Текст книги "Русская история. Авторская концепция против официальной мифологии"

II. СССР, Европа и постСССР, еще раз о цивилизационном разрыве

Радикальные изменения в культурном сообществе наследников Византии произошли после и в результате большевицкого переворота. Советский Союз заявил, что он «впервые в мире»…, что «все народы пойдут вслед за нами», что «подлинная мировая история начинается с залпа «Авроры»» (а не с Рождества Христова и тем более не с падения Константинополя) и т. д., и т. п. Захваченную ленинцами Россию – Третий Рим, – важнейшую часть и наследницу Византии принудили выйти из всех ее культурно-исторических связей и традиций. 95 % наших культурных ценностей – усадеб, церковных храмов и украшений, памятников, захоронений, библиотек, картинных галерей, музеев… было уничтожено. Тысячи культурных нитей были разорваны и перерезаны. Большевики перемешали и сбросили все знаковые фигуры с цивилизационной доски Востока Европы и попытались провозгласить совершенно иные принципы жизни. В результате этого беспримерного насильственного исторического вандализма ленинцы зашли в тупик и потерпели полное фиаско. Глубокий философский анализ и осмысление произошедшего в поверженной России, а под ее давлением и в соседних странах Европы и Азии, еще ждет своих исследователей. В самой России такая работа до сих пор не проведена… И лишь с конца прошлого века, с распадом т. н. СССР, немногие гуманитарии в нашей стране начали задумываться о действительном месте России в мировой цивилизации.

В возникшей дискуссии наметилось два подхода.

А. Постсоветская Россия как постСССР и ее соотношение с Европой.

Официальный, назовем его условно подход № 1 состоит в попытке игнорировать историю, в стремлении продолжить и переложить на постсоветский язык традиционный советский нарратив, традиционный красный абсолютизм и изоляционизм. В текстах официальных идеологов – бывшего министра Медынского, бывшего зам. главы администрации Суркова, в заявлениях официальных политологов по-прежнему утверждается, что мы не Евразия и даже не Азиопа, а нечто уникальное и ни на что не похожее. Мы – сами по себе, и сравнивать нас ни с кем нельзя. Правда, прежний миф про то, что «мы впереди планеты всей» власти все-таки, пришлось отбросить.

Лента новостей, 18-03-2021. Итоги опроса «Левада-центра»: большинство молодых россиян не считают Россию Европой

Непонятые строчки из тютчевского четверостишия – «аршином общим не измерить» приобретают при таком подходе зловещий и иррациональный смысл. По существу, в переводе на нормальный язык пропаганда изоляционизма, квазиуникальности и практика преследования т. н. иноагентов – это косвенное признание того, что у России как продолжательницы советчины нет и не будет союзников, отсутствует будущее, у нее нет места в этом мире.

(Реальный и многими не понятый смысл стихотворения Тютчева совсем иной. Измерить и понять человек может только то, что является частью целого, что вписывается в нечто большее, то, что конечно. Бесконечное – Бог – это объект веры, а не познания. Когда Тютчев пишет о неизмеримости России, о вере в нее, он боготворит свою Родину, он отождествляет ее с Богом! Четыре строчки Федора Ивановича – это высшая форма признания в любви своей стране…)

Официальный, выдуманный пропагандой и привязанный к потребностям сегодняшнего дня подход несостоятелен с точки зрения независимой науки еще и потому, что его авторы регулярно меняют свою позицию, причем всякий раз ее объявляют незыблемой и абсолютно правильной. Официальная версия – раньше или позже – может измениться на противоположную. Приведу пару примеров:

– До 1991 года у нас Бога не было, а после 91-го оказалось, что Бог есть!

– После подписания пакта Молотова – Риббентропа советская пропаганда навязчиво доказывала, что СССР и Германия – важнейшие европейские государства и для них крайне важно «сохранение мира на нашем континенте»; в середине 50-ых СССР объявлял себя «главным оплотом мира во всем мире» и т. д. Ну а теперь нас объявляют «единственными», ни на кого не похожими и существующими «сами по себе».)

Б. Второй подход: постсоветская Россия как продолжение исторической России и ее соотношение с Европой.

Второй подход – это реализация концепции преемства – это попытка вернуться домой, вернуться в Европу из постсоветского внебытия. При этом необходимо понимать, что сама Европа за 100 лет советско-постсоветского изоляционизма и разрыва существенно изменилась.

Поиск ответов на этом направлении – на пути возвращения – означает включение в дискуссию о новых острых вызовах, которые стоят сегодня перед западной цивилизацией…

III. Россия и Европа, вызовы XXI века. Свобода как цивилизационный тупик

Вся Европа, как и Россия, с конца XIX века попала в полосу фундаментального цивилизационного кризиса. Христианское понимание мира разрушалось, его вытесняло безбожие.

Принципы устройства христианской цивилизации хорошо известны. Основа мира – высшее, всеохватное и всесистематизирующее начало – Бог, который одновременно является и творцом самого этого мира и его упорядочивателем. Бог – это начало бесконечное, всепроникающее. И верующий в него, и его не принимающий не могут существовать «вне творца», вне его правил. Бог есть начало и мера всех вещей и отношений. При этом правила, утверждаемые христианством, – это набор позитивных норм. Библейские заповеди есть концентрированное выражение морально-правовых начал (не убий, не лжесвидетельствуй, чти отца, чти мать…) Христианские моральные нормы – набор фундаментальных принципов, разрушение которых делает невозможной саму жизнь.

Итожу: христианство систематизирует, упорядочивает и иерархизирует мир, объявляя ценности, необходимые для сохранения человека и сохранения жизни, сакральными и неприкосновенными. Христианство делило мир на дозволено-позитивное – на «добро» и на то, что не дозволено – на «зло». Гарантом соблюдения ценностей оставался всемогущий творец.

Конечно, только святые могли полностью соблюдать библейские заповеди, реальный человек всегда был и будет грешен. Но реальный человек получал от христианства поддержку в виде важнейших жизненных ориентиров – системы правил, – которыми следовало руководствоваться, а в случае прегрешения – каяться.

Кризис православия заключался не в несостоятельности вечных религиозных догматов, а в сложности их сохранения в условиях быстро изменявшегося с середины XIX века, ускорявшегося мира. Другая грань проблемы состояла в том, что погружение в новый, динамичный мир капитала, в упрощенно-понижающий мир золотого тельца, было плохо совместимо с возвышенным миром традиционной веры. Первый выигрывал (по крайней мере – временно) в сложной конкуренции и противостоянии со вторым.

Западноевропейский ответ на возникший вызов был двояким (об этом – чуть позже). Россия предложила три разных, отчасти дополняющих, а отчасти – взаимоисключающих ответа.

Рождение интеллигенции как первый ответ России. У нас самосформировалась особая социальная группа выполняющая функцию надколлективного авторитета и «коллективного Творца». Эта группа предлагает обществу морально выверенные ориентиры, представляя эталонное толкование и оценку происходящих событий. В середине XIX века писатель Д. Боборыкин ввел глубоко укоренившийся у нас термин «интеллигенция». Так называли людей с широкими познаниями, которые непременно сочетались с их нравственным подходом (нравственная компонента отличает русскую интеллигенцию от западных интеллектуалов). Захват власти большевиками сопровождался преследованием, уничтожением и изгнанием из страны интеллигенции. Однако истребить этот слой полностью не удалось, и в разные периоды голос людей совести – то «из-под глыб», а иногда, но гораздо реже – открыто – звучал нравственным камертоном для всей подавляемой большевизмом страны.

Общими для России и всей Европы были два других ответа. Государство, легитимированное богоизбранностью первого лица, заменяло госустройство, где вся власть узаконена и легитимирована всеобщими демократическими выборами, т. е. самим народом. Несколько западноевропейских государств (Швеция, Великобритания, Швейцария и др.) смогли отстоять и сохранить эту модель госустройства. Здесь Боговластие заменялось или дополнялось народовластием.

Однако в России, где большевики свергли демократически избранное Учредительное собрание, как и во многих других европейских государствах, возобладало или было навязано силой движение по иным маршрутам, внешне непохожим, но внутренне, по сути – полностью совпадающим.

Отказ от христианства породил острый запрос на новые ценности, на их провозгласителя и гаранта. Эти функции присвоили себе самозванные «человеко-боги» – разного рода вожди, фюреры, дуче, каудильо и т. д. По-разному называющие себя диктаторы были, по своей сути совершенно одинаковы…

Тоталитаризм вместо христианства

Самозванные квазивожди объявлялись источником и эталоном всех правил. Нормы, существовавшие до появления «фюреро-вождя». основательно менялись или отбрасывались. Создаваемые ими или от их имени тоталитарные учения-идеологии превращались в главного и единственно верного организатора, систематизатора и иерархизатора всего социального пространства. Мораль либо исчезала, либо менялась до неузнаваемости. («Я освобождаю вас от химеры, именуемой совестью и моралью», говорил Гитлер солдатам, отправлявшимся покорять «низшие расы»; «Нравственно то, что служит интересам революции», говорил Ленин).

Вождь, стремясь копировать Творца, самочинно делил мир на правильный и неправильный, вводил жесткую систему тайных и открытых привилегий и открытых наказаний за принятие или нарушение установленных им норм.

Система с амбициозным, фанатичным интеллектуально ограниченным, но публично объявлявшимся «гениальным» вождем фальсифицировала картину реальности. Одновременно она требовала преобразовать весь мир по правилам, объявленным фюреро-вождем, порождая тем самым агрессию. Вождизм привел мир к ПМВ. С ее окончанием в большей части Европы тоталитаризм пал. В восточной части Европы под воздействием СССР красный вариант вождизма сохранялся еще несколько десятилетий, пока в Восточной Европе и в части бывшего СССР не преобразовался в демократию. В РФ он преобразовался в новый, неустойчиво авторитарный извод прежней тоталитарной системы…

Кризис христианства и утрату веры в Бога вскоре продолжило и дополнило на западе Европы новое глубокое разочарование в сменившей религиозную систему системе ««человекобога». Кризис тоталитаризма породил новый запрос на правила и ценности и на их гаранта.

Свобода как фундамент антитоталитарной цивилизации. Разочарование в прежних системах и авторитетах привело общество к отказу от всяких авторитетов и утверждению ценности собственной свободы (от авторитетов) каждого отдельного человека. Послевоенное поколение активно стремилось к демонтажу и отказу от внешних, кем-то предложенных или навязанных правил. В новой ситуации сработала прежняя логика Рене Декарта, создателя философии Нового времени. По-новому проявился смысл его исходных принципов – «сомневайся во всем» и «мыслю – значит существую». Последовательно отвергая и отказываясь от всей средневековой философской схоластики, Декарт рассуждал – если я никому и ничему не верю, если я усомнился во всем, то несомненным остается только сам акт сомнения. А раз сомнение бесспорно, значит есть и некто, кто сомневается – назовем его «я». И из этого несомненного и бесспорного начала, из «я», Декарт выстраивал новую философскую картину мира.

В похожее положение попал и разочаровавшийся во всем человек Запада, человек второй половины XX века, он остался абсолютно одиноким, потерявшим все прежние традиционные ценности. В результате на его долю осталось и пришлось объявить самого себя и совершенно свободным, и гарантом своей свободы. Иначе говоря, свобода возникла как проявление и итог кризиса всех прежних авторитетов. Уточню, что в первые послевоенные десятилетия освобождение от тоталитаризма воспринималось на Западе Европы как нечто бесконечно светлое и радостное, о чем в полголоса и с завистью говорили и на Востоке Европы. Таковым оно и было. Очищение от лживых тоталитарных норм в целом проходило успешно. Свобода стала универсальным моющим средством, очищающим социальную систему от абсолютистской лжи. Околототалитарные запреты и ограничения подвергались справедливой, убедительной и разоблачающей критике.

А дальше? Невозможно назвать точную дату, когда либеральное освобождение перешло в новую стадию, но можно обоснованно утверждать, что переход произошел и что очищение от гильотины навязанных норм стало постепенно переходить в деструктивный хаос отказа и размывания всяких, включая совершенно необходимые и обоснованные, норм и ограничений. Отказ от навязанных норм стал переходить в отказ от всяких норм вообще.

А. Иерархия или тотальное равенство? Весь существующий мир выстроен по законам иерархии, он не линеен, он создан по принципу высшее – низшее, главное – второстепенное, сущностное – поверхностное. В солнечной системе есть центр, а есть далекие планеты, в стране есть столица, а есть провинция, в календаре есть особые, праздничные даты, а есть будни, в каждом языке порядок слов не произволен, но предписан. Принцип иерархичности универсален, он действует в природе и обществе, в познании и мышлении.

Утверждение идеи свободы, а затем и свободы без границ вызвало множество изменений и с определенного момента стало стимулировать разыерархизацию социума. Примеры и подтверждения в студию? Пожалуйста.

не первое десятилетие популярной остается идея феминизма и гендерного равенства, уточню – не гендерной справедливости, а именно равенства. Мужчины и женщины должны иметь совершенно равные права, утверждают многие феминистки. Но пока я не видел спортивные соревнования, где команда штангистов или боксеров состоит вперемешку из мужчин и женщин, которые состязаются на равных. В правильно организованном социуме женщины должны отстаивать свои, женские права, отчасти – совпадающие, а отчасти – отличные от мужских… Каким бы непонятным стал наш язык, отмени или уравняй мы мужской и женский род?! Отменять иерархичность мироустройства несправедливо, невозможно и не нужно.

не убедил? Ну, еще один пример и модное слово – толерантность. Человек, принимающий современные либеральные нормы, должен быть равноуважительным, «политкорректным» к любому другому человеку или группе людей. Но такая задача ведет к насилию над реальностью. Право на существование, на позицию, на место в мировой истории имеет любой народ, но реальный вклад, особенности и роль разных народов в разных сферах деятельности, исторически складывавшиеся отношения между народами – разные. История, исторические достижения и ответственность разных народов и тем более разных людей – героев и предателей – различны. Поэтому отношения между людьми, народами и культурами – это очень сложная, многомерная, мозаичная система, а не шеренга, где все выстроены строго в одну линию…

Можно утверждать, что выравнивание внутренне, имманентно разнокачественного и разномерного мира разрушает сам этот мир, разрушает фундаментальные принципы и начала, на которых он построен. Настоящая и актуальная задача состоит не в отмене иерархий. Она в том, чтобы стремиться выстраивать и приближаться к правильной системе приоритетов, служащей развитию и прогрессу, а не к утверждению власти искусственно поднятых наверх самозванных вождей и их кланов…

Б. «Норма» – признать или отменить? Другой стороной тотального высвобождения от правил становится отказ от базового понятия «норма»… Есть ситуации, где нормальное от ненормального отделить легко (достаточно приложить градусник), есть немало ситуаций, где отделить одно от другого сложно. Задача состоит в том, чтобы найти подходящее, верное решение в этих сложных случаях, но никак не в том, чтобы объявлять все окружающее и все происходящее нормальным.

Однако суперлиберализм считает нормой все – и трансгендеров и не трансгендеров, и разнополые семьи, и однополые браки… В результате исчезает и норма, и ненорма. А значит, как ближайшее следствие, исчезают высокие цели, исчезают герои, под вопросом оказывается прогресс, который сменяет стояние на месте. Пропаганду «выбора пола» детьми со вкладыванием им специальных гормонов, дабы они не могли себя до поры до времени идентифицировать, далеко не все считают преступлением.

Приведу другие примеры и пояснения. Основы мировидения – язык, публичные выступления в СМИ, литературные произведения все чаще засоряет обсценная лексика, уровень юмора на массовых телеканалах опускается ниже плинтуса… Так происходит отказ от деления мира на «высокое» и «низкое», на «нормальное» и «ненормальное», на допустимое и недопустимое. Никогда в прошлом ничего подобного не наблюдалось, бывали периоды смены ценностей, но не случалось периодов отмены и полной релятивизации ценностей. В итоге получается, что весь накопленный нашими предками за 50 тысяч лет существования опыт обесценивается и отбрасывается и мы под знаменем сверхмудрости и сверхсвободы возвращаемся в мир дикости и доцивилизованности.

Деградация на бытовом и обыденном уровне дополняется ее своеобразным научно-философским обоснованием. Философия теперь не столько предсказывает будущее, но оценивает существующее, философия постмодернизма предлагает картину мира, в которой совершенно равные права имеют прекрасное и безобразное, истинное и неистинное (точнее, в постмодернизме сосуществует множество истин), историческое и внеисторическое, высококвалифицированное, профессиональное и примитивное…

В. Есть ли пределы у свободы? Мощная и ничем не ограниченная энергия свободы проявляется сегодня по-разному, но она регулярно и все активней разрушает фундаментальные, традиционные правила и нормы. Еще 3. Фрейд показал, что природа человека с самого начала должна включать ограничения и запреты. Глубинные, бессознательные, разрушительные инстинкты – эрос и танатос (id – оно) контролируются, ограничиваются и управляются через эго и суперэго (через совесть). Снятие или отключение такого контроля ведет человека к саморазрушению и подавлению тех, с кем он взаимодействует… Культура как система принятых правил и норм поведения также должна включать своеобразную систему различных «секторов-регистров» – от регистра «дозволенное» через «малодозволенное» к регистру «недозволенное».

Добавлю. Нельзя не заметить, что существует целый ряд сфер реальности, в которых человек не только не стремится к свободе, т. е. к сознательному выбору и переменам, но, напротив, хочет сохранить устойчивость и неизменность. Никто не испытывает дискомфорт, когда слышит свое имя. не мы его выбирали, но мы его приняли, и оно наше. Каждый человек, вступающий в общество и социальные отношения, обладает вполне определенной этичностью, родным языком, верой, отцом и матерью, родиной… И если у кого-то возникает желание менять эти самые глубинные константы, если таких людей становится больше – мы сталкиваемся с болезнью, цивилизационным кризисом, который надо анализировать и преодолевать, но ни в коем случае не воспевать и не культивировать. Вторжение свободы в сферы, традиционно культурно табуированные, ставит под вопрос существование социума, разрушает наш культурно-генетический фундамент и не делает человека счастливым. Возможно, со мной поспорят датчане, смотревшие в начале года детский телемультфильм про мальчика с самым длинным в мире пенисом. Но, может быть, они со мной и согласятся – вседозволенность ни детям, ни взрослым совсем не нужна…

Интересно, что движение экологов, предупреждающее об опасности внерамочной и бесконтрольной хозяйственно-промышленной деятельности, настаивающее на защите природы и введении в этой сфере жестких правил и ограничений, не дополняется никаким движением «за культурную экологию» и культурно-цивилизационные регуляторы. Здесь своя Грета Тунберг так и не появилась. Но социум – это вовсе не мир всеразрешенного, где свобода должна отменить любые ограничения. Важно учитывать и то обстоятельство, что при отказе от ограничений и социальном высвобождении на первые роли в обществе почти всегда выходят разного рода меньшинства (инвалиды, мигранты, трансгендеры, бисексуалы и т. д.), которые довольно быстро переходят в таком обществе на лидирующие и правящие позиции…

IV. Прийти к единой Европе, или Когда Россия встретится с Западом…

И вот Россия, все еще зажатая и ограниченная авторитарными рамками, стремящаяся к переменам и свободе, встретится с западом Европы, расшатывающим даже то, что должно быть стабильным и незыблемым. Встретятся две части в прошлом единой цивилизации, находящиеся сейчас в противоположных стадиях, противоположных фазах исторического процесса – одни мечтают избавиться от тяжелого тоталитарного наследия, другим не удается замедлить процесс падения в систему, где отменены все правила и нормы. Россия и Беларусь, где запретительные ограничения сталинско-ленинской системы по сей день не преодолены, выглядят для какой-то части западных европейцев, скучающих по устойчивым нормативам и не представляющих всю полноту постсоветской реальности, вполне привлекательно. На непонимании или, как минимум, плохом и недостаточном взаимопонимании между Западом и Россией спекулируют наши официальные СМИ, активно работающие и за рубежи, и на внутреннюю аудиторию. Наше ТВ постоянно представляет попытки ограничить запредельную деструктивную деятельность в соседней части Европы как «отсутствие там подлинной свободы». Отсутствие бурных протестов на улицах Москвы некоторые на Западе трактуют как успех и поддержку обществом твердой политики Кремля. (Еще А. Солженицын с горькой иронией писал, как Сталин объяснял западным политикам, что советский народ глубоко предан своей социалистической Родине. И ведь правда, ни одного письма-жалобы из ГУЛАГа ни в одной советской газете найти было невозможно…)

Подытожим: стремление быть свободным от всего ведет к распаду всего. Европейская цивилизация остановилась перед проблемой – она не может жить без Бога, не может вернуться к Богу и пока не может сформулировать и утвердить новые сверхценности.

Ответ на это противоречие надо искать нам всем – и на Западе, и в России. Если тепловая смерть «полностью уравновешенной» вселенной невозможна, то «тепловая смерть» цивилизации как «окончательно выровненного» сообщества без адекватной иерархии, норм и пределов угрожает нам реально.

Ну а пока в поисках ответа можно предложить вновь оценить значимость регуляторов, которые еще продолжают сохраняться. В фокусе внимания должен находиться анализ истории и исторического опыта как хранителя всеобщего, совокупного опыта. Нам нужен духовный поиск, нужны литература, фольклор, искусство, нужен интеллектуализм вместо неуемного гедонизма. Нам нужно признать и культивировать роль интеллигенции, к ее мнению и оценкам стоит прислушиваться! Наконец, необходимо ограничить безмерную роль денег как главного и на сегодня самого сильного регулятора всех отношений. Нам нужна свободная дискуссия!.. И, конечно, все это без крайностей, обдуманно и в меру!