Текст книги "Кремлевский джентльмен и Одноклассники"

Глава 11
Дед Пожар. Жарища

Странички из блокнота

24 мая.

Наташка увлекается японскими комиксами. Только не пробуйте назвать их «рассказами в картинках», зацарапает. А зацарапав, просветит, что это пласт культуры, сравнимый по значению с романами Достоевского. Я поинтересовался, знаком ли ей роман «Подросток»? Посмотрела странно. Царапаться не стала.

По телевизору мрак и жуть. Каналы, контролируемые Отцом, вбивают в головы бедных граждан бодрую идею, что наши эсминцы и дальше собираются обстреливать прибрежные пристани там, где этого будет требовать безопасность государства. Папины каналы, торжествуя, рассказывают о стремительной отставке адмирала Дзюбы. И с возмущением о его награждении орденом. Только и слышно: «партия ястребов».

Зарубежные каналы клеймят распоясавшихся диктаторов, милитаристов и чуть ли не новых колонизаторов Африки. Это нас, значит. Латвия вежливо отмечает, что о пиратах в Аденском заливе последние два месяца не видно и не слышно.

Тамарка плачет в гостиной. Смотрит «Титаник» и плачет. Я сестру понимаю. Мне тоже грустно думать, что Принц нашел свою могилу в выжженной африканской земле.

28 мая.

Сегодня Князь отвез нас с Наташкой в лес. Народу было немного, потому что на километр вокруг все заблокировали краповые береты.

Прекрасная погода, много зелени, мягкий мох. Но Наташке неймется, она сказала, что это признак глобального потепления. Поспорили. Если бы, как опасается Наташка, атмосфера теплела, Антарктика таяла, и всем нам грозило бы погрузиться под воду, в первую очередь хоть на миллиметр затопило бы Балтийское побережье.

Князь вмешался в наш спор с вескими аргументами в виде двух шашлыков. Он, единственный из взрослых, ест так, как вкуснее всего, – прямо с шампура. И сам ест, и другим людям не мешает.

Еще Князь сказал, что Принц был замечательным человеком, и спросил меня, почему я пишу в блокноте, неужели не интереснее вести сетевой дневник? Наивный человек. Я объяснил разницу между нормальным дневником и блогом. Дневник пишется для себя, а не для того, чтобы кто‑то ненароком подсмотрел из‑за плеча.

Вернулись поздно, Томка посмотрела грустно и устало. Ей трудно смириться, что я взрослею, и у меня появляются дела, никак ее не касающиеся. Она заказала мне чудесную путевку, но поскольку я опоздал к ужину, и сытый, то подробности за завтраком.

Воспитательные штучки, это даже трогательно. Жаль будет ее разочаровывать. Что такого замечательного я не видел в этой жизни. Гонолулу? Ну, наверное, это было бы интересно!

29 мая.

И совсем не Гонолулу. Зря я размечтался, что опробую полученный на Новый год от Вихря серф. Даже странно думать, что это был последний подарок от Вихря в моей жизни.

Летний оздоровительный пансионат для детей с выдающимися способностями. Конечно, он называется не так. Название у него еще длиннее, и кончается словами «победителей всероссийских Олимпиад». После того, как Принц поселился в Пуще, стало модно отдыхать в патриотическом ключе. Сначала Селигер, теперь вот…

Я напомнил сеструхе, что победил только в одной олимпиаде, да и та… По – моему, проведенное в аквапарке соревнование по обливанию из пластиковых бутылок трудно считать таковой. Хотя, конечно, некоторые чемпионаты мира по боксу производят не более серьезное впечатление. Так или иначе, я еду, потому что Томка плачет постоянно. Буду целое лето общаться с высоколобыми ботаниками.

В последнее время, все больше восхищаюсь Че Геварой. Мне кажется, найти свою могилу в боливийских джунглях, это очень достойный вариант.

30 мая.

Укладываем вещи.

Мы едем в знаменитый наукоград Гущино. Знаменитый потому, что это единственный действующий наукоград на территории страны. Так говорит дедушка Наташки. Наташка помогает укладывать вещи.

1 июня.

Пишу в поезде. Наташка, насупившись, сидит в соседнем купе. Моя дорогая одноклассница все‑таки добилась от своего дедушки точно такой же путевки. Как у меня, но красного цвета – победителю пяти олимпиад сразу.

Попытки выяснить их названия успехом не увенчались. Разговор мог бы перерасти в драку, если бы сестра не вышла из соседнего купе и не сказала, что мы мешаем ей спать (и плакать, мысленно добавил я).

Зачем спать в экспрессе, который идет несколько часов, столько, сколько обычный москвич тратит на то, чтобы доехать до Шереметьева?

2 июня.

Сегодня торжественная линейка прощания с родителями. Я ждал ее, как не знаю чего, пока не увидел дворец за оградой нашего Академгородка. Мы будем жить во дворце, а родители в соседнем пафосном отеле!

И никакого нормального отдыха – всюду не живая природа, а ландшафтный дизайн и бассейны, толпы садовников, поваров и вожатых.

А потом я пригляделся к родителям. В глазах рябит от депутатских значков и знакомых лиц из программы «Время». Это жаль. Зато не грызет совесть за выигранный чемпионат по обливанию водой.

На линейке много говорили о международной обстановке, героях, пропавших в Африке, и о том, что в жизни всегда есть место подвигу. Сестра плакала. Князь приехал к концу линейки, постоял молча в окружении личной свиты. Родители, помахав нам руками, уселись в миникары «Гольф» и покатили к отелю, их охранники потрусили пешкодралом.

5 июня.

Довольно много интересных дел. Погода все теплее, нам разрешили ходить в шортах, миниюбках, и девочки тут же понацепляли топы а ля Лара Крофт, хотя немногим это так уж необходимо.

События черной минувшей весны кажутся далекими, нереальными. То ли действительно когда‑то мы играли с Принцем в шахматы, а Вихрь учил меня запускать змея. То ли я в кино об этом смотрел.

Кстати, собираются снять кино. Уже назначены режиссер, натура, студия компьютерных эффектов и исполнители главных ролей. Не хватает только сценария, но говорят, за него сел летчик – космонавт Филимонов, давний друг и соратник наших героических дядь.

Признаю, ходящие по лагерю официанты с разными соками на подносах – это удобно.

6 июня.

В лес мы совсем не ходим из‑за опасности лесных пожаров. Вообще, у здешнего руководства очень скользкое положение. Живущие через дорогу (когда их не держат в Москве важные дела) родичи очень даже просто могут возмутиться, если их драгоценные чада недодышат свежим воздухом. Но если они им додышат, возникнет вопрос, зачем чад сюда везли. Где образовательная программа?

Поэтому каждое утро армия вожатых – скаутов всматривается то в восход, ясное ли небо, то в корпуса институтов и экспериметальных станций, громоздящихся здесь повсюду. Пока погода прекрасная, и нас в основном водят купаться в джакузи – палац. Но, кажется, завтра обещают показать что‑то нано.

Наташка стала совершенно невозможной. Целыми днями возится с девчонками из своей группы, лазает к ним в гаджеты, фотографируется в социальных сетях. Я вспомнил рассказы Принца про девушку по имени Женя Плавич, которая подобной тактикой пыталась охмурить пожилого профессора ухо – горло – носа, а довела его почти до убийства. Очень все это наивно и смешно.

7 июня.

Как впрочем и экскурсия в наноцентр.

8 июня.

Что‑то мне невесело. Не за себя переживаю, за нее. Больно смотреть, как она, еще недавно светлый человечек, развязно болтает с этим под два метра лбом. Победителем олимпиады по избиению боксерской груши. Его папашу который год требует выдать Португалия. А сын до сих пор хвалится, что в загородном доме два километра бикфордова шнура без дела пылятся.

Черт с ней, с Наташкой. Лето проходит, и я буду заниматься тем, зачем меня сюда послали. Ходить на экскурсии и играть в шахматы. Не зря Принц учил меня гамбитам.

9 июня.

На этот раз экскурсия была интересная. Биолог Щукин из Петербурга рассказал о принципах биоинженерии. Если в икринку осетра добавить пару генов, он совершенно спокойно станет жить в сибирских реках, и черная икра перестанет быть предметом роскоши (то есть, ее будут подавать не только на завтрак, я так понимаю).

А если в обычную бациллюс субтиллис запихнуть пару генов дрожжей, то спирт будет гнаться непосредственно из сена, причем в обычной дождевой бочке. А если добавить еще и хлоропластов, то и в луже.

Что для России, по – моему, рискованно. Вчера два наших здоровых лба, победивших на олимпиаде по судоку, где‑то раздобыли бутылку виски и набрались до поросячьего визга. На полдник явились бледные, аж синие. И тише воды, ниже травы.

После полдника я подошел к Щукину и спросил, можно ли использовать продукты биоинженерии в качестве подарка девушке. Он не понял, и спросил, как меня зовут. Потом что‑то случилось. Он молчал минуты две, будто ему хотелось встать и уйти, не доев бутерброды с черной икрой, полученной от экспериментальных осетров. Но не ушел. И пообещал, что приедет еще раз с подарком.

А вот все эти периметры охраны, идешь в спортивный комплекс – КПП с металлоискателем, идешь в 3D – кинозал – свое КПП с рамкой, бейджики с магнитным кодом, охранники, которые читают бейджики, шевеля губами – жутко раздражает. А еще раздражают бесплатные такси, готовые тебя везти на двести метров.

12 июня.

Кажется, в кино Принца будет играть Хабенский.

Сегодня у него должен был быть день рождения. Сестра утром с непреклонным видом забрала меня из лагеря и повезла по подозрительно пустой трассе к ресторану в стиле деревянное зодчество, окруженного «Гелендвагенами» с тонированными стеклами. Я уже хотел Тамарку предостеречь от этой бандитской малины, когда сообразил, что в машинах зевают те самые краповые береты, которые нас обычно охраняют на пикниках.

В ресторане сидел не Папа, как я ожидал, а Отец. Он приехал из Москвы сам, на новенькой «Ладе – Атаман» и находился в радостном возбуждении, доказывая официанту, что дороги в России меняются к лучшему.

Очень неприятно, когда на тебя пялятся все эти референты, помощники и советники. Они смотрят не в глаза, а в точку на лбу, их так учат. Кажется, будто боятся пропустить любое твое слово. Я испугался, что при таком внимании кусок в горло не полезет.

Потом мы сели, и внесли торт с надписью «С праздником, Джентльмены!». Как я понял, празднуем светлый день несостоявшейся семьей.

Тут‑то они и поругались. Отец сказал, что запретил Хабенского. Что это «сладкий мальчик», и так далее, и тому подобное. Томка даже плакать отказалась. Она начала доказывать, что Отец просто завидует таланту Хабенского, как завидовал таланту собственного сына. Референты вжимали головы в плечи, но глаз не спускали.

Главный Инновационник даже торт есть забыл. Он сказал, что деньги на проект выделяют силовые ведомства, потому что воспитание молодежи на примере героизма, это их дело. И они прекрасно обойдутся без продюсеров, чьи руки пахнут бензином. Мама сказала, что руки у него пахнут порохом, кровью и дейтерием, после чего Отец поднялся и вышел, хлопнув дверью. А потом долго – долго зал покидали охрана с референтами.

Торт мы так и не попробовали.

По – моему, Костя хороший артист, но слишком злоупотребляет своей физической привлекательностью для женщин. Наташка от него тоже без ума. Если бы меня кто‑нибудь спрашивал, я пригласил бы на роль Принца Фреда Астора. Но он, к сожалению, тоже уже умер.

14 июня.

Стига Карелин знает довольно много приемчиков, которым меня обучал Вихрь. До полдника возились с ним в спорт – арене, потом отправились в лес.

Вообще‑то руководство лагеря меня показательно обожает. Я слышал, как один сказал, что это из‑за меня пошла мода высокопоставленных детей не в Лондоны, а на среднерусскую возвышенность вывозить. Поэтому с меня нужно былинки сдувать, как с курицы, которая несет золотые яйца. Я хотел возразить, что не с меня, а с Принца, с его «Пущи». Но не стал, спорить с этими людьми тяжело, тут же соглашаются.

Тем труднее улизнуть с территории лагеря. Кроме того, родители постепенно из отеля рассосались, и вся их охрана стала доказывать свою необходимость на нас.

Тем слаще свобода. Я хотел показать Стиге, как драться на самурайских мечах. Но лес тут, будто на картинке – сухих деревьев нет, бурелома тоже.

15 июня.

Наташкин дедушка все‑таки приехал, хотя говорил, что у него нет времени, он ведь теперь мэр Окладинска. Городок решением правительства собираются превратить в нашу силиконовую долину, а потом переименовать в память героев, погибших в Африке.

Я бы очень хотел узнать, как это собираются делать, но Оюшминальд Федорович говорил о переименовании скупо и все время смотрел то на меня, то на Тамарку. Хотя она в данном случае не плакала, а следила, не целуемся ли мы ненароком с Наташкой.

Нам целоваться было бы затруднительно, поскольку между нами поместился сын португальского подрывника. Он пытался было что‑то такое мне сказать, но Стига Карелин протянул свою длинную руку аж через два ряда, и подрывник – младший умолк. Любовь – это как летнее солнце. Надежная дружба, это как вечно горящий камин.

А у дяди Юши, буду звать его так, потому что человек ценен сам по себе, а не своими родственниками, мягкий и добрый характер. Но дядя Оюшминальд, сразу видно, человек увлекающийся. Он коротко помянул чуткое руководство страной… И на полтора часа завел рассказ о глобальном потеплении. О хрупкости биосферы, о ДДТ, который ученые обнаружили в скорлупе пингвиньих яиц, и о всем остальном, что написано в детской энциклопедии.

Потом дядю Юшу унесло в будущее, он заговорил о климатическом оружии, которым вполне можно было бы погубить цивилизацию. Например, затопить Голландию, или наделать дырок в озоновом слое над малоразвитыми, но с высоким приростом населения странами. Наташкин подрывник слушал во все уши, ему нравится оружие. Я написал Наташке три смски, смешную, лирическую, и полную насмешливой желчи, и все три стер. У нее добрый дедушка, и потешаться над ним нехорошо.

Но хочется, особенно, когда он угрожающе кричит на полный зал детей:

– Мера ответственности ученого!

Тут даже взрослые в ложе не выдержали, кто‑то, извинившись, встал и ушел. Оказывается, Князь тоже приехал, и сейчас пробирался к выходу. Правда, через пять минут вернулся с попкорном и диетической кока – колой. Томка не отклонила даров, пожевала немного кукурузы, потом устало склонила голову на мужское плечо.

Я ее не осуждаю.

17 июня.

Так – с, маленькая размолвочка. За завтраком был короткий визг и звон посуды. Подрывник – младший вскочил из‑за стола и запрыгал на одной ножке, что бывает, когда получишь каблуком по пальцам ноги. Все у нас в классе знают, что от Наташкиных каблуков бывает очень больно.

Мы со Стигой сразу после завтрака навьючили рюкзаки и ушли в леса, проигнорировав тренера по роликовым лыжам, который собирался устроить чемпионат между отрядами.

Час потратили, чтобы оторваться от слежки краповых беретов. Они оказались даже настырней, чем вожатые – скауты, от которых в лагере можно спрятаться разве что в туалете.

Мы бродили по лесу до ланча и вышли в конце концов к зданию Института атмосферных изысканий. Вот куда нас поведут завтра на экскурсию, решили мы со Стигой, поджаривая охотничью колбасу. Костер затоптали по всем правилам, жара страшная, даже комаров нет. Но именно трудности делают экстремальный спорт приятным.

18 июня.

Экскурсия была в лаборатории, где разрабатывался беспилотный геликоптер «Магма». Тот самый, что поразил мировую общественность в «Ле Бурже» и проявил себя в горячих точках планеты. Он удивительно хорошо держится на штормовом ветре, не боится электромагнитного импульса, невидим в инфракрасных лучах. Его единственная проблема в том, что патронов очень мало.

Но разработки института не направлены исключительно на оборонные нужды. Беспилотные вертолеты с успехом могут управлять погодой, вызывая дождь даже в случае суровой засухи путем распыления соответствующих химикатов в атмосфере.

Я бы под таким дождем танцевать с Наташкой не рискнул.

Когда мы вышли на крышу, там оказалось кафе. В лихие девяностые жадные арендаторы пытались превратить наукоград в то, во что они превратили остальную страну. Но ученые устояли, а потом выкупили кафе, называвшееся «Аэродром». Потому что помещалось на вертолетной площадке, откуда результаты деятельности института должны взмывать в небо. Правда пока что их вывозят на полигон частями, по протянутой через лес железнодорожной ветке.

19 июня.

На свидание в кафе – мороженое Наташка не пришла. По – моему, я лишен драгоценного качества фантазии. А без него даже самый развитой и сильный волей человек остается неинтересен и скучен.

20 июня.

Дождя все нет. Легкий запах дыма витает над окрестными лесами. Мучимые совестью, мы со Стигой снова прогуляли роликовые лыжи и дошли до старого костровища. Это не мы подожгли окрестный лес. Но дымом воняет уже здорово.

21 июня.

Всех нас организованно отвели на закрытый просмотр фильма «Африканская тайна». Он почти документальный и снят для телевиденья. Смотреть его должны по – моему люди вроде Отца, Князя, ну, в крайнем случае, дяди Юши, а не подростки.

Для первого канала фильм немного сенсационный, а на НТВ пойдет только так. Слесаря и домохозяйки съедят эту лабуду с маслом, особенно если дикторы перед сеансом прибавят пару намеков про меру ответственности правительства.

Тайна гибели «Марии Плисецкой» и ее (тут скорбная пауза, и вьющийся по ветру триколор) экипажа рассматривается под несколькими углами зрения до НЛО включительно. Все версии жестоко высмеиваются, приводя зрителя к логическому выводу об английском следе. Ну, понятно, скоро саммит в Лондоне, и мы очень не хотим подписывать это пресловутый протокол о канализации.

22 июня.

Я в очередной раз безнадежно ел мороженое на крыше Института атмосферных изысканий и смотрел на белые облака дыма. Красные пожарные вертолеты пролетали километрах в десяти от Гущино. Наташка опять не пришла, но здесь не надоедали официанты.

Князь подсел с вазочкой орехового. Его охранникам в отличие от назойливых краповых беретов удалось рассредоточиться и стать почти незаметными.

– Что там горит?

– Там горит болото, Леонид. И не надо смеяться, когда ешь. Это серьезнее, чем ты думаешь.

Я смеялся не над болотом, но не стал ему этого говорить. Только спросил:

– Почему никто не подписывает Лондонский протокол, дядя Князь? Почему никто не проявляет элементарной меры ответственности?..

Я знал, что это ему не понравится. Взрослые ужасно не любят, когда ребенок повторяет фразу другого взрослого. Они тогда сразу начинают учить ребенка думать самостоятельно. Точно, он наклонился над столом, заглянул мне в глаза и сказал доверительно:

– Наташа хорошая, воспитанная девочка. И дедушка ее хороший человек. Но он ученый, понимаешь?

Я кивнул. Воспитанная девочка, скажите пожалуйста. Вы уж лучше прямо скажите, Князь, кто вам посоветовал называть меня Леонидом? Всю жизнь был Ленечка, и вот – на тебе. Не люблю, когда ко мне ищут подходы. А особенно не люблю, когда мои слова передают кому‑то еще, будь этот кто‑то хоть Князь, хоть дух святой.

– Мир полон людей, которые уверены, что они что‑то знают и что от них что‑то зависит, – говорил Князь, задумчиво мешая ложечкой мороженое, отчего оно превращалось в неаппетитную массу: – Про ученых я вообще молчу. Ученые сначала бегут нос к носу, стараясь, чтобы еще десяток коллег не опубликовали результат первыми. А потом разводят тягомотину на нобелевской трибуне – ах, мера ответственности, ах, доросло ли человечество до моей гениальной мысли?

Эта мера ответственности, пожалуй здорово его задела.

– Все знают, что Эйнштейн сделал атомную бомбу. Почти никто не знает, как, но все с умным видом твердят «эмцеквадрат! У – у! мера ответственности». Почему, Леонид? Да потому что им обидно понимать, что Энштейн умнее. Что они хоть всю жизнь будут перечитывать учебник для первого курса, кроме слов «все относительно» ничего не поймут. И они тычут пальцем – злодей. Ты меня понимаешь, Леонид?

Он упорно гнул свою линию. И я спросил прямо:

– Дядя Князь, вы с Тамарой скоро поженитесь?

Он взял вазочку с мороженым, как будто хотел надеть мне ее на голову, или метнуть за горизонт, чтобы внести вклад в тушение лесного пожара. Но, как всегда, сдержал эмоции.

– Ты слыхал про китовый промысел, Леонид? Все страны в мире считают, что китов, этих гигантов моря, надо охранять. И только Исландия против. Они гоняются за китами, протыкают бедняг гарпунами, вспарывают брюхо и дырявят череп. И говорят, что иначе их маленькая страна лишится источника существования. Почему они это делают, как ты думаешь?

Я промолчал. Я вдруг увидел, что на вазочке остались вмятины. Теперь я понял, почему рукопожатие у Князя такое несильное, он боится мне руку сломать. Надо спросить у Стиги Карелина, может ли он так с вазочкой? Дядя Вихрь, наверное, мог. Или нет?

– Да потому что мелкие! – с внезапной яростью сказал Князь, и поднялся из за столика. Посмотрел сверху вниз. – потому что эту Исландию, если они все, что их просят, делать будут, просто никто не заметит. И они цепляются за власть. Маленькую свою власть. Мы не можем послать армию на другой конец мира. Наши эсминцы не могут пойти в Индийский залив и навести там порядок. Но мы будем убивать китов! У нас будет жить Бобби Фишер! И наша узкоглазая девица поедет к вам, и будет вам петь, а вы будете сидеть и слушать! Ты меня понял, Леонид? Люди совершают поступки не потому, что они что‑то знают или могут. А потому что они мелкие!

Князь нервно бросил пару купюр на стол и вышел из кафе. Так взбеленился, что даже забыл – посторонних сюда не пускают, а со своих денег не берут. Надо будет посмотреть, кто этот Бобби Фишер и переслушать песни Бьорк.

Вертолеты развернулись и строем ушли на восток. Дыма над лесом стало, по – моему, чуть больше.

23 июня.

Наташка клянется и божится, что никому моих тайн не выдавала. Неужели я проявил беспричинную жестокость к пожилому, утомленному жизнью человеку?

Специально захватил с завтрака два бутерброда с икрой и на экскурсии в институт морской фауны побросал их в бассейн котикам. Краповые береты стыдливо отворачивались.

24 июня.

Щукин вернулся, когда его никто не ждал. Лекции не было, потому что нас повели на творческую встречу со съемочной группой фильма «Резервуар Омега». Про героев, разоблачивших провокацию против мирной ядерной программы российского строительства за рубежом.

Щукин сидел в машине за шлагбаумом, в тени росших там елей, потому что его пропуск с трехцветным флагом на лобовом стекле был разовый и, конечно, уже просрочен. Я сказал охранникам, чтобы они перестали орать на человека, и сел в кабину.

– Вот смотри, – сказал Щукин без предисловий: – я вам в прошлый раз рассказывал про водоросль, которая в лужах живет. Она может вообще в дистиллированной воде жить, был бы свет…

– Я изучал биологию, – как мог вежливо напомнил я, – я знаю, что такое сине – зеленые водоросли. И что за сутки из одной водоросли можно получить миллионы клеток, я тоже знаю.

Дядя Щукин погас. Так всегда бывает, когда взрослый настроился на долгое просвещение ребенка и вдруг обнаруживает, что тот в Интернете начитал раза в два больше. А я не хочу притворяться. Вот с этим человеком не хочу. Он меня по крайней мере Леонидом не называет.

– Леонид…

Блин…

– Ты просил подарок для девушки. У меня скучная работа. Но я тебе привез подарок.

Из внутреннего кармана пиджака дядя Щукин извлек пробирку, не стеклянную, а черную, непрозрачную. Но когда он отвернул пробку, в полумрак автосалона заполнил свет. Такой еловый – еловый, не совсем зеленый, не совсем изумрудный, не совсем цвета травы. А как синие ели у Кремлевской стены.

– Что это?

– Это такой прикол, – сказал дядя Щукин. – эти водоросли генномодифицированные. Но они производят не спирт, не яд, и не наркотик. Они производят зеленый флюоресцирующий белок. Поэтому пить воду с этими водорослями все же не стоит. Это очень интересный белок для биохимика, и очень неинтересный для тебя. Но он светится. Есть тут у вас пруд, или озеро? Позови туда девушку ночью. А накануне вылей эти полкубика. И когда она придет, то увидит, что пруд живой и светится.

– А мера ответственности? – спросил я, подумав: – А экологическая безопасность?

Щукин посмотрел на меня со странною жалостью, и мне пришла в голову страшная мысль, что он мой настоящий отец. Да нет, это было бы чересчур.

– Вы тут все такие? – спросил он и попытался спрятать подарок обратно в карман. – Через двадцать четыре часа водоросль в чуждой среде погибнет.

А когда я вылез из машины, и помахал ему рукой, он тихо, так, чтобы не слышали охранники у шлагбаума, сказал:

– Дело в том, что это я убил твоего дядю Принца. Это я подсказал, на какой лесовоз брать билет.

И сразу отъехал на своей малобюджетной, допотопной «Тойоте – камри».

25 июня.

Ну да, Хабенский конечно.

Но вывел меня из себя не он, а автор сценария Филимонов, который полчаса толкал тему про заговор глобалистской закулисы, мирный атом и нанотехнологии будущего.

Между режиссером фильма и мастером трехмерной графики сидел молчаливый адмирал Дзюба во флотской форме без погон. Ему периодически хлопали, когда на экран проецировали трехмерную модель беспилотного геликоптера типа «Магма».

26 июня.

Ездили смотреть на то, как тушат лес. На полпути автобусы развернули и объявили, что погодные условия ухудшились. Трудно сказать, что имелось в виду, также жарит солнце, также дымно.

Поругался с Наташкой. Она за обедом, доедая вторую порцию икры, сказала, что Уве Болл – плохой режиссер, и фильмы снимает только потому, что блатной. Не знаю я этого Уве Бола и спорить совсем не было настроения, но Стига Карелин позволил себе усмехнуться. Наташка давно мечтает подраться со Стигой Карелиным, и я не ревную. Ну, я и сказал им, что чья бы корова мычала, а мы бы… Ногтями по носу я не получил, потому что вовремя сообразил – корову Наташка запишет не в фольклорные идиомы, а на свой счет. Пришлось объяснить.

– Да если хочешь знать, я блат ненавижу…

– Да это, Наташ, неважно, что ты ненавидишь…

– Если я блатная, то и ты блатной.

– А ты как думаешь, Наташ? Мы тут все блатные. Не одни мы с тобой, Наташ, вон даже Стига блатной.

– Да, я блатной, – с удовольствием прогудел Стига.

Наташка помолчала – помолчала, а потом сказала голосом твердым, решительным, каким говорят девчонки, когда они хотят сказать, что ничем не хуже нормальных людей:

– Ну может быть вы все и блатные. Может быть Стига – сын депутата, или кто он там ему. Но я точно знаю, что я путевку заслужила. Я полгода портила себе зрение этим макраме.

Она бы наверное встала и вышла на дорогу прямо из движущегося ощупью в дыму автобуса. Но тут Тамара, которая сидела у окна, ласково потрепала Наташку по белым бантикам. И по – моему заплакала, потому что надела темные очки.

27 июня.

Опасности эвакуации лагеря нет, но лекции отменены. Пользуясь этим, я рассказал Стиге все. Мы будем расследовать гибель Принца. Мы найдем Щукина, и он расскажет нам все подробно. А для этого нам нужен человек, которому можно доверять. Не болтун, не истеричка, и не предатель.

28 июня.

Пожарные самолеты летают уже над нашими головами. Стига развлекает нас рассказами об окружении немцев в Сталинградском котле.

Мириться очень трудно, но нужно. Я знал, что если достаточно долго следить за стозвездочным отелем, то из него выйдет Тамарка. Это же, я уверен, знает и Князь.

Скажем прямо, мне будет трудно пойти на это. Я, со свойственной ребенку ревностью, отношусь к тому, кто стремится стать спутником жизни моей старшей сестры. Которая, кстати, мне почти вместо матери. Но, будем справедливы, точно так же я относился прошлой зимой к Принцу, именно потому, что подсознательно оценивал его шансы куда выше. Князь не идеал. Но идеальных людей нет.

Я вышел из тумана, когда его челядь ставила на сигнализацию стадо крутейших тачек. Что‑то долго длится отпуск у Полякова, весь последний месяц Князь ездит с другим шофером.

– Ты что, Ленечка?

Я протянул ему руку первым и сказал:

– Дядя Князь, нам нужно серьезно поговорить. Мы со Стигой решили…

– Ленечка, не сейчас! – он просительно приложил левую руку туда, где предполагается сердце, а правой стиснул мою ладонь чуть сильнее, чем обычно. – Ленечка, сейчас совсем нет времени…

И он ушел, а я остался в дыму на асфальте со своим нерастраченным миролюбием. И побрел к джакузи – палацу.

Дверь осталась распахнута, в блоке охраны – никого, в санитарном модуле – пусто. В раздевалке навалом валялись полотенца и шапочки. Но я даже не удивился, просто подошел к водной дорожке, достал из кармана черную пробирку и вылил в воду. Она и так сине – зеленая, ничего не заметно. Я еще не знал, как приведу сюда Наташку.

А через час началась эвакуация лагеря. Князь отдавал распоряжения персоналу, обезумевшему от меры своей ответственности за детей главных людей страны. Огонь, оказывается, окружил Гущино со всех сторон и, чтобы не было паники, эвакуацию откладывали уже два дня. И стеснялись (жаба душила, ведь услуга платная) просить у Шойгу вертолеты. Пока не подогнали новенькие автобусы на двигателях, которые не рискуют заглохнуть от нехватки кислорода. Нанотехнологии, хмыкнул Стига.

Прощались с Наташкой у автобуса. До сентября. Сеструха с Князем стояли поодаль и, держась за руки, тоже о чем‑то говорили.

Я сказал Наташке, что где‑то там, в клубах едкого дыма, за стеной огня сегодня ночью будет светиться изумрудным светом вода в бассейне. Правда, ее очищают ионами серебра. Но я верю в моих сине – зеленых водорослей. Удался или нет у меня подарок, рассказ получился красивый. Женщины это любят. И Наташка вдруг сказала:

– Знаешь, в детстве я боялась рассказов про Деда Мороза. Я понимала, что он добрый, я понимала, что он любит детей. Но когда дети вырастают, подарки им уже не нужны. И мне казалось, что лето Дед Мороз тратит на то, чтобы восстановить запасы подарков. Он ходит и отбирает их у взрослых. И тогда он уже не добрый, и не Мороз.

– Дед Пожар, – сказал я.

У меня в спальне еще не постелили, и я пошел в спортзал. Если я хочу стать таким, как Стига Карелин, начинать нужно прямо сейчас. Но там была сестра. Стояла у станка для бицепсов и бесцельно позвякивала фунтовым грузиком по железу.

– Лень, – спросила она, и я по голосу понял, что на вопрос отвечать мне не понравится: – хочешь, я спою тебе колыбельную на ночь?

Боже ты мой. Как можно задавать такие вопросы?

– Тома, ты… не надо плакать только… ты его не любишь… тебя никто не заставит выйти замуж…

Скрипнула входная дверь и по баскетбольному паркету прошел человек, который вообще у нас, по – моему, не бывал никогда. Отец, и без охраны, хотя наш тренажерный зал поместил бы ее целиком. Он как‑то особенно сутулился и вид имел самый похоронный.

Я подумал, что это перебор. Да, леса Центральной России объяты пожарами. Да, критика нашей страны в западных СМИ становится необузданной. Да, надо кому‑то ехать в Лондон и за всех отдуваться. Но нельзя же так раскисать.