Текст книги "Сыны Света: Воспоминания о старцах Афона"

Водин из афонских монастырей прибыл женатый человек и стал монахом, потому что с раннего детства думал о монашестве. В миру он был знаменитым торговцем из рода Брахами. Но однажды оставил все свое имущество и прибыл на Афон.

Его сразу же направили на послушание в кухню, где албанские старцы учили настоящему смирению.

Он внимал всем их советам и прежде всего, как они его научили, следил за огнем в печи. При этом он всегда размышлял о смерти и о том, какое наслаждение уготовано праведным и какое осуждение грешным. Более всего грешат те монахи, которые говорят, что мол я этого не сделаю, брату не помогу, потому что иначе не успею прочесть последования.

Этот блаженный муж работал на кухне дважды в день. А одних только монахов в обители было семьдесят, если не считать трудников и гостей. Все игумены общины были преисполнены любви, благодаря чему и руководили монастырем. Всех, кто заходили в монастырь, они принимали со всяческой щедростью.

Новый благословенный монах, хоть уже был и стар годами, никогда не гневался, но был преисполнен радости.

Он знал, что я люблю стручковую фасоль, и говорил мне по-албански «еа тат Рит хас», то есть давай, отче, садись и ешь. Я был отшельником, и поэтому он всячески старался мне доставить приятное, когда я заходил в монастырь.

Он никогда не сердился, если кто-то не шел на службу. Намедни я спросил о нем кого-то из братьев монастыря, и он мне ответил, что этот старец преподобно почил.

А я, несчастный! Однажды в Великую Пятницу, когда я был еще совсем молод, он велел мне полить бобы, а я рассердился на него и лишил себя венца послушания.

Если монах достигает меры любви к Богу и ближнему, то он готов принести в жертву даже самую свою жизнь.

Монах, служа делу любви, должен хранить в себе непрестанную сердечную молитву. И когда он молится, думая о цели любви, сердце его исполняется радостью, ибо, по реченному Богом: «Хороший друг тот, кто служит любви».

По любви Бог стал Человеком. По любви Он принес Себя в жертву на Кресте.

Любовью связаны все лики ангелов на небе. Когда люди на них взирают, те готовы принести самих себя в жертву, – от любви и ради любви. Они радуются и ликуют, услуживая тем, кто служит любви к Богу и своему ближнему.

А я, жалкий, несчастный, был маленький и не знал, что такое любовь.

Игумен, когда я еще пребывал в монастыре, однажды увидел меня огорченным. Он спросил меня о причине, и я ответил: «Там, за монастырскими стенами, люди голодают».

Через несколько дней пристали барки и матросы вышли просить милостыню. Когда об этом узнал игумен, то сказал мне:

– Прибыли твои земляки. Дай им, сколько сможешь.

Эконом выдал им разную еду, а я просто прыгал от радости.

Когда игумен увидел, как радуется моя душа, то сказал мне:

– Ого, ты радуешься?

Я и не знал, что ответить. Игумен преподал мне благословение и помолился за меня, чтобы я смог подать щедрую милостыню.

Таковую благодать, надеюсь, может стяжать любой христианин, который помогает в нужде братьям-христианам.

Внимай, чадо! Никогда за практическими делами не забывай о подвиге созерцания. Когда я был еще юным и жил в монастыре, где теперь обитаешь ты, афонские бесы сбежались из других монастырей в наш.

И в эти святые дни они, как могли, смущали всех служителей.

Не испугался искушений только отец Геласий, который прислуживал в церкви и готовил все к празднику Рождества Христова. Отцы его спросили:

– Как же ты, отец Геласий, не испугался и смог сделать все, что нужно?

Отец Геласий ответил братьям словами Феодора Студита из «Огласительных слов», что церковные служки – это как бы стопы монастыря, они уже до прихода всех остальных и прибираются в храме, и украшают его.

И теперь, когда я прислуживаю в храме, исполняюсь радостью и ликованием.

Все отцы того времени, юные и престарелые, равнялись на него в монастыре.

И ты не печалься, но радуйся, что Бог смилостивился над тобой и послал ко мне, потому что хоть я и грешен, но могу рассказать о том, что такое монашеская жизнь.

Монашеская жизнь умалена перед всякой, ни о чем не любопытствует, себя порицает и учит монаха, который истинно стремится к небесной красоте бесстрастия, умереть для мира.

Все, что монастырь подает за трапезой или в течение дня, монах принимает со смиренной душой, считая, что недостоин даже той пищи, которую вкушает.

Когда монах мыслит смиренно, он начинает чувствовать сладость, проистекающую от призывания сладчайшего имени Господа нашего Иисуса Христа. Он забывает обо всех мирских делах и даже о самой пище.

Обдумывай в великие праздники те небесные богословские проповеди, которые читаются за трапезой. Этот дар, изошедший из уст святых отцов, позволил некогда благоугодить Богу инокам, жившим в этих монастырях до нас.

Об этом и размышляй, отче, и, благодаря молитве и безмолвию, достигнешь высокой меры монашеского жительства.

Остаюсь с тобой, грешный иеромонах Х.

Вчера я больной сидел на кровати и вот что надумал написать вам. Мысль моя была только об одном: общежительный монастырь был для меня благополучной гаванью, которую я оставил по превозношению, без подготовки отправившись через море безмолвия. Всякий инок, желающий безмолвствовать и вкушать плоды безмолвия, должен вступать в монашескую общину, как сделал это блаженной памяти отец Даниил, игумен монастыря Преподобного Григория, чьим преемником стал покойный Каллиник.

Раздумывая об этом, я вспомнил один случай, произошедший на богослужении, во время чтения жития преподобной Ксении. Я напишу о нем, чтобы вы знали, каких высот достигали все прежние отцы, жившие в этом святом месте.

На службе я сидел на стасидии у левого клироса. Напротив меня – блаженной памяти старец Иероним. Благословенный подвижник никогда даже голову не наклонял, но сидел прямо, покрыв плечи шерстяной накидкой.

До начала богослужения он либо читал, либо писал.

О его таинственном делании даже поведать не могу, потому что я был тогда слишком застенчивым. Не передать то почтение, что я испытывал к отцу Иерониму, которого видел еще в детстве в Вознесении. Я однажды наблюдал, как он рухнул на стасидию, изможденный долгой всенощной и не менее – болезнями и искушениями от братьев, и мне стало его чрезвычайно жалко.

В тот день, на память святой Ксении, я спустился со стасидии и встал рядом с правым хором. Старец учил меня, что если я хочу стать монахом, то должен на службе чаще стоять, потому что это полезно для монашеского настроя.

Тогда в общежительных монастырях было два чтения на службе и два за трапезой, во время обеда. Первое чтение – это житие святого этого дня.

В упомянутый день уставщик поставил чтецом одного брата, по имени Иосиф, который был уже весьма стар. Чтение жития святой Ксении настолько восхитило мой ум, что слезы рекой бежали у меня из очей.

Когда чтение дошло до слов «Господин мой, имя мне Ксения, потому что я стала ксенией, то есть странницей, по любви к Тебе…» я вспомнил о себе, что я такой же странник в монастыре, и старался дышать тихо, чтобы не спугнуть мысль. Такую пользу я получил от этого чтения, что и сейчас в день, когда поминают святую Ксению, перед очами моими проносится чужбина, которой стал теперь для нас Афон. Ведь мы пришли к отцам, многих из которых до этого не знали.

Тогда великую пользу желающему спастись приносил запрет спрашивать, откуда кто происходит и по какой причине кто оставил мир и решил стать монахом.

Ведь один мог быть в миру богачом, другой – княжеским сыном. Но все устремились ко спасению силой божественной любви. Поэтому все дела людские знал только игумен монастыря, который направлял всякого монаха ко спасению. Чтобы не позволить монаху превозноситься, он говорил эконому:

– Ты присматривай за этим уродом: был бы он порядочным человеком, не пришел бы в монастырь.

Игумен садился на стасидию, когда читали псалмы, и если он видел, что какой-то монах льет слезы, то ругал его, как впавшего в прелесть. Он говорил, что мол в монастырь он пришел не добровольно, а только чтобы тяжелые грехи отмолить; говорил и другие обидные слова.

Монастырские отцы, слыша эти горькие упреки, молчаливо одобряли их, понимая, что старец поступает мудро.

Сбор винограда в афонских монастырях

«Виноград, – говорил он, – можно собрать только с виноградника. Но его нужно давить, игумен сейчас и работает на току, а после в бочках забродит сладостное вино».

Когда молодые слышали это, то спрашивали:

– Но ведь виноград всегда можно успеть собрать?

А отцы понимали, что виноград – это брат, а виноградник – мир сей. Брат оставил мир и добровольно предал себя в руки игумена и всех братьев.

Братия, когда слышали, что игумен разговаривает грубо, радовались и говорили брату:

– Отче, поступай так, как тебе было велено.

Один называл одно дело, а другой следующее, и так все труды выполнялись с большой радостью и плод пользы пожинался обильно.

Когда брат шел к игумену и признавался, что кого-то огорчил, игумен отвечал ему кротко и строго:

– Ты видишь, что наделала твоя надменность, твой эгоизм? Ты эгоист и гордец, и поэтому братья вынуждены тебя порицать, чтобы твое сердце освободилось от бесчестных страстей. Об этом написано в книге «Духовное зерцало». Ты знаешь, что сначала нужно положить основание отшельничества, именно – освободить себя от грехов. Все почти грехи – дочери превозношения.

Выслушав такую речь, брат устремлялся на труды, словно изжаждавшийся олень, проявляя стойкость и терпение и беря в пример прежних отцов, которые все терпели со словами:

– Мы стали странниками, оставили свою отчизну и считаемся везде чуждыми. Ты же, Боже мой, и был наименован «странником», как изрек о Тебе святой Иосиф Благообразный, мудрый советник. Помози нам, ибо подобимся мы Тебе, бесстрастному Богу, и желаем достигнути еже быти сыны Вышняго вси, да не утратим Твоей божественной любви.

Вот сколь полезна была община для наших отцов. Все почти всецело предавали себя в руки игумена и умерли на монастырском служении, сами ничего не прося, но ожидая, пока игумен выдаст плащ или накидку.

Когда они умирали, то не печалились, что не увидят больше своего монастыря, но преисполненные радостью и ликованием, отвечали на вопросы скорбящих:

– Я отправляюсь в путь. Там я встречусь со святым Симоном, святым Иоасафом Царевичем, увижу всех отцов, которые до меня жили в нашей благословенной обители. Наш монастырь – лествица, возводящая братьев на небо.

Тогда мир с великим благоговением взирал на Святую Гору Афон. В виду его никогда не показывалось никаких кораблей, как при нынешнем нечестии, когда из Уранополя выходят теплоходы с музыкой. Ради денег берут они на борт и женщин, которые веселятся и кричат, не понимая, что Афон – всемирная святыня. Как женщинам запрещено входить в алтарь, так им запрещено быть гостями Афона.

К сожалению, и монахини, забыв о поставленных перед ними задачах, трубят о себе по всему миру как о самых благочестивых и отправляются в морские поездки под руководством архиереев и иереев, и плывут прямо вдоль афонского берега. Они забывают, что случилось с Евтихией, жившей в Каллифее. Она села в лодку, и, когда плыла мимо Карулий, как раз где совершал подвиг блаженный Симеон, начался шторм. Она повернула назад со страхом и трепетом и стала просить у Пресвятой Богородицы прощения за дерзость. От ужаса Евтихия скончалась в гостинице в Фессалониках. Затем ее перевезли в Афины и похоронили, не известив даже духовника.

Пишу вам об этом, чтобы вы знали, сколь заботится о наших святых местах Пречистая Дева Пресвятая Богородица. Она заступается за нас и желает, чтобы души наши были яснее солнца. Поэтому женщины и не должны нас смущать.

Ведь монаху нужно, чтобы его ум и разумение были чистыми в час молитвы. Он не должен думать ни о чем, кроме красоты Богочеловека Иисуса и красоты Всенепорочной Его Матери, благодаря Которой, познав смирение, мы удостоимся взойти на высоты и видеть Бога непрестанно.

Сторонитесь догматических споров, поскольку они иссушают душу.

Прошу ваших молитв, да окажет Бог милость Свою и да спасет душу мою.

Среди зеленых лугов Афона сокрыт монастырь Симонопетра. В нем содержат быков и мулов, которых привозят из метохий, лишь бы они были мужеского пола. В прежние дни на моей памяти пастухом этого скота, или, как говорят на Афоне, «погонщиком», был отец Геронтий.

Родился отец Геронтий на Сикии, как раз напротив Святой Горы. После смерти жены он прибыл в монастырь, где познакомился с отцами, управлявшими метохиями обители в Сикии. Пройдя надлежащее испытание, он был пострижен с именем Геронтий. Стадо в монастыре не держали в стойлах, оно свободно ночевало у монастырской стены. Отец Геронтий созывал всех быков вечером и гнал их на водопой, приговаривая: «Ну, ну». Благословенный скот приходил к нему и ластился к его груди.

Если он недосчитывался одного мула или бычка, то, помолившись святому Модесту, отправлялся на поиски. И еще, всякий раз, когда он призывал имя святого Модеста, – недужная скотина сразу же выздоравливала.

В то время из Фессалоник, бывало, на Афон приезжали мясники, покупали этих бычков, а деньги мы отправляли на создание школ в порабощенных турками областях.

Отец Геронтий был очень кроток; и сейчас, когда я вспоминаю его, он как живой стоит передо мной, преисполненный молитвы. Он вызывал удивление всех в нашей общине.

Однажды братия спросили, как он стяжал свою кротость. Тот ответил:

– Когда я был в миру, мне приходилось пасти и коз, и овец, кого только ни приходилось выводить на пастбище. Но прибыл я в монастырь и услышал однажды чтение, как один человек гнал своего осла по дорогам и всякий раз, сворачивая, бил осла, чтобы он пошел куда надо. А затем осел отверз уста, по воле Всемилостивого Бога, да и изрек: «Что ты меня бьешь?» Я тут и понял, что плохо поступаю, когда злюсь на животных. Как можно бить тех, кто ничего не замышляют против меня? Вот я и сменил путь, – в своей душе. Сразу во мне воцарились мир и радость. Я понял всей душой, что должен подражать своим мулам, быть таким же послушным, как и они. Посмотри: куда бы я ни пошел, кричу им – и они подходят ко мне с великой радостью и ликованием. Со мной все доходят до луга, где позволено их пасти.

Зимой я очень огорчаюсь, что в нашем монастыре нет стойл и приходится прятать их в сарае; а оттуда они выходят, щиплют траву, потом же с радостью возвращаются спать в сарай. В нем я тщательно вычищаю весь навоз и отвожу подальше, а иначе будет влажность и мулы разболеются. Навоз забирает садовник для нужд в монастырского сада. А если навоза много – его берут и отшельники для своих грядок.

Вот таким кротким и внимательным был отец Геронтий. Он никогда не противился повелениям старца и эконома, хотя тот в наши дни был очень строг. Однажды он увидел, как я несу дрова в кухню, и сказал:

– Прошу тебя, отче Христ, будь бережлив, не трать спички зря. Ты видишь, что монастырю приходится утесняться. У нас всю ночь горят малые светильники, и за неделю уходит полбочки керосина. Ты еще маленький, поэтому нам, отцам, и надлежит тебя учить бережливости и вниманию. Вот посмотри, как ты вешаешь свою одежду сушить после стирки, – не нужно вешать ее на солнце, а то она выцветет и легко будет рваться. Ты увидишь, что одежда порвалась, и совесть тебя начнет обличать, и спасаться тебе будет труднее.

Я не видел отца Геронтия в последние дни его жизни, потому что ушел за подвигом в пустыню. Так и я в этом подвиге хожу-брожу, не зная даже, спасется ли моя душа.

А здесь, в скиту, в котором живу, все замечают, что нет ни одного осла или мула, на котором можно было бы возить дрова или снедь. Ведь в уставе скитского распорядка содержатся прещения монахам приводить с собой животных. Иногда, когда очень нужно, зовут мирян, и они привозят зерно на своих ослах, а ни для чего более скот нам не нужен.

Когда я был совсем юным, то захотел, чтобы меня приняли в Кавсокаливию. Туда я отправился в воскресенье. Уже в понедельник утром меня взяли на сбор оливок – ведь был октябрь и в этом деле была занята вся братия. Мне сказали, что послушник, прибывший на Святую Гору, по преданию прежних святых, должен поработать садовником. Ведь сад – это самое важное снабжение всякого монастыря. Как только приходит гость, начальник гостиницы бежит к садовнику, чтобы тот выдал апельсин, лимон или персик, или что-то еще, сообразно времени года, Поэтому всякий монах должен знать ремесло садовода.

Затем я стал изучать великую науку монашеского жительства в монастыре, и отцы мне показали в святоотеческих книгах, что первой заповедью, данной праотцу Адаму от Всеблагого Бога, была обработка земли. А после преслушания он соделался уже пахарем и стал получать плоды земли только после тяжких трудов. Одними плодами он питался до Ноя, ибо тогда, до потопа, не ели мяса. Сказали мне: «Не будем тебе подробно говорить об этом, отче Христ, – со временем сам все прочтешь».

Начинатели монашества находили скудные источники воды, выращивали всего лишь несколько грядок, этим питались и достигли меры святости. Здесь, на Святой Горе, где ты теперь поселился, если пойдешь к пещере святого Симона, монастырского ктитора, то увидишь ручей, освященный этим святым, и небольшие огороды, которые он сам перекапывал, питаясь выращенными овощами. Не буду говорить тебе много: подрастешь и сам узнаешь все гораздо лучше.

Послушание в саду

Сюда тайно прибыл Иоасаф, сын сербского короля Углеши. Его поставили работать в саду, и садоводом он пробыл шесть лет. Потом уже, незадолго до смерти, оказалось, что он королевич, и он так и умер монастырским садовником.

Видишь того низкорослого деда, который идет с радостью и ликованием? Он был пострижен в другом месте. Продав в Америке все свое имущество и пожертвовав золотые червонцы, он приехал и попросил, чтобы ему позволили построить подле Святого Симона келью, но не из камня, а из еловых кругляшей. Блаженный старец отец Неофит, прозорливец, благословил его. Он построил келью из кругляшей, а что он ест, знает только он один. Мы видим, что у него есть огород, который он вскапывает, а излишек плодов отдает в больницу. Он приходит в церковь, ты все время его видишь, и в конце литургии уходит раньше других, не успев ни с кем перекинуться взглядом. Ведь его делание добродетели должно сохраняться втайне.

Вот там, на склоне, обитель Иоанна Богослова – там прекраснейшие пашни, где растят бобы. Два дня работы всех братьев. Но эти бобы раздают как милостыню всем отшельникам и пустынникам. Они благодарят Пресвятую Богородицу за такую милость и за премногие труды отцов. А если тебе, брат, не нравится быть садовником, собирай вещи и уходи из монастыря.

Я ушел из монастыря в скит Святой Анны. Там мне сказали: «Здесь пахота. Если не будешь поливать, то и пить тебе не дадут». То есть, если не научишься садоводству, не сможешь удержаться в скиту.

Я ничего не боялся в скиту, не любил только таскать корзины с оливками: очень болела после них спина. Блаженной памяти старец был рассудительным и подбадривал меня как мог.

Вы меня спрашивали, и я вам это отвечаю, а вы уж поступайте, как хотите.

Я столько лет не говорил об этом, потому что боялся ввести в соблазн молодых афонцев.

Но когда меня спросил об этом игумен одного монастыря, то я все ему рассказал и привел в пример заместителя игумена монастыря Дионисиат – отца Гавриила, который и в 90 лет копает грядки. Кто хочет стать монахом, пусть обучится садоводству, посвящая этому хоть час в день, – иначе он не научится, как следует. А видя, какие помидоры или огурцы он вырастил на грядке, преисполнится радостью и благодушием.

Когда я был послушником в Симонопетре, то однажды в субботу утром сидел в большой печали. Закончилась трапеза, и мне, как помощнику повара, предстояло перемыть все тарелки. Я вышел пройтись во двор, чтобы избавиться от тоски, навеянной действием моей злой воли.

Подойдя к воротам, увидел отца Косьму. Рядом с ним стоял его послушник Стефан.

Отец Косьма по афонскому обычаю сказал мне: «Благословите», – и я ему ответил, как положено: «Господь благословит». Отец Косьма взглянул на меня и увидел, что я огорчен. Он спросил: «Что с тобой случилось?» Со слезами на глазах я молвил:

– Отче Косьма, у меня на душе очень тяжко, так как помысл нашептывает, что можно было бы оставить мир в зрелом возрасте, а не в детском.

Старец сразу ответил:

– О чем ты говоришь, отче Христ? Ты должен благодарить Пресвятую Богородицу за то, что Она ввела тебя в Свою ограду еще в детстве. Пресвятая Владычица наша соблюла тебя от множества зол, которые творятся с нашим народом с 1922 года[26]26
  Вероятно, имеются в виду изгнание греков из Турецкой республики и разрушение греческой общины в Малой Азии, секуляризация правящей верхушки и перемена календаря, произведенная патриархом Константинопольским Мелетием.


[Закрыть].

У тебя печаль на сердце? Библиотекарь отец Дамиан выдал тебе для чтения книгу аввы Дорофея. Так почему ты на деле не применяешь то, что прочитал?

Ты выходишь за ограду монастыря, видишь огороды. Когда честные отцы производят посадки, то сначала берут тяпку и очищают землю от всех сорняков, а потом уже сажают бобы, горох, фасоль… Для тебя, как и для любого монаха, есть одна тяпка – чтение святых отцов. Ты на послушании, у тебя есть хороший советчик – авва Дорофей. Начни чтение этой святой книги с главы о послушании. Выполняй все, что говорит тебе преподобный Дорофей, это – твоя священная обязанность. Тогда ты очистишь душу от сорняков чтением, словно тяпкой. Авва Дорофей учит, как обрести умиление, он учит, как вставать рано и с великим рвением ходить на все церковные службы, учит, как отсекать свою волю и свое помышление. Когда человек отсекает свою волю и свое помышление, он достигает высочайшей добродетели.

Повар, которому ты поставлен помогать, тоже порой подавлен множеством трудов на кухне. Но тем сильнее он призывает Бога в своей молитве и избавляется от скорби. Так что терпи и прежде всего не забывай о том, что всякое зло, которое с тобой здесь случается, происходит только по твоей небрежности. Беспечность – смертный грех, он разрушителен не только для тебя, но и для всего мира.

Ты можешь также почитать византийскую историю и увидишь, что именно нерадивость византийских императоров и довела империю до катастрофы и рабства.

А в наши дни ты видишь, что сначала воодушевление принца Константина и Элевтериоса Венизелоса привело наш богоспасаемый народ ромеев в Македонию, Фракию и едва ли не до стен Константинополя. А как только они дали себе послабление, как ранее византийские императоры, то мы и попали в рабство всему европейскому мещанству, атеизму, а теперь все дело кончилось гражданской войной.

Посмотри на отца Иеронима. Как доблестно он трудится на своем месте, не думая о том, что устал, голоден, жаждет! Он никогда не опаздывает на службу и никогда не уходит раньше времени.

Все это он выучил за аналоем, читая Писание и святых отцов. Ведь он всегда повиновался словам Господа и Спасителя нашего

Иисуса Христа: исследуйте Писания, ибо в них чаете иметь жизнь вечную[27]27
  Ин. 5, 39.


[Закрыть].

У нашего монастыря есть скит Панагуда, рядом с мельницей Григориата. Видишь, я взял с собой отца Стефана; и вот, я, по неопытности в монашеском жительстве, стал заблуждаться, поддался бесовскому мороку и потянул его за собой. Тогда я пошел к духовному наставнику отцу Матфею и к старцу Леонтию, которые совершают подвиг безмолвия в скиту Святого Симеона. И вот, под руководством этих святых отцов он понемногу возвращается на путь монашеской жизни. Когда монах осознает свое заблуждение, тогда начинает обращаться, под руководством опытных отцов, к деланию сердечной молитвы. Такая молитва возжигает сердце ее делателя и соединяет его с Триипостасным Богом, привнося в сердце совершенное послушание. И вот, я предаю себя под руководство старцев, отца Матфея и отца Леонтия.

– Прошу тебя, отче Косьма, расскажи мне, что такое сердечная молитва, чтобы я также научился ее совершать.

Отец Косьма ответил:

– Ты новоначальный монах, тебе полагается читать авву Дорофея, как мы тебе и повелели, а также акафист Иисусу Сладчайшему, напечатанный в книге «Духовная брань». Когда ты читаешь эти книги благоговейно, то начинаешь проливать слезы радости и ликования. И в тот миг, когда у тебя возникают эти слезы, надлежит думать о том, что ты продан монастырю на послушание. Вспоминай, как Владыка Христос показывал предельное послушание Своему безначальному Отцу. Когда читаешь авву Дорофея по порядку глав, то, чувствуя пользу от такого чтения, умоляй Пресвятую Богородицу о спасении твоей души.

И вот таковых-то прекрасных наставлений я не послушался! Я оставил общежительный монастырь и отправился в пустыню. Поэтому, вместо того, чтобы быть единым с Богом, как я намеревался, блуждаю по улицам и проулкам между Афинами и Пиреем.