа. Вам следует быть очень осторожной, потому что ваше положение действительно опасно.

– Майкл, хочешь еще кофе? – поспешно перебил его Марк.

Глядя в чашку, Энн усмехнулась, потом подняла глаза и, встретившись с искренним взглядом Майкла, подумала, что этот молодой человек ей нравится.

Отношения Марка с сыном, видимо, были исключительно нежными и доверительными. Судя по всему, у них очень дружная семья. Марку и его жене удалось воспитать обаятельного и умного сына. И между Майклом и Марком по сей день оставалось что-то сугубо личное, сокровенное, недоступное посторонним. Это было очень трогательно.

– Я понимаю, что мне нужно проявлять осторожность, – заверила Майкла Энн.

– Ну и отлично, – облегченно вздохнул Майкл. – Да, папа, спасибо, еще немного кофе, и мы с Брит побежим. Нужно забрать нашу маму от дантиста, а потом мы все отправимся на пляж.

– Будем плавать, – счастливо сообщила Брит.

– Это замечательно, – сказала Энн.

– А вы любите плавать?

– Обожаю.

– Может, нам лучше купить ей тогда купальник? – озабоченно спросила у деда Брит.

Энн снова почувствовала, что краснеет.

– Я… у меня есть купальник, Брит, но большое тебе спасибо за заботу. – Она быстро допила кофе и встала. – Ну что ж, мне тоже пора.

– Подождите минутку, пожалуйста, – попросил Марк.

– Я могу вызвать такси…

– Подождите минутку, – настойчиво повторил Марк.

– Хорошо. – Она не стала спорить.

Майкл с дочкой встали. Марк пошел в спальню одеваться.

– Он старается защитить вас, – сказал Майкл.

– Но, к сожалению, до сих пор считает Джона виновным, – сокрушенно ответила Энн.

– Нет, должно быть, он принимает во внимание вашу уверенность, потому что очень тревожится за вас. Знаете, полицейскому трудно идти против очевидных улик. Но он старается. Вы знаете, Марсела ведь не будут арестовывать.

Энн удивленно вскинула брови:

– Это окончательно решено?

Майкл утвердительно кивнул:

– Во всяком случае, пока, – и помолчав, добавил: – Если вы правы, вам нужно быть очень осторожной. И Джона Марсела убедить, чтобы он зря не рисковал.

– Непременно. Большое вам спасибо.

Майкл улыбнулся и крикнул:

– Папа, пока! Мы с Брит ушли!

В этот момент Марк появился на пороге в модной хлопчатобумажной рубашке с короткими рукавами, заправленной в джинсы, в кроссовках.

– Нет, вы не можете так уйти, я должен обязательно попрощаться с моей любимой девочкой, – сказал он, подхватывая Брит на руки и обнимая. Девчушка весело расхохоталась, тесно прижимаясь к дедушке. Марк поставил ее на пол и попросил: – Поцелуй за меня маму и напомни ей, что на следующей неделе мы собирались вместе поужинать.

– Обязательно, дедуля, – девочка с минуту колебалась, а потом протянула ручки к Энн. Та инстинктивно наклонилась, чтобы быть к ребенку поближе, и искренне обняла девочку.

– Мне было очень приятно познакомиться с вами, мисс Брит Лакросс.

– А мы когда-нибудь поплаваем вместе?

– Непременно.

– Когда?

– Когда? – повторила Энн. Глазищи у Брит были огромные и очень синие, она испытующе смотрела ими прямо в глаза Энн. Энн уже и забыла, какими настойчивыми бывают маленькие дети и что они всегда требуют точного ответа.

– Брит… – начал Марк.

– Нет-нет, все в порядке, – быстро перебила его Энн. – Брит, я не могу тебе сейчас точно этого сказать, но надеюсь, что скоро.

– А вы не забудете?

– Нет, не забуду. Обещаю тебе. Клянусь Богом, мы обязательно встретимся.

Брит это, похоже, вполне удовлетворило. Энн встала, и они все вместе вышли из дома. Марк запер дверь, Майкл с дочкой сели в длинную серебристую «вольво». Энн забралась в машину Марка. Поворачивая ключ зажигания, он спросил:

– Куда?

– Вообще-то мне нужно домой, – ответила она.

Машина тронулась.

Ее удивило, что, подвезя ее к подъезду, Марк не выключил мотора.

– Ты не зайдешь?

Он качнул головой:

– Нет, в больнице меня ждет секретарь суда, чтобы записать показания Джона. Я подожду, пока ты войдешь в дом. Выйди на балкон и помаши мне рукой, если все в порядке и в шкафах не прячутся никакие мерзавцы. Потом запри балкон и ни за что никого не впускай, пока не убедишься, что это человек, которому ты полностью доверяешь.

– То есть никого, кроме тебя? – поддела она.

– Именно, – подтвердил он, с интересом взглянув на нее.

– Я, наверное, приеду днем в больницу, – сказала Энн. – И потом мне нужно заскочить в автомастерскую, чтобы сделать другие ключи.

– Поездишь пока на такси, а я пошлю кого-нибудь сегодня в Дельту, чтобы привезли твои вещи, так что ты получишь к вечеру свои ключи. Кстати, а как ты вошла в квартиру, когда мы вернулись из Дельты?

– Я прячу ключи под коврик, – призналась Энн.

Марк застонал в отчаянии.

– Проверь, чтобы дверь была закрыта изнутри на все задвижки, когда войдешь, поняла?

– Хорошо.

– Я врежу тебе новые замки, как только смогу.

– Но никто ведь не покушался на мои ключи…

– Откуда ты знаешь? Как ты можешь быть уверена, что они лежали там, под ковриком, все время, пока тебя не было?

– А почему ты думаешь, что кому-нибудь пришло в голову заглянуть под коврик? Если бы кто-то побывал в моей квартире, было бы что-нибудь украдено или хотя бы сдвинуто с места.

– Ну почему же ты такая беспечная? Не забывай: кто-то уже пытался забраться к тебе.

Энн тяжело вздохнула. Марк смягчился:

– Будем надеяться, что никто не заглянул под коврик: кому придет в голову, что ты так неправдоподобно глупо прячешь ключи?

– Неправдоподобно глупо?

– А то как?

Энн собралась громко хлопнуть дверцей, но Марк схватил ее за руку:

– Ну разве я не прав?

– Вы умеете удивительно удачно подбирать слова, Лакросс, – сердито заметила она.

– Проверь все шкафы и прочее, Энн. Я серьезно.

– Хорошо!

Энн поднялась по лестнице, добросовестно осмотрела все комнаты и шкафы, потом вышла на балкон и помахала рукой Марку. Он помахал ей в ответ, и машина сорвалась с места.

Энн хотела было уже войти в комнату, как вдруг заметила какого-то человека, прислонившегося к колонне у входа в кафе на противоположной стороне улицы. Человек читал газету. Его бейсболка была надвинута глубоко на глаза.

Однако Энн узнала его. Это был напарник Марка, Джимми Дево. Интересно, это Марк попросил его наблюдать за ее квартирой? Почему тогда он ничего ей об этом не сказал? Или Дево делает это по каким-то собственным соображениям?

Энн передернула плечами, вошла в квартиру и заперла балконную дверь. Поспешно подойдя к телефону, она набрала номер отделения интенсивной терапии, собираясь попросить медсестру отнести аппарат в палату Джона.

Однако ей сообщили, что поздно вечером его перевели в обычную палату, где в конце концов она его и разыскала.

– Это Энн, Джон. К тебе едет Марк Лакросс, чтобы снять письменные показания. Хочешь, чтобы я тоже приехала? Я могу быстренько выскочить и…

– И посторожить меня? – спросил Джон. – Нет, Энни, со мной все будет в порядке. Сделай одолжение, не выходи никуда до тех пор, пока я тебе не позвоню.

– Ладно. Если ты уверен, что я тебе не нужна…

– Нужна, но не для этого. Я собираюсь рассказать правду, всю правду и ничего, кроме правды, и сотрудничать с полицией всеми доступными мне способами. Энн, ты была совершенно права: я обязан выяснить истину. Ради Джины, ради Кати, ради тебя и ради себя. Все будет хорошо. Но как пойдут дела, я еще не знаю. Повторяю, никуда не уходи, пожалуйста, ладно?

– Ну конечно.

Она повесила трубку, переоделась и принялась слоняться по квартире. Наткнувшись на мольберт, взяла карандаш и продолжила работу над эскизом портрета Синди.

Но вскоре работу пришлось отложить. Энн так и не сделала пока фотоснимков Синди и, следовательно, не могла писать ее портрет.

Она укрепила на мольберте новый, чистый лист бумаги, но отставила и его, перейдя к холсту и делая карандашный набросок прямо на нем. Ее воображение и ее пальцы работали с удивительной легкостью. Время полетело незаметно. Минуло несколько часов. Энн не прерывалась даже для того, чтобы выпить кофе, стакан воды или принять душ.

Когда телефонный звонок вернул ее к действительности, она с удивлением обнаружила, что уже достаточно поздно: солнечный свет, проникавший в гостиную-мастерскую через световой люк, начал меркнуть.

– Энни? – это был Джон.

– Привет! Как дела?

– Отлично. Послушай, я еду к тебе, меня освободили.

– Что?! – возмущенно закричала Энн. – Джон, ты перенес операцию! Ты не можешь…

– Энн, – нетерпеливо перебил ее Джон, – ты представляешь себе, сколько стоит пребывание в такой больнице со всем этим сверхсовременным оборудованием? Меня достаточно крепко сшили, тщательно проинструктировали, как вести себя, и отпустили.

– Но ты только что вышел из коматозного состояния!

– Точно. Но ведь вышел же!

– Я не верю, что…

– Энн, я уже еду. Мне нужно тебя повидать, поговорить с тобой, мы должны вместе все обдумать.

Джимми Дево там, внизу, наверное, все еще наблюдает за ее окнами. Дверь в ее спальню по-прежнему висит на одной петле. И Марк может появиться здесь в любую минуту.

К тому же она чуть не забыла, что Эйприл хотела ей что-то рассказать.

– Джон, не приезжай сюда.

– Почему?

– Я не могу тебе это сейчас объяснить. Давай встретимся в клубе.

– В «Аннабелле»? – озадаченно уточнил он.

– Да. Жди меня там через полчаса.

– Хорошо. Буду ждать.

Энн положила трубку и тут заметила, что огонек автоответчика мигает – Господи, она не удосужилась прослушать записи с тех самых пор, как получила сообщение из больницы и помчалась туда.

Энн нажала кнопку прослушивания. Первая запись представляла собой лишь чье-то дыхание.

На второй дыхание было более громким. Кто-то дурачился, пытался напугать меня, подумала Энн, услышав на третьей записи еще более шумное дыхание.

Она хотела было прекратить прослушивание и выключить автоответчик, но тут услышала голос дочери: «Ма? Это Кати. Мне сообщили, что ты просила позвонить. Это так? – послышался какой-то треск и сдержанное ругательство. – Мам! По их словам, ты говорила, что это не срочно, но чтобы я тем не менее позвонила как можно скорее. Мам, я сегодня вечером уезжаю обратно в лагерь, ну пожалуйста, возьми же трубку. С тобой ничего не случилось? С папой все в порядке? Мам! Ну ладно, попробую еще раз позвонить завтра, в десять часов по вашему времени. Пожалуйста, будь дома, я с ума схожу. Я тебя люблю. И передай папе, что я его тоже люблю. Будь дома, пожалуйста. Просто ужасно, когда не знаешь, где твои родители!»

Энн упала в кресло рядом с телефоном. «О Кати!» – вырвалось у нее. Она проверила время записи: Кати звонила сегодня утром минут за десять до того, как Энн вернулась домой. Ну что ж, в том, что Кати так долго не могла с ней связаться, был и положительный момент: теперь Энн не придется сообщать ей, что ее отец в больнице.

Теперь она должна будет лишь сказать, что, если в ближайшее время не откроется что-то новое, Джона, вполне вероятно, обвинят в убийстве.

Энн отчаянно застонала, потом, вспомнив, что должна встретиться с Джоном, вскочила с места, но тут же сообразила, что бассетоподобный Джимми наблюдает за входом.

Она задумалась: как бы выскользнуть из дома, чтобы Джимми Дево ее не заметил?

Синди считала, что в этот вечер танцевала особенно хорошо.

К своему обычному костюму она добавила одну деталь – крохотную белую сумочку, которая свисала со шнурка, свободно опоясывавшего ее талию. Покачивая бедрами, приседая, делая вращательные движения, посылая воздушные поцелуи, надувая губки и улыбаясь направо и налево, она довольно плотно набила сумочку купюрами.

Покинув сцену и направляясь в гримерную, она поздравила себя с «хорошим уловом». На полпути ее остановил дородный рыжий вышибала по прозвищу Одноглазый Джек. Его действительно звали Джеком, а глаз он потерял в потасовке еще в школе. Он был вполне симпатичным парнем и хорошим вышибалой: относился к людям очень доброжелательно, но до тех пор, пока те не становились буйными и не начинали себя плохо вести. Уж тогда Джек безжалостно вышвыривал за дверь любого.

– Синди!

– Да?

– Хозяин хочет видеть тебя.

– Что?

– Он послал тебе вот это. – Джек поднял руку с зажатыми между пальцами двумя хрустящими сто-долларовыми бумажками.

Она ловко выхватила деньги.

– Это ты так хороша или ему так приспичило? – ухмыляясь, поинтересовался Джек.

– Почему бы тебе не спросить у него самого? – парировала Синди.

– Потому что мне нравится моя работа, – признался Джек.

Проходя мимо него, Синди, тряхнув головой, пригрозила:

– Вот расскажу ему, как ты о нем отзываешься, достанется тебе!

– Ты не сделаешь этого, – умоляющим голосом попросил Джек, – ты же хорошая девочка.