Текст книги "Эксцессия"

4
Принцип зависимости

I

[узкий луч, M16.4, получено в 4.28.856.4903]:

всесистемник «Восторгом сладостным томим» → Эксцентрик «Пристрелим их позже»

Это мне кажется или все на самом деле выглядит подозрительно?

∞

[узкий луч, M16.4, передано в 4.28.856.6883]:

Эксцентрик «Пристрелим их позже» → всесистемник «Восторгом сладостным томим»

Проще простого. Тебе кажется.

∞

Нет, я серьезно. Как-то это… странно.

∞

А я несерьезно, что ли?!

И вообще, в чем проблема?

Это важнее всего остального, по нашему разумению.

Естественно, что после такого потрясения всё и вся кажется странным.

Нас это затронуло, тут уж ничего не поделаешь

∞

Ты прав, не спорю, но у меня есть неотвязное ощущение…

Нет. Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что ты прав, а я волнуюсь зря.

Я кое-что проверю ради собственного спокойствия. Проверка наверняка рассеет мою тревогу.

∞

Тебе стоит чаще заглядывать в Страну Бесконечного Развлечения.

∞

Наверное, ты прав. Ну ладно.

∞

Ты все равно не пропадай.

Вдруг что-нибудь выяснится.

∞

Да, конечно.

Береги себя.

∞

Хорошей проверки, друг мой.

И ты себя береги.

II

Дрон Сисела Ифелеус 1/2 дрейфовал в ожидании. Прошло уже несколько секунд с того момента, как вокруг него распространилась пульсация пространственно-временного клубка, а дрон все еще не решил, что делать. Он начал торопливо собирать из подручных материалов камеру сгорания аннигиляционного двигателя, вместо того чтобы конструировать ее методично, деталь за деталью; потом, спохватившись, достал все наноракеты, кроме одной, и поместил двести штук на покорежившуюся от жара заднюю панель, по обе стороны реакционной камеры. Из-за повреждения панели вставлять ракеты было даже удобнее, из панельного щитка выступала лишь передняя треть их миллиметровых корпусов. Оставшиеся тридцать девять наноракет дрон изготовил к запуску, – правда, даже если выстрелить ими в неведомого преследователя, толку все равно никакого.

Слабая, гулкая вибрация ткани клубка обретала отчетливую форму; что-то приближалось к автономнику в гиперпространстве, траля сенсорами обычное пространство. Преследователь подбирался неторопливо, куда медленней скорости света. В любом случае это был не «Мир – залог изобилия» – совсем другой тембр.

Дрона захлестнуло широкополосное излучение, будто рассеянный свет; полыхнул последний выплеск энергии мазера, на сей раз в реальном пространстве, и что-то замерцало рядом. В трехмерной пустоте проявился корабль, его изображение мигнуло и стабилизировалось.

До него было десять километров, а в длину судно достигало километра. Скорости равны. Толстый темно-серый эллипсоид, утыканный острыми колючками, шипами и режущими выступами. Корабль Хамов!

Дрон насторожился. Не этот ли корабль преследовал «Мир – залог изобилия»? Вероятно, да. А не захвачен ли он артефактом, Эксцессией? Возможно. Правда, это мало что меняет.

«Вот засада».

Хамы эленчам не друзья. Они вообще никому не друзья, если на то пошло.

«Полный провал. Сейчас меня захватят и сожрут».

Автономник отчаянно пытался составить план действий. Допустим, корабль принадлежит Хамам. Ну и что? Да ничего. А если связаться с ним, попросить о помощи? Можно попробовать. Хамы подписали конвенцию о спасении кораблей и индивидов, терпящих бедствие, и теоретически обязаны были взять дрона на борт, посодействовать с ремонтом и предупредить всю Галактику об артефакте.

На деле же они разберут дрона на части, начнут выяснять, как он устроен, выкачают из него всю информацию, а если он после всего этого уцелеет, то потребуют за него выкуп и, возможно, внедрят в него шпионскую программу, чтобы получать информацию после возвращения автономника к эленчам. Вдобавок если они узнают об артефакте, об Эксцессии, то наверняка безрассудно попытаются к нему подступиться – и разделят участь «Мира – залога изобилия». Впрочем, возможно, они решат сохранить информацию в тайне и отправят сюда более совершенные корабли. Как бы то ни было, по правилам они действовать не станут.

Эффектор электромагнитного диапазона: сеанс связи. Сисела Ифелеус 1/2 активировал свои поля: хоть какая-то защита, даст лишнюю наносекунду, если Хамы решат атаковать.

– Машина, ты кто?

(Типично Хамское обращение. Судя по всему, с артефактом-Эксцессией они пока не сталкивались. Что ж, сыграем по правилам.)

– Я Сисела Ифелеус, первый из двух, дрон исследовательского судна «Мир – залог изобилия» из клана Звездочетов Пятого флота эленчей-зететиков. Терплю бедствие. А вы кто?

– Ты теперь наш. Сдавайся или спасайся бегством!

(Стопроцентный Хам, это уж точно.)

– Извините, неполадки с приемом. Как, говорите, вас зовут?

– Сдавайся немедленно или убегай, тварь!

– Дайте подумать… – (Именно этим он сейчас и занимался: думал изо всех сил, тянул время, а сам лихорадочно размышлял.) – Нет!

Мощность эффекторного сигнала начала возрастать по экспоненте, но так медленно, что дрон успел развернуть все свои средства защиты.

«Вот сволочи, – подумал он. – Ну да, они же погони любят».

Дрон активировал все наноракеты, встроенные в заднюю панель. Двести крохотных двигателей заставили соприкоснуться материю и антиматерию в неравных количествах. Последовала плазменная вспышка, и автономник почти под прямым углом отбросило от корабля Хамов. Ускорение было не слишком велико. У дрона не было времени протестировать камеру сгорания: он наудачу забросил туда по нескольку частиц каждого сорта. Камера взорвалась.

«Тьфу ты. Ладно, вторая попытка».

Что ж, разрушения – во всяком случае, внешние – невелики, но импульс слишком слаб, а повторно использовать камеру уже нельзя. Ускорение медленно возрастало.

«Что еще можно сделать? Думай!»

Корабль Хамов не стал пускаться в погоню за автономником. Сисела Ифелеус 1/2 отказался от первоначального плана оставить позади себя несколько наноракет в качестве мин. («Этим никого не обманешь. Думай! Ну думай же!»)

Пространство перед ним внезапно вспучилось, скрутилось; дрон уже не удалялся от корабля Хамов, а летел параллельно ему.

«Эти твари, эти гнойные прыщи надо мной потешаются!»

В носовой части корабля Хамов что-то полыхнуло. На корпусе дрона обозначился дрожащий кружок лазерного света, около сантиметра в поперечнике. Дрон велел наноракетным двигателям отключиться и активировал отражатели; лазерный луч стал неустойчивым – диаметр его уменьшился до миллиметра, а затем мощность излучения внезапно возросла на семь порядков. Дрон придал своему взвихренному отражательному полю форму конуса и снова развернулся задней панелью к судну Хамов, чтобы уменьшить площадь поражения. Лазер перешел на ультрафиолет и замигал.

«Играет со мной, мерзавец, издевается… Думай! Думай!»

Итак, первым делом…

Дрон снял крепления двух верхних уровней сознания и приподнял часть корпуса, чтобы высвободить ядро ИИ и фотонный сердечник. Панель содрогнулась и, скрежеща, стала подаваться, пока не отделилась от корпуса. Дрон подтолкнул два компонента манипуляторным полем, но ничего не произошло – они застряли.

Его охватила паника. Если эти компоненты уцелеют, если Хамы их захватят и проявят свою всегдашнюю беспечность… Он нажал сильнее; компоненты выплыли наружу и сразу же отключились от питания. Их содержимое было либо мертво, либо умирало. Дрон на всякий случай пальнул по ним лазером, превратив их в облако горячей пыли, затем рассеял эту пыль позади себя, вдоль окружности отражателя, чтобы она стала преградой для лазерного луча, хотя и слабой. Совсем слабой.

Потом дрон приготовил к отделению ядро внутри своего нынешнего субстрата, чтобы разрушить лазером и его.

Но тут ему пришло кое-что на ум.

Он поразмыслил. Будь он человеком, у него пересохло бы во рту.

Он развернулся в тесных пределах защитного поля и запустил двигатели двухсот наноракет. Из тридцати девяти оставшихся тридцать он выпустил в сторону корабля Хамов, а еще девять оставил позади себя, и они закувыркались в пространстве, как горстка черных игл. Каждая получила собственную инструкцию, а небольшой остаток места в микроскопических мозгах был заполнен шифрованной белибердой.

Наноракеты, выпущенные в корабль Хамов, помчались облачком искр, были перехвачены одна за другой в течение миллисекунды – и крошечные боеголовки расцвели огненными цветками вместе с остатками антивещественного топлива. Последняя из ракет, ставших целью для эффектора Хамского корабля и обреченных на самоуничтожение, приблизилась к вражескому судну менее чем на километр.

Девять наноракет, кувыркавшихся в вакууме позади дрона, вероятно, также были обнаружены эффектором, поскольку в свою очередь взорвались.

«Если повезет, вы решите, что это и был мой хитрый план – передать послания в бутылках», – подумал Сисела Ифелеус 1/2, отсоединяя ядро с умослепком близнеца. Ядро потеряло свой энергетический заряд. То, что было внутри, погибло. Времени сожалеть о его судьбе не оставалось; дрон переконфигурировал свои внутренние параметры так, чтобы ядро оказалось снаружи, и дал корпусу вернуться в нормальное состояние. Затем он протолкнул ядро через оплавленный, потрескавшийся корпус к верхней части задней панели, рядом с тем местом, где висели остатки наскоро сооруженной реакционной камеры. Ядро упало в пространство, полное сизой плазмы и молочно-белых следов наноракет, вспыхнуло и распалось, оставив яркую струйку пламени за кормой дрона.

Нацеленный на дрона лазер стал переключаться в рентгеновский диапазон. Полторы секунды – и отражатель будет пробит. Чтобы оказаться в радиусе корабельного огня, дрону требовалось четыре с половиной секунды.

«Вот досада».

Он выждал, пока до отказа отражателя не осталось две десятых секунды, и просигналил:

– Сдаюсь!

Хотелось бы надеяться, что сигнал примет другая машина. Если полагаться на быстроту реакции Хамов, то дрон поджарился бы раз десять, прежде чем сообщение дошло бы до мозгов тупых тварей.

Лазер выключился. Дрон не стал дезактивировать электромагнитные щиты.

Он летел к кораблю Хамов со скоростью, почти равной полукилометру в секунду. Взбухший шипастый корпус корабля приближался.

– Отключи щиты!

– Не могу! – Дрон вложил в сигнал максимум экспрессии – вышло похоже на жалобный стон.

– Немедленно сними защиту!

– Да не могу я! Не получается! Я и так поврежден, а тут еще и вы! У вас столько оружия! Я обычный дрон, меньше Хамского клюва… Я – ничто против вашей мощи!

Почти рядом. Уже недалеко. Совсем недалеко. Прошло две секунды.

– Сними защиту и немедленно сдавайся, или мы тебя уничтожим.

Еще около двух секунд. Нет, он не сможет отвлекать их так долго…

– Умоляю, подождите! Я пытаюсь отключить проектор поля, но он работает в безопасном режиме и не позволит себя отключить. Он со мной спорит, представляете? Честное слово, я делаю все, что могу. Прошу вас, не убивайте меня! Мой корабль уничтожили, я один выжил! Чудом ускользнул. Там такое было… Ужас! Я такого никогда прежде не видал… и не слыхал.

Пауза. Пауза по меркам тварей. Твари думают. Времени полно.

– Последнее предупреждение. Отключи…

– Вот, защита снята. Я весь ваш.

Дрон Сисела Ифелеус 1/2 дезактивировал электромагнитный отражатель и одновременно нацелил лазер на корабль Хамов.

Мгновением позже он снял защитную оболочку с остатков антивещества, подорвал встроенный в корпус заряд самоуничтожения и велел взорваться последней наноракете, которую нес на себе.

– Да пошли вы все… – изрек дрон под занавес.

На него накатила волна сумбурных чувств: сожаление, восторг и отчаянная гордость при мысли о том, что его план, похоже, сработал. Потом он погиб, мгновенно и навсегда, превратившись в шарик огня и света.

* * *

Крошечный лазер автономника не причинил кораблю Хамов никакого вреда – скользнул по корпусу, лишь слегка опалив его.

Облачко раскаленного мусора, порожденное самоубийством дрона, пролетело мимо корабля и было проанализировано его датчиками. Плазма. Атомы. Ничего крупнее молекулы. О медленно разлетающихся обломках двух групп наноракет можно было сказать то же самое.

Да, жаль. Эленчийский дрон, по сложности немногим уступавший самым передовым автономникам Культуры, стал бы отличной добычей. Впрочем, автономник достойно сражался, и охота на него оказалась весьма увлекательной.

Легкий крейсер Хамов «Яростная решимость» сменил курс и стал медленно удаляться от места крохотного сражения, тщательно обследуя пространство в поисках других наноракет. Разумеется, они не представляли угрозы для корабля, однако маленький автономник, похоже, загрузил на них какую-то информацию; возможно, не все они были запрограммированы на взрыв при обнаружении эффектором. Нет, так ничего и не нашлось. Крейсер повернул обратно и пролетел по курсу дрейфовавшего дрона, но обнаружил лишь облачко остывающего вещества – видимо, последствия взрыва. В окрестностях ничего больше не было. Крайне неутешительно.

Офицеры «Яростной решимости» нетерпеливо обсуждали, стоит ли продолжать поиски бесследно пропавшего судна эленчей. Что с ним произошло? А если маленький автономник солгал? Может быть, где-то поблизости затаился противник поинтереснее?

А может, все это вообще обман, розыгрыш? Культура – настоящая, хитроумная Культура, а не эти полумифические эленчи с их нелепой склонностью вечно уподобляться другим – не раз сбивала с толку целые флотилии Хамов, месяцами напролет прибегая к уверткам и обманным маневрам вроде этого, после чего вдруг оказывалось, что многообещающей добычи, по следу которой шли Хамы, не существовало вообще. Бывало и иначе: появлялся корабль Культуры с дурацким, но хорошо продуманным объяснением, а в это время сама Культура или ее сопливые приспешники захватывали – или утаскивали – то, что стало бы неплохим развлечением для Хамов.

И вот теперь кто его знает… Может, у корабля эленчей имелся договор с Культурой. Может, они потеряли исследовательский корабль, а его место занял ЭКК, который пристроился за Хамами, пока они преследовали эленчийское судно. А вдруг так оно и есть?

Один из офицеров возразил, что, мол, Культура ни за что не принесет в жертву автономник, поскольку считает его разумным существом. Остальные обдумали этот довод, вспомнили о странно-сентиментальном отношении Культуры к живым тварям и поневоле согласились.

Крейсер еще пару дней провел в окрестностях системы Эспери, а затем отправился на обиталище под названием Ярус, чтобы проверить двигатели: в их работе обнаружились мелкие, но досадные перебои.

III

Технически это была отрасль метаматематики, обычно называемая метаматикой. Метаматика исследовала свойства Реальностей (точнее, полей Реальностей), принципиально непознаваемых в нашей реальности, хотя можно было предположить общие принципы их существования.

А метаматика давала доступ абсолютно ко всему – к прежде невиданным, неслыханным, невообразимым областям.

Можно полжизни провести в тепле и удушливой тесноте серого короба и, не зная ничего другого, считать себя относительно счастливым… до тех пор, пока в углу коробки не обнаружишь дырочку, крошечное отверстие, куда можно просунуть палец, потянуть за край и надорвать, так что прореха расширится, а сам короб развалится. И вот тогда, вырвавшись из заточения на волю, в поразительную свежесть и чистоту, оказываешься на вершине горы, окруженной широкими долинами, шумящими лесами, высокими пиками, мерцающими озерами, сверкающими снежными полями под восхитительными, головокружительно-синими небесами. И это, конечно, даже не начало истории – скорее вздох, изданный перед первым звуком первого слова первого предложения первой главы первой книги первого тома истории.

Метаматика давала Разумам возможность испытать эквивалент таких ощущений, повторенный миллионы раз, усиленный в миллиарды раз – и даже больше – восхитительными комбинациями удовольствия и наслаждения, причем человеческий разум был бессилен описать простейшую из них. Метаматика была наркотиком – освобождающим от всего, предельно усиливающим все чувства, беспримесно благотворным и всемогущим зельем – для машинного интеллекта, превосходящего человеческий разум мудростью и проницательностью в той же мере, в какой он находился за пределами человеческого понимания.

Излюбленное времяпрепровождение Разумов состояло в том, что они изобретали в уме совершенно новые вселенные с измененными физическими законами, играли с ними, жили в них, подправляли их, иногда создавали условия для развития жизни, а иногда пускали все на самотек и наблюдали, не возникнет ли жизнь спонтанно. Порой воображаемая вселенная была и вовсе непригодна для жизни, однако допускала иные, непостижимо загадочные способы существования.

Некоторые вселенные отличались от реальности лишь одним, но крайне существенным аспектом, неуловимо менявшим привычный порядок вещей, другие же были настолько диковинными и аномальными, что даже первоклассному Разуму требовались годы в человеческом эквиваленте, чтобы путем напряженных размышлений отыскать в них неприметные черты привычной реальности, позволяющие хоть как-то понять все остальное. Между этими двумя крайностями простирались бесчисленные миры, способные возбуждать неутолимый интерес, доставлять всепоглощающую радость и дарить абсолютное просветление. Все осмысленные и осознанные знания человечества в отношении любых известных, предполагаемых или вообразимых аспектов Вселенной были подобием жалкого, хлипкого шалаша в сравнении с колоссальным, величественным, невероятно роскошным сияющим поднебесным чертогом метаматического царства. С помощью метаматических принципов, возводящих бесконечные возможности в бесконечную степень, Разумы создавали необъятные обители эпического философского экстаза.

Здесь они жили. Это был их дом. В этой виртуальной реальности они и существовали, когда не управляли кораблями, не взаимодействовали с иными цивилизациями и не планировали будущее Культуры; именно отсюда они отлучались погостить в многомерное запределье, созданное их необузданным воображением в головокружительном отдалении от небольшой точки – реальности.

Все это Разумы уже давно обозначили словом «Ирреальность», однако же между собой именовали Страной Бесконечного Развлечения и воспринимали именно так – как Страну Бесконечного Развлечения.

Впрочем, это название ни в коей мере не соответствовало реальным ощущениям.

…Всесистемник «Спальный состав» совершал метафизическую прогулку по роскошным владениям, сотворенным его безудержной фантазией, бесконечно расширяя границы восприятия в поразительно сложном пространстве воображаемого ландшафта, будто лишенное гравитации солнце, созданное бесконечно терпеливым и невероятно искусным ювелиром. «В том-то все и дело, – говорил он себе, – в том-то все и дело…»

Главной и единственной проблемой было то, что иногда Разумы – как люди, полностью погрузившиеся в виртуальную среду, созданную искусственным интеллектом, – чрезмерно предавались наслаждениям в Стране Бесконечного Развлечения и забывали о существовании базовой реальности. Это не имело большого значения, пока в базовой реальности было кого оставить на хозяйстве. Сложности возникали, если, образно выражаясь, присматривать за лавкой было некому, а поддерживать огонь в очаге желающих не находилось или если посторонние – в частности, те, кого обычно именовали «Внеконтекстной проблемой», – решали навести свои порядки в оставленном без присмотра доме. Если все время предаваться развлечениям, забыв о реальности или не зная, как защитить себя по возвращении, то неминуемо окажешься под угрозой и, скорее всего, либо погибнешь, либо будешь порабощен.

Не важно, что базовая реальность была тесной, серой, унылой, унизительной, жалкой и лишенной смысла в сравнении с многоцветным великолепием грандиозных метаматических чертогов. Не важно, что базовая реальность не представляла ни малейшего интереса в эстетическом, гедонистическом, метаматическом, интеллектуальном и философском отношении. И все же она являлась краеугольным камнем, фундаментом, на котором покоились возвышенные радости и изысканное благополучие и без которого не могли существовать ни сами Разумы, ни их необъятные царства наслаждения.

Это напоминало старинный электрический компьютер: да, он был быстр, надежен и неутомим, экономил время и усилия, обладал всевозможными восхитительными качествами, однако, если выдернуть вилку из розетки или просто нажать кнопку выключения, он становился бездушным куском материи, а его программы – абстрактными настройками, мертвыми инструкциями, и все его вычисления исчезали так же стремительно, как выполнялись.

Подобным же образом обычный человеческий мозг в его природном виде зависит от человеческого тела в его природном виде: как бы ни был умен, восприимчив и талантлив человек, как бы ни отвергал презренный материальный мир, как бы ни чурался плоти, ведя аскетическую жизнь и предаваясь одним только интеллектуальным радостям, – стоит сердцу дать сбой, и…

В этом и состоял Принцип Зависимости: никогда не следует забывать о существовании кнопки выключателя, даже если помнить об этом докучно. Впрочем, проблему раз и навсегда решала Сублимация; желание избавиться от Принципа Зависимости было одним из соображений (хотя и не самым существенным), по которым цивилизация решала присоединиться к числу Старших Рас. Если с самого начала двигаться в этом направлении, то зависимость от материального мира однажды покажется атавистической, неприятной, бессмысленной и даже постыдной.

Культура не придерживалась этого пути – по крайней мере, пока, – но как общество в целом вполне осознавала и трудности пребывания в базовой реальности, и соблазны Сублимации. Было найдено компромиссное решение: Культура постоянно имела дело с макроскопической неуклюжестью и мелочной суетностью реальной Галактики, в то же время не отказываясь от исследования трансцендентных возможностей священной Ирреальности.

«В том-то все и дело…»

Внезапно поступивший одиночный сигнал вновь привлек внимание исполинского корабля к базовой реальности.

Скала «Плачевный исход» → всесистемник «Спальный состав»

Готово.

∞

Корабль очень долго – в своем временно́м эквиваленте – изучал однословное сообщение и поразился тому, какую гамму эмоций оно вызвало. Он дал задание недавно созданному дронофлоту и проверил планы эвакуации.

Затем определил местонахождение Аморфии – аватар задумчиво прогуливался по многокилометровым жилым палубам корабля, отведенным ныне под диорамы, – и велел ему снова навестить Даджейль Гэлиан.