Текст книги "Кремлевский джентльмен и Одноклассники"

Не плавать больше Василию Аксенычу на серебряном катерочке, подумал Сергей Вихорь. Не ступить на борт красавицы своей «Майи Плисецкой».

Глава 9
Женщина на корабле. Море волнуется раз

Желтая, тяжелая волна стучалась в клепаный с ржавыми потеками борт недалеко от моего иллюминатора. Каюта казалась бы уютной, если бы не койка в виде гробика, сантиметров на тридцать короче моих ног. Принц бы здесь отлично поместился, но я уже заглядывал к нему, там койка еще меньше.

Предполагается, что ни одна живая душа не знает, где мы. Разве что Валерка Бондарь, который должен был кое – чем напрячь адмирала Дзюбу…

У причала булькала автоцистерна, похожая на поливочную машину. С нее на борт закачивали воду – грязную, техническую для рефрижераторов. Вода из под крана тоже здорово воняла соляркой. Хорошо, что я захватил два полных рюкзака минералочки.

Команды на кораблике мало. «Мистрайз» – посудина и шаткая и валкая, как раз такая, чтобы можно было догнать на моторке с ручным пулеметом. Оружия шаланде под Либерийским флагом не положено, а палубные найтовы забиты лесом, хорошим бразильским лесом. Еще есть трюм, надстройка, машинное, и несколько кают для экипажа. В судовую роль вписаны капитан и два помощника, один из которых – задумчивый украинец по паспорту Семен Цапля, остальные же от радиста, до кока – малайцы.

Фамилия капитана Грин, этот герой щеголяет в хромовых сапогах, шортах и белой рубашке, лицо имеет острое, как топор, бритое, но с выгоревшей на солнце челкой, которая делает его похожим на смуглого, голенастого Гитлера.

Вот с такой командой нам предстоит месяц бороздить воды, где уже два года бесследно исчезали суда под разными флагами. Где не вышла на связь последняя частная собственность покойного Василия Аксеныча, красавица его «Майя Плисецкая». А все потому, что у Принца обостренное, но своеобразное чувство справедливости.

Если ему надо, чтобы два литовца – бомбиста поехали в свадебное путешествие прямиком из тюрьмы, они поедут. Разве что на случай клеветнических обвинений в пособничестве Принц заведет электронный ящик, который не смог бы взломать только ленивый, и напишет там – ах, а я и не знал. Если ему надо ловить пиратов, он их ловит на живца. Точнее, на себя.

– Мы их найдем, – сказал Принц, когда все разъезжались с импровизированных двойных похорон, и уже второй воинский салют отгремел над бухтой (эскорт из мерсов наконец разгрузился, и ритуал прошел очень пафостно).

Бондарь вызвал из Москвы лучших сыщиков, но Принц даже не интересовался результатами расследования, просто спустился в холл, и я наблюдал, как он спрашивал портье: «Рыжий?» и морщил физиономию, а портье строил в ответ рожу куда страшнее.

– В Окладинске искать нет смысла, – сказал Принц нам с Тамарой и Валеркой за последним нашим заполярным обедом. – но мы этого рыжего Полякова найдем.

Все заброшено. Человек, звонивший за тридевять земель из питерского проходного двора, забыт. Ленечка, небось, пройдя хорошую школу в цепких руках Лотты Карловны, теперь любой диктат готов воспринимать, как казачью вольницу…

Я распихал сумки под стол и над койкой, после чего заглянул в трюм, чтобы посмотреть, какие там тараканы. Никогда еще не видел сухогруза без тараканов, а по их состоянию и настроению сказать о капитане и команде можно многое. Судно промышляет контрабандой кокаина – тараканы нервные, пугливые и манерные. Посудина используется для перевозки краденных ценностей, тараканы тихо смотрят на вас из щелей.

В трюме было жарко, железо гремело под ногами и липло к рукам. Кроме бразильских бревен мы везли какие‑то железяки, частью в ящиках, частью так. Я не увидел особой разницы между этим оборудованием и тем, например, которое, в собранном виде вскользь наблюдал на заводе в Окладинске. Точнее, здешние железяки походили на окладинские один в один, но все промоборудование похоже друг на друга, как представители другой расы.

Больше в трюме ничего я не обнаружил и сделал вывод, что судно недавно красили, а тараканы здесь скрытные. Не самый добрый знак. Выходя в море, я становлюсь суеверным.

На палубе закачка воды в баки таки закончилась. Семен Цапля, лысый, но, конечно же, усатый, покричал двум арабам на берегу, и те отцепили кабель, тянувшийся с нашей мачты в портовую контору. Отходим.

– Сначала, Шкипер, нас покачает, – никакой походки вразвалочку, капитан Грин вышагивал, как дрессировщик на арене цирка, прямой и длинный.

Улыбка обнажала крепкие, как у кролика, резцы, левый косо отколот. – Но у вас‑то, Шкипер, не должно быть проблем с вестибулярным аппаратом.

Он привычно смерил меня взглядом с ног до головы. Была у него такая манера, и всякий раз возникало ощущение, что капитан Грин подошел к тебе, чтобы, словно на ринге, стукнув кулаками друг о друга, в знак спортивной дружбы и приязни, начать друг друга молотить ногами в голову. Судя по фигуре, он вполне мог в прошлом заниматься кик – боксингом, или тайским, где там дерутся в хромовых сапогах, не знаю я уж этой тонкой разницы.

– А когда пассажиры очухаются, – продолжал капитан, опершись на леер и глядя, как неспокойная вода лижет причальный канат: – милости просим всех в кают – компанию. – Шкипером он стал меня называть за то, что я с ходу… ладно, не важно. Кстати, Принцу эта бестия дала кличку Командор.

Малайцы веревками затащили сходни на борт. Загрохотал якорный клюз, электролебедка с воем стала выбирать якорь из илистого дна. Последние москиты взвились над палубой, размышляя, отпустить меня с миром, или погибнуть героически.

* * *

Вроде и болтанка была вполне терпимой, вроде и море спокойное, и пластиковые бутылки по волнам уже почти не кувыркались. Настроение мне не смогли испортить даже руки и свежевыбритая морда, отчаянно пахнущие соляркой. Но, когда я услышал что в кают – компании играет граммофон, все как‑то соединилось в моей голове, все намеки, косые взгляды и недоговорки, сопровождавшие эту безумную затею с самого Окладинска.

Твердым шагом я протиснулся по крутому трапу и заглянул в окна палубной надстройки. Все правильно. Случилось худшее, чем десяток катеров с вооруженными до зубов неграми. Худшее, чем водоворот Мальстрем, или внезапное появление морского змея. Я распахнул железную дверь, с игривой наклейкой «Welcome» над иллюминатором.

– Привет, Сережа!

Стол с бортиками, чтобы при качке не скатывались тарелки, с шиком был накрыт белой жесткой скатертью. Грин и оба помощника сидели напротив своих тарелок, наполненных ровно наполовину красной томатной жижей – холодный суп, стало быть, очень вкусно в тропиках. Приборы сверкали, яства благоухали, стюард, в котором угадывался сменный рулевой, щурил глаза из‑под белого колпака.

И среди этого блистающего великолепия – она. Черные волосы до плеч. Небрежный взгляд морского волка, верного сторонника настоящего братства моряков, которое проверяется только в море, только в рукопожатиях крепких мужских рук, с мозолями от такелажа и рангоута. Сюда подошло бы белое шелковое платье, но в шелке сейчас жарко, и все в кают – компании только делали вид, что едят суп…

Трудно назвать это вырезом. Вырез как раз неглубокий. Но черный эластик так выгодно облегал и вправду недурную женскую грудь, что меня продрал по коже мороз уже не суеверия, а самого настоящего фатального предчувствия катастрофы, знакомого любому моряку, которому не нужно объяснять, что значит женщина на корабле.

– Что ты тут делаешь, Тома?

Грин опустил блестящую ложку в томатный суп. Сказал сухо:

– Прошу прощения, Шкипер. Но на моем судне не принято отказывать в приветствии дамам! Особенно тем, кто едут пассажирами первого класса, оплатив проезд в две стороны.

Я зацепился ногой за коммингс, прикрыл дверь и сказал:

– Простите. Очень рад. Здравия желаю, товарищи моряки.

И, ни на кого не глядя, сел.

– Попутного ветра, джентльмены!

Принц появился, когда я доламывал вилкой картофельную зразу. Семен Цапля, смущенно и очень галантно похохатывая, рассказывал Тамаре о маленьких приключениях, которые случаются, когда ненароком входишь в зону учений французских военно – морских сил на Тихом океане. Второй помощник, ничего не понимал из беседы, но вежливо кивал мне, поминутно предлагая то соль, то оливковое масло, которое я столь же упорно отвергал. В жизни не участвовал в таком красивом обеде.

Редко мне удается видеть, чтобы Его Высочество растерялись. Принц застыл в дверях так же, как недавно я. Под мышкой он нес сложенную в несколько раз лоцманскую карту, и мне стало его особенно жаль. Он хотел, наскоро пообедав, увлечь команду корабля волнующим и опасным планом экспедиции, обозначив циркульными кружками зоны исчезновения кораблей. Измеряя тем же циркулем расстояния от порта до порта, внося поправку в курс на магнитное склонение и пассат.

И что в итоге?

– Прошу прощения, Командор, – уже со знакомой интонацией произнес капитан, отпивая глоток компота из сухофруктов, – но у нас не принято…

– Укачало меня, джентльмены! Укачало! – сказал Принц нервно и с силой захлопнул тяжелую дверь. Видно было, как он почти бегом бросился по палубе и скрылся за паровой лебедкой:

– Бедненький, – с лицемерной жалостью проговорила, почти пропела Тамара: – тошнит его. Вы не знаете, почему женщины переносят морскую болезнь легче мужиков? Я, конечно, не про моряков говорю…

Второй помощник так и растаял, когда она улыбнулась ему, но промолчал. Грин крякнул, и сказал, многозначительно пригладив свою челку на лбу:

– Физиология.

А добрый Семен Цапля наморщил лоб и пробасил:

– Сухари нужно первые два дня жевать. И клюквенный экстракт помогает. Эй, Цанг, где у нас экстракт? Да не мне!

Судя по всему, у него была язва. По – спартански зажаренный кусочек белого хлеба на огромной тарелке. Или старпом худел.

* * *

Ночь не принесла прохлады. Волны поменяли направление и теперь заваливали нос чуть вправо. И при каждом ударе из под форштевня над палубой взлетали брызги. Я постоял на баке, подставляя лицо. Ходовые огни светили на мачте, на трубах и по борту, но еще один оранжевый сиял, как звезда, сквозь стекло ходовой рубки.

Я прижался носом к стеклу, колючему от высохших кристаллов соли. Рулевой – приземистый малаец – как раз вытащил изо рта окурок папиросы, щелчком выбросил в иллюминатор и, даже не закрепив руля, шагнул к крану пожарного гидранта. За такие дела на эсминцах адмирала Дзюбы сажают в карцер на двое суток, подумал я, глядя, как рулевой жадно глотает.

Трап по правому борту оказался не такой крутой, под ним размещалась радиорубка. Я спустился и, стараясь ступать по соломенным циновкам неслышно, подошел к двери каюты.

– Кто?

– Почтенье, Принц.

Он открыл не сразу, потратив время на три оборота ключа. Зато сразу же, только увидев мою полную сочувствия физиономию, поспешил сказать:

– Черт с ней! Во всяком случае она там, а мы тут.

Принц не ложился. На малогабаритной койке была расстелена карта и светил открытым экраном ноутбук.

– Спутник ловит?

– Прекрасно ловит. Пираты пока шляются по морям, а в космосе чисто. Вот взгляните, сэр, получается довольно интересно.

Он, и правда, держал в руках циркуль и выписывал им на карте ажурные окружности. Каждую окружность пересекали во все стороны извилистые кривые карандашные линии разного цвета. Каждая выходила из одной и той же точки побережья – неприметного порта в пятидесяти километрах от столицы. Каждая, попетляв по сетке меридианов и параллелей, обрывалась.

– Малый танкер «Глория». Отчалил якобы с грузом сырой нефти третьего декабря. Команда восемнадцать человек. На второй день пути подал сигнал бедствия, но далее на связь не вышел.

Толстая красная линия с двумя странными петлями посредине.

– У них компас за борт упал? – спросил я, указывая туда.

Принц посмотрел на меня с уважением и даже, я бы сказал, одобрительно:

– На первые же сутки с «Глории» поступило сообщение об исчезновении матроса. Пропажу вахтенного обнаружили, когда стало ясно, что корабль лишился управления. Волны били в борт, ветер примерно баллов пять[11]11
  Шкала Бофорта – условная шкaлa для визуальной оценки и записи силы (скорости) ветра в баллах. Пять баллов – это неспокойное море, хорошо развитые в длину, но не очень крупные волны, повсюду видны белые барашки. Ветер чувствуется рукой, вытягивает большие флаги, свистит в ушах
  http://otvetin.ru/naukatchech/1934–chto‑takoe‑shkala‑boforta.html


[Закрыть]. Понятное дело, что команда потратила ночь, застопорив машины и пытаясь найти пропавшего. Это произошло здесь.

Ножки циркуля уперлись в синий кружок, откуда тянулась линия, и в крестик, пересекший ее почти посредине. Лампа под потолком не горела, но, чтобы рассмотреть карту, хватало света от экрана ноутбука. На экране красовался маленький юркий танкерок, любимец частных предпринимателей и страховых авантюристов.

– Что из этого следует, Принц?

В дверь тихо поскреблись. Принц подвинулся спиной под иллюминатор и, сделав мне знак молчать, негромко простонал, словно во сне ворочался.

– Бедный мой, – грустно сказала Тамара по ту сторону двери: – я тебе морсу принесла.

Некоторое время никто не двигался, потом на палубе зашуршали шаги по камышовой циновке.

– Маломерная грузовая шхуна «Серенити», – шепотом продолжал Принц, – что в переводе означает «Светляк».

– Да что ты?

– Не перебивай. Пропала на третий день пути. По дороге поступило не одно, а два сообщения. Первое, о пропаже человека. Вот здесь…

Я быстренько схватил циркуль и измерил расстояние от порта до креста на зеленой линии. Оно отличалось почти в полтора раза.

– Скорость выше, – пояснил Принц, как будто только того и ждал: – как идет танкер, и как идет шхуна. Короче говоря, человек исчез первой ночью, но потом нашелся. Лежащий в трюме с разбитой головой. Об этом по радио капитан решил не сообщать. Отношения в команде были не лучшими, поэтому он приказал двум матросам не распространяться о находке. Труп отнесли в лазарет, чтобы начать расследование по приходе в порт, до которого оставалась пара дней пути. Но дошли они только досюда.

Второй зеленый крестик был недалеко от рассыпавшихся по карте, как горох, островов. Дальше линия не вела.

– Сигнал бедствия?

– Да, но не простой СОС. Радист успел передать, что на судне бунт. Моряки обнаружили погибшего и ворвались в кают – компанию. Началась стрельба. Потом пропала связь.

– А моторки, следующие за кораблем?

– Моторки, это особая песня. Их замечали неоднократно, например, с лихтера «Кондор», или сухогруза «Циемс-2».

– По понятным причинам нам ближе сухогруз, – признался я: – что приключилось с сухогрузом?

– «Циемс-2», флаг Никарагуа. Вышел якобы с грузом нафтана и спирта в бочках. В первые два дня пути команда неоднократно наблюдала на горизонте моторные катера с вооруженными людьми, которые к борту однако ближе трех миль не подходили. В начале вторых суток с корабля бесследно пропал человек. Точнее – жена старшего помощника, которую он поселил в своей каюте. Волнения не было, полный штиль, судно шло под дизелями при хорошей видимости. Вахтенные и рулевой ничего не смогли рассказать…

Циновки снова зашуршали. Шаги решительные, но неравномерные. Я представил, как в ночной темноте, держась за мокрый от брызг леер, бродит эффектная женщина со стаканом морса в руке, и мне стало полегче.

– Открой пожалуйста! – велела Тамара тем голосом, которым вероятно требует от Ленечки принять при простуде Колдрекс или Упсу, «вкусный, шипучий, как лимонад прямо, м – м, ну что ты не понимаешь, паразит, что ради твоего же здоровья?». – Я знаю, что ты меня слышишь, Принц. Я знаю, что ты не спишь. Ну открой пожалуйста, выпей и все, и я спать пойду. Или я не засну сегодня вообще, ты этого хочешь?

Принц молча пролистал несколько интернет – страниц на экране, и я увидел фотографию, сделанную с мостика. Большую часть ее занимал кусок спасательного круга с буквами ZIEMS-2, но виднелась и палуба. Я не сразу понял, вокруг чего стоят несколько моряков и старик с трубкой в зубах. Потом разобрал. На палубе устроили брезентовый бассейн, в таких купают по традиции моряков – салаг, впервые в жизни пересекающих экватор. И вот в этом бассейне лежало обнаженное женское тело. На жене старшего помощника сухогруза «Циемс» не осталось одежды, только украшения – ожерелье и браслет.

– Порнуху небось в интернете ищешь! – злобно сказала Тамара и ушла.

– Надо ее увести в каюту, – сказал Принц, серьезно посмотрев на меня.

Не то, чтоб я пришел в восторг:

– Я? Почему я, Принц? Она не ко мне в дверь ломится, а к тебе. Она мне скажет, что я ее не понимаю. Что я – лишний и напрасно суюсь в отношения людей, которые воображаю, что имею право решать…

– Надо. Будет. Увести ее в каюту, – повторил Принц голосом, от которого у меня мурашки по коже пробежали: – если замерить каждую из этих линий до первого креста, а потом разделить на примерную скорость судна, получается… – он ткнул в угол экрана, где мигали цифры: – четырнадцать часов пути. Мы отчалили десять часов назад. А вернешься, я тебе еще кое‑что покажу. Отвертка есть?

Я отдал ему швейцарский нож с кусачками и плоскогубцами, но спросить ничего не успел, потому что на этот раз Тамара вернулась куда быстрее, и я увидел, как ее симпатичная ладошка расплющилась о дверной иллюминатор, звякнув платиновым колечком по толстому стеклу.

– А я тебе подарок принесла! – сказала Тамара очень веселым, даже каким‑то бесшабашным тоном: – ты же англичанин? Т – ты – англичанин! Так вот, англичанин, тебе английский теплый свитер…

Волна с шумом разбилась о фальшборт, и на секунду все за иллюминатором стало белым… а потом мокрым. Ладошка пошлепала по стеклу, и сползла вниз.

– Ну Принц! – заныла Тамара: – Ну мне уже самой немножко плохо…

Кажется, подумал я, наша Тома выпила. И я, кажется, догадываюсь, с кем.

* * *

Очень тут крутые и узкие трапы. Я, пока доволок Тому до ее каюты, оббил ноги о ступени, а плечи об огнетушители, удивительно, как я еще их не посшибал.

– Я пить очень хочу, Сережа, – сказала Тамара, когда я со всей возможной осторожностью отделил свои руки от ее талии и вежливо улыбнулся, в смысле «спокойной ночи».

Это меня обрадовало. Я просто с содроганием ждал, когда бессвязное бормотание превратится в душеспасительную беседу на ночь. «Тебе не понять, Сережа… во всем свете одна… нельзя же избегать женщину, которая тебя любит, это же вредно»… Никогда не чувствовал в себе таланта исповедника, или психолога из службы доверия.

– Я тебе минералочки принесу, – пообещал я на радостях, правда, тут же об этом пожалел. Но, в конце концов, каюта рядом, и негоже первой, хотя и вечной невесте Российской Федерации с похмелья утром глотать из под крана воду пополам с керосином. Побуду джентльменом, решил я, хоть Грину нос утру. А то, как спаивать пассажирок, он тут как тут, Гитлер голенастый, а как тащить до койки, так его не дозовешься.

Когда я проходил мимо трюмного люка, мне показалось, что там мелькнула какая‑то тень, принюхавшись, я учуял запах крепкого морского табака. Что за плавучий кабак? – удивился я. Между бочками со спиртом кто‑то раскуривает трубку, рулевой бросает незакрепленным штурвал, танцы под граммофон…

Пока я так размышлял, мимо трапного иллюминатора падучей звездой пролетел еще один тлеющий окурок. Тропическая ночь – всегда красиво, особенно при небольшом волнении, и когда небо ясное. Я высунул голову на палубу, чтобы посмотреть на лунную дорожку, и увидел себя Грина с двумя матросами – малайцами. Он что‑то негромко втолковывал им, указывая биноклем на горизонт. Не буду мешать, решил я.

– Кто т – там? Это ты, Сережа? Я сейчас… – за дверью каюты послышалась возня.

Я испугался, не разбудил ли нашу непрошеную спутницу по путешествию, но, кажется, она просто умывалась. Волосы мокрые и лицо, а свой потрясающий топ она уже сменила на белую мужскую рубашку, которую использовала в качестве пижамы.

– Это тебе на вечер и на утро для опохмелки, царица Тамара. Настоящая грузинская минералоч…

– Т – ты зайди на минутку, Сереж…

Взгляд у нее был какой‑то не по хорошему мутный. Вообще‑то, после умывания такого взгляда не должно быть даже у сильно пьяных. Но женщины, как известно, лучше переносят качку и хуже алкоголь.

– Т – ты меня не бойся, Сереж…

– Я и не боюсь, – бодренько сказал я, отступая в коридор.

Не успел. Она цапнула меня за рукав и, чтобы не потащить ее за собой, я вынужден был остановиться.

– Т – ты скажи, Сереж, я уродливая, да?

– Нет, царица Тамара, ты совсем даже ничего, – сказал я, осторожно ставя бутылку с минеральной на стол.

В настоящем айкидо практикуются такие высвобождения от захватов, которые, если медленно провести, получается не больно, а просто странно. Как это ты упал? Главное, чтобы противник в данном случае упал прямо на застеленную койку. И не принял это за излишнюю вольность.

– А я т – тебе нравлюсь, Сереж?

– Очень! – искренне сказал я и, широко шагнув в коридор, попытался освободиться.

Не тут‑то было, Тамарка тоже знала айкидо, и это я ей такой захват показывал. Полуодетая, она тоже оказалась в коридоре и вцепилась крепче прежнего.

– Сережа… Я тебя прошу… Только сегодня… Иначе я с тоски свихнусь…

– Позвольте, Шкипер!

Я оглянулся. Черти морские меня подери! На трапе стоял капитан Грин и один из его верных, ни хрена не понимающих по – русски матросов. Вот что называется, Сережа Вихорь решил побыть джентльменом.

– На нашем судне не принято…

– Иди спать, Тамара! – крикнул я со страстью, которой хватило бы на десять Дездемонн.

И, уже не церемонясь, вывел нежную женскую ручку на рычаг, силой расцепил наманикюренные пальцы и отпихнул женщину обеими ладонями. Надо спросить, где она такие рубашки покупает. Только сначала пусть проспится. Я захлопнул дверь за отлетевшей в каюту Тамарой и только потом услышал, как она там внутри негромко вякнула, как кошка, перекинутая через забор. Ну слава богу, с этим разобрались.

– На нашем судне не принято так обходиться с женщинами!

Грин не казался пьяным, и перегаром от него разило никак не больше, чем от давешнего летчика – космонавта в буфете Шереметьево. Но взгляд его, масляный и бегучий, как огонь керосиновой лампы, мне не понравился. Он, пожалуй, меня на дуэль сейчас вызовет, фраер портовый.

– Не надо было женщину поить. Не к лицу это вашему судну, – буркнул я, пытаясь пройти мимо.

Матрос отодвинулся, когда я, набычив голову, сказал ему «Брысь», но вот Грин схватил все за то же плечо, где огнем горели следы когтей дикой кошки.

– Вы н – наносите оскорбление моему судну, Шкипер!..

– Да идите вы к черту, капитан!

Второй матрос, видимо, стоял наверху трапа, и прыгнул мне на спину оттуда. Хорошо прыгнул, грамотно, предплечьем сразу пережал кадык, чтобы дышать трудно, а свободной рукой и обеими ногами, как обезьяна оплел обе мои руки. Грин сходу засветил мне ногой в живот, не в низ живота, а чинно – благородно под дых. Сапоги у него с каблуками и набойками.

– Успокойся! – выкрикнул он мне в лицо, рассчитывая, видимо на результат. Ну и кораблик мы наняли.

Я принял его удар прессом, но пружинить не стал. Грин бил сильно, и не использовать его энергию негодования было бы расточительством. Согнув ноги, я упал плашмя назад, мысленно посочувствовав матросу, которому придется пересчитать ступеньки трапа позвоночником.

Шагнувшего вперед Грина я встретил босой ногой по колену. Не ахти какая атака, он только охнул и отступил, а я успел заметить, как малаец за его спиной тянет со стены огнетушитель. Ну, уж нет!

Оттолкнувшись обеими ногами от пола, я сделал что‑то вроде стойки на лопатках, и как только хватка за мое горло ослабла, прыгнул вперед ногами, рассчитывая встать на них. Но Грин, молодчина, от ударов не бегает, на лету обнял меня за колени и крутанул.

Коридор пошел колесом в моих глазах, башкой я въехал в дверь Тамариной каюты и услышал, как эта стерва поворачивает ключ изнутри. Слава богу! Ее только со словами «Ты все же постучал, входи скорей», тут не хватало.

На железный пол я упал локтем, искры из глаз полетели, как положено. Принес девочке минералочки, блин.

Когда тебя бьют ногами два моряка, главное помнить, что ребер двенадцать, а глаз, скажем, только два. Я подождал, пока им потребуется перевести дух и ударил малайца под правую коленку, благо она была близко. Малаец сел, все правильно, нервы у людей проходят по разному, но в данном случае я угадал с первого раза. В одиночку Грин меня на полу удержать не сможет.

Левый локоть еще не действовал, поэтому я правой отбил пару заходов под дых каблуком. Надо спросить капитана, когда протрезвеет, в каком порту он купил такие замечательные сапоги.

Мы стояли друг против друга среди образцово выкрашенных белой краской металлических стен узкого, сводчатого коридора. Матросы копошились: один на комингсе, другой на железных ступеньках трапа. Они больше не участвовали.

– Капитан Грин, – сказал я: – вы пьяны. Попробуйте унять свою фантазию, кликните матросов и идете спать к себе в каюту. Утром мы принесем друг другу извинения за некоторую несдержанность.

Он внимательно осмотрел в кровь разбитый кулак и вытер его о свою белую рубашку.

– Вы ударили меня… Вы меня всю дорогу оскорбляли… Вы домогались пассажира, беспомощную женщину, доверившую мне… – придумать продолжения этот фантазер не смог, вытащил из кармана дюймовую свайку и зажал в кулаке. – глубоко сожалею, Шкипер, о невозможности мирного разрешения…

Я поймал его руку на взлете. Человек, решивший бить кастетом, уязвим, как ни один другой боец, ведь из множества ударов, применимых в рукопашном бою он добровольно ограничивает себя только одним – прямой справа. Невольно сделав шаг мне навстречу, Грин не растерялся, а попытался ударить меня в лицо головой. Логично, но глупо. Слегка присев, я встретил его снизу вверх, лбом в ноздри. Верный нокаут.

Я аккуратно усадил безвольно уронившего руки капитана спиной к двери Тамариной каюты. Столь благородный человек вряд ли сможет обидеть нашу девочку. А девочка, в свою очередь, вряд ли сможет этой безумной ночью отодвинуть его тушу дверью и выйти погулять еще раз. Собственно, всем пора баиньки. Матросы, видимо, тоже так решили, поскольку оба на четвереньках убрались наверх по трапу, не сводя с меня напуганных раскосых глаз.

– Ну, ты чего так долго? – недовольно осведомился Принц, когда я втиснулся в его каюту.

Я многозначительно промолчал, он и сам все поймет, посмотрев на мою расквашенную физиономию. Но как же, будет джентльмен у джентльмена спрашивать, что за джентльмен ему вмазал.

Все это время Принц провел интересно и полезно, с помощью моего ножа поотвинчивал в каюте все, что крепилось к стенам винтами – архаичного вида барометр, длинноволновый радиоприемник и даже намертво привинченное к стене бра. Впечатление было такое, будто обезумевший от многолетнего заключения узник пытается проколупать себе дорогу к свободе, забыв про дверь и иллюминаторы.

– Ну и как?

– Ничего, – уныло сказал Принц: – обычно на задней стороне таких предметов пишут название корабля. Там бывает такая медная табличка…

На приемнике и бра табличек не было. На барометре по тусклой меди тянулось многозначное бессмысленное число.

– Что ты надеялся прочитать? Тебе слово «Мистрайз» нравится, наглядеться не можешь?

– Одно из названий, написанных здесь.

На экране ноутбука красовались девятнадцать суденышек – сухогрузы, танкеры, яхты. Безоглядно и смело плыли они неизвестно куда.

– Ты думаешь, что наш капитан подбирает инвентарь на морских кладбищах? – удивился я. – Такое бывает, но что ты докажешь, узнав, что этот барометр вывинчен в кают – компании «Светляка» или «Глории»?

Принц не ответил. Взял со стола мой нож и вышел. Хоть уже не хотелось никаких приключений, я покорно поплелся на безлюдную палубу. Даже рулевой не курил за штурвалом.

Принц взглядом художника прошелся по надстройкам, трубам, мачте. Что‑то прикинул, как будто выбирал план для фотосъемки. Двинулся по доскам настила, уже остывшим от дневного солнца, и потому не норовящим приклеить голые пятки расплавленной смолой.

– Сэр, поднимитесь‑ка сюда, – тем тоном, который не предусматривает возражений, велел он, забравшись почти на капитанский мостик.

Отсюда открывался чудесный вид на палубу, на лунную дорожку в море, на белую полосу кильватера за кормой.

– Ничего не напоминает? – Принц подождал ответа всего секунду и нетерпеливо показал рукой: – Вот там стояли люди. А там был натянут брезент для бассейна. Воды в бассейне уже не было, зато лежала мертвая женщина. Голая, но в драгоценностях. Теперь смотри.

Склонившись к укрепленному на леерах спасательному кругу, он принялся усердно скоблить красную краску. Надпись «Мистрайз» осыпалась под ножом, сходила, обнажая другие буквы, белые на красном. ZIEMS-2.

Я посмотрел туда, где некогда лежала жена старшего.

И сразу увидел зеленую точку. Померещилось? Нет, точно – зеленая точка.

Чертов капитан, подумал я, вспоминая искры, летевшие из глаз от столкновения с дверью Тамаркиной каюты. Ну, в самом деле, с чего бы мне видеть блуждающие зеленые точки на палубе? Сотрясение, стало быть.

Зеленая светящаяся крапинка переползала с одной доски на другую. Такая мелкая, такая симпатичная точка. С чего бы ее опасаться двум россиянам, стоящим на палубе лесовоза «Мистрайз» в прекрасную штилевую погоду. Ходовые огни включены, радист на посту, что с нами может случиться в четырнадцати часах ходу от порта?

– Светлячок, – негромко сказал Принц. – Вы видите светлячка, сэр?

– Да… – это был мой голос и в то же время не совсем.

Как будто Сережа Вихорь, мальчик с питерской помойки, ненароком заглянул в собственное будущее и, хотя пытается говорить басом, мандражит по – страшному.

Принц посмотрел удивленно. А я не мог оторвать взгляда от этого светящегося предмета, насекомого, искры… секунду оно подползало ближе, становясь чуть длиннее. Потом одним махом прыгнула на дверь сходного тамбура.

Принц за ремешок притянул висевший на шее бинокль и, быстро повернувшись, оглядел горизонт. Это он прав, пребывая как в тумане, все же понял я. Много я видел светлых точек, неизвестно откуда взявшихся и прыгающих на десять метров за секунду. Как бы они ни выглядели, все оказывались одним и тем же – конечной точкой лазерного прицела.

Но в жарком тропическом воздухе трассу было не провести. Не угадать, откуда и чем по нам целятся. Не найти вторую точку на горизонте, среди качающихся сверху и без счету отражающихся в черных волнах звезд. Что там? Винтовка «Беретта»[12]12
  http://www.ob‑orugii.ru/beretta/
  Несмотря на свой обычный внешний вид, снайперская винтовка «Беретта» обладает рядом вполне современных особенностей. Ее ствол сконструирован так, чтобы снизить нежелательную вибрацию. В цилиндре под стволом, к которому крепятся сошки, находится грузовое устройство, предназначенное для балансировки. Cнайперская винтовка "Беретта" оснащается стандартными натовскими прицельными приспособлениями – в том числе телескопическими и инфракрасными. Фирма – производитель рекомендует пользоваться стандартным прицелом "Цейс Диавари" (х1,5–х6).


[Закрыть], бьющая на восемьсот метров?

Или тепловая ракета со спутника?

Чух – чух – чух, двигатель работал ровно, как паровозик из детской сказки. Корабль без рулевого уверенно шел в ночь.

– Я все понял! – ваш покорный слуга обличительно ткнул пальцем в Принца. – Все чаще и чаще нам стали попадаться дела с генномодифицированной дрянью. Правильно? Ты стал гоняться по стране за любыми слухами? Правильно? А банду с генномодифицированной икрой вычислил просто. Грузовая самоходная баржа оказалась приписана к службе доставки Астраханского филиала “Кока – Колы”. Но сколько бы баржа не маячила на горизонте, аксакалы продолжали торговать просроченной фантой, а не колой! Правильно?!