Текст книги "Сыны Света: Воспоминания о старцах Афона"

Тяжко было душе моей, – ибо грехи терзали меня, как дикие звери. Вдруг у каливы показался мой покойный старец, отец Онуфрий: он шел собирать для огорода перегной из опавших листьев в афонских дубравах. Поняв, что со мной, он велел все мученически терпеть. А его рассказы и примеры вовсе избавили меня от тоски. Как только он начал свой рассказ, слезы полились у меня из глаз и я вконец забыл, что до этого тосковал. Он сказал мне:

– Тесны врата и скорбен путь, возводящий в жизнь, и немногие находят его»[43]43
  Ср. Мф. 7, 14.


[Закрыть]. Монах, обитающий уединенно, испытывает на себе всю зависть диавола, но безмолвие наставляет во всех добродетелях. Мать этих добродетелей – безмолвие в Боге, которое возвышает ум отшельника к духовным радостям через призывание сладчайшего имени Господа нашего Иисуса Христа.

Нужно всегда помнить, что сказал Жених нашей души Иисус Христос в 10-й главе Матфея: Будьте разумны, как змии, и чисты, как голуби[44]44
  Мф. 10, 16.


[Закрыть]. Враг нашей души диавол присвоил себе голос змея и ввел в заблуждение праматерь Еву, – об этом говорит святой Неофит Затворник, рассуждающий о том, что все одушевленные твари обладают собственным смыслом, благодаря которому они славословили Бога, славословят Его и сейчас и будут славословить до скончания веков.

Но и деревья шелестом своей листвы прославляют Всеблагого Бога.

Праматерь Ева знала, какое разумное животное – змей и насколько оно превосходит в этом остальных животных. Враг наших душ присвоил себе голос змея и посредством лукавых вопросов исторг нас из рая наслаждения. Змей был осужден ползать чревом по земле, а люди, когда его видят, сразу же целят ему в голову, чтобы не быть ужаленными. Змей готов все свое тело предать на смерть, лишь бы сохранить от удара голову.

Применительно же к нам, змей – это образ монаха-безмолвника. Когда змея собирается сменить кожу, она находит тесную щель и, протискиваясь через нее, сдирает кожу. Так и уединенный безмолвник, благодаря теснотам отшельничества, избавляется от своих страстей и недостатков, а когда терпит насилие и гонение от врагов, достигает бесстрастия, и воспарения ума к небу среди духовных наслаждений, и единения со Владыкой Христом.

Сказав будьте чисты, как голуби, Господь отверз наши очи, чтобы мы увидели, как голуби свивают гнезда в высоких и покойных местах. Они высиживают птенцов в полном безмолвии. Когда птенцы подрастают, люди, находящие голубиные гнезда, крадут птенцов. Но родители, будучи чисты и незлобивы, не пытаются воспротивиться этому: их сердце такое безмятежное, что в нем нет никакой злобы. Они находят пищу, в безмолвии ее вкушают, в безмолвии ее несут птенцам, которые бесхитростно ждут пищи, и питают птенцов, а те с радостью склевывают пищу. Птенцы – безмолвники, в их жизни нет места хитростям и заботам. Они не отвлекаются ни на что, а только видят летящих родителей и радуются.

Так и ты, живущий отшельником, должен миновать охватываемую тебя скорбь и очистить свое сердце от учинивших разбой страстей. Храни все добродетели – и они сохранят твою голову от хищных птиц – страстей. Монах умом соединяет себя со сладчайшим именем Господа нашего Иисуса Христа.

Будь чист и незлобив, как отец Нифонт, который совершал подвиг безмолвия у себя в каливе, а когда начались споры о колливадах, ушел отсюда и отправился в мир, где основал монастырь на острове Икария. Говорят, он был совершенно незлобив и, благодаря этому незлобию, постиг сладость от умственного воспоминания сладчайшего имени Господа нашего Иисуса Христа. Эта сладость нисходит в самое сердце человека. Старцы говорили ему: «Отец Нифонт, спустись к нам ненадолго». Но он не мог расстаться с божественным восхищением и поднимался все выше, к самым высоким созерцаниям. Это было очевидно для наших святых и блаженных старцев, которые все достигли непорочности, то есть совершенства, насколько оно доступно человеку.

Множество этих святых подвижников было прославлено Богом после их блаженной кончины. Таким был отец Филимон, живший в каливе Успения, где сейчас обитает старец Агафангел с братией.

Как-то один христианин читал житие святого Акакия Кавсокаливита и дошел до места, как преподобный, пройдя через кладбище, ощутил несказанное благоухание мощей святых подвижников. Христианину этот рассказ запал в душу. Он пришел на наше скитское кладбище и начал размышлять: «Быть может, и сейчас есть святые мощи, как и в дни блаженного Акакия». Только он об этом подумал, как ощутил несказанное благоухание, разносившееся по всему кладбищу. Он очнулся, начал поиски и обрел благоуханную главу. На черепе было написано: «Филимон, иеромонах из каливы Успения Пресвятой Богородицы, находящейся недалеко от Дома совета святого Элевтерия».

Одна из костниц на Афоне

Он решил тогда всех созвать, но как только об этом подумал, его всего начало трясти, как от лихорадки. Тогда он понял, что уподобившийся Богу отец не желает, чтобы о благоухании его мощей всем рассказывали. Достаточно того, что это благоухание было даровано Всеблагим Богом, чтобы пример святого стал для нас хорошим наставлением и чтобы, вспоминая его, мы думали о несчетном числе отцов, которые совершали здесь подвиг и достигли высокой меры, сподобившись даже даров предвидения и прозорливости.

Если хочешь достичь столь высокой меры, о которой мы говорили, стань тоже чистым, как голубь. Я, твой духовник, все постарался объяснить.

Завершив свое поучение, отец Онуфрий, не скрывая слез, ушел в каливу, стараясь, чтобы никто больше не узнал о его тайном подвиге.

В 1915 году на Афон прибыли трое юношей из Америки: Афанасий, Георгий и Оттон. Афанасий и Георгий поселились в келье Святого Харлампия в Карее, где тогда находился книжный магазин отца Косьмы, ученика отца Саввы.

Афанасий был доблестным подвижником. Когда он еще жил в Америке, там однажды начался спор о всемирном потопе. Некоторые говорили ему, что в Священном Писании ошибка, потому что, если потоп был, он мог быть только в окрестностях Иерусалима, а не по всей земле. Но однажды Афанасий, работая на каменоломне, скрытой среди лесов, нашел морские окаменелости. Он показал их американцам, и те согласились, что потоп был по всему миру, о чем и говорится в Писании.

Афанасий исповедовался у блаженной памяти отца Косьмы в Малом скиту Праведной Анны, у моего «духовного дяди», послушника отца Григория, который ходил причащать «нагих отцов». Этот богоизбранный юноша утром приходил в скит, исповедовал свои помыслы, а вечером возвращался в келью, где прислуживал парализованному старцу отцу Савве.

По благословению духовного отца он был пострижен в монахи с именем Арефа. С самого дня пострижения он стал брать на себя подвиги, превышающие человеческие силы, – я сам это видел. У него даже не было своей рясы: он носил старую поношенную рясу своего духовника.

Отец Арефа был очень полезен всей монашеской округе благодаря добродетели, благоговению и знанию языков. Когда на Афон прибывали иностранцы, Арефа водил их по монастырям.

Однажды меня отправили помочь на виноградниках, а я едва мог собраться, – такая угнетала тоска. Отец же Арефа меня сразу ободрил. Он знал о моей немощи и вручил мне лепешку и сыр, сказав с улыбкой: «Ну, дорогой Хрисанф, поешь – и за дело, там немного отвлечешься».

Отец Арефа знал, что мне нужно немного отдохнуть и после этого я могу браться за тяжелый труд. Всю вторую половину дня я подрезал лозу. А вечером мы взяли связки сухих веток и отправились в сторону Кареи.

Однажды, когда мы вместе шли по дороге, он мне рассказал о себе. Его семья происходила из Литохоро. У его дяди была барка, и летом он брал племянника с собой. Как-то они причалили в Фессалониках подле Белой башни. Дядя оставлял племянника в барке, а сам нанимался на разную работу. Однажды Афанасий пропал. Дядя понял, что его могли похитить местные евреи, что бывало часто.

Он был в хороших отношениях с турецким наместником и сразу обратился к нему. Тот сразу объявил раввинам, что, если они не отдадут Афанасия Яннакиса, он перережет всех евреев. Евреи испугались и вернули мальчика.

Однажды Афанасий сказал дяде: «Каждое утро сюда приходят еврейские женщины и бьют своих чад головой о кирпичи, а те не переставая плачут. Скажи, почему так происходит?»

Дядя ответил: «Ты помнишь, что евреи сказали Пилату: Кровь Его на нас и на детях наших»[45]45
  Мф. 27, 25.


[Закрыть]. Поэтому они приходят сюда к морю и бьют чад головой о кирпичи до крови. Так они поступают по преданию своих отцов».

Отец Арефа очень любил заниматься науками и читал днем и ночью. Он мне часто говорил: «Хрисанф, читай, пока молод, потому что наступит время, когда все это тебе пригодится. Ум – великая книга каждого человека, а я вижу, как обширна твоя память. Читай больше, и будет тебе великая польза».

С особым благоговением Афанасий относился к сочинениям Мелетия Пигаса[46]46
  Мелетий Пигас (1535–1601) – патриарх Александрийский, богослов. В своих посланиях указал на несовместимость реформированного календаря с требованиями Пасхалии и Типикона и призвал европейских греков к сохранению старого календаря как основы независимой церковной жизни.


[Закрыть], осудившего календарную реформу папы Григория. Он попросил всех монастырских библиотекарей, начиная со старца Диомида из монастыря Кутлумуш и далее, просмотреть собрания библиотек и все, что найдут против григорианской реформы, дать ему на прочтение. И действительно, отец Арефа собрал важнейшие сведения и написал исчерпывающий труд по вопросу о календаре. Его труд убедил всех афонцев не принимать новый календарь. Я видел собственными глазами рукописное сочинение против григорианского календаря, – в стихах, большого объема.

Вместе с Афанасием-Арефой из Америки прибыл, как мы упоминали, и юноша по имени Георгий. Он очень ревностно подражал Афанасию в его добродетелях, но ревность переросла в зависть. Он не исповедал ее духовному отцу, и однажды, когда отправился причащаться, в него вселился бес. Бес был столь злобный, что даже несколько отцов вместе не могли удержать болящего. Он дошел до того, что ползал по балкам веранды, будто змея. Наконец, его взяли в монастырь Ксенофонт, и преподобный Георгий, который в те годы настоятельствовал в монастыре, совершенно исцелил его. С тех пор молодой послушник показывал великое послушание и был пострижен в монахи с именем Галактион. Кончина его была мирной.

Третьего юношу звали Оттон, но в крещении он был назван как-то по-другому, а это имя принял, чтобы его не нашли, так как он сбежал из богатой семьи.

Он поступил в общину монастыря Дионисиат и принял постриг с именем Лазарь. Он верно шел по следам старца Исаака, который, благодаря своему послушанию, словно парящий орел, за пять минут преодолевал расстояние от Кареи до Дионисиата, хотя между ними целых пять часов ходу.

Он никогда никого не огорчал и даже самым неприметным монахам выказывал крайнее послушание.

Я познакомился с ним, когда работал в этом монастыре на производстве ладана. Кончина его была мирной и заранее извещенной.

Отец Косьма, ученик старца Саввы, сказал мне, что в скиту Кутлумуш есть монах-старец с Эгины, по имени Харитон. Он совершенный нестяжатель, живет как птица. Даже хлеба не съест, прежде достаточно не потрудившись; воду же носит в кувшине только от источника святого Пантелеимона, что подле собора. Все отцы очень ценят его и советуются с ним, всякий раз получая мудрые наставления.

Однажды во время сбора винограда срезали грозди как раз на винограднике кельи, где жил Косьма. Грозди, помнится, были такими тяжелыми, что лозы нагибались чуть ли не до земли, и приходилось подкладывать ветки, чтобы они ее не касались.

Когда я шел с корзиной, отец Косьма позвал меня и велел спуститься наведать старца Харитона, который живет в скиту монастыря Кутлумуш. Старец Харитон был с Эгины.

Я спустился к отцу Харитону и поздоровался с ним по древнему обычаю Афона – наклонив голову и ни о чем не спрашивая.

Он узнал меня, понял, чей я племянник, и рассказал, как он прибыл на Афон и что сюда приезжал его племянник и мой дядя, поступивший в монастырь Филофея. Там он под влиянием каких-то книг оставил обитель покаяния и ушел в мир.

Старец начал поучать меня:

– Ты бы знал, каким послушником был Григорий в монастыре Филофея! Хотя монастырь особножитный, но он настолько был верен своему старцу, что, если приходил с работ, изнемогая от жажды, и хотел выпить воды, а старец говорил ему не пить, он сразу же отставлял кувшин в сторону. Не знаю, кто ему дал книги, в которых одна только обезумевшая премудрость мира сего. И вот, он оставил монастырь и теперь живет в миру. Где именно он теперь, разузнать я не смог.

Давно, отче мой, я жил в каливе Святой Троицы, где ты сейчас живешь, но оставил ее. А ты вспоминай жития святых, живших на родине твоего прадеда и прабабки. Эти святые только одного придерживались – молитвы и поста.

Иеромонах Григорий (Алифантис; f1969)

Смотри, не забывай советы, указания и толкования Писания отца Онуфрия, послушника отца Мины. Когда я жил в скиту, всегда восхищался его послушанием и простотой в быту. Подражай ему, насколько возможно, тогда твои прадеды будут незримо тебя видеть и радоваться.

Я был так тронут, что не спросил, к какому поколению относится старец Харитон: сын он или племянник Петра и Анны?

Затем отцы говорили, что мы с ним очень похожи и что, если бы я был стар, я был бы с ним на одно лицо. Когда я заходил в скит, я сравнивал (и до сих пор сравниваю) черты лиц моих предков с чертами лица Харитона. Мы очень похожи лицом на воспитавшую нас прабабушку.

Во время работы в Карее мне много раз говорили о нестяжательности моего дяди, отца Харитона. Когда он умер, после него остался только один кувшин и ничего больше, как мне рассказывал отец Евгений с Наксоса из каливы Рождества Богородицы.

Как-то заболел мой послушник, отец Гордий. Я повез его в мир, прямо к святому Нектарию. Там я узнал, что мой дядя, отец Григорий Алифантис, стал священником в женском монастыре Пресвятой Богородицы Хрисолеонтиссы. Я взял с собой отца Гордия, и мы прибыли в этот монастырь. Там я увидел, что мой дядя, Царствие ему Небесное, уже получил сан игумена. Мы с ним побеседовали. Когда он мне рассказал обо всех искушениях и муках, которые ему пришлось претерпеть после ухода со Святой Горы Афон, я был так расстроен, что даже не помню, как потом отправился молиться в церковь.

Затем, уже после моего отъезда, архиепископ прислал в монастырь еще нескольких монахинь. Сейчас в монастыре живут три мои тети, все они – монахини и носят фамилию Алифантис.

Во дни передела земель блаженной памяти отец Григорий стал игуменом в монастыре Сагмата, под Фивами, основанном святым Климентом Афинским. В этом монастыре хранятся честные мощи множества святых. Среди святынь этого монастыря – большая часть Честного Креста, которую император Алексий Комнин передал обители в вечное пользование.

Благочестивейший император был ктитором трех монастырей: Преподобного Климента Афинского на горе Сагмата, Преподобного Мелетия на горе Миуполь, по пути из Фив в Афины, и Честнаго Предтечи на Святой Горе Афон, основанного святым Дионисием и преподобным Дометием.

Отец Григорий (Алифантис) претерпел многое от тех, кто занимались переделом земель, потому что они хотели конфисковать раки со святыми мощами, переданные в монастырь византийскими императорами.

Монастырь Пресвятой Богородицы Хрисолеонтиссы на острове Эгина

Много монастырей в Греции. Но монастыри Сагмата и Метеоры – особые. Живущие в них подвижники превосходят своими подвигами саму человеческую природу. Весь их образ жизни выше естественных сил.

Мы пришли на Святой Афон еще в молодости. Но нашим утешением было обилие воды, сады, оливковые рощи и множество накопленных за века благ. А в этих монастырях, если Всеблагой Бог не пошлет дождя, – воды не будет. Даже опытный монах, оказываясь в монастыре Сагмата, понимает, что не так просто жить в этих пещерах, выдерживая и летний зной, и зимний холод. Ум его изумляется смелости подвижников. У них не было ни теплой одежды, ни крыши над головой, ни печей, – лишь горячее стремление к Богу, которое, действуя в их сердце силой божественной любви, возводило их ум к небесным обителям; так что они нисколько не щадили своего тела.

Что говорить о современных монахах в сравнении с ними! Современные монахи требуют себе телефонов, требуют электрических холодильников. А тем монахам даже хлеба не было нужно, потому что забота о добывании хлеба отдалила бы их от непрестанной памяти о Боге.

Что же делать мне, жалкому, везде ищущему отдохновения? Единственное, что у меня есть прямо перед глазами – примеры моих наставников, память об их жизни. Один из них, старец Онуфрий, настолько был охвачен божественной любовью, что в храме всегда стоял и никогда не садился. От постоянного прямостояния стопы его начали гноиться и он едва мог выносить боль. А мой старец, отец Азария, страдал от лишая, но, как мученик, терпел страшную боль и ни разу даже не посетовал.

А я ищу, где можно отдохнуть, где можно вкусно поесть. Обязанности свои выполняю с превеликим трудом. Надеюсь только на молитвы моих наставников и на заступление, по их молитвам, нашей общей Владычицы Пресвятой Богородицы.

После окончания передела отец Григорий (Алифантис) оставил монастырь Сагмата и тамошних монахов. Один из его послушников позднее прибыл в скит Святой Анны, где был пострижен с именем Климент. Сам отец Григорий почил 2 апреля 1969 году в моем родном доме на Эгине, который он завещал митрополиту Эгинскому. Теперь в этом доме находится епархиальное управление.

Блаженной памяти отец Косьма, ученик старца Саввы, как и его послушник отец Арефа, с великим благоговением всегда вспоминали святых новомучеников. Они познали столь великое умиление, что, начав плакать, не могли успокоиться. Их старец, отец Савва, который был некогда послушником Хаджи-Георгия, напоминал им о единстве братства, которое они разрушают, обвиняя братьев в увлечении российской политикой, а Хаджи-Георгия обвиняя в прелести. Но сам отец Савва, когда читал любую книгу о новомучениках, не мог сдержать слез.

Однажды вечером, после повечерия, совершалось чтение об одном новомученике. Он так сильно желал принять мученичество, что притворялся безумным. Горожане, смотря на него, жалели его и подавали ему милостыню.

Этот юродивый на все деньги покупал свечей, ходил и ставил их по храмам. Он достиг такой высоты духовных помыслов и небесных созерцаний, что его лицо преображалось под действием внутреннего огня духа, в нем разгоревшегося от божественной любви ко Владыке Христу. Но зрителям казалось, что он лунатик и несчастный человек.

О его духовном делании знал только один архиерей, совершавший подвиг безмолвия и готовивший к мученичеству множество людей, а также еще несколько человек, которые сами научились приуготовлять себе высочайшие созерцания Триипостасного Бога. Такое созерцание всегда проистекает только из сердечной молитвы «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас».

Однажды солнечным утром этот мнимый помешанный явился в турецкое управление, когда там собрались все оттоманские чиновники.

Он заявил им, что он – христианин и что Христос – Бог и стал Человеком только затем, чтобы возвести человека из падшего состояния к истинному спасению, а учение Магомета – ложно и постыдно.

Когда турецкие начальники, и прежде всего ходжи, услышали его исповедание и то, как он оскорбляет их веру, они накинулись на него, словно лютые тигры. Они велели предать его на самые страшные мучения. Так этот доблестный муж мученически завершил свою жизнь.

Всеблагой Бог показал людям, сколь великую любовь и привязанность питал к Нему этот святой. А именно – тело его осиял свет. Не помню, сколько дней тело мученика оставалось на виселице, но тление не затронуло его, и раны, как говорят, продолжали источать теплую кровь.

Архиерей и другие отцы, его знавшие, говорили потом, что этот святой никогда не оставлял послушания. Хотя он был мирянином, притом весьма юным, но, благодаря послушанию и простоте, постиг теплоту сердечной молитвы. Эта теплота – дочь божественной любви. Она велела ему отказаться от пищи, сна, обуви. Он просто облетал, словно стремительный орел, все храмы города и ставил свечи – только так он надеялся насытить свое неумолимое желание познать Бога.

Благодать не знает полного насыщения. Поэтому этот святой, хотя уже вкушал ангельский хлеб высочайших созерцаний, желал еще большего. Он стремился исполнить важнейшую заповедь Евангелия о любви к ближнему. Поэтому он гласно возвестил о Божестве Господа нашего Иисуса Христа, дабы отрицатели Христа задумались и обратились к истинной вере. Истинная вера – это лествица, по которой все право и благочестиво верующие в Бога восходят в Царствие Небесное. Но нечестивцы, не рассудив об истине, потому что их ум был помрачен гнусными страстями, предали его на мучение, даровавшее ему венец славы.