Текст книги "Бремя молчания"

Антония

Мы с Луисом замечаем тебя почти одновременно. На опушке, за американскими липами – их приторно-сладкий аромат будет всегда напоминать мне о сегодняшнем дне – мелькает твоя розовая ночная рубашка. Вчера вечером ты надела ее перед тем, как лечь в постель. Я облегченно вздыхаю. Обращаю внимание на твои посеченные ножки, грязные коленки и серебряную цепочку, которую ты крепко сжимаешь в кулаке. Я тянусь к тебе, хочу подхватить тебя на руки, крепко обнять, прижаться к твоей потной голове. Никогда больше не пожелаю, чтобы ты нарушила молчание, никогда – даже про себя – не попрошу тебя заговорить. Ты вернулась! Но ты пробегаешь мимо, словно и не замечаешь меня, и останавливаешься рядом с Луисом. Я думаю: «Ты даже не видишь меня, все дело в том, что Луис – помощник шерифа… Умница, ты все делаешь как надо». Луис нагибается, и я как завороженная слежу за тобой. Твои губы шевелятся. Ты произносишь всего одно слово – оно вылетает из тебя легко, без усилий. Хотя ты много лет молчала, голосок у тебя не хриплый и неуверенный, а звонкий и смелый. Ты произносишь одно-единственное слово – первое за три года. Я тут же хватаю тебя на руки и плачу – мне легко, радостно и грустно одновременно. Отец Петры медленно оседает на колени. Не понимаю, почему ты назвала… Ладно, не важно. Мне все равно. Главное, что ты наконец заговорила.

Калли

Калли бежала, не чуя под собой ног. Кололо в боку, но желание поскорее добраться до людей не давало ей упасть. Скорее, скорее! Ради Бена. Ради Бена, который всегда приходит ей на помощь. Бен принимает на себя брань и побои, которые должны были достаться ей. Калли крепко сжимала в руках цепочку и трусики Петры. Она не понимала, зачем Петра сняла трусики, но ей было очень страшно. Петра так ужасно выглядела, он сказал, что она может умереть. Господи, неужели и Петра тоже умрет из-за нее? Краем глаза она заметила сбоку от тропы, в зарослях побуревших папоротников, что-то рыжее, и остановилась как вкопанная. Собака! Она уже видела этого пса раньше, когда тот беззаботно бегал по лесу. А теперь он умер. Лежит бесформенной кучей, вывалив длинный розовый язык, обнажив острые клыки. Его глаза широко раскрыты, но ничего не видят. Ошейника нет. Калли стало еще страшнее – ей показалось, будто кто-то следит за ней. Она заставила себя бежать дальше. Неслась все быстрее и быстрее, не глядя под ноги, не обращая внимания на острые камни, которые резали ей ступни. Бен велел ей бежать вниз, за помощью, и она приведет помощь. Тот человек… Тот страшный человек тоже там, наверху. Это его пес… Да, его! В голове мелькнула мысль: отец так злился на нее… теперь он наверняка выместит злость на Бене, это уж точно… а может, и на Петре. Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек… В голове крутились одни и те же слова. И вдруг деревья впереди расступились, и Калли увидела опушку леса. Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек. Она выбежала на луг и застыла в изумлении. Мама… Здесь мама, и помощник шерифа Луис, и папа Петры! Можно больше не бежать. Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа. К кому первому подойти? К помощнику шерифа Луису – да, он сразу же вызовет подкрепление, он арестует того человека, арестует папу. Она подбежала к помощнику шерифа, мама протянула к ней руки… Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек…

– Бен! – Имя брата вырвалось как будто не изо рта, а из самого сердца. Калли сначала даже не узнала собственного голоса – он показался ей таким сильным, звонким, и ей захотелось говорить еще, еще… Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа… Она не заметила, как очутилась на руках у мамы, мама укачивала ее. Калли ужасно устала, ей так хотелось пить… Все вдруг забегали, засуетились, и она снова замолчала.

Мартин

Калли по-прежнему сжимает цепочку Петры, Антония и помощник шерифа Луис загораживают ее от меня. Размазывая по лицу слезы, я иду к ним, хочу забрать цепочку. Бен? Неужели все-таки Бен?! Ни за что не поверил бы, хотя… да, такая мысль приходила мне в голову несколько часов назад, когда Фильда в сердцах обвинила его. Бен? Я стараюсь вырвать у Калли из руки кулончик, но Луис отстраняет меня.

– Мартин, отойдите от нее, – приказывает он.

– Где она? – хрипло спрашиваю я. Калли уткнулась лицом в живот матери; от отчаяния у меня дрожат руки.

– Мартин, – ласково говорит Луис, – мы найдем ее. Я уже вызвал подкрепление.

Я вижу, что Луис что-то берет у девочки – не цепочку, что-то другое. Прищуриваюсь, силюсь разглядеть, что там, но не могу. Помощник шерифа сжимает вещь, отнятую у Калли, в кулаке. Что у него? Он быстро идет к машине и говорит в рацию.

– Калли, скажи, как Петра? – спрашиваю я как можно мягче. – Ты видела ее? Прошу тебя, скажи мне… Бен там, с ней? Это Бен ее обидел?

Антония готова испепелить меня взглядом. Она заслоняет от меня Калли. Как будто самый опасный здесь я.

– Послушайте, понятия не имею, о чем вы говорите, но Бен не имеет никакого отношения к…

К нам возвращается Луис, и Антония умолкает.

– Сейчас прибудет подкрепление, и мы вместе отправимся за Петрой и Беном. – Он умолкает и оглядывает Калли с ног до головы. – И еще я вызвал две бригады скорой помощи. Одна увезет Калли в больницу, а вторая останется здесь, на тот случай, если Петре и Бену понадобится помощь. – Луис нагибается к Калли. – Калли, – ласково спрашивает он, – что с Петрой? Как она?

Ждать ответа приходится долго. Наконец Калли медленно качает головой. Я со стоном иду к лесу.

– Мартин, погодите! – кричит помощник шерифа. – Прежде чем мы туда пойдем, нам нужно еще кое-что выяснить. Отсюда отходят три тропы – мы должны знать, куда сворачивать!

Я останавливаюсь.

– Так спросите ее! Спросите, где они! Она может говорить, она только что сказала: «Бен», я слышал! Спросите ее! – кричу я, брызгая слюной. Антония и Калли сразу как-то сжимаются.

– Мартин, идите к шоссе, – приказывает Луис. – Стойте у поворота и встречайте медиков. Машите им рукой, чтобы они нас увидели. Я попробую расспросить Калли. Она покажет, куда нам идти. – Опомнившись, он гораздо тише поясняет: – Так мы сэкономим время. Обещаю. Идите же, встречайте «скорую» и остальных.

Я нехотя подчиняюсь, а Луис возвращается к Калли и Антонии. Мать и дочь стоят на месте, прильнув друг к другу. Сердце у меня сжимается. Как несправедливо! На месте Антонии должен быть я! Это я должен сейчас обнимать Петру и утешать ее, это мне больше не стоит беспокоиться за нее, волноваться, жива она или мертва. Я выбегаю на шоссе в том месте, где от него отходит проселочная дорога, и жду, оглядываясь по сторонам. Где же «скорая помощь»? Ее еще нет. Я прислоняюсь к патрульной машине, но она так нагрелась на солнце, что я отскакиваю.

Антония нерешительно окликает меня. Должно быть, моя вспышка ее напугала.

– Мартин, вы не захватите бутылку с водой для Калли? Она на заднем сиденье.

Луис несется ко мне и взволнованно кричит:

– Нет, подождите!

Я открываю заднюю дверцу за пассажирским сиденьем и достаю три бутылки воды. Две для Калли, и одну я возьму с собой, когда мы пойдем искать Петру. Честно говоря, Бен меня сейчас волнует мало. Неужели это все-таки он? И вдруг, когда я уже вылезаю, я вижу… Трусики вымазаны в грязи, но я их отлично узнаю. Я сам только вчера складывал их, когда достал из сушильной машины. Белые, в мелкий желтый цветочек. Я хватаю прозрачный пакет, в котором они лежат, и пристально осматриваю. Ко мне подскакивает Луис.

– Мартин… – жалким голосом говорит он. Не в силах ответить, я тычу в него пакетом. Наконец дар речи возвращается ко мне.

– Я иду за дочерью, – просто и спокойно говорю я, хотя ужас сжимает мне грудь. И я бегу, забыв о своих пятидесяти с лишним, бегу по тропе, а помощник шерифа кричит мне вслед:

– Мартин, погодите! Нам нужно дождаться подкрепления!

Я бегу, не обращая на него внимания.

Помощник шерифа Луис

Мартин отпихивает меня и несется в лес. Я чертыхаюсь про себя. Бог знает, что он там увидит!

– Тони! – кричу я. – Стой здесь и жди полицию и медиков. Я за Мартином! – Лицо у нее белое, испуганное. – Все будет в порядке. Я поднимусь туда и приведу Бена живого и невредимого. Не волнуйся. Мы поднимемся на холм, что за Бродяжьим оврагом. Передай, пусть на развилке поворачивают налево!

Она кивает и сжимает мне руку:

– Спасибо, Луис. – Голос у нее дрожит. Я тоже сжимаю ей руку и следом за Мартином бегу в лес.

На то, чтобы догнать его, у меня уходит немного времени. Мартин остановился и, тяжело дыша, разглядывает что-то сбоку от тропы. Я подхожу к нему вплотную.

– Мертвый, – говорит он сухо, не поворачиваясь ко мне.

Я наклоняюсь и трогаю собачий бок.

– Еще теплый, – замечаю я. – Значит, околел недавно.

– Как по-вашему, что с ним случилось? – испуганно спрашивает Мартин.

– Не знаю. – Я стараюсь говорить ровным и спокойным голосом. – Мартин, вернитесь, пожалуйста. Если вы пойдете в лес, нас обоих ждут крупные неприятности.

– Нет, я иду дальше, – решительно отвечает Мартин.

Я покорно вздыхаю:

– Тогда давайте помедленнее, хорошо? Если вы упадете или поранитесь до того, как мы найдем Петру, вы ей не поможете. Ясно?

– Да, хорошо, – соглашается он, не сводя взгляда с мертвого пса. – И все же… давайте поторопимся. Давайте скорее!

Тропа ведет в гору. Всего через час спустятся сумерки. А если мы не успеем до темноты найти Петру, Бена и всех, кто там еще на вершине холма? Снимать оттуда людей непросто даже днем, а ночью, в темноте, операция вообще запредельно сложная. Я вызвал несколько мотовездеходов – возможно, с их помощью выбраться из леса удастся быстрее. Кроме того, из Айова-Сити сюда летит вертолет – возможно, кто-то серьезно пострадал.

– Мартин, Петра жива.

Он смотрит на меня:

– Вам Калли сказала?

– Да, правда, не словами. Я спросил ее про вашу дочь, и она показала на вершину холма за Бродяжьим оврагом. Вроде бы она ранена, но насколько серьезно – не знаю.

– Она сказала, кто это сделал? – спрашивает Мартин, стиснув зубы. Подниматься по крутому склону ему тяжело.

– Нет. Я не успел ее расспросить, потому что вы именно тогда нашли… Может, посидим, отдохнем?

– Нет, я в порядке.

Мы молча продолжаем подниматься, а потом он вдруг говорит:

– Луис, я убью того, кто это сделал.

– Мартин, вы никому и ничему не поможете. Наоборот, все будет только хуже, намного хуже.

– У вас тоже есть ребенок, сын. – Он не спрашивает, а утверждает.

– Да. Его зовут Тэннер, ему четыре года.

– Вы ради него на все готовы? – Мартин смотрит не на меня, а себе под ноги.

– Да. Наверное.

– Тогда вам тоже захочется убить всякого, кто обидит вашего ребенка! – решительно заявляет он.

Я искоса смотрю на Мартина. Лицо у него побагровело, лоб блестит; он достает из кармана носовой платок и вытирает испарину.

– Да, наверное, мне захочется убить того, кто обидит Тэннера, но на самом деле я вряд ли кого-нибудь убью. Особенно если полиция уже спешит на помощь.

– Она сказала «Бен», и она держала в руках цепочку и трусики Петры. Что прикажете думать? – Мартин на миг останавливается, трясет головой и тут же спешит вперед. – Надо скорее подняться наверх, а дальше видно будет.

Воспользовавшись передышкой, я достаю рацию, передаю, где мы, и спрашиваю, что происходит. Только что прибыли две бригады скорой. Одна отвезет Калли и Тони в больницу, вторая останется на опушке. По нашим следам едут на квадроциклах двое ребят из управления. Еще несколько человек едут верхом и идут пешком. Я напоминаю всем, что мы пока никого не подозреваем; у нас нет даже примет предполагаемого преступника. В первую очередь мы обязаны найти Петру и Бена. Многие наши сотрудники знают детей в лицо, но на всякий случай у всех есть их фотографии.

Мы подходим к развилке, и я рукой показываю Мартину, куда сворачивать.

– Мартин, что бы мы там ни увидели, первым пойду я. Естественно, вам сразу захочется подойти к Петре, но этого делать нельзя. – Я загораживаю ему дорогу, не давая идти дальше. – Вы меня понимаете? Дело очень серьезное. Возможно, где-то поблизости скрывается опасный преступник… Может быть, он даже сейчас следит за нами! Что делать дальше, решу я. По уставу мы даже не имеем права одни подниматься на холм!

– Вы меня не остановите, – говорит Мартин.

– Да, поэтому я и пошел с вами. Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось или, раз уж на то пошло, чтобы вы предприняли… необдуманные действия. Когда доберемся до вершины, остановитесь и стойте. Ждите, пока я не скажу, что делать дальше. В общем, держитесь позади. Поняли?

Мартин поджимает губы, он как будто собирается возразить, но потом передумывает.

– Я понимаю, – говорит он и идет дальше.

Откуда у него только силы берутся? Идет вверх как ни в чем не бывало – а ведь даже у меня уже начинают болеть ноги: подъем довольно крутой. Наверное, все дело в адреналине. Завтра он шагу ступить не сможет.

Калли

Мама взглянула на ее исцарапанные, кровоточащие ноги, схватила ее на руки, как будто она еще маленькая, и прижала к себе. Калли уткнулась подбородком ей в плечо. Отец Петры ее напугал. У него вдруг перекосилось лицо, и он так страшно кричал! Не так, конечно, как отец… может быть, еще страшнее. Потом папа Петры и Луис убежали в лес. Вот и хорошо. Они поднимутся к Бену и Петре, приведут подмогу. Ведь Бен так ей и сказал. Велел позвать на помощь. Она справилась, и помощь уже в пути! Теперь все будет хорошо. Она очень устала, ее клонило в сон. Какая вкусная вода! Калли пила из бутылки, которую мама приставила к ее губам, и не могла остановиться, пока ее не затошнило. Внутри нее было совсем пусто, только вода булькала…

О том, что она заговорила, Калли помнила смутно. Она произнесла одно слово: «Бен». Выговорила имя брата и удивилась, что ни с кем ничего не случилось. Мама по-прежнему крепко обнимала ее. Калли не отняли у мамы, не произошло ничего плохого. Калли решила, что, наверное, можно сказать что-то еще, но она очень устала. Израненные ступни напомнили о себе; их как будто огнем жгло. Калли хотелось только одного: спать, спать, прижавшись к маме, уткнувшись головой в мягкую ложбинку маминой шеи. Издали послышалось завывание сирены: приехала «скорая помощь».

Калли засыпала. В голове, как стрекоза, мелькнула мысль: наверное, надо было рассказать помощнику шерифа Луису все подробнее. Она только проговорила: «Бен». А ей надо было сказать еще столько всего! Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек. Отец Петры ужасно испугался, а почему? Бена не надо бояться… Потом мистер Грегори бросился бежать, а помощник шерифа Луис погнался за ним. Они побежали спасать Петру и Бена. Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек. Калли беззвучно повторяла одно и то же: Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек, Бен, папа, Петра, тот человек… Она очень устала, и у нее пересохло во рту.

Завывание сирены умолкло; Калли почувствовала, как мама куда-то укладывает ее. Калли брыкалась – ей хотелось остаться у мамы на руках. Она схватилась за мамину рубашку, вцепилась в нее, но пальцы у нее ослабли, как будто из нее вынули кости; она лишь почувствовала, как мягкая ткань скользит между пальцами, словно вода.

Мама посмотрела на нее сверху вниз и сказала:

– Калли, теперь все будет хорошо. Я с тобой. Я никуда не уйду. Отдохни. Поспи немножко.

Мама погладила ее по щеке и поцеловала. Губы у нее сухие и теплые, как бумага. Калли вдохнула мамин запах и погрузилась в сон.

Бен

Где-то сзади хрустят сучья. Неужели отец возвращается? Наверное, сейчас он меня точно убьет! Я вскакиваю на ноги и готовлюсь защищаться. Почти ничего не вижу, поэтому наклоняю голову, чтобы лучше слышать. Провожу по лицу руками. Оно раздулось и болит. Я поднимаю с земли палку. Она не особенно толстая и прочная, зато на ней есть шипы. Попробую отогнать его. Главное – метить в глаза.

Треск приближается – бежит кто-то большой. Может, все-таки не отец? И вообще, похоже, там не человек. Койот? Почему-то я пугаюсь койота больше отца. Может, потому, что к отцовским уловкам я уже привык. Я знаю, как он ходит, как он дерется. С койотом придется труднее. Я шарю по земле, ищу палку побольше. Треск и хруст совсем рядом, близко… И тут я вспоминаю о Петре. Что, если койот набросится на нее? Она такая маленькая и беззащитная! Похоже, ей здорово досталось. Матерый койот способен утащить ее и сожрать в три присеста. Я подбегаю к Петре и, раскинув руки в стороны, размахиваю палкой. Так просто я не сдамся!

Не знаю, чему я удивляюсь больше – тому, что нет ни отца, ни койота, или тому, что на вершину холма поднимаются отец Петры и помощник шерифа. Не могу отвести взгляда от мистера Грегори. Лицо у него совсем безумное. Ну да, он увидел скорчившуюся на земле Петру, а рядом меня с большой палкой… Догадываюсь, о чем он сейчас думает. Мистер Грегори бросается на меня, не дав мне выговорить ни слова. Он уже старый, но очень сильный… Вот он заносит ногу для удара, и я думаю: «Ну надо же! Он решил, что Петру обидел я!» Во второй раз за день меня сбивают с ног. Во второй раз гораздо больнее, потому что заранее знаешь, что сейчас будет.

Мистер Грегори нависает надо мной, кричит что-то неразборчивое. Из меня снова как будто выпустили воздух. Поэтому мне трудно говорить и я не могу рассказать, что случилось, не могу сказать, чтобы они скорее искали моего отца. Я слышу стон – неужели это я? Помощник шерифа Луис подбегает к мистеру Грегори и оттаскивает его от меня.

– Мартин! – кричит помощник шерифа. Но мистер Грегори все пытается меня ударить, он вопит, что убьет меня. Я разбираю слово «извращенец». – Мартин! – ревет помощник шерифа. – Мартин, да посмотрите же на него!

Наконец мистер Грегори опускает кулаки и смотрит на меня – впервые по-настоящему смотрит на меня, а потом на Петру.

Мистер Грегори опускает голову и наклоняется к Петре. Наверное, проверяет, дышит ли она. Потом мистер Грегори начинает плакать. И я думаю: раньше я никогда не видел, чтобы мужчины плакали, плакали по-настоящему. Я встаю и тоже смотрю на Петру… Вдруг мне кажется, что она умерла. Я позволил ей умереть. Я должен был заботиться о ней, пока не придет помощь, а она умерла! И я тоже плачу. Вдруг до меня доносится шепот мистера Грегори:

– Слава богу, слава богу… – повторяет он одно и то же.

Я заставляю себя успокоиться. Что он говорит?

– Слава тебе господи! – говорит мистер Грегори чуть громче.

– Как она? – спрашиваю я, стараясь держаться, но голос у меня дрожит и звучит жалобно, как у малолетнего ребенка.

– Бен, что случилось? – спрашивает помощник шерифа Луис. – Как ты? Кто тебя так отделал?

Я сразу понимаю: помощник шерифа не верит, что я способен обидеть Петру.

– П-папа… – Силы покидают меня. – Это сделал мой отец! – Я не выдерживаю и реву. Помощник шерифа Луис тут же кладет руку мне на плечо и обещает, что все будет хорошо. Да, как же…

– Петру нужно немедленно к врачу, – говорит Мартин. – Как нам выбраться отсюда?

Помощник шерифа Луис достает рацию, произносит несколько цифр – наверное, это специальный полицейский код. Неожиданно я падаю, плюхаюсь на землю. Из меня как будто выкачали все силы. Не могу пошевелиться. Ноги как будто резиновые, лицо болит, трудно дышать. Здорово мистер Грегори мне врезал – наверное, тоже что-то сломал.

– Сюда летит вертолет из Айова-Сити, но Петру нужно снести вниз, на поляну – туда, откуда мы пришли, – говорит помощник шерифа Луис.

– По-моему, ее не стоит трогать с места, – возражает Мартин. – Как мы снесем ее отсюда?

– Скоро здесь будут медики. Они осмотрят ее и скажут, что делать. – Помощник шерифа Луис смотрит на часы. – Уже темнеет. Нам нужно двигаться быстро.

Я поднимаю голову и вижу розовые и оранжевые полосы – они всегда расползаются по небу перед закатом.

– Мы должны спешить… Прошу вас! – умоляет мистер Грегори. – Поторопите их! – На меня он не смотрит. Может, ему неловко оттого, что он меня ударил, а может, он еще не до конца уверен в том, что Петру обидел не я.

Наконец мы слышим рев моторов. Один за другим на вершине показываются квадроциклы. С одного спрыгивают двое, мужчина и женщина – наверное, медики. Они сразу бросаются к Петре и начинают ее осматривать. Я держусь на заднем плане, чтобы никому не мешать. Помощник шерифа Луис разговаривает с другими полицейскими и с лесничим Фелпсом, который прискакал на лошади. Я сажусь и наблюдаю за ними, стараясь не закрывать глаза, но меня клонит в сон.

Вот слышится стрекот вертолета, он все громче. Я открываю глаза. Оказывается, уже наступила ночь. Надо мной сверкают звезды – крошечные, похожие на булавочные головки. Мне зябко, а вот все остальные, похоже, здорово вспотели. Вокруг Петры крутится куча народу, обо мне, похоже, забыли. Правда, она пострадала гораздо сильнее меня. И все равно мне ужасно одиноко. Я сижу один; медики осматривают Петру. Интересно, как там Калли. Значит, она успела добежать до опушки и позвать на помощь. Где она сейчас? Я озираюсь по сторонам, надеясь увидеть человека, который не так занят. Но все суетятся, носятся туда-сюда, а я сижу и наблюдаю. Петру кладут на носилки, и она взмывает над холмом – ничего страшнее я еще не видел. Вертолет похож на огромную хищную птицу, а Петра – на птенца, которого птица схватила когтями. Сегодня я навидался всякого, но такое… Мистер Грегори куда-то запропастился. Представляю, что он сейчас чувствует. Наверное, ему хочется схватить носилки с дочерью и уложить назад, на твердую землю.

Мы все следим, как вертолет снимает Петру с вершины. Через минуту носилки втаскивают в вертолет, и он улетает в Айова-Сити. Интересно, как мы спустимся вниз?