Текст книги "Бремя молчания"
Автор книги: Хизер Гуденкауф
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Мартин
Я ощупываю голову. В том месте, куда пришелся удар, что-то мягкое и липкое. Вой сирен все ближе; я вздыхаю с облегчением. Что же я наделал? Кем себя вообразил? Полубогом, который способен вершить правосудие… А ведь я не способен убить – даже самого подлого мерзавца… Я полный идиот. Меня душил гнев, мне хотелось отомстить, и что вышло? Я все испортил! Шарю по земле. Где револьвер? Гриф выбил его у меня. Револьвера нигде нет. И Антония пропала… Я и ее не защитил. Голова кружится; меня тошнит. Трогаю голову. На ней огромная шишка. Чтобы не упасть, я прислоняюсь к стене сарая.
По соседству, у нашего дома останавливается несколько машин. Я кричу, зову полицейских. Вдруг они примут меня за преступника? Собственно говоря, я и правда преступник. Собирался устроить самосуд, только ничего не вышло. Через несколько секунд меня окружают люди. Увидев помощника шерифа Луиса, я вздыхаю с облегчением.
– Где Тони? – сразу спрашивает Луис. – Куда он ее потащил?
– В лес. – Я машу в ту сторону, куда побежала Тони. – Она хотела убежать от него, но он ее догнал и потащил в лес.
Не говоря ни слова, помощник шерифа Луис убегает. За ним несутся другие, в том числе агент Фитцджералд.
Меня поддерживает женщина в синем костюме. Неподходящий наряд для того, что творится вокруг. Незнакомка не дает мне упасть. С другой стороны подходит мужчина, тоже незнакомый. Они вдвоем помогают мне подняться на ноги.
– «Скорая помощь» уже едет, – говорит женщина. – Вы Мартин Грегори?
– Да, – тихо отвечаю я, держась за больную голову.
– Дайте-ка взглянуть. – Она светит фонариком мне в голову и морщится. Наверное, рана глубокая. Ее спутник достает из кармана пиджака носовой платок и протягивает мне. – Я агент Саймон, а это – агент Темперли, – говорит женщина. – Мы помогаем расследовать дело о похищении вашей дочери. Вы можете рассказать, что сейчас произошло?
– Я совершил ошибку. Огромную ошибку! – говорю я. Мне страшно хочется спать. Неожиданно я понимаю, что должна была чувствовать Петра. У нее такая страшная рана на голове… Мне больно, очень больно, и страшно хочется спать, но то, что испытала Петра, гораздо, гораздо хуже…
– Что произошло? – снова спрашивает женщина.
Я долго собираюсь с мыслями. Мне стыдно признаться в собственной непроходимой глупости. Агент Саймон приходит мне на помощь.
– Что случилось с Антонией Кларк? – спрашивает она.
На этот вопрос я могу ответить.
– Муж увел ее в лес. – Я снова показываю в сторону опушки.
– Он вооружен? Патрульный слышал выстрелы за домом, – говорит агент по фамилии Темперли.
– У него револьвер… – говорю я, понимая, что больше нельзя откладывать неизбежное. – Он, видимо, подобрал с земли револьвер и увел Антонию в лес. – Платок, который дал мне Темперли, пропитался кровью. Я складываю его вчетверо и ищу чистое место, чтобы приложить к ране.
– Откуда взялся револьвер? – спрашивает агент Саймон, хотя мне кажется, что она и так знает ответ.
– Он мой, – сознаюсь я. – Я приехал сюда и ждал… Потом приехала Антония, и я предупредил ее, чтобы она не ходила в лес, потому что он там… Вы знаете, что он сделал с моей дочерью. Потом мы спрятались вон там, но он нас нашел.
– Вы угрожали ему револьвером? – спрашивает агент Темперли.
– Нет, просто держал в руке, не целился в него… а он, наверное, решил, что я ему угрожаю. Он ударил меня по руке, револьвер упал и выстрелил. Пуля попала в землю. – Я показываю то место, куда попала пуля. – Потом он ударил меня по голове. Антония попыталась убежать. Он догнал ее, схватил и потащил в лес. Они не могли далеко уйти. Кстати, револьвер не заряжен. У меня была всего одна пуля, но она уже израсходована.
– Не заряжен, – повторяет агент Саймон. Почему-то она совсем не радуется.
– Раз он не заряжен – ведь это хорошо? – Я умоляюще смотрю на нее.
– Хорошо для Антонии Кларк. И совсем не хорошо для Грифа Кларка и сотрудника полиции, который имеет право его застрелить. Ведь они не знают, что револьвер не заряжен. – Агент Саймон выразительно смотрит на своего напарника. Тот кивает и отходит. Наверное, сейчас передаст мои слова остальным, тем, кто побежал в лес.
– Мистер Грегори, вы понимаете, что, придя сюда с оружием, поступили крайне неразумно?
Я с жалким видом киваю и морщусь от боли. Веки тяжелеют. Страшно хочется спать.
– Вас разыскивает жена. Вы ей очень нужны.
Сон сразу пропадает.
– Петра! – Я хватаюсь за сердце. – Что с Петрой? – Хочу встать, но не получается. Очень больно… Голова кружится… Я шатаюсь и оседаю на землю.
– Сидите, не вставайте, вам нужен врач. Не знаю точно, что с девочкой, но вашей жене срочно нужно с вами поговорить. Мы постараемся поскорее доставить вас к телефону, мистер Грегори, обещаю. – Снова уши режет вой сирен. «Скорая помощь». За мной, наверное. Хорошо, что пострадал только я, а не Антония… и не Гриф Кларк.
Антония
Гриф тащит меня все дальше в лес. Я кричу, плачу, умоляю его остановиться. Наконец, он останавливается.
– Тони, я тебе ничего не сделаю. Ты что, в самом деле решила, что это я обидел Петру? Господи!
Он так жалобно смотрит на меня, что мне невольно становится его жалко. Я достаточно давно знаю Грифа и умею с ним обращаться. Медленно тянусь к нему свободной рукой. Главное – никаких резких движений! Осторожно снимаю листик, запутавшийся в его волосах.
– Нет, Гриф, я не думаю, что ты способен обидеть Петру. Но я не знаю, что случилось. – Я кладу руку ему на плечо. Он по-прежнему крепко держит меня. И еще у него револьвер. Как же он вцепился в меня! Теперь я понимаю, откуда на предплечьях Калли такие страшные следы… Гриф кладет голову мне на плечо и разражается рыданиями.
– Калли сегодня рано встала. Мы вышли погулять в лес и заблудились. Потом мы разошлись…
Я заставляю себя молчать, хотя он о многом умалчивает – по-моему, намеренно. Почему Калли пошла гулять в одной ночной рубашке и босиком и почему он не оставил мне записку и не сообщил, где они?
– Клянусь, Петру я и в глаза не видел, пока не очутился вместе с Калли там, на холме… Потом туда прибежал Бен и увидел… увидел Петру. Выглядела она ужасно. Я ничего ей не сделал, наоборот, хотел ей помочь. Клянусь, Тони! Я ничего ей не сделал!
Я чувствую на своей щеке слезы Грифа. Интересно, искренние ли они? Тихонько хлопаю его по плечу.
– Вот сейчас мы пойдем и все расскажем, Гриф, и все узнают, что ты ни в чем не виноват. – Я обхватываю его лицо ладонями и разворачиваю к себе. – Гриф, сейчас делают такие специальные анализы и сразу находят того, кто совершил преступление. Берут тесты ДНК. Как только сделают такие анализы, сразу поймут, что ты ее не трогал.
– Заткнись, Тони! – рявкает он. – Я что, идиот, по-твоему? Конечно, я все знаю… Но я щупал ей пульс. Хотел понять, живая она или нет! А потом я увидел… увидел ее трусики, и меня вырвало… Они часто ошибаются. Сколько было случаев, когда сажали не того человека? Ты сама им все скажи. Скажи, что я был с тобой, придумай что-нибудь. Ты ведь знаешь, я не мог этого сделать! – Он еще крепче вцепляется в меня; револьвер лежит у меня на плече.
– Хорошо, Гриф, я все им скажу. Не волнуйся, я тебе верю! – уверенно говорю я. – Я скажу, что ты был со мной, потом пошел искать детей, а Бен ошибся. Не волнуйся.
Гриф вздыхает с облегчением и выпускает меня:
– Спасибо, спасибо, Тони. Ты не пожалеешь, вот увидишь. Я брошу пить, все будет хорошо, обещаю. Я был дураком, знаю, но я исправлюсь! – Он умоляюще смотрит на меня. – Все будет как раньше… Помнишь, когда Бен был еще маленький и мы хорошо жили… Я уволюсь с нефтепровода, найду работу здесь, рядом с домом. А может, мы куда-нибудь переедем, начнем все сначала на новом месте. Поселимся у океана. Ты ведь всегда мечтала увидеть океан. Там и будем жить, купим дом прямо на пляже.
Я киваю:
– Да, хорошо. Все будет хорошо. – Странно, что он вдруг вспомнил про океан. – Ну, пошли. Давай возвращаться. Поговорим с полицейскими, они все поймут.
– Не знаю, не знаю, – упирается Гриф. – По-моему, я ранил Мартина. Я здорово ему врезал. И зачем я только его ударил?
– А что тебе оставалось делать? У него ведь был револьвер, помнишь? Ты испугался. Это была самозащита. Пошли домой. Нас скоро начнут искать, будет лучше, если мы сами вернемся, Гриф. Пожалуйста, пойдем, мы нужны детям.
– Не знаю, не знаю. – Гриф все больше беспокоится. – Знаешь что, давай лучше скроемся… на время. Уйдем в лес. Ты ведь здесь каждую тропку знаешь… Мы спрячемся, отсидимся где-нибудь, а потом, когда все успокоится, вернемся и заберем детей.
– Спрячемся? – спрашиваю я. – Но зачем нам прятаться? Я ведь обещала, что прикрою тебя. Нам нужно к Калли и Бену. Пожалуйста, Гриф! – прошу я.
– Ты всегда встаешь на их сторону! Господи, Тони, ну хоть раз послушайся меня! Пожалуйста, сделай, как я хочу. Детей заберем потом. Выйдем на шоссе, проголосуем, утром доберемся до Максуэлла. Потом убедимся, что нет погони, и вернемся за детьми.
– Гриф, у Калли изрезаны ступни. Она еще долго не сможет ходить. А у Бена сломаны ребра. Мы не можем таскать их за собой по лесам.
– Значит, вернемся за ними через недельку или попозже, когда они поправятся. Тони, пошли, за нами наверняка погоня! – отчаянно молит он.
– Тогда уходи один, без меня. Я расскажу полицейским все, как нужно. Что ты был со мной, что ничего не сделал, только повел Калли утром в лес погулять. Я объясню, что ты боишься. Они все поймут; уверена, у них такое случается постоянно. Езжай в Максуэлл. Я присмотрю за детьми, дождусь, пока им не полегчает, и приеду к тебе.
– Ты врешь! – вдруг кричит Гриф и снова хватает меня за руку.
– Нет, не вру, не вру! – уверяю его я.
– Врешь! – Лицо у него перекашивается, и он снова тащит меня в лес.
– Гриф, мне больно! Пусти меня, пожалуйста! – Я пытаюсь вырваться, но он приставляет дуло револьвера к моей голове.
– Ты пойдешь со мной. Мы вместе уедем в Максуэлл, а потом заберем детей.
Я рыдаю в голос; ноги у меня заплетаются. Гриф тащит меня за собой, как игрушку на веревочке.
– Замолчи! – приказывает он на ходу. Но я не могу остановиться; я рыдаю взахлеб. – Заткнись! – ревет он. – Черт тебя побери, Тони, ты вопишь на весь лес! Замолчи!
Мне становится страшно; я задыхаюсь. Рука, в которую он вцепился, совсем онемела. Хватаю ртом воздух и беспомощно смотрю на Грифа.
– Я не могу дышать! – хочу сказать я, но не получается.
– Заткнись! Заткнись, Тони, тебя услышат! – Он хватает меня за плечи и прислоняет к дереву – я больно ударяюсь о жесткий ствол и ощущаю затылком шершавую кору. – Заткнись, заткнись! Если не замолчишь, ты больше никогда не увидишь Калли и Бена, поняла? Нас найдут! Я не сяду в тюрьму за преступление, которого не совершал! Заткнись сейчас же!
– Прошу тебя, – шепчу я, немного отдышавшись. – Пожалуйста, отпусти меня!
Он придвигается ко мне вплотную, прижимается губами к моему уху и шипит:
– Еще одно слово, мать твою, и я навсегда заткну тебе рот! Молчи, поняла?
И вдруг я замираю – не потому, что испугалась его угроз. Я вспоминаю, что мне уже приходилось наблюдать такую же точно сцену, только со стороны. В другое время и в другом месте. И тем не менее тогда все было точно так же. Бедная Калли! Ей было всего четыре года. Она увидела, как ее мама упала с лестницы. Она плакала и не могла остановиться, только непроизвольно ежилась от его воплей. Он тоже орал на нее: «Заткнись, заткнись!» – но девочка никак не могла успокоиться. Я лежала на диване под одеялом и смотрела, как Гриф орет на свою четырехлетнюю дочку. Потом он наклонился к самому ее уху и долго что-то шептал… А потом она надолго замолчала. На четыре года. И только сегодня произнесла первое слово. Я ахаю.
– О боже! Так это был ты… это из-за тебя!
Бен
– Король взял принцессу Калли в плен, он не понимал, что делает, потому что выпил черное зелье. Принцесса хотела навести на него чары, но они не действовали, потому что он был очень сильный.
Доктор Хигби тихо сидит на стуле в углу. Рядом с ним стоит симпатичная медсестра Молли. Она прикладывает палец к губам и смотрит на тебя, Калли. А ты не сводишь с меня глаз. Как будто хочешь, чтобы я продолжал.
– Принцесса Калли и король заблудились в темном лесу, и у Калли заболели ножки, потому что у нее не было туфелек. Они шли все дальше и дальше. Калли стало жарко, она хотела пить и вернуться домой, к маме-королеве и к брату-принцу, но она не знала, где они. Она не понимала, почему они не приходят за ней; ей показалось, что все о ней забыли… Но мама и брат не забыли о ней. Они весь день пытались ее найти. Ее брат побежал в лес, а потом и королевские солдаты тоже начали ее искать. Наконец, брат нашел ее на вершине высокой горы. Он увидел принцессу Калли, короля и принцессу Петру. Но Петре было очень плохо. Король ее очень обидел и так сильно ранил, что Петра не могла говорить.
Вдруг Калли словно цепенеет. Я поворачиваюсь к ней.
– Разве не так все было, Калли? Разве не так? – спрашиваю я.
Лицо у Калли серьезное, как будто она глубоко задумалась. Потом она медленно качает головой из стороны в сторону. Доктор Хигби наклоняется вперед.
– Что случилось, Калли? – спрашиваю я. – Ты сама докончи сказку, а я не могу. Ведь меня там не было, то есть я был, но не с самого начала. Доскажи сама.
Мартин
Мне не разрешают сесть в карету скорой помощи самостоятельно, а укладывают на носилки и заносят в салон.
– Я хорошо себя чувствую, – говорю я, но меня как будто никто не слышит.
Надо мной склоняется фельдшер, он обрабатывает мне рану. Лицо у него невозмутимое. Наверное, в больнице мне наложат швы… А мне очень нужно позвонить.
– Прошу вас, мне нужен телефон. Я должен позвонить жене, – говорю я.
– Персонал больницы свяжется с вашей семьей, сэр, не волнуйтесь.
– Да нет же, вы не понимаете! Мою дочь увезли на вертолете в Айова-Сити, в тамошнюю больницу. Моя жена все время пытается связаться со мной. Я обязательно должен с ней поговорить. Должен выяснить, как чувствует себя дочь.
Я хочу сесть, но меня решительно укладывают обратно на носилки. Должно быть, я на какое-то время отключаюсь. Когда я прихожу в себя, в руке у меня мобильный телефон. Через несколько секунд я слышу взволнованный голос Фильды:
– Мартин, Мартин, где ты? Что с тобой? – Она плачет.
– Со мной все хорошо, все в порядке. – О своей неудачной попытке вершить суд я расскажу ей потом. – Как Петра? Что с ней? Нужно согласие на операцию?
– Она уже в операционной. Извини, Мартин, мы больше не могли ждать. Пришлось мне одной принять решение. Врач сказал, у нее сдавлен мозг… В общем, я дала согласие.
– Конечно, Фильда. Ты поступила, как надо. Я скоро приеду. Мне еще надо доделать кое-какие дела, но я приеду к тебе, как только смогу. Надо было сразу поехать с тобой. Мне так жаль, Фильда, мне очень, очень жаль!
Она долго молчит, а потом осторожно спрашивает:
– Мартин… надеюсь, ты не сделал чего-то, о чем сейчас жалеешь?
Я думаю об Антонии. Сейчас она там, в лесу, со своим непредсказуемым, ужасным мужем…
– Надеюсь, что нет, – говорю я.
Фильда глубоко вздыхает, говорит, что любит меня, несмотря ни на что, и просит скорее приехать в Айова-Сити.
Меня на каталке везут в отделение скорой помощи. Откуда-то возникает полицейский:
– После того как вам обработают рану, нам нужно будет вас допросить.
– Хорошо. – Я закрываю глаза и вспоминаю, что в эту же больницу привезли Калли и Бена. Они сейчас где-то здесь. Дети ждут маму. Как я объясню им, что случилось, и как потом буду смотреть им в глаза, если их мать не вернется?
Помощник шерифа Луис
Мы с Фитцджералдом несемся напролом через кусты. Мы стараемся не шуметь, но двигаться тихо не выходит. Ночь темная, безлунная и беззвездная; я почти ничего не вижу.
– Черт возьми, – злится Фитцджералд, – в такой темноте мы их ни за что не найдем!
– Найдем. Гриф леса не знает, зато Тони ориентируется прекрасно. Уж она позаботится о том, чтобы они не сошли с тропы.
– Надеюсь, – сипит Фитцджералд.
Я осторожно двигаюсь впереди, раздвигая ветки. Гриф с перепугу способен на что угодно… Вскоре мы оказываемся на поляне, которую пересекает туристская тропа. Осматриваемся – никого. Выходим на тропу и крадемся по ней, стараясь ступать неслышно. Время от времени под ногами хрустят сухие веточки, мы с Фитцджералдом останавливаемся и озираемся по сторонам. Стыдно признаться, но Фитцджералд в прекрасной физической форме. Мне с трудом удается не отстать от него. Вскоре я выдыхаюсь; Фитцджералд дергает меня за рукав, чтобы я остановился.
– Тихо! – приказывает он. Вдали раздаются голоса, мужской и женский. Мужчина злится, женщина о чем-то его просит, умоляет. Они! Я киваю Фитцджералду в знак того, что все понял, и мы крадемся дальше. Нам нужно увидеть Тони и Грифа, оценить позицию и убедиться в том, что Гриф действительно вооружен. Главное, чтобы они не заметили нас раньше времени.
Я двигаюсь короткими перебежками, стараясь не выпускать Фитцджералда из поля зрения. Через каждые несколько шагов мы останавливаемся и прислушиваемся. Скоро я слышу, как Гриф кричит: «Заткнись, заткнись!» Тони плачет навзрыд. С трудом заставляю себя не бежать. Не хочу раньше времени выдать себя. На миг из-за тучи выходит луна; она освещает дерево, у которого стоит Тони. Гриф прижался к ней и что-то шепчет ей на ухо. Если бы не револьвер, было бы похоже на страстные объятия. Но Гриф прижал дуло к голове Тони. Она по-прежнему плачет. Я оглядываюсь на Фитцджералда; он приготовился стрелять на поражение. Я тоже достаю из кобуры табельный револьвер и прячусь за деревом.
– Полиция! Бросай оружие! – кричит Фитцджералд. Они его как будто не слышат.
– О боже! Так это был ты… это из-за тебя! – кричит Тони.
– Нет, нет, я ни при чем! – скулит Гриф. – Я девочку пальцем не тронул! – Вдруг он хватает Тони за горло. Я целюсь в него, но боюсь попасть в Тони.
– Нет! – кричит Тони, хотя ее слова разобрать трудно. – Калли, Калли! Это из-за тебя она не говорит!
– Брось револьвер, Гриф! – приказываю я.
Гриф замирает; видимо, только что заметил нас.
– О чем ты? Заткнись! – рявкает Гриф, но в его голосе явно сквозит замешательство.
– Я думала, она не говорит из-за того, что видела, как я упала с лестницы, а потом потеряла ребенка. Я во всем винила себя! А оказывается, дело в тебе… Ты потащил ее на кухню и там долго что-то шептал на ухо! Что ты ей сказал? Что ты ей сказал? – Тони захлебывается от ярости. Испугавшись, Гриф невольно отходит от нее. Я снова прицеливаюсь.
– Заткнись, Тони! Ты сама не знаешь, о чем говоришь! – Гриф говорит негромко, но его трясет – от злости, а может, с перепоя. Вдруг он начинает рыдать. Наклоняется вперед, ткнувшись лбом в лицо Тони, и прижимает дуло револьвера к своему виску.
– Бросай оружие! – кричит Фитцджералд. Он постепенно приближается к ним, но держится поодаль от меня. Если Гриф решит стрелять, то сумеет попасть лишь в одного из нас.
Я снова прицеливаюсь, но Гриф и Тони слишком близко. Рисковать нельзя. И вдруг Гриф отдергивает голову и целится в Тони. Я понимаю, что другого случая может и не представиться. Снимаю револьвер с предохранителя, слышу крик и громкий выстрел – но стрелял не я. Гриф и Тони падают на землю.
Через несколько секунд к ним подбегает Фитцджералд. Я не могу подойти ближе. Мне тошно и стыдно.
– Помогите, да скорее же! – зовет Фитцджералд, который пытается стащить Грифа с Тони. Тони жива; я вижу ее руку. Она высвобождается, садится и закрывает лицо руками.
Я молча стою рядом – утешать ее, особенно после всего, что я видел, у меня нет сил. Вызываю по рации бригаду скорой помощи, хотя с первого взгляда ясно, что Гриф мертв. Фитцджералд садится рядом с Тони и что-то говорит ей – наверное, утешает. По-моему, меня она даже не замечает. Она хватается за Фитцджералда, тот помогает ей встать и ведет прочь из леса, поддерживая ее под руку. Я остаюсь на поляне ждать коронера и криминалистов.
Через несколько часов мне сообщают: револьвер, который стащил Гриф, не был заряжен. Утешаюсь тем, что застрелил его не я. Просто не успел. А жаль…
Калли
Калли задумывается над сказкой, которую рассказал Бен. Она старается забыть о том, что в палате много народу. Все выжидательно смотрят на нее. Она вспоминает, как поднялась на холм и увидела его, а потом и Петру.
Она нагнулась за цепочкой и почувствовала, что рядом кто-то есть. Почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд еще до того, как увидела его. Горло ей сдавил холодный, черный ужас. Не разгибаясь, она посмотрела вперед и сначала увидела его грязные туристские ботинки на толстой подошве, а выше – заправленные в них заляпанные грязью оливковые брюки. Калли словно оцепенела. Он стоял на широком плоском камне песочного цвета. На уровне его колена болталась рука – очень маленькая и мертвенно-белая. Зажав цепочку в кулаке, Калли выпрямилась и увидела свою подругу. Он держал Петру на руках. Глаза Петры были закрыты, как будто она спала, на лбу над левой бровью зияла глубокая рана. Лицо и шею покрывали багровые кровоподтеки; искусанные в кровь губы запеклись. Он дернулся, и шея Петры беспомощно завалилась набок. Ее синяя пижама была заляпана чем-то темно-коричневым; когда-то белые теннисные туфли – все в грязи, не были зашнурованы.
– Помоги мне, – попросил он. – Она ранена. Ее надо отнести вниз, но один я не справлюсь. – Он посмотрел Калли в глаза; его сиплый, надтреснутый голос не сочетался с тяжелым, пристальным взглядом. Калли узнала его.
Он стоял на самой вершине холма, деревья сбоку отбрасывали на него длинные, мрачные тени. Легкий ветерок то и дело сдувал челку с его загорелого лба. Вдали виднелся просторный луг, заросший папоротником и медуницей. Вдруг Калли заметила, что Петра едва заметно пошевелила пальцами.
– Она слишком тяжелая. Придется ее положить. – Он осторожно положил Петру на землю, подсунув руку ей под затылок. Голова ее оказалась на камне, похожем на жертвенник. Потом снова выпрямился и встряхнул затекшие руки. – Хорошо, что ты здесь, – заметил он. – Одному мне не справиться. – Он быстро покосился на Калли, стараясь прочитать, что написано у нее на лице. – Если мы поспешим, то успеем вовремя отвезти ее в больницу. Она тяжело ранена… – Он помолчал и добавил: – Она упала.
За его спиной была расщелина, на противоположной ее стороне – крутая и неприступная стена, поросшая скользким зеленым мхом. Далеко внизу виднелся узкий сухой овраг.
– Пожалуйста, помоги мне, – жалобно попросил он. – Если мы не вынесем ее отсюда, она умрет! – Подбородок у него задрожал; глаза заблестели.
Калли нерешительно шагнула вперед, не сводя взгляда с его лица. Он протянул руку, чтобы помочь ей взобраться на вершину крошащегося известнякового утеса; ей никак не удавалось найти опору для ног. Он протянул ей руку – сильную, гладкую, прохладную; Калли почувствовала, что ее поднимают и тянут вверх. Вот она повисла в воздухе, и в животе у нее неприятно екнуло. Она замерла, охваченная ужасом. Она совершила ошибку… Надо было бежать! Она беспомощно извивалась, стараясь вырваться, но все безуспешно. Хватка у него была железная.
Калли услышала все раньше, чем он. Громко захлопали крылья, а потом совсем близко раздалось хриплое и какое-то издевательское карканье. Шею девочки на миг обдало холодом, когда птица пролетела мимо. Ворона оказалась огромная – такой большой птицы Калли в жизни не видела – и очень черная, с синеватым отливом. Она так широко распростерла крылья, что казалась почти одного роста с ней. Птица как будто налетела прямо на него, и он попятился и выпустил Калли. Последнее, что она заметила, – гримасу отвращения на лице мужчины. Калли упала навзничь и ударилась затылком о землю – она лежала на спине и смотрела вверх, в тускло-голубое небо, испещренное розоватыми прожилками. Такие прожилки бывают на клейтонии, расцветающей ранней весной. Она села и огляделась, но его нигде не увидела.
Калли вскарабкалась на камень, на котором лежала Петра, и оттуда заглянула в расщелину. Потом она подползла к Петре, Петра пошевелилась. Глаза у нее открылись, и она посмотрела на Калли.
– Мама! – простонала Петра.
Калли положила грязную руку на лоб Петры, кивнула ей и похлопала ее по руке. Она озиралась по сторонам. Куда он делся? Он исчез. Но она хорошо его знала и много раз видела. У него смешная кличка и пес – золотистый ретривер. Наверное, где-то спрятался и следит за ней… Калли отползла в кусты и затаилась.
Она помотала головой и заставила себя вернуться в настоящее.
– Везунчик, – сказала она брату. Она защищала подругу, которая всегда говорила за нее. – Это был Везунчик.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.