Текст книги "Бремя молчания"

Антония

Мы с Мартином и Фильдой жмемся друг к другу. Сидим рядом на диване в доме у миссис Норленд и пытаемся решить, что делать дальше. Да, мы должны ответить на вопросы журналистов, но мы не знаем, с чего начать. И даже не знаем, что говорить. То есть… как может мать или отец встать перед камерой и сказать всему свету: «Я потерял ребенка, пожалуйста, помогите мне его найти». Не представляю, как это возможно…

И все же дело надо сделать. Я перебираю стопку снимков. Вот Калли первый раз пошла в первый класс; на лице у нее нерешительная улыбка, недостает двух передних зубов, волосы причесаны и завиты, она смотрит прямо в камеру. Калли в желтом купальнике – в начале лета, кожа у нее порозовела от солнца, волосы заплетены в две косички. Калли и Петра – всего неделю назад, сидят на кухне за столом, положив руки друг другу на плечи и соприкоснувшись головами…

– Пошли, – говорю я, вставая.

Пораженные Мартин и Фильда смотрят на меня снизу вверх.

– Все решим по ходу дела, – говорю я. – Пошли.

Мы подходим к двери; я крепко держу Фильду за руку, а она держится за Мартина. Вот таким паровозиком мы и вываливаемся на крыльцо. Идем по длинной дорожке к Тимбер-Ридж-роуд, где нас ждет женщина-репортер. Я на секунду зажмуриваюсь от яркого солнца; женщина-репортер в красном костюме выжидательно смотрит на нас. После минутного замешательства она обращается к нам:

– Во-первых, позвольте выразить вам свое сочувствие. Меня зовут Кэти Гласс, и я работаю на канале KLRS. Ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов.

– Меня зовут Антония Кларк, – начинаю я, – а это Мартин и Фильда Грегори. Наши дочери, Калли и Петра… пропали. – Я показываю ей тот снимок, где Калли и Петра вместе сидят на кухне за столом. Рука у меня дрожит.

Фильда пожимает мне руку и тихо продолжает:

– Пожалуйста, помогите нам найти наших девочек. Пожалуйста, помогите нам найти девочек, – повторяет она. – Им семь лет. Они лучшие подруги. Они хорошие девочки. Если кто-нибудь знает, где они, пожалуйста, сообщите об этом.

Я кошусь на Мартина. Глаза у него закрыты, голова опущена.

– Когда вы поняли, что девочки пропали? – спрашивает репортер.

Из-за наших спин выходит агент Фитцджералд:

– Звонок об исчезновении Петры Грегори поступил сегодня приблизительно в половине пятого утра. О Калли Кларк сообщили вскоре после Петры. Обеим девочкам по семь лет. В последний раз, когда родители видели Петру, на ней была синяя пижама. На Калли Кларк – розовая ночная рубашка. Вчера вечером девочки, как обычно, легли спать…

– У вас есть подозреваемые?

– Подозреваемых пока нет, – говорит агент Фитцджералд. – Пока нам не удается разыскать отца Калли, Грифа Кларка, и его друга Роджера Хогана. Сегодня рано утром они уехали на рыбалку. Нам нужно сообщить им о том, что случилось. Всех, кому известно об их местонахождении, мы просим позвонить в полицейское управление округа Джефферсон.

– Вы их в чем-то подозреваете? – спрашивает Кэти Гласс.

Я ахаю. Супруги Грегори поворачиваются ко мне.

– Гриф Кларк и Роджер Хоган ни в чем не подозреваются. Мы просто хотим сообщить мистеру Кларку, что его дочь и Петра Грегори пропали.

– Куда они поехали рыбачить?

– На Миссисипи, в район Джульена.

– У вас есть их фотографии?

– Нет. Они же не подозреваемые. Повторяю, Кларк и Хоган не подозреваемые, но им необходимо срочно вернуться домой, в Уиллоу-Крик.

– Есть ли что-то общее между исчезновением двух девочек и делом Дженны Макинтайр? – спрашивает женщина-репортер. У меня все внутри сжимается от ужаса. Никто не упоминал при мне о том прошлогоднем страшном деле.

– В настоящее время никакой связи не прослеживается, – сухо отвечает Фитцджералд.

– Правда ли, что Мэри-Эллен Макинтайр, мать Дженны Макинтайр, приехала в Уиллоу-Крик, чтобы поддержать родных пропавших девочек?

– О приезде миссис Макинтайр мне ничего не известно. Пока это все. Мы созовем пресс-кон ференцию, как только появятся новые сведения о Петре Грегори и Калли Кларк. Родители Петры и Калли, а также полицейское управление округа Джефферсон будут признательны за любую информацию, связанную с местонахождением девочек. Всех, кому что-либо известно, мы просим связаться с местными властями.

С этими словами агент Фитцджералд отходит от микрофонов и возвращается к дому миссис Норленд. Мы плетемся за ним. После того как Фитцджералд упомянул про Грифа, Фильда выпустила мою руку, хотя за Мартина держится по-прежнему крепко.

Как только мы оказываемся в доме миссис Норленд, Фильда поворачивается ко мне:

– Оказывается, ваш муж рано уехал на рыбалку? Может, ему что-нибудь известно о Петре и Калли? Почему он сейчас не с нами?

– Погодите. – Я поднимаю руку. – Гриф ничего не знает про девочек. Они с Роджером уехали очень рано. А на рыбалку собирались давно, задумали поехать еще несколько недель назад. – Я стараюсь скрыть гнев, но получается плохо.

– Он пил, – вдруг говорит Мартин.

– Что? – не понимаю я.

– Гриф пил. Сегодня утром повсюду валялись пивные банки.

– Ну и что? – Я пожимаю плечами. – Подумаешь, выпил несколько банок пива. Большое дело… – Краем глаза я замечаю, что агент Фитцджералд внимательно наблюдает за нами.

– Я не раз видел его пьяным, – продолжает Мартин. – Когда он напивается, он не из тех, с кем приятно общаться.

– Не ваше дело! – шиплю я.

– Моя дочь пропала! – кричит Фильда. – Моя дочь пропала, и вам кажется, будто дурные привычки вашего мужа здесь ни при чем? Может, так и есть, а может, он очень даже при чем! Кстати, а где ваш сын? Куда он пропал? Он часто играл с девочками, возился с ними… Странно, если не сказать больше. Подросток играет с первоклашками!

– Да как вы смеете? – не выдерживаю я. – Бен никогда не обидит девочек! Ни за что! Как у вас только язык повернулся?! Вы тычете в нас пальцем, обвиняете моих родных… Откуда мне знать, а может, вы сами причастны к их пропаже?

– Мы?! – визжит Фильда. – Мы?! Боже мой… Всем известно, что ваш муж пьяница, а девочка вдруг почему-то перестала говорить! Как вы думаете, почему она замолчала? Почему Калли не говорит? Если совершенно здоровый ребенок отказывается говорить, значит, в семье неладно!

– Убирайтесь, – тихо говорю я. – Вон отсюда!

Между нами встает агент Фитцджералд:

– Сейчас нам нужно быть заодно. У вас нет поводов обвинять друг друга. Никаких поводов. Пожалуйста, позвольте нам заниматься нашей работой.

– Извините. – Я поворачиваюсь к Фильде и после минутного замешательства нехотя говорю: – Я знаю, что вы ни за что не обидели бы девочек. Просто я… встревожена.

– И вы меня извините, – отвечает Фильда. – И я знаю, что Бен ни за что не обидел бы девочек. Мне очень жаль. До скорого! – Фильда хлопает меня по плечу, и они уходят.

Фильда не выразила уверенности в том, что и Гриф ни за что не обидел бы девочек.

Гриф не всегда был таким, как сейчас. Во всяком случае, вначале. Пил он, правда, всегда, даже когда мы с ним только начали встречаться. Тогда я думала, что все дело в его возрасте, что он перебесится. Мне нравилось всюду появляться с ним. Приятно, когда парень постарше вдруг проявляет интерес к семнадцатилетней девчонке. Тогда Гриф заботился обо мне и был ласковым и нежным.

В то время я чувствовала себя очень одинокой. Мама умерла, братья уехали, отец целыми днями молча слонялся по дому. Он скучал по матери и братьям. Я училась в выпускном классе и подрабатывала в магазинчике при автозаправке. Как-то зимой туда заглянул Гриф. Он улыбнулся мне, подошел к холодильнику с пивом, вынул упаковку из шести бутылок, прихватил пакет чипсов и пачку шоколадного печенья.

– Классный ужин, да? – спросил он, выкладывая свои покупки на прилавок.

– Во всяком случае, питательный, – заметила я, пробивая чек. – Раз ты берешь пиво, покажи удостоверение личности.

– А что? Неужели я не выгляжу на двадцать два года? – спросил Гриф, ухмыляясь.

– Я этого не сказала. Просто мне нужно всех проверять, даже если они выглядят на восемьдесят. – Я улыбнулась ему в ответ.

– Значит, по-твоему, я выгляжу на восемьдесят?

– Если будешь питаться только пивом, чипсами и шоколадным печеньем, скоро будешь, – ответила я, стараясь не рассмеяться. Господи, какая же я была дура!

– А тебе сколько? Небось двенадцать? – парировал Гриф.

– Очень смешно! Нет. Мне почти восемнадцать. – Я расправила плечи, стараясь казаться выше и старше.

– Ничего себе! А мне показалось, что тебе… – он посмотрел на меня в упор, – лет тринадцать. Ну, может, четырнадцать в хороший день.

– Ха-ха! – Я старалась оставаться невозмутимой, но почувствовала, как краснею. Я надеялась, что не очень вспотела от волнения.

– Кстати, меня зовут Гриф Кларк, – сказал он, извлекая из бумажника водительское удостоверение и выкладывая его передо мной.

– А меня – Антония Страденски. – Я представилась полным именем, надеясь, что хоть так буду казаться старше.

Гриф покосился на значок с именем, приколотый к нагрудному карману моего халата.

– Тогда кто такая Тони? – поинтересовался он. – Куда ты ее дела?

– Я и есть Тони, – поспешно объяснила я. – Неужели непонятно? Тони – уменьшительное от Антонии. – С обиженным видом я положила сдачу в его протянутую ладонь.

– Ну пока, Антония! – Гриф наградил меня ослепительной улыбкой. – Перед тем как пойдешь домой, выпусти эту несчастную Тони из холодильника.

– Ладно, – сказала я. – Обязательно выпущу.

После того дня Гриф зачастил в наш магазинчик.

Он всегда заходил в мои смены. Если его долго не бывало, я начинала волноваться. Вдруг я ему совсем не нравлюсь? Когда я видела у двери его рыжую шевелюру, которая горела, как маяк, в животе у меня все сжималось и до конца вечера я то и дело улыбалась.

В апреле он наконец пригласил меня на свидание – если, конечно, это можно назвать свиданием. Отработав смену, я, как всегда, запирала магазин. Стояла чудесная весенняя ночь, Гриф ждал меня на маленькой стоянке.

– Молодая девушка вроде тебя не должна работать здесь одна так поздно ночью. Это небезопасно.

– Хорошо, что ты подвернулся, – ответила я.

– Хорошо. Прокатиться хочешь?

Я согласилась не сразу:

– Наверное, не стоит. Меня папа ждет. – Я сказала неправду. После того как умерла мама, отцу все стало безразлично.

– Тогда, может, просто прогуляемся?

Наша прогулка затянулась часа на два. Мы раза три обошли все улочки нашего маленького городка и в конце концов забрели в колледж Святого Килиана и очутились среди старых зданий в готическом стиле.

– Чем ты занимаешься? – спросила я.

– Много чем, – ответил Гриф. – Ем, сплю, гуляю…

– Я имею в виду – где ты работаешь?

– Сейчас я работаю в Линндейле, на дядиной ферме. Но хочу устроиться на Аляску, на нефтепровод.

– Вот как… – Сердце у меня екнуло. – Значит, уезжаешь.

– Да, наверное. Раньше мне не хотелось здесь остаться…

– Раньше? А теперь?

– А теперь вот познакомился с одной маленькой девчонкой…

– Я не маленькая.

– Правда? Докажи.

И я доказала. Прямо там, за крытым спортивным манежем.

Потом Гриф долго молчал, я чувствовала, что его раздирает ярость.

– В чем дело? – спросила я. – Что не так?

– Кто он?

– Что? Кто? – Я пришла в замешательство.

– С кем ты встречалась до меня? – Слово «встречалась» он выговорил как ругательство.

– Ни с кем. То есть встречалась кое с кем, но это пустяки.

Он схватил меня за волосы и сильно сжал, но не дернул. Мне не было больно.

– Держись от него подальше. И больше с ним не гуляй.

– Не буду. То есть… мы все равно больше не разговариваем.

– Вот и хорошо. – Он как будто успокоился и даже улыбнулся.

Гриф проводил меня до моей машины, поцеловал на прощание, и мы расстались.

Потом мы начали встречаться каждый день, а на следующую осень поженились.

Я не жалею, что стала его женой. В конце концов, у меня двое замечательных детишек. И все-таки часто задумываюсь, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не вышла за Грифа. Вышла бы я за другого – за Луиса, например? Жила бы по-прежнему в Уиллоу-Крик или переехала бы к океану, в дом желтого цвета? Нет, не желаю того, чего у меня нет.

Помощник шерифа Луис

Более грустной женщины, чем Мэри-Эллен Макинтайр, я еще не встречал. Лицо ее изрезано глубокими морщинами; мне трудно смотреть в ее запавшие, усталые глаза. Горе навсегда въелось в нее. Я принимаю ее в своих маленьких владениях. Жаль, что со мной сейчас нет Фитцджералда… Я усаживаю миссис Макинтайр на стул.

Исчезновение Дженны Макинтайр всколыхнуло весь город. Страшная трагедия… Красивая десятилетняя девочка пропала из собственного дома посреди ночи. Почему – неизвестно. Раньше она никогда никуда не уходила без спросу. Дженна любила играть в куклы, у нее была целая коллекция кукол из серии «Америкэн герл». Когда я обыскивал ее комнату, мой взгляд все время натыкался на кукол в нарядных платьицах. Никаких следов взлома и борьбы мы не нашли. А девочка пропала. Отец клялся, что запер накануне дверь черного хода, однако утром она оказалась открытой.

Когда пропадают дети, главными подозреваемыми почти автоматически становятся родители. Даже в тех случаях, когда все указывает на то, что они ни при чем. И виновными, как правило, оказываются близкие родственники или знакомые. Родителям унизительно сознавать, что их в чем-то подозревают. Они готовы отдать свою жизнь, вытерпят любые муки, лишь бы их ребенок вернулся домой невредимым.

Дженну Макинтайр обнаружили через шесть дней в чаще леса, довольно далеко от дома. На месте страшной находки криминалисты собрали множество улик. Дело обрастало страшными, омерзительными подробностями. А преступника так и не нашли. Нам известно, что этот тип сотворил с Дженной, но найти его не удалось. Мы не знаем имени того, кто изнасиловал и зверски убил девочку. Кто он? Скорее всего, маньяк. Язык не поворачивается назвать его «больным». Он чудовище.

Передо мной сидит Мэри-Эллен Макинтайр, у которой больше нет дочери. Если верить слухам, они с мужем разъехались. У нее остался сын – мальчик лет четырнадцати, по-моему. Я спрашиваю, как у него дела.

– У Джейкоба, кажется, все нормально, – отвечает миссис Макинтайр. – Хотя… у него сейчас переходный возраст, а с подростками общаться трудно. Вечно они где-то шляются, занимаются непонятно чем. Буду рада, когда начнется учебный год. По крайней мере, тогда я буду знать, где он.

От входа доносятся возбужденные голоса, шарканье ног. Я поворачиваюсь к окну. Что там происходит? Вижу, что двое резервистов ведут в участок высокого мужчину с растрепанными волосами и удивленным лицом.

– Извините, миссис Макинтайр, – говорю я, вставая. Мужчина, которого вводят в здание, очень высокий и худой. Он на голову выше остальных и при этом выглядит хрупким, как тонкий прутик. Волосы у него седые, похоже, он вот-вот заплачет. Мэри-Эллен Макинтайр с горечью смотрит на меня. Наверное, ей грустно еще и потому, что от нее все время отмахиваются и она вынуждена сама напоминать всем о своем горе. Я отвожу глаза от мужчины, сажусь и снова переключаюсь на Мэри-Эллен.

– Миссис Макинтайр, что привело вас в Уиллоу-Крик?

– Я слышала… – начинает она. – Услышала о том, что пропали девочки. Ну и подумала… может, я смогу чем-нибудь помочь.

Я тщательно подбираю слова, чтобы не обидеть ее:

– Вы считаете, что принимать участие в этом… происшествии сейчас – удачная мысль?

Миссис Макинтайр сглатывает подступивший к горлу ком:

– Я считаю, что сейчас должна быть здесь. Я точно знаю, что сейчас чувствуют… их родные. Я знаю, что им приходится переживать.

– Видите ли, пока нет доказательств, что исчезновение Калли и Петры имеет что-то общее с делом Дженны.

– Знаю, – отмахивается Мэри-Эллен Макинтайр. – Я приехала не требовать от вас отчета, не спрашивать, когда найдут убийцу Дженны. Насчет этого я могу справиться по телефону – и справляюсь, и буду справляться. Я… просто все время думаю об их несчастных матерях, которые сейчас места себе не находят. Хуже не придумаешь!

– Может, девочки просто где-то играют, – отвечаю я, хотя почти наверняка знаю, что это не так. – Они в любую минуту могут вернуться домой. И так может случиться, правда? Следствие только началось.

– Понимаю, – устало говорит миссис Макинтайр. – Пожалуйста, передайте им, что я здесь. Я готова помочь чем только можно. Могу посидеть с ними, могу раздавать на улицах листовки с фотографиями девочек, обзванивать знакомых… Передадите?

– Обязательно передам, – обещаю я. – Налить вам чего-нибудь попить? Может, кофе?

Мэри-Эллен Макинтайр качает головой:

– Я взяла с собой мобильник. У вас ведь есть мой номер?

– Да. Я вам перезвоню. В любом случае, миссис Макинтайр.

Она встает и впервые после того, что случилось с Дженной, протягивает мне руку. Я осторожно пожимаю ее, от всей души надеясь, что два дела никак не связаны между собой.

Калли

Калли с трудом поднималась по обрывистой узкой тропке, взбиралась вверх по острым камням, похожим на огромные ступеньки. Ее окровавленные ступни онемели от боли. Очень хотелось немножко пройтись по мягкой траве, но Калли понимала, что сходить с тропы нельзя. Стоит ей чуть-чуть отклониться от курса, и она безнадежно заблудится. Почему она вдруг решила снова подняться наверх? Она и сама не знала. Калли спускалась, как она думала, к речке, когда вдруг что-то услышала… Услышала тихий шорох, краем глаза заметила едва заметное шевеление и невольно остановилась. Внизу, сбоку от тропы, она увидела силуэт – неясную фигуру. Для зверя слишком высокий… наверное, человек. Высокий, просто огромный. А может, все дело в тенях, которые удлинились к вечеру? Грудь у нее сковало страхом. Выяснять, кто там, она не стала, а побежала назад той же дорогой, какой пришла. Вверх, вверх… Добравшись до развилки, она выбрала не ту тропку, что уводила вправо, туда, откуда она пришла, а левую, почти заросшую кустарником и вы сокой травой. Оглядываться назад она не смела, боясь того, кто у нее за спиной. Она спешила подняться повыше. Иногда, в самых обрывистых местах, приходилось подтягиваться на руках. Она обломала все ногти, под них забились земля и каменная крошка.

Калли решила, что почти добралась до вершины холма. Она раздвигала руками ветки, хлеставшие ее по лицу и оставлявшие тонкие, но глубокие рубцы. Спускались сумерки; если она не поторопится, придется ночевать в лесу! Ужас гнал Калли вперед. Она слышала только свое дыхание – затрудненное, частое. Только бы ее не заметил он, тот, кто сзади! Склон стал более пологим, девочка замедлила шаг, потом согнулась пополам, упершись ладошками в колени. Она пыталась отдышаться, набрать в легкие побольше прохладного воздуха. Дневная жара, наконец, начала спадать. Со лба лил пот, он жег ей глаза. Калли отбросила со лба спутанную челку. Отдышавшись, она прислушалась. До нее донеслись обычные вечерние лесные звуки. Кругом жужжали насекомые, щебетали птицы. По стволу дерева, деловито цокая коготками и тихо стрекоча, пробежал бурундук.

Калли посмотрела себе под ноги. Впереди, метрах в трех, что-то блеснуло в бурой листве. Серебристая искорка показалась ей странной. Не разгибаясь, Калли подошла к тому месту, где лежал блестящий предмет. Подцепила серебринку указательным пальцем, разгребла наваленные сверху гниющие листья и увидела звено тонкой цепочки. Она зажала звено между пальцами, осторожно дернула и вытянула всю цепочку, от нее отделился крошечный кулон в виде нотки и бесшумно упал в листву. Калли снова разгребла листья, положила кулончик на ладонь, сдула с него прилипшую землю и осторожно надела обратно на цепочку…

Потом сразу случилось много всего. Калли увидела и услышала такое, что сердце у нее в груди едва не остановилось от ужаса… Ей удалось удрать в густые заросли, где она затаилась. Петра, Петра, Петра! Калли сидела на корточках и беззвучно плакала, закрыв глаза, зажав уши и раскачиваясь из стороны в сторону. Она пробовала вспомнить что-нибудь хорошее – например, олененка, которого встретила раньше. Ей показалось, что это было сто лет назад. Она вспоминала лучистые глаза олененка и его мягкие, бархатные уши и раскачивалась, раскачивалась… Наконец она снова очутилась в одиночестве – и в полной тишине.

Мартин

Выйдя от миссис Норленд, мы с Фильдой останавливаемся рядом с нашими машинами. Как у миссис Кларк только язык повернулся? Она по сути обвинила меня в том, что я могу обидеть девочек! А ведь опасения всегда внушал не я, а ее муженек!

К машинам нас провожает молодой полицейский, Фильда с горечью обращается к нему. У парня несчастный вид – да уж, не повезло ему.

– Почему вы не ищете Грифа Кларка? – спрашивает Фильда.

Парнишка совсем молодой, ему не больше двадцати – двадцати двух лет.

– Мэм, насколько мне известно, полиция разыскивает всех, кто так или иначе имеет отношение к делу.

– Да, да, – раздраженно отвечает Фильда. – Но почему вы до сих пор не нашли Грифа? Неужели так трудно его разыскать? Тем более всем известно, куда именно они с этим… Роджером поехали на рыбалку!

– Я не имею права разглашать подробности, мэм. Извините. – Парню явно не по себе.

– Не имеете права разглашать подробности? Как вы смеете! Я ведь ее мать!

Я кладу руку Фильде на плечо. Она в сердцах сбрасывает ее.

– Где помощник шерифа Луис? – спрашивает она. Да, мне тоже интересно, где он. – Луис, по крайней мере, старался держать нас в курсе со бытий!

– По-моему, сейчас он кого-то допрашивает. – Полицейский предупредительно распахивает перед Фильдой дверцу машины.

Фильда разворачивается ко мне лицом:

– Как по-твоему, кого сейчас допрашивает Луис? Может, Грифа все-таки нашли?

– Не знаю, – отвечаю я.

– Может, у него есть подозреваемый. Может, они нашли девочек. Как по-вашему, девочек нашли? – На секунду ее лицо озаряется надеждой.

– Если бы Петра и Калли нашлись, нам бы сразу об этом сообщили.

Мы рассаживаемся каждый в свою машину и едем к матери Фильды. Приблизившись, мы видим, что моя теща стоит на крыльце и разговаривает с каким-то незнакомым человеком.

Мы осторожно приближаемся к миссис Моурнинг и незнакомцу.

– Я так волновалась за вас! – причитает миссис Моурнинг. – Фильда, почему ты не сказала, что уезжаешь? Это мистер Эллербах, репортер с «Двенадцатого канала».

– Добрый день, мистер Грегори. – Репортер протягивает руку. – У вас найдется для меня несколько минут?

Я вижу, что Фильда замерла в нерешительности, и шагаю вперед.

– Боюсь, мы сейчас не совсем готовы беседовать с вами, но постараемся ответить на ваши вопросы.

– Спасибо. Полиция еще не нашла вашу дочь?

– Нет, не нашла, – говорит Фильда, изумив меня. Откуда только у нее силы берутся?

– Что говорят полицейские? Они кого-нибудь подозревают?

– О подозреваемых нам никто ничего не говорил, – отвечает Фильда.

– Вас или вашего мужа допрашивали по поводу исчезновения девочек?

– Конечно, допрашивали. Петра – наша дочь.

– Извините, – не выдерживаю я, – хватит вопросов. Нам нужно подумать о том, как скорее найти дочь. Пожалуйста, уходите.

Репортер с мышиными волосами благодарит нас и поворачивается, чтобы уйти.

– Погодите! – кричит Фильда ему вслед. – Погодите! Пожалуйста, покажите по телевизору ее снимок. И все время рассказывайте о ней. Я принесу вам еще фотографии!

Услышав ее мольбу, репортер сочувственно хмурится. Он быстро подходит к нам и кладет что-то в руку Фильды.

– Прошу вас, позвоните, если захотите еще что-нибудь сказать. Мы будем все время показывать снимки девочек в прямом эфире.

– Что он тебе дал? – с любопытством спрашиваю я, когда репортер уходит.

Фильда протягивает мне визитную карточку. Там напечатаны имя и фамилия – Лоренс Эллербах, электронный адрес и номер телефона. В центре карточки красуется логотип «Двенадцатого канала». Я долго смотрю на карточку, а потом встречаюсь взглядом с Фильдой.

– Что ты думаешь? – спрашивает она, закусывая губу.

– Наверное, прежде чем соглашаться на интервью у Эллербаха, надо было спросить разрешения Луиса или агента Фитцджералда, – нерешительно говорю я.

– Наверное, – кивает Фильда. – А может, надо было дать интервью, и все. Агент Фитцджералд не запрещал нам иметь дело с журналистами. Наоборот, он считает, что средства массовой информации могут нам помочь. Надо чтобы как можно больше народу знало о Петре.

– И о Калли, – напоминаю я.

По лицу Фильды пробегает тень.

– Конечно, и о Калли. Просто мне кажется, что Гриф Кларк имеет какое-то отношение к этому делу. Уж слишком много совпадений. Он ведь нечасто приезжает с Аляски, а сейчас как раз оказался дома. И почему-то именно в тот день, когда девочки пропали, он уезжает на рыбалку. Что-то не сходится.

– Фильда, мне кажется, не стоит делать ничего на свой страх и риск. Вдруг мы помешаем полицейским вести поиски… – Но Фильда плотно сжала губы. Я понимаю: она уже все для себя решила.

– Мартин, а если мы не дадим интервью? Представь, что кто-то видел нашу Петру, но понятия не имеет, что ее ищут? Он услышит наш рассказ, увидит фотографию Петры и позвонит в полицию… Мне наплевать, поможем мы следствию или помешаем! Ведь нашу девочку так и не нашли, а интервью может хоть как-то помочь.

– Раз ты такая сильная, тогда сама и давай интервью, – говорю я, кладя руку ей на плечо. Моя рубашка взмокла от пота, но Фильда не отходит от меня ни на шаг. Наоборот, тесно прижимается ко мне и целует в щеку.

– Да, Мартин, я чувствую в себе силы. – Она недолго молчит, а потом продолжает: – Ты не собираешься давать интервью, да?

Я отрицательно качаю головой:

– Я собираюсь искать Петру и Калли. Их нет уже очень давно. Пойду в лес. И позову с собой помощника шерифа Луиса и Антонию Кларк.

Интуиция у меня развита не очень хорошо – я это точно знаю, ведь я уже не первый день живу на земле. Однако со статистикой я дружу. Вероятность, что Петру и Калли похитил кто-то из наших знакомых, гораздо выше, чем возможность того, что это сделал чужак. Кроме того, я знаю, что Гриф Кларк – подлая скотина. Мы с ним часто встречаемся по-со сед ски, в основном просто здороваемся. Он всегда держится приветливо и учтиво. Но однажды вечером я увидел его с другой, так сказать, темной, стороны. В марте в школе устроили день открытых дверей. Не обычное родительское собрание, хотя и с учителями тоже можно было поговорить, если надо. Я с удовольствием бродил по школьным коридорам, рассматривал детские рисунки на стенах, наблюдал, как другие родители общаются со своими детьми. В общем, масса положительных впечатлений. Я не так уж сильно отличаюсь от остальных родителей. Да, я намного старше. Наверное, по возрасту я гожусь Петре скорее в деды, а не в отцы. Впрочем, мне довелось в тот день видеть разные семьи. Матери-одиночки крепко держали детей за руку, а те показывали им школу. Сияющие малыши водили отцов из класса в класс.

Петра показывала нам с Фильдой, как они в первом классе делали опыты с пластмассовыми машинками – кажется, определяли, какая дальше проедет, если толкнуть с одинаковой силой. Неожиданно мы увидели семейство Кларков. Они сидели в уголке у окна. Лицо Грифа Кларка побагровело от гнева, он злобно ругал Калли и Антонию.

– Вы хоть понимаете, до чего противно являться в школу и слушать, что Калли до сих пор не говорит? – шипел он.

Калли стояла понурив голову и смотрела на свои ноги, а Антония пыталась утихомирить Грифа – правда, безуспешно.

– Нечего затыкать мне рот, Тони! – буркнул он. Хотя он не повышал голос, меня передернуло от его шепота. Потом Гриф схватил дочку и поднял в воздух. – Посмотри на меня, Калли! – приказал он. Калли посмотрела на отца. – Неужели ты правда тупая? Ты умеешь говорить, я знаю. Прекрати свои дурацкие игры и начинай говорить! А ты… – Он повернулся к Антонии. – Ты ей все спускаешь! Все во зишься с ней! На ребенка нельзя давить, ее нельзя заставлять, – произнес он тоненьким голоском, издевательски передразнивая жену. – Чушь собачья!

Тут Калли заметила Петру. Меня поразил покорный и какой-то беспомощный взгляд девочки. Она не конфузилась, не злилась, просто мирилась с обстоятельствами. Петра робко и нерешительно улыбнулась Калли и помахала ей рукой, а потом скорее потащила меня прочь.

Вечером мы пошли в «Моурнинг Глори». Везунчик Томпсон принес нам сливочное мороженое с сиропом. Он взъерошил волосы Петры и спросил, что мы празднуем.

– В школе был день открытых дверей, и я понял, что моя дочь – гений, – сказал я. Петра зарделась от удовольствия.

– Присаживайся к нам, Везунчик, – пригласила Фильда.

– Ну, не знаю… – Везунчик оглянулся через плечо. – Дел много.

– Пожалуйста! – просила Петра. – Я поделюсь с тобой мороженым. Смотри, как ты мне много положил!

– Тогда ладно. – Везунчик скользнул в нашу кабинку и сел рядом с Петрой. – Как можно устоять после такого приглашения?

Я спросил у Петры:

– Как ты думаешь, у Калли всегда так?

Петра сразу поняла, что я имею в виду.

– Да, наверное, когда ее папа дома. Когда он уезжает, все хорошо. Мама у нее славная, – ответила она с набитым ртом.

– Я не хочу, чтобы ты ходила к Кларкам, когда ее отец дома. Ты понимаешь, Петра? – сурово спросил я.

Петра кивнула:

– Да, понимаю. Но иногда мне кажется, что я нужна Калли даже когда ее папа дома. Тогда мне стыдно, что я не рядом с ней. Когда он дома, она всегда очень грустная. – Она пожала плечами.

– Вы про Грифа Кларка? – вдруг спросил Везунчик.

Фильда кивнула:

– Ты его знаешь?

– Да нет, не то чтобы… Несколько раз видел… когда мы с ребятами выходили в город. Тяжелый человек. – Везунчик покачал головой.

– Как по-твоему, отец ее обижает? Бьет, когда злится? – участливо спросила Фильда. Мне очень хотелось, чтобы Петра ответила: нет, она не думает, что Гриф бьет Калли, Бена или Антонию, раз уж на то пошло. Иначе я буду обязан позвонить в Управление по защите детей и сообщить о насилии в семье. Не самое завидное положение.

Петра снова пожала плечами:

– Не знаю. Калли ведь ничего не говорит… Просто, когда ее папа дома, она становится грустнее.

– А ты ко мне так же относишься? – спросил я у Петры. – Тебе тоже грустно, когда я дома? – Я в шутку надул губы.

– Нет, глупенький, – ответила она, качая головой и улыбаясь. – Я рада, когда ты рядом.

Везунчик окинул нас троих задумчивым взглядом. Я догадывался, что жизнь у парня нелегкая. О своих родных он упорно не желал рассказывать, когда мы спрашивали, он уклонялся от ответа. Несколько раз он признавался, что ему очень хочется когда-нибудь иметь семью, похожую на нашу. Я объяснил ему, что довольно долго не обзаводился собственной семьей. Если бы тогда Фильда не швырнула в меня булочкой, я бы, скорее всего, так и остался холостяком. Везунчик улыбнулся, но глаза у него не смеялись.

– Можно? – Петра показала на засахаренную вишенку, которой Везунчик украсил ее мороженое.

– Конечно, – ответил он, поддел вишенку своей ложкой и сунул ей в рот. Потом он вдруг задумчиво покачал головой, как будто вспомнил что-то важное, и сказал: – Да… я бы ни за что не подпускал Петру к Грифу Кларку!