Текст книги "Особенная семья"

– Ты думаешь?

– Я знаю. И ты мог бы тоже нарисовать ей картину на ту стену на работе. Я нарисовал, и ей понравилось. Чудесная вышла картинка. Она ведь на тебя злится, так что твоя картина должна быть очень-очень хорошей, и тогда ты сможешь извиниться, и, может быть, она перестанет злиться на тебя.

Внезапно Лайама осенило.

– Колм, ты прав! Я должен нарисовать ей нечто особенное. Даже более особенное, чем просто картина. Ты мне поможешь? – Насколько Лайам помнил, он впервые в жизни задал брату этот вопрос. Ощущения были такие, будто он сегодня впервые по-настоящему увидел Колма.

Он видел в Колме не его недостаток. Он видел самого Колма. Брата. Великого оптимиста со своими мечтами и планами, в жизни которого было больше радости, чем Лайам осмеливался себе позволить. И может быть, именно поэтому он впервые обратился к Колму за помощью.

Колм будто озвучил мысли Лайама:

– Ну да, я всегда помогу тебе, Лайам, потому что ты мой брат. А ты всегда поможешь мне, потому что я твой брат. Братья всегда так делают. Помогают друг другу.

– Да, братья всегда так поступают. – Лайам обхватил брата руками и крепко обнял.

– Лайам, раздавишь! – пожаловался Колм со смехом в голосе.

Когда Лайам выпустил Колма, тот протянул руку и похлопал его по плечу.

– А ты, Лайам, не должен винить себя в том, что я был вторым. Сейчас из нас двоих везунчик как раз я. У меня есть друзья и работа, а скоро будет свой дом. И правда везунчик!

– Ты счастлив? – спросил Лайам.

– О да, очень-очень счастлив. – Колм испытующе взглянул на брата. – А вот ты нет.

– Может быть, я тоже буду, если Анна перестанет на меня злиться. – В глубине души Лайам понимал, что никакого «может быть» здесь нет. Если Анна даст ему еще один шанс, он станет самым счастливым человеком на много миль вокруг. – Ну что ж, давай красить.

– Что мы будем красить? – спросил Колм.

– Пойдем, я тебе покажу. Но сначала надо съездить за покупками. А потом у нас будет много работы.

– О’кей. Анна отметила мои рабочие дни в календаре, и сегодня мне не надо на работу. Работа у меня завтра.

– Великолепно. Это может занять весь день.

К семи часам Лайам был наконец готов. Они с Колмом работали весь день, останавливались только на короткий ленч и в пять часов на пиццу.

Весь день, каждые пять минут, Колм спрашивал:

– Можно уже ехать за ней, да?

И Лайаму приходилось отвечать:

– Пока нет, дружище, но уже скоро.

Но теперь Лайам рассматривал результат и твердо знал: да, все готово.

– Колм, выглядит здорово. Без тебя я бы не справился. – И это была чистая правда. – Из нас получилась отличная команда.

– Ну да. Теперь поехали за Анной, покажем ей наш сюрприз.

Лайам вытер руки о заляпанные краской джинсы.

– Поехали. – Он двинулся к машине, но Колм остался стоять. Лайам обернулся и спросил: – Что-то случилось?

– Хочешь, завези меня к тете Бетти, тогда сможешь один за ней съездить. Ты скажешь, что тебе очень жаль, а потом, может, опять поцелуешь. – Колм хихикнул, как будто поцелуи Анны и Лайама были самой смешной вещью, о какой ему приходилось слышать в жизни.

Лайам тоже рассмеялся. Он боялся, что отношения с Анной погублены безвозвратно, но чувствовал, что где-то в глубине души притаилась надежда… надежда на то, что все как-нибудь удастся исправить.

– Вот уж нет! Мне кажется, Анну легче будет уговорить, если ты будешь со мной. Тогда она непременно согласится поехать помотреть наш сюрприз.

– Ладно, но уж если я буду там, никаких поцелуев, – предупредил Колм. – Потому что это неприлично.

Лайам рассмеялся. Не потому, что замечание Колма о неприличности поцелуев с Анной показалось ему смешным, а потому, что почувствовал себя… счастливым. И уверенным в успехе. Во всем.

Тяжесть вины куда-то пропала.

Конечно, он всегда знал, что недостаток Колма – не его вина, но эмоции далеко не всегда подчиняются логике. А вот искренние аргументы Колма действительно помогли.

Его брат счастлив. Он живет так, как ему хочется.

Значит, и он, Лайам, может получить немного счастья.

А единственное, что по-настоящему нужно Лайаму для счастья, – это Анна Чепел.

– Ох, Анна, у меня такие новости! Ты ни за что не поверишь! – возгласила мать, вплывая без стука в комнату.

Анне следовало бы накричать на нее. Следовало бы устроить очередную разборку с матерью про личное пространство и необходимость стучать, когда входишь к дочери. Но Анна была не в состоянии. Она чувствовала себя совершенно обессиленной.

– Анна, что случилось? Почему ты сидишь здесь в темноте?

Анна, свернувшись калачиком, лежала в уголке дивана. Она думала, что надо бы подняться и включить свет, но не находила в себе силы даже на это.

– Еще не темно, мама. На улице еще совсем светло.

– Ну не знаю, в этой комнате просто мрачно. Включи свет.

– Я участвую в акции зеленых и пытаюсь внести свой вклад в спасение планеты, – заявила Анна. Ей не хотелось, чтобы мать заметила следы слез на щеках, и не хотелось отвечать на вопросы.

– Послушай, я хочу видеть лицо дочери, когда сообщаю ей хорошие новости.

Анна щелкнула выключателем. Мать буквально светилась от радости.

– Что за новости, мам?

– Я встретила одного человека, – торжественно объявила она, как будто никогда прежде не произносила этих слов. Как будто никогда раньше не думала, что нашла наконец свою вторую половинку.

– Здорово! – Анна попыталась вложить в это слово хоть чуть-чуть энтузиазма, но не слишком в этом преуспела.

Мать, казалось, ничего не заметила.

– Не просто одного человека. Я встретила его! Мужчину, которого я ждала все эти годы. Знаю, что я и раньше это говорила. Я по твоему лицу вижу, что ты об этом думаешь. И действительно говорила. Но в этот раз все иначе! Он не такой.

– Я уверена, что так и есть, мам, – согласилась Анна. В ней совершенно не осталось энергии, возражать не хотелось.

– Нет, Анна, я хочу, чтобы ты поняла. Он не такой, как все. – Мать обхватила себя руками. Она была вне себя от счастья. – Каждый мужчина, с которым я была после твоего отца, или не подходил мне, или я ему не подходила. Наши отношения всегда строились на том, что или я пыталась его изменить, или он меня. Я знаю, что этот не такой, как все, потому что мне не надо в нем ничего менять, ну ничегошеньки! Я не стала бы, даже если бы могла. Он отвратительно одевается. Он считает, что джинсы и рубашка в клеточку – подходящая одежда для… ну, практически для любой ситуации. Но он любит меня такой, какая я есть. Он сказал, что всю жизнь ждал встречи со мной, так зачем ему что-то менять во мне? – Она испустила счастливый вздох. – Я знаю, что ты мне не веришь, и я знаю, что не раз давала для этого повод, но он-то не такой! Вот увидишь.

– Я счастлива за тебя, мам.

– А вот ты у меня несчастна, да, Анна-Бананна? – Мать протянула руку и мягко провела пальцем по подсохшей слезной дорожке.

– Нет, мам, счастлива, – неубедительно солгала Анна.

– Ну нет. Я же вижу. Я и сама часто переживала такое, слишком часто. У тебя проблема с мужчиной.

– Нет. У меня нет мужчины, так откуда же возьмется проблема с ним?

– Ах! – Мать кивнула, как будто все поняла. – Обычная проблема – часть или ничего. Судя по твоему виду, ты согласилась бы и на часть, но тебе не досталось и этого.

– Нет.

– Анна! Я знаю, ты всегда гордилась тем, что все продумываешь, а не идешь на поводу у чувств. Я знаю, что сама в этом виновата. Я всегда сначала бросаюсь в омут, а потом уже начинаю думать. И я достаточно люблю тебя, чтобы позволить тебе думать, что ты чем-то отличаешься от меня. Но на самом-то деле это не так. Тебе нравится считать, что ты сначала думаешь, а затем уже чувствуешь, но, милая, на самом деле ты живешь исключительно сердцем. И судя по твоему виду, сердце у тебя болит.

Прежде чем Анна успела придумать достойный ответ, в дверь кто-то постучал. Надо же! В тот момент, когда ей хочется только сидеть и страдать, дом ее вдруг становится местом настоящего паломничества.

– Сиди, Анна. Я открою. – Мать поспешила прочь, раздался звук открывающейся двери… Мать сказала: – О, она будет так рада видеть вас! Она страдает от разбитого сердца, и мне никак не удается ее взбодрить.

– Анна? – Сили бросила на нее один-единствен ный взгляд и вздохнула. – Я же говорила, что это добром не кончится.

– Не знаю, о чем ты говоришь, – возразила Анна.

– Лайам.

Анна видела, что мать ухватилась за замечание подруги.

– Лайам? Хорошее, сильное имя.

– Это опекун одного из клиентов, – пояснила Сили.

– О, Анна, ты влюбилась в Лайама, – промурлыкала мама.

– Я вовсе не влюблялась в Лайама. – И это была величайшая ложь, какую ей когда-либо приходилось произносить. По выражениям лиц матери и Сили было понятно, что они верят ей не больше, чем она верит сама себе. – Я…

Вновь зазвенел дверной звонок.

Кто еще это может быть? Разносчик газет за платой? Человек с опросом? Это не имело значения. Кто бы там ни был, он – всего лишь часть космического плана отвлечь ее от хандры.

Вообще-то Анна была уверена, что космос недооценивает ее способностей к хандре. Кто бы там ни был, шансов отвлечь ее у него не было.

Она открыла дверь.

– Добрый день!

Под фонарем на крыльце широко улыбался Колм.

– Анна! Это я, Колм.

– Колм, что ты здесь делаешь в такое время? Мне казалось, мы договорились, что ты не будешь больше убегать из дома.

– Я и не убегал. – Колм показал рукой на машину.

Она посмотрела туда и заметила за рулем Лайама. Стекло в его окне было опущено.

– Привет, Анна!

Она ничего не ответила Лайаму, спросив вместо этого Колма:

– Зачем вы оба здесь?

– Мы приехали похитить тебя, Анна. Мы приготовили сюрприз! – Колм даже рассмеялся от радости.

– И вы собираетесь украсть меня, чтобы показать сюрприз?

– Ну да! Мы с Лайамом приготовили большой сюрприз, и он не может ждать до завтра, поэтому тебе придется поехать сейчас.

Лайам кивнул:

– Колм говорит правду. Мы надеемся, что у тебя найдется время поехать посмотреть наш сюрприз.

– Кто это, Анна? – крикнула изнутри мама.

Анна обернулась и увидела, что мать и Сили стоят в дверях.

– Это Колм, – ответила она.

– Мне казалось, она любит Лайама? – заметила мать, обращаясь к Сили.

– Колм – клиент Анны и брат Лайама, – пояснила Сили.

– О-о. – Мать оглядела улицу позади Анны и Колма и заметила в машине Лайама. – О-о-о-о, – повторила она с улыбкой.

– А я похищаю Анну смотреть сюрприз! – крикнул Колм, обращаясь ко всем разом. – Мы с Лайамом работали весь день. Это была тяжелая работа, Анна. Но Лайаму нужна была моя помощь. А ты сама говоришь, что можно попросить о помощи.

Несмотря на хандру, Анна не могла не улыбнуться:

– Да, это правда. Так что вы с ним помирились?

– Ну да. Лайам думал, что ему повезло, он родился первым и потому стал умнее. Но я сказал ему: прости, Лайам, но повезло на самом деле мне. У меня теперь есть работа, есть друзья, есть ты. А он не очень-то счастлив. Но будет, когда ты увидишь сюрприз, так что поехали. Считай, что ты похищена.

Он взял ее за руку. Свободной рукой Анна схватила со столика у двери ключи и крикнула в дом:

– Похоже, придется ехать! Будете уходить, заприте дверь.

Ответа она не дождалась. Просто не смогла. Колм уже тащил ее к машине. Остановился он возле пассажирской двери, где ждал Лайам.

– Так. Анна, – Колм сунул ей в руки большой кусок ткани, – ты должна повязать это на глаза. И не подглядывать.

– Мне надо завязать глаза? – с изумлением спросила Анна.

– Ну да! – весело подтвердил Колм.

– Извини, – подтвердил Лайам. Он говорил как-то… иначе. – Таковы правила.

Анна так и не поняла, в чем состояла разница, но ясно почувствовала ее.

– Прекрасно. – Она приложила ткань к глазам и попыталась завязать концы сзади, но позиция была очень уж неудобной.

– Ну-ка, давай я помогу. – Лайам перехватил концы ткани и завязал их узлом. Его пальцы легко скользнули по ее рукам.

Братья усадили ее в машину Лайама и несколько минут куда-то везли. Анна сидела с завязанными глазами и размышляла над словами Колма. Значит, Лайам считал, что из двух братьев он оказался везунчиком. И чувствовал себя виноватым. Чувство вины могло объяснить очень многое.

Ей приходилось иметь дело с родителями, которые чувствовали себя виноватыми в болезни своего ребенка, но ей никогда не приходило в голову, что такое же чувство может испытывать брат – ведь они однояйцевые близнецы! Конечно, она могла сказать Лайаму, что винить себя нелепо, но понимать головой – не значит чувствовать сердцем.

Вот ведь и она сама… знала, что связь с Лайамом будет ошибкой, но чувствовала… совсем иное.

Сидя с завязанными глазами на заднем сиденье автомобиля, Анна призналась, хотя бы самой себе, что чувствовала не что-нибудь, а любовь. Она любит Лайама.

Машина остановилась.

Открылись и захлопнулись дверцы.

– Идем, Анна. И чур, не подглядывать! – Колм взял ее за руку и помог вылезти из машины.

– Осторожнее, здесь трещина в асфальте, – сказал Лайам, идя следом за ними.

Вот здорово! Он окликнул ее и предупредил, но не захотел коснуться.

После десятка с небольшим шагов Колм остановился.

– Готова?

– Да.

Он начал развязывать повязку, но дело застопорилось.

– Разреши мне, дружище, – сказал Лайам.

Анна с трудом удержалась от того, чтобы наклониться навстречу прикосновению и прижаться к нему. Придется искать новый подход к Лайаму Франклину.

Еще мгновение – и повязка была снята. Глаза приспособились не сразу, и какое-то время она не могла понять, где находится. Затем узнала дом Лайама и Колма. Вот только выглядел он совершенно иначе. Дом светился, изнутри и снаружи.

Терраса была выкрашена в яркий светло-зеленый цвет. Анна подняла голову и увидела, что на всех фронтальных окнах появились жалюзи того же веселого цвета.

Но главное было даже не в цвете. Ее внимание сразу же приковала к себе новая плетеная мебель. Белая плетеная мебель с пухлыми цветастыми подушками. Плетеный кофейный столик и столики с лампами возле кресел, а в дальнем уголке террасы специальные качели.

Терраса ее мечты.

– Лайам, Колм… – Она начала что-то говорить, но Лайам прервал:

– Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Я знаю, что не заслуживаю этого, но все-таки прошу.

Анна кивнула.

– В том, что Колм стал таким, моя вина. Мы с ним близнецы. Однояйцевые близнецы. Причем я родился первым. Колм появился намного позже, и его пуповина обмоталась вокруг шейки и сдавила ее. Ему не хватало кислорода. Именно поэтому он…

– Особенный, – подсказал Колм. – Не такой, как все, и особенный, да, Анна?

Анна кивнула:

– Да, Колм.

Лайам продолжал:

– Анна, я вырос с убеждением, что моя задача – позаботиться о нем.

– Колм сам может о себе позаботиться.

– Я знаю. Ну, вернее, я этого не знал, пока в нашей жизни не появилась ты, но чем более независимым он становился, тем сильнее злился я. Я понимал, что должен радоваться за него. И теперь понимаю, что очень мешал тебе, приставал как банный лист к… э-э, попе. Вот только я не понимал, что растущая независимость Колма может означать для меня самого. Я всю жизнь присматривал за Колмом. Я знал, что в долгу перед ним.

– Лайам, но это же не твоя вина, – сказала Анна.

– Но я злился так много лет! Злился на то, что я могу делать, а Колм не может. Злился, что ему приходится на каждом шагу сталкиваться с миром, который часто бывает жесток. Просто злился. Но вдруг возникла ты, и Колм начал… ну, взрослеть, что ли.

– И ты злился.

– Ну да, но, Лайам, он злился не на меня и не на тебя, – вставил Колм, пытаясь, судя по всему, ободрить и поддержать Анну.

Она взяла его руку и благодарно сжала.

– Со злостью жить гораздо проще, чем с чувством вины, – признался Лайам. – А я всю жизнь злился на судьбу. А тут вдруг Колм начал учиться жить самостоятельно, на своих собственных условиях, и я просто не знал, что делать со всей этой злостью. Я не знал, как теперь жить мне самому. Я не просто злился. Я был напуган и оттого злился еще больше. Но теперь…

– Теперь? – настойчиво спросила Анна, когда Лайам остановился.

– Я больше не злюсь. Колм убедил меня наконец, что мне не нужно присматривать за братом. Он способен сам делать это. А еще он сказал мне, что жалеет меня, потому что повезло именно ему. У него есть любимая работа, друзья… и ты, тогда как я тебя оттолкнул.

– Ну, я не собиралась оставаться в стороне.

– Нет?

Она изучающе смотрела на Лайама. Может быть, он этого еще не знает, но он тоже любим. Чудесный, мягкий человек.

– Тебе пора бы знать, что я гораздо упрямее, чем можно подумать. Да, я обиделась, мне было больно, но я пришла бы в себя и вернулась. Непременно.

– Я рад, что опередил тебя на этот раз. – Он показал на преобразившуюся террасу. – Анна, иногда, если как следует постараться, потрепанные шезлонги могут превратиться в белые плетеные кресла. И прежде чем ты скажешь, что люди не должны менять себя ради кого-то другого, отвечу: я меняюсь не ради тебя, я меняюсь благодаря тебе. И благодаря своему брату. Впервые в жизни я свободен, я не чувствую ни злости, ни вины. Только благодарность. За брата, который готов помочь мне, когда я в этом нуждаюсь, и за тебя. Я готов сделать все, только бы вернуть тебя. Я…

Он не смог закончить начатую фразу, потому что Анна бросилась в его объятия и принялась целовать.

– Как неприлично! – воскликнул Колм. – Лайам, я же предупреждал насчет поцелуев! Подождите, вот скажу Джошу и Джилли, что вы двое целовались! Они тоже скажут: «Фу! Какая гадость!»

Ни Анна, ни Лайам не обратили внимания на рвотные звуки, которыми Колм выразил свое отвращение к поцелуям.

– Я люблю тебя! Я не хочу, чтобы ты злился или винил себя. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

– Буду… если ты будешь со мной.

– О нет! Не надо больше целоваться! – завопил совсем рядом Колм. – Весь день я красил, а тут еще эти поцелуи! Ужасно!

Анна не поняла, какое отношение день, проведенный за окраской террасы, имеет к поцелуям, но ей было все равно. В данный момент она знала одно: она любит Лайама Франклина, а он, хоть и не произнес заветных слов, любит ее. В этом она была уверена. В конце концов, он подарил ей белую плетеную мебель.

– Помнишь нашу поездку в Ферранте, когда ты спросила, о чем я мечтаю? – тихонько прошептал Лайам ей в ухо.

Анна кивнула.

– Так вот. Я никогда не мечтал, потому что не считал себя вправе. Но я нашел свою мечту в тебе, Анна! Не могу придумать лучшей мечты, чем всю жизнь провести на этой террасе… с тобой.

Эпилог

– Итак, мы готовы? – спросила Сили три месяца спустя.

Стоял октябрь. Вечер выдался жарким и душным, но Анна знала: не запоздавшее осеннее тепло виной тому, что ей нечем дышать. Она оглядела зал заседаний городского совета и попыталась успокоиться усилием воли.

– Думаю, готовы, насколько это вообще возможно. Жаль, не удалось убедить окрестных жителей в том, что клиенты «Рассвета» в качестве соседей – это хорошо.

Зал был полон. Анне пришло в голову, что они с Сили очень напоминают Давида, выступившего с пращой против соседского Голиафа. Все присутствующие – а их было не меньше двух десятков – пристально их рассматривали. Среди прочих зрителей она заметила мать и Дуга, ее приятеля. Их отношения все еще продолжались. Анна никогда не видела мать такой счастливой. За одно это она была готова искренне полюбить Дуга, но, надо сказать, он и правда оказался очень приятным человеком.

Очень приятный человек был одет в самую жуткую клетчатую рубашку из всех, какие Анна видела в жизни. Правда, мать ее как будто этого не замечала. Или ей было все равно.

– Я рада, что мы не пригласили сюда мальчиков. Джош пришел бы в ужас от такого количества людей, – сказала Анна.

За последнюю пару недель они с Сили раз, наверное, двадцать обсуждали, приглашать на заседание Колма, Джилли и Джоша или не стоит. Может быть, если бы соседи своими глазами увидели будущих жителей спорного дома, они не стали бы так нервничать. Но в конце концов Анна решила никого не приводить. Ей казалось, что ее подопечные могут пострадать.

– И все же им, возможно, удалось бы поколебать уверенность этих людей. Дать им понять, что они вовсе не чудовища.

– Нечестно заставлять их что-то доказывать таким образом! – возразила Анна. – Это нечестно!

Сили фыркнула:

– Ты прекрасно знаешь, что сама ответила бы на эти слова, если бы их произнес клиент. Что жизнь вообще несправедлива и…

Но Анне не пришлось выслушивать, как Сили бросает ей в лицо ее собственные слова. Спас ее Лайам, который как раз в это время вошел в зал заседаний совета.

Она улыбнулась. После «похищения» их отношения развивались как нельзя лучше. Не идеально, конечно, но все же очень, очень хорошо. Колм вовсю наслаждался жизнью. У него была любимая работа, и, если верить Заку Келлеру, он прекрасно с ней справлялся. И у него были друзья. Если с этим домом ничего не получится, Анне придется найти другой, потому что Колм, Джош и Джилли давно уже доказали, что достойны иметь собственный дом.

Неожиданно она разглядела за Лайамом Колма.

– Ты бы лучше отвез Колма домой, Лайам, – сказала она вместо приветствия и покачала головой. – Здесь он может услышать очень неприятные вещи. И немало.

– Он сам захотел приехать сюда, – ответил Лайам, целуя Анну в щеку. Этот небольшой жест немного успокоил ее.

– Ну да, Анна, – подтвердил Колм. – Эти парни ведь злятся не на тебя, они злятся на меня, на Джоша и Джилли, так что я подумал, может быть, если я поговорю с ними, они поймут, что мы всего лишь немного не такие, как они.

При одной мысли об этом у Анны болезненно сжалось сердце.

– Колм, я не уверена, что они будут разговаривать вежливо. Очень уж они разозлились.

– Все в порядке, Анна. Я им скажу, что нас не надо бояться.

Она обернулась за поддержкой к Лайаму, но тот, вместо того чтобы приказать Колму сидеть тихо и не высовываться, сказал:

– Я уже понял, что, если мой брат что-нибудь решил, остановить его невозможно. Анна, за последний месяц ты успела поговорить со всеми соседями по многу раз. И ты не смогла им ничего объяснить, но, может быть, эффект будет лучше, если они послушают Колма.

Колм кивнул:

– Ну да, я хочу помочь, Анна.

– Как? – спросила она, не представляя, что конкретно они могут сделать.

В зал, толкая перед собой кресло Джоша, вошел Джилли.

– Привет, Анна, мы здесь! – громко поздоровался он. Теперь внимание всех присутствующих оказалось приковано к этой необычной паре. Джилли поднялся по проходу и присоединился к маленькой группе. Лайам отодвинул один из стульев в сторону, чтобы освободить место для коляски Джоша. – Вот и мы, Колм. Я и Джош. Потребовалось много времени, чтобы провезти сюда Джоша. От его кресла машина у двери начинала звенеть как сумасшедшая, так что им пришлось его проверять. А от меня не звенела, – добавил Джилли.

Колм хлопнул друга по спине и повернулся к Анне:

– Дай мне поговорить с ними. Мне, Джилли и Джошу. Это ведь будет наш дом, поэтому мы должны помогать.

Колм был настроен решительно. Анна, как и Лайам, давно усвоила, что отговаривать его в подобных случаях бесполезно.

– Ты уверен, Колм? Здесь много людей. Соседи, которые не хотят, чтобы рядом был групповой дом. Вот-вот появятся и члены городского совета. Тебе придется говорить со всеми ними.

Инструктор в ней раздувался от гордости за Колма, за то, что он готов к такому серьезному шагу. Но как близкому человеку ей была просто невыносима мысль о том, что недовольные соседи могут причинить Колму боль.

– Все в порядке, Анна. Я могу это сделать.

Она вздохнула.

– Я знаю, что можешь.

Колм решил, что вопрос решен, и затеял разговор с Джилли о будущем доме.

Пока они отвлеклись, Анна обернулась к Лай аму:

– Я не хочу, чтобы ему было больно.

– Один очень мудрый человек убедил меня в том, что мой брат способен на многое из того, что я раньше никогда бы ему не доверил. Выиграет он или проиграет, он много добьется уже тем, что попытается убедить в чем-то посторонних людей. Помнишь подростков в магазине? Он же справился с ситуацией. Он и это сможет. – Лайам поцеловал ее в лоб. – Мой брат удивительный человек.

– Я бы сказала, что оба брата Франклины – удивительные люди.

Пять членов городского совета заняли места за столом в передней части зала. Заседание началось. Присутствующих призвали к порядку. До вопроса об изменении статуса домовладения на Труди-стрит разобрали несколько других вопросов.

Мириам Марк, выбранная в этом году председателем совета, зачитала заявление об изменении статуса и положительный отзыв Комитета по зонированию.

– Но у нас имеются жалобы от владельцев соседних домов. Совет готов выслушать ваши претензии.

Один за другим владельцы соседних домов поднимались и говорили о том, что групповой дом снизит стоимость жилья по соседству, о беспокойстве по поводу жизни по соседству с инвалидами. Одна женщина особенно резко выступила против организации группового дома.

– Я живу в этом квартале уже пятьдесят лет, – сказала миссис Олбрайт.

За последние несколько месяцев Анна бессчетное количество раз пыталась поговорить с миссис Олбрайт, но женщина была непоколебима в своем неприятии. Она активно не одобряла планы фонда «Рассвет» и была основной движущей силой соседского протеста.

– В этом доме по соседству жили разные семьи, – говорила миссис Олбрайт. – Они приезжали и уезжали. Но это были семьи, это главное. У нас семейный квартал. И все мы очень хотим, чтобы он таким и оставался. Если вы разрешите изменить статус дома, все изменится. И что, если эта группа тоже съедет из этого дома? Не окажется ли, что мы приоткрыли дверь для чего-то еще более далекого от семейного идеала, к которому всегда стремился наш квартал? Пожалуйста, проголосуйте против изменения статуса. Мы не хотим видеть, как наш квартал меняется к худшему.

Она села, и все остальные соседи бешено зааплодировали.

Мириам стукнула молотком:

– А теперь мы выслушаем представителя фонда «Рассвет».

Анна встала и подошла к микрофону, чувствуя сильную дрожь в коленках.

– Здравствуйте, я Анна Чепел, и я представляю здесь фонд «Рассвет». Мы – небольшая местная организация, основанная для того, чтобы помогать некоторым членам нашего сообщества удовлетворять особые нужды. Мы помогаем особенным людям в Ведоне, штат Пенсильвания, да и во всем округе Джордж штата Пенсильвания, жить особенной жизнью. У нас уже есть два групповых дома, и я хочу пояснить, что, говоря о групповом доме, мы подразумеваем совсем небольшие группы из трех-четырех человек. Оба уже действующих дома находятся под постоянным наблюдением фонда «Рассвет». Но, по существу, обитатели этих домов – это люди, которые собрались вместе и хотят образовать семью. По правилам нашего города, в одном доме не может жить больше двух взрослых, не являющихся родственниками, вот почему, когда «Рассвет» приобретает дом, мы вынуждены обращаться за разрешением изменить его статус. У меня имеются письменные показания соседей двух других домов, свидетельствующие о том, что из наших клиентов получаются замечательные соседи. Я собиралась рассказать вам о нашей программе, но решила вместо этого передать микрофон человеку, который, как мне кажется, сможет рассказать все лучше меня. С вашего разрешения? – обратилась она к совету.

– Пожалуйста, – кивнула Мириам.

Анна обернулась и поманила Колма вперед.

– Это Колм Франклин, один из клиентов «Рассвета». Он также один из тех людей, кто надеется поселиться в доме на Труди-стрит. – Она подвинулась и уступила место у микрофона Колму.

– Привет, я Колм! – проорал он в микрофон, так что все присутствующие подскочили на своих местах.

Анна наклонилась поближе и шепнула ему на ухо:

– Тихим голосом, Колм, как в доме.

– Привет, я Колм, – повторил он, на этот раз тише. – Я немного не такой, как вы все. Мне нужно больше времени, чтобы чему-то научиться, но я могу учиться и учусь. Анна – мой друг, она помогает мне. Я умею ездить на автобусе и делать покупки. Я умею готовить. Иногда получается невкусно, но Анна говорит, что, когда она готовит, тоже иногда получается невкусно. Анна говорит, каждый человек иногда ошибается. Если ты сделал ошибку, надо все убрать, а потом еще раз попробовать. Поэтому я пробую. Иногда у меня получается, иногда нет. Но у меня есть работа на рынке Келлера, и я очень хорошо укладываю продукты в пакеты. Я никогда не кладу яйца или хлеб на дно пакета, потому что их там может раздавить. В первый раз я этого не знал, но Эйрил в магазине сказала мне, что вещи, которые может раздавить, надо класть сверху. Может быть, и вы в первый раз чего-то не знали. Я хороший. И Джилли и Джош тоже хорошие. Мы с ними собираемся жить вместе. – Колм сделал паузу и показал на друзей.

Те заулыбались и помахали руками зрителям.

– У нас не будет шумных вечеринок, а убираем мы просто здорово, потому что мистер Келлер в магазине не позволил бы никому быть неряхой. Мы просто хотим свой дом и хотим работать. Анна говорит, что мы немного не такие, как все, но это не страшно, мы просто особенные. Она говорит, что другое не значит плохое, это просто другое. Это все, что я хочу сказать.

Анна вернулась к микрофону и шепнула на ухо Колму:

– Здорово!

Он уселся рядом с Лайамом, Джилли и Джошем.

Анна снова встала перед микрофоном:

– Колм прав. Он не такой, как все, но он совершенно особенный. Когда я впервые его увидела, я сразу подумала, что смогу многому научить этого человека. Всю жизнь его баловали и полностью обслуживали, не позволяли даже налить в стакан воды. Но он быстро научился делать это и многое-многое другое. Но в конечном итоге оказалось, что он тоже научил меня очень многому, гораздо большему, чем я его. Колм и другие мои клиенты ежедневно преподают мне уроки радости, прощения, надежды. Если вы позволите владельцам соседних домов убедить себя и откажете нам в нашей просьбе, то вы не только откажете троим совершенно особенным людям в надежде обрести дом, которого они заслуживают, но и лишите этот квартал совершенно уникального шанса жить рядом с этими особенными, неравнодушными людьми. Возможно, соседи никогда этого не узнают, но их жизнь из-за этого станет беднее.

Она села. Поднялась Мириам:

– Спасибо, мисс Чепел и мистер Франклин. Если это все, совет может проголосовать. Кто за то…

– Подождите, – сказала миссис Олбрайт, поднимаясь и вновь беря микрофон. – Могу я еще сказать?

– Да, – ответила Мириам и снова опустилась на стул.

Миссис Олбрайт оглянулась, и Анна увидела, что пожилая женщина смотрит прямо на Колма. Колм тоже это заметил и, вместо того чтобы обидеться на женщину, которая больше всех старалась не допустить, чтобы он и его друзья жили в доме на Труди-стрит, помахал ей рукой.

Выражение лица миссис Олбрайт смягчилось. Она тоже помахала ему в ответ, прежде чем вновь повернуться к микрофону.

– Мы передумали.

Мириам подтянула к себе микрофон и сказала недоумевающе:

– Простите?

– Я думаю, что могу говорить за всех жителей нашего квартала. И скажу, что мы будем рады принять к себе Колма и его друзей. – Она сделала паузу и еще раз оглянулась на Колма, прежде чем продолжить: – А исключительно от своего имени я хочу извиниться перед советом за то, что отняла у него так много времени. А еще я хочу извиниться перед Колмом, Джошем и… – Она заколебалась.