Текст книги "Ларс ЛОЛ"

14. Кто бросил мяч?

Недели шли, и неожиданно наступил ноябрь, но в школе всё было по-прежнему. Я одна ходила в школу, одна возвращалась домой и проводила долгие вечера с мамой и папой. В какой-то момент я в отчаянии схватила «Гарри Поттера» и попробовала читать, но даже это оказалось трудно. Стоило мне наткнуться на что-нибудь по-настоящему забавное и меня начинал разбирать смех, как я тут же вспоминала Ларса и всё то хорошее, что я потеряла, и мне становилось ужасно грустно.

Была большая перемена. Я топталась одна в углу школьного двора и смотрела, как на игровой площадке Сари помогала Терье влезть на шведскую стенку. Кай с Мартинусом строили рядом в песке плотину для сбора дождевой воды. Вдруг Мартинус прыгнул сапогами прямо в лужу. Кай засмеялся, но тут же обнаружилось, что Мартинусу не до смеха – он промочил ноги, и тогда Кай повёл своего подопечного в школу, чтобы поменять мокрые носки. Анна и Кристина тоже играли с первоклассниками: они устроили нечто вроде бега с препятствиями среди грязных луж посреди школьного двора.

Ларса видно не было, и я вдруг подумала: а если бы я все ещё была его опекуном? Интересно, я бы по-прежнему боялась играть с ним при всех? Или научилась бы не обращать ни на кого внимания и дурачилась вволю, как у них с Бентом дома? Да уж, скорее всего, я оставалась бы всё той же трусихой, которой так важно мнение других.

Янне очень беспокоило, что я всё время одна, и однажды на перемене она подошла ко мне во дворе.

– Не хочешь поиграть в футбол? – бодро спросила она.

– Э-э… не знаю, – выдавила я, – мне нравится просто смотреть.

– Ладно, вот что, Аманда, я собиралась спросить тебя, не хочешь ли ты принять участие в организации рождественского представления? Организаторы – несколько человек от класса – встречаются каждую среду после занятий и обсуждают план предстоящего мероприятия.

Я не знала, что мне на это сказать, потому что вдруг поняла, чего добивается Янне. Она пытается найти мне друзей, но всё закончится тем, что она заставит дружить со мною тех, кто совершенно этого не хочет. Однако после всех этих недель одиночества мне было приятно, что обо мне кто-то заботится.

– Кай с нами, – добавила она.

Я в нерешительности переступила с ноги на ногу. Звучит классно.

– Давай так, – предложила Янне, – ты можешь пока подумать пару дней, а потом сама решай, хочешь ты ходить на встречи организаторов по средам или нет. Встретимся в классе.

И оставив меня наедине со своими мыслями, Янне зашагала через школьный двор. Интересно, как отнесётся Кай к моему присутствию на собраниях? Наверное, решит, что с моей стороны большая глупость заявиться туда. У психолога он выказывал мне полное равнодушие. Правда, пару раз мне показалось, что он хочет мне что-то сказать, но оба раза передумывал. И я так никогда и не узнаю, что он хотел сказать: что-то доброе или злое.

В задумчивости я смотрела на школьный двор и вдруг заметила Адама, который возбуждённо носился туда-сюда по футбольной площадке. Вот он сильно оттолкнул в сторону одного из мальчишек, отбирая у него мяч, и тот упал на асфальт, но Адам, ничего не заметив, уже мчался с мячом дальше. Он обыграл пару соперников, вышел к воротам, ударил и промазал с метровой дистанции.

С моего места не было слышно, но было хорошо видно, как он ругается. Так, как сейчас, я уже давно не смотрела на Адама – изучающе. После всего, что случилось, мысли о нём ушли на второй план, уступив место другим переживаниям. И всё же я должна признать, что даже сейчас сердце забилось быстрее, когда я просто стояла и смотрела на него.

Адам продолжал носиться туда-сюда по площадке: блестящий от пота лоб, к лицу и шее прилипли мокрые волосы. С серого неба принялся накрапывать мелкий дождик. Похолодало, но Адам по-прежнему бегал в одной футболке, хотя остальные уже надели куртки.

И вдруг, разглядывая Адама, я внезапно заметила Ларса. Моё лицо расплылось в улыбке. Стоя в одиночестве у края футбольной площадки, он, как обычно, колдовал, делая в воздухе пассы, и я задумалась, над каким заклинанием он сейчас трудится. Но вдруг он замер, словно вспомнил что-то важное, и уверенным шагом двинулся по футбольной площадке.

– Уйди с площадки! – услышала я рассерженный крик.

– Уходи! – заорали все, но Ларс продолжал идти.

Я словно снова оказалась на том уроке физкультуры, когда Ларс выделывал кренделя с флажками. Несмотря на то что тот день показался мне далёким, словно воспоминание из другой жизни, я узнала в Ларсе то же самое упрямство, то же самое состояние, похожее на транс, когда ему казалось, что мир вокруг него не существует.

«Я должна что-то сделать, – подумала я. – Я должна спасти его».

Но я не могла. Не потому, что боялась, что другие подумают обо мне, – теперь мне на это было наплевать. Я не знала, как на это отреагирует Ларс. При нашей последней встрече он ясно дал понять, что не хочет иметь со мной никаких дел. Может, он не нуждается в том, чтобы его спасали? Может, тут, на поле, ему и так хорошо?

Но крики продолжались, теперь они звучали ещё более зло и агрессивно:

– Стой, тебе говорят!

– Отойди! Ты мешаешь играть!

Это прокричал уже Адам. В моём животе ёкнуло. Что же делать? Пусть я не собираюсь снова выручать Ларса из неловкой ситуации – хотя я готова и к этому, – но всё же я хочу уберечь его от этих криков.

Ларс немного потоптался на месте и в растерянности уставился на игроков, бегавших вокруг него по полю. Казалось, только теперь до него дошло, где он оказался и кому адресованы эти крики. Похоже, он понял, что делает что-то не то, и теперь не знал, как выкрутиться.

Я медленно двинулась к Ларсу. План действий был таков: не говоря ни слова, взять его за руку и кратчайшим путём вывести с футбольной площадки.

Но крики не утихли, а стали только громче:

– Что? И ты туда же!

Это они мне? Но разве они не видят, что я пытаюсь спасти положение?

Я приблизилась к Ларсу, который продолжал в замешательстве стоять посреди площадки, но едва он увидел меня, как его добродушное лицо перекосила гримаса ужаса. Его глаза сузились, и он громко выкрикнул:

– НЕТ!

На секунду я притормозила. Теперь я тоже находилась в центре площадки и мешала играть остальным, так что у меня не было другого выбора, как бороться дальше. Пятясь от меня, Ларс сделал несколько нетвёрдых шагов назад, но далеко идти ему не пришлось. Раздалось оглушительное БАМ, и я кулём свалилась на землю.

Кто-то сильным ударом послал мяч через всю площадку, и тот со всего маху влетел мне в лицо и сбил с ног. Распластавшись на твёрдом асфальте, я лежала и смотрела в тёмное пасмурное небо. Маленькие дождевые капли падали мне на лицо.

Никто не подошёл, чтобы помочь мне, никто не спросил, как я. Никто, кроме Янне. Она оказалась поблизости и, подбежав, протянула мне руку, помогая подняться.

Я огляделась и увидела, что игра остановилась, как только мяч сбил меня с ног. В трёх шагах от меня всё ещё стоял Ларс, в нескольких метрах позади него – Адам. Остальные игроки замерли, словно статуи в парке скульптур.

– Как ты себя чувствуешь? Голова кружится? – обеспокоенно спросила меня Янне.

– Нет, – стоически ответила я.

Я до сих пор не могла поверить, что кому-то стало меня жаль.

– Кто бросил мяч? – крикнула Янне игрокам, но никто не отозвался.

– Я повторяю! КТО БРОСИЛ МЯЧ?

Одна фигура шевельнулась и сделала крошечный шаг вперёд. Адам.

– Это я, – произнёс он тихо.

Хотя я уже давным-давно перестала обращать внимание на поведение Адама, мне всё же стало больно. Сердце стучало, на затылке появилась и начала расти здоровенная шишка.

– Идёшь со мной, – сухо сказала Янне.

– НЕТ! – прозвучало во второй раз на футбольной площадке.

Кричал Ларс. Теперь все взгляды устремились на него.

– Это было случайно, – сказал он.

Янне замерла и как-то неуверенно посмотрела на Ларса. Сколько мы его знали, он ещё ни разу не повышал голоса, но теперь он стоял перед учительницей и громко требовал справедливости. Справедливости для Адама.

– Неважно, случайно или нет, – начала Янне, – всё равно я должна поговорить с Адамом. Нельзя допускать подобных случайностей с мячом.

Адам двинулся к нам, но Ларс поднял руку, как шлагбаум, и перегородил ему путь к Янне.

– Случайно! – повторил он снова.

– Ларс, я не могу делать для кого-то исключения, в школе мы все равны, – терпеливо объяснила Янне.

– Нет, мы все разные, – ответил Ларс и гордо задрал подбородок. – Я – особенный.

– О боже, – ужаснулась Янне, – кто тебе такое сказал? Ты совершенно такой же, как мы!

– Нет, – упорно гнул своё Ларс, – я особенный. И Адам особенный.

Адам тихонько фыркнул, а Янне от неожиданности покачнулась на своих каблуках.

– Ну хорошо… – примиряюще сказала она. – Я тоже особенная?

– Нет, ты скучная, – припечатал Ларс и, развернувшись, устремился прочь с площадки.

– Ах вот как! – начала было Янне, но тут же осеклась и сглотнула, чтобы скрыть свои истинные чувства. – Хорошо, оставим это… Адам, делаю тебе предупреждение! Аманда, ты как?

Я кивнула ей, и Янне торопливым шагом устремилась вслед за Ларсом. Я продолжала стоять посреди площадки, но только собралась её покинуть, как случилось худшее, что могло произойти. Ко мне подошёл Адам и сказал «привет». Совершенно обычным тоном.

Я не ответила.

– Ты как? – спросил он.

Я почувствовала раздражение.

– Хорошо, – услышала я себя словно со стороны.

– Хорошо? – повторил Адам, пытаясь скрыть улыбку.

– Нет, – призналась я, но желания добавить что-то ещё не возникло.

– Я хочу попросить прощения, – сказал Адам.

– Вот как? – съехидничала я.

– За то, что попал в тебя мячом… – добавил он, – не нужно было бить так сильно.

– Само собой.

– Я ещё хотел сказать… – продолжил он, – по-моему, довольно глупо получилось тогда на уроке Стейна Видара. С этими снимками.

Так Адам решил воспользоваться случаем и отругать меня за участие в издевательстве над Ларсом? На самом деле ещё никто до этого момента не устраивал со мной разборок по этому поводу, никто ничего не говорил мне и не ругал меня. И теперь самое смешное, что это говорит мне Адам, который Ларса ни в грош не ставит.

– Интересно, почему из всех только тебе кажется это глупым? – вырвалось у меня. – Ты же не любишь Ларса!

– Э? – удивлённо уставился на меня Адам.

– Тогда, в лесу, ты явно дал понять, что считаешь приготовленное Ларсом тесто мерзким и громко сказал при всех «нет, спасибо» и «фу».

– Я не говорил «фу», – тихо ответил Адам. – Мне просто не хотелось…

– Вот именно! – перебила я его, и на этот раз он не пытался защищаться.

Не понимаю, откуда взялась во мне эта злость. Последнее время я чувствовала лишь унижение и раскаяние. Но теперь все переживания выплеснулись наружу и превратились в обвинения против Адама.

– Всего хорошего! – решительно сказала я и, развернувшись, зашагала по площадке мимо замерших в ожидании игроков, готовых продолжить этот глупый матч.

Я снова была одна, но теперь это никого не волновало. Только сейчас я заметила, что дрожу. Руки тряслись, и я сцепила их вместе, чтобы унять дрожь. Глаза защипало от слёз, и я побежала в строну туалета.

Никто не последовал за мной. Какую-то долю секунды я надеялась, что вот сейчас раздадутся за кабинкой знакомые шаги, но Сари не пришла ко мне, как она обычно делала, когда видела, что я бегу в слезах в туалет.

15. Ты должна опозориться

С того дня, как я схлопотала мячом в голову, прошло две недели. Всё шло почти нормально, то есть меня по-прежнему избегали и не замечали. После случая на футбольной площадке, после этого его «НЕТ», я испытывала страшную потребность поговорить с Ларсом, но он научился ещё лучше избегать меня и исчезал всякий раз, стоило мне оказаться поблизости.

Единственная перемена состояла в том, что я решилась принять приглашение Янне и уже побывала на двух собраниях для организаторов рождественского шоу.

Первый раз я пришла туда спустя всего два дня после случая на футбольной площадке. Правда, я чуть было не повернула обратно, увидев там Адама. Но прежде чем я успела что-то предпринять, Янне громко воскликнула: «Добро пожаловать!» – и мне волей-неволей пришлось присоединиться к остальным участникам, сидевшим вокруг большого стола. Кай тоже был там и даже улыбнулся мне, когда я заняла место между Янне и Карстеном.

На протяжении этих двух недель у меня почти получалось игнорировать Адама, кроме одного случая на собрании, когда он выступил с дурацким предложением. Он спросил Янне, будем ли мы жарить хлеб на костре в школьном дворе в перерывах между актами. Услышав это, я так сильно разозлилась, что громко стукнула кулаком по столу. «Тебе же не нравится жареный хлеб!» – почти крикнула я. Янне так перепугалась, что даже не сразу среагировала. Кай подавил смешок, а остальные уставились на меня, как на полоумную.

– Аманда, тише! – начала Янне. – Адам, это очень интересное предложение, но мы вряд ли им воспользуемся. Но я приберегу его в своей копилке на другой раз.

И Янне постучала себе пальцем по лбу, показывая, где у неё копилка, а затем перешла к обсуждению более практичных идей. После собрания Кай подошёл ко мне, когда я одевалась.

– Привет.

– Привет, – ответила я.

– Забавно вышло, когда ты закричала.

Я слегка покраснела и постаралась как можно небрежнее пожать плечами.

– Видела бы ты Сари, – продолжил Кай, – как же она разозлилась вчера, когда не сумела откупорить банку с вареньем. Прям как ты сейчас.

Глупость какая-то. Сари и тугая крышка от банки с вареньем? С каких это пор её злят вещи, не имеющие отношения к несправедливости или глобальному потеплению? Как-то не похоже на неё.

– Почему она так разозлилась? – спросила я.

– Понятия не имею, – ответил Кай, – она сама на себя не похожа в последнее время.

– Я тоже, – вырвалось у меня.

– Может, вам поговорить? – предложил Кай, но я лишь покачала головой и повернулась, чтобы снова одной идти домой.

После этого разговора прошла неделя, а я так и не пыталась заговорить с Сари. С Каем мы тоже почти не разговаривали, если не считать той маленькой беседы после собрания. Всё остальное время он меня не замечал.

Я всегда любила рождественское шоу, ещё с тех пор, как пошла в первый класс и сама была хорошеньким миленьким подопечным. На днях мы распределили роли; по давней школьной традиции опекун со своим подопечным играли одну роль. К примеру, роль Марии играли сразу двое: опекун и его подопечный. По этому принципу распределили все роли, начиная от Юлениссе[4]4
  Юлениссе – норвежский Дед Мороз.


[Закрыть] и заканчивая бегемотами и простолюдинами. Мы собирались ставить «Ноев Ковчег» и должны были изображать разных животных. Все помнят, как Ной взял с собой «каждой твари по паре», поэтому было важно иметь пару. В нашей версии он взял с собой также одну козу. Янне побывала на школьном чердаке и нашла там для меня подходящие коричневые лохмотья. Я примерила их не жалуясь. Этой бедной козе предстояло стать единственным персонажем без пары. Для Ларса, по слухам, был сшит совершенно новый костюм тигра, так что он должен был играть вместе с Адамом и его подопечным.

Положение моё было трагическим. Никогда не думала, что подобное может произойти в стенах нашей школы: чтобы у опекуна отняли его подопечного, и он был вынужден в одиночку выступать на рождественском празднике. Но это случилось со мной. И теперь мне предстояло играть одинокую козу.

Как всегда в среду, после уроков я отправилась в класс, где мы проводили собрания. Я уже начинала радоваться этим дням, потому что они означали, что мне не придётся сразу тащиться домой и торчать там в одиночестве, пока не вернутся с работы родители. Сегодня я пришла рано, в классе кроме меня ещё никого не было. Я положила пакет с костюмом козы в угол и принялась сдвигать парты вместе, чтобы получился один общий стол в центре комнаты. Я успела передвинуть всего одну парту, когда услышала, что кто-то вошёл в класс. Я обернулась и оказалась нос к носу с Адамом. Он ничего не сказал и, бросив сумку в угол, тоже принялся двигать парты.

Я не знала, куда деваться. Когда в последний раз он был так близко ко мне, я вспылила. Но теперь я не чувствовала внутри себя злобы, скорее это было похоже на смятение и слабую боль.

– Не поможешь мне? – спросил вдруг Адам.

– Помогу, – ответила я и принялась медленно тянуть на себя парту, которую Адам выдвинул на середину.

Так в абсолютной тишине мы сдвинули вместе шесть парт, когда появились остальные участники собрания. Всё это время я не осмеливалась поднять голову и посмотреть на Адама.

– Всем здравствуйте, – прощебетала Янне, усаживаясь во главе стола.

Я села подальше от Адама, потому что не решалась к нему приближаться. Пришёл Кай и, поздоровавшись, плюхнулся рядом. Янне продолжила:

– Сегодня я собираюсь разделить вас на группы. Первая группа будет отвечать за сцену, вторая – за свет, третья возьмётся за столовую и так далее.

Янне указала на Адама, затем на его соседа и произнесла «группа сцены». Так она обошла по кругу всех, пока, наконец, не добралась до меня и Кая.

– Аманда, Кай, вы возьмёте на себя столовую. Хорошо?

Мы оба кивнули.

– Вы можете взять себе в помощники столько учеников, сколько потребуется, – из вашей параллели и из подопечных. Ваша задача – всё организовать и распределить обязанности.

И Янне как-то чересчур хитро мне улыбнулась. Я поняла, чего она на самом деле добивается: хочет заставить Кая снова стать моим другом и чтобы мы больше времени проводили вместе. Это меня слегка рассердило, но всё же я почувствовала к учительнице благодарность. Как ни крути, это возможность опять подружиться с Каем и начать разговаривать с кем-то ещё, кроме мамы и папы.

Несколько дней спустя состоялось наше первое собрание в столовой. Единственным, кого мы ещё привлекли, был подопечный Кая Мартинус.

– А что случилось с твоим подопечным? – спросил меня Мартинус, едва мы уселись за стол в столовой.

– Ничего, – ответила я, ощетинившись как ёж.

– Где же он? – продолжал расспрашивать он.

– В другой группе, – нашлась я и понадеялась, что разговор окончен.

Кай достал карандаши и ручки и приступил к обсуждению меню. Он был не слишком радушен со мной, но и недружелюбным назвать его было нельзя. Интересно, для него это собрание значило то же, что и собрания по средам, когда он хорошо ко мне относился, или было продолжением обычного буднего дня, когда ему следовало меня игнорировать?

– Плюшки с корицей и ореховой пастой, – начал Мартинус.

Мы с Каем одновременно улыбнулись, но каждый сам себе, и Кай сделал пометку на чистом листе бумаги, лежавшем перед ним.

– Вафли, – сказала я и мысленно добавила: «со слизью улитки».

Кай и это записал.

– Кай? – спросила я, потому что Кай ещё ничего не предложил.

И тут Мартинус неожиданно расхохотался. Мы с удивлением взглянули на него, и тогда он между приступами смеха объяснил, что подумал, будто я имею в виду Кая в качестве ещё одного пункта меню.

– Кай с вареньем! Налетай, покупай! – в восторге от своей выдумки заорал Мартинус и зашёлся в новом приступе смеха.

– Ха-ха-ха! – внезапно громко рассмеялся Кай.

Я не удержалась и тоже захихикала. Как это здорово – снова смеяться. Кажется, я уже целую вечность этого не делала. Оказалось, что даже мускулы на лице успели отвыкнуть, и у меня от смеха заболели щёки. Кай посмотрел на меня круглыми глазами и слабо улыбнулся.

– Мне жаль, – сказала я.

– Знаю, – ответил он, – я тоже сожалею о том, что сделал.

– Да, но то, что сделала я, гораздо хуже.

– Точно, – согласился Кай и рассмеялся.

Я улыбнулась его прямоте. Кай умеет выкрутиться из любой ситуации. Он научился этому от своих старших братьев и сестёр. Каждый раз, когда мы – Сари, Кай и я – влипали в неприятности, он всегда находил способ, как увильнуть от стрижки газона или мойки лестниц. Я знала, что на этот раз он своё получил, но, конечно же, ему пришлось не так тяжело, как мне.

Он улыбнулся, обнажив кривые зубы. Но тут же сделался серьёзным:

– Скажи, зачем ты это сделала?

– Не знаю, – ответила я, – наверное, потому что струсила.

Кай кивнул.

– Я тоже.

Довольно слабое объяснение, но оно больше всего походило на правду. То, что я сделала, я сделала не потому, что я такая злая, а потому, что струсила. Возможно, всё дело в том, что злоба и трусость – две стороны одной медали.

– Я хочу, чтобы всё снова стало как прежде, – призналась я.

– Правда?

– Я пыталась попросить прощения, но этого, видно, недостаточно. Ларс даже слышать меня не хочет.

– Ещё бы, – кивнул Кай, – ты устроила довольно впечатляющее шоу. Точнее, Анна с Кристиной устроили. Возможно, твоё извинение должно быть таким же впечатляющим?

– Мне следует устроить новое шоу? – пошутила я.

Неожиданно в моей голове забрезжила неясная мысль. Я словно что-то вспомнила, но не могла понять, что именно. Что-то о том, чтобы попросить прощения на правильном языке? Но мысль ускользала от меня, пока не исчезла так же внезапно, как появилась.

Кай молча глядел на меня, пока не решил вывести меня из задумчивости.

– Всё хорошо? – спросил он.

– Что? А, да! Ты поможешь мне?

– С чем?

– С извинением, – объяснила я.

– А, ну… да. Конечно!

– Хорошо. Спасибо.

– О чём это вы? – влез в наш разговор Мартинус, который до этого сидел и разрисовывал ручкой наш план меню.

– О шоколадных пирожных, – хитро улыбнулся Кай и взял меню у Мартинуса, чтобы сделать пометку.

Внезапно всё стало как прежде. Рядом снова был мой хороший друг Кай, мы сидели и беззаботно смеялись – так, словно с нами никогда не происходило ничего плохого. Но когда последние пункты меню были вписаны и мы вышли из столовой, Кай пошёл своей дорогой, а я своей.

Однако я не жаловалась. По сравнению с прошлой неделей это был большой прогресс, и теперь я неслась по коридору с улыбкой от уха до уха, наталкиваясь на удивлённые взгляды встречных учеников.

На следующий день мы с Каем отправились после школы ко мне домой, чтобы составить план моего извинения. От радости, что я наконец-то иду не одна, я всю дорогу бежала вприпрыжку, а в душе расцветала надежда, что вместе мы обязательно придумаем, как прекратить моё жалкое существование.

Когда мы ворвались в дом, папа удивлённо уставился на нас. Он не ожидал, что я вернусь домой не одна. И не просто не одна, а со своим другом.

– Бог мой! – воскликнул он, завидев Кая. – Кай! Это и вправду ты? Какая счастливая неожиданность!

– Здравствуйте, Тор! – поприветствовал его Кай. Оказавшись у меня дома, он повёл себя точно так же, как и раньше, когда бывал у меня в гостях.

– Что же такого наобещала тебе Аманда, раз ты решился пойти к ней домой? – пошутил папа.

– Блинчики и шоколадное мороженое, – решил рискнуть Кай.

– Понял, – кивнул папа.

Он тепло улыбнулся нам и, потрепав Кая по макушке, устремился на кухню, откуда почти сразу же донеслись звуки радио и грохот посуды. Мы с Каем прошли в гостиную и устроились на диване. Телевизор включать не стали – сегодня у нас были дела поважнее.

– У тебя есть какие-нибудь предложения? – начал Кай.

– Нет… никаких, – призналась я.

Мы задумались. С кухни поплыл сладкий аромат блинчиков, и думать стало труднее, но я постаралась собраться и напрячь все свои силы, чтобы составить план действий.

– Что, если я сделаю большой баннер, где будет написано «прости, Ларс», и вывешу его перед входом в спортзал так, чтобы все его видели, когда будут идти на представление?

Кай так посмотрел на меня, что сразу стало ясно: он уже думал об этой идее, но она его не устроила.

– Нужно что-нибудь посерьёзнее, – посоветовал он.

– Ладно, тогда что, если я напечатаю серию снимков меня и Ларса и повешу их в столовой на Рождество, чтобы все могли видеть, как нам весело?

– Думаю, уже достаточно снимков Ларса. Вряд ли теперь это прокатит, – заметил Кай.

И, конечно же, он опять был прав.

– Я думаю… – начал Кай, – что ты должна опозориться.

– Э?

– Ты должна опозорить себя.

– Нет!

– Да! Ты должна сделать с собой то же самое, что сделала с Ларсом: выставить себя в непристойном виде перед массой людей.

– Нет, я никогда не осмелюсь на такое, – возразила я, резко вскакивая с дивана. Я стояла, уставившись в пространство невидящим взглядом, как всегда со мной бывает, когда я усиленно над чем-нибудь размышляю или нервничаю. Мне следовало немедленно придумать другой план, не такой неприятный, как у Кая, но в то же время я понимала, что лучше идеи уже не придумаешь и что, возможно, мне придётся осуществить эту.

– Ты должна, Аманда. Это твой единственный способ показать Ларсу, как сильно ты раскаиваешься.

– Я буду играть одинокую козу, разве этого недостаточно для позора? – пробурчала я.

– Конечно, нет. Ты хочешь, чтобы тебя простили, значит, ты должна повести себя соответствующе, чтобы все видели, что ты раскаиваешься. Это должно идти от самого сердца. В некотором роде ты должна выставить себя голой на посмешище и испытать ту же боль, какую ты причинила Ларсу этими снимками.

– Я не собираюсь раздеваться догола.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Я-то понимала, но при одной мысли об этом меня затошнило, и я съёжилась, как от холода, – даже папины блинчики не помогли. Но в этот момент мне в голову опять пришла мысль, которая так стремительно появилась и упорхнула вчера. Но на этот раз у неё было достаточно времени, чтобы оформиться. Я вдруг вспомнила!

– Бент, – произнесла я и во все глаза уставилась на Кая.

– Бент? Отец Ларса? – не понимая, спросил Кай.

– Бент сказал, что я должна поговорить с Ларсом на его языке.

– На норвежском?

– Нет. То есть да. Но это другой язык. Не думаю, что ты его знаешь.

– Нет, конечно, – чуть раздражённо ответил Кай, но тут же взял инициативу в свои руки. – Неважно, на каком языке ты это сделаешь, главное, чтобы ты это сделала. Да! Ты должна совершить нечто такое, чтобы уже никто больше не смог делать вид, что тебя не существует. Хочешь ты этого или нет, тебе следует перестать быть незаметной и заставить себя выслушать.

Я лишь глупо улыбнулась в ответ, но в душе я понимала, что он прав. Мне стало радостно оттого, что Кай на моей стороне. Он заронил в меня зёрнышко надежды, и я настолько осмелела, что подумала, что если всё получится, то не только Ларс простит меня, но, возможно, даже Сари.

На следующей неделе у меня дома состоялось ещё несколько секретных встреч. Мама и папа при виде Кая просто млели и обходились с ним как с принцем. Блинчики и шоколадное мороженое оказались просто цветочками по сравнению с тем, что ждало его впереди. Свежие креветки, лазанья и пицца, сдобные булочки, плюшки с корицей и, наконец, сорбет из чёрной смородины на десерт появлялись перед ним как по мановению волшебной палочки.

Дни стали казаться светлее, хотя школьные будни по-прежнему были безрадостны. Мы решили держать нашу дружбу в тайне ото всех, чтобы Кай тоже не превратился в изгоя. С Сари они по-прежнему были друзьями. Хотя Кай признался мне, что его каждый раз грызёт совесть, когда ему приходится врать ей о том, как он проводит время после школы, но мы оба утешались тем, что всё это ради общего блага и что Сари поймёт нас и будет гордиться нами, когда узнает, что мы придумали.

Недели шли, и близилось Рождество, а с ним и праздничное представление. Напряжение росло, и вдруг оказалось, что остался всего один день. Завтра всё случится! Но получится ли у меня претворить наш план в жизнь? Достаточно ли он хорош? Заслужу ли я прощение?

Я лежала в постели и размышляла обо всём этом, уставившись невидящим взглядом в потолок. Завтра всё случится. Я всегда волнуюсь перед экзаменами и выступлениями, но в этот раз было гораздо хуже, потому что вдобавок ко всему я должна была устроить своё собственное шоу. Даже мои родители ничего не знали о нашем с Каем плане. Всю последнюю неделю они не осмеливались спросить, чем мы занимаемся, боясь, что Кай обидится и перестанет приходить. У них будет настоящий шок, когда они преспокойно сядут насладиться представлением, а вместо этого увидят свою непутёвую дочь, которая решила опозориться на глазах у всех.