Текст книги "Фабула. Монология в двенадцати меридиях"

Что же касается нашей беседы со Вторым пророком от имени хозяйственной Иоанны, тещи Петра, то ничего особо нового мы из нее не узнали и уж тем более ничего не изменили. Про Иуду из города Кариота все было понятно уже давно. Самый обычный ворюга, который прибился к группе Иисуса, почуяв запах легкой добычи. Христос и правда был сильным магом. Он ловко пользовал самых разных людей и умел исцелять широкий спектр хворей, но все же предпочитал лечить от синайской горячки немолодых богатых евреек. Нельзя сказать, что у Иисуса была какая-то такса за услуги, но пожертвования он принимал вполне охотно, дабы иметь возможность содержать свою бригаду апостолов. Остатки же надлежало раздавать бедным. Бухгалтером Иуду назначили по блату: он был единственным, кого пророк знал с самого детства – росли вместе. Систему отчетности о расходовании средств не наладили, и деньги на благотворительность выделялись без централизованного контроля, оседая по большей части в карманах у нашего предприимчивого иудея. За три года скитаний по земле Иудейской должна была накапать приличная сумма в серебряных шекелях. Явно больше тридцати. Иуда, сын Симона, был, конечно, тот еще праведник, но считать он умел. Отсюда вопрос: зачем лишать себя надежного источника постоянного дохода ради однократного, и не самого большого, прямо скажем, гешефта. И уж тем более непонятно, с какой такой стати сразу после предательства Иуда вдруг решил удавиться. Гипотез по этому поводу существует масса. Начиная от самого обычного помешательства, которое вполне могло быть вызвано подсознательным воздействием из мира Духа, и заканчивая рядом куда более экономически обоснованных версий. Наиболее логичным мне всегда казалось предположение о том, что Иуда, который в целом производил впечатление крайне сознательного гражданина, измыслил хитроумную комбинацию. Он, как и все остальные друзья, приятели, ближние знакомые и прочие сподвижники Иисуса, свято верил, что пророк собирается натурально царствовать в земле Иудейской и распространять свое учение административно-командными методами, что, вообще говоря, было бы крайне логично, исходя из поставленных потусторонней партией и трансфизическим правительством задач. Разумеется, каждый из апостолов рассчитывал на тепленькое местечко при дворе нового царя, а Иуда так и вовсе метил возглавить Минфин. У него были все основания для подобных карьерных ожиданий – ну не доверит же Иисус казну горлопану Петру, сомнительному Фоме или наивному Иоанну! И вроде бы все шло как по маслу, но оставалась одна небольшая проблема, а именно: Христос как-то не спешил начать царствовать, избегал прямого столкновения с синедрионом и вообще вел себя на удивление пассивно для человека, который должен вот-вот изменить мир раз и навсегда. Я полагаю – и у меня есть ряд исторических свидетельств, косвенно подтверждающих эту точку зрения, – что наш пронырливый хитрец задумал просто-напросто стравить пророка с первосвященниками. Он не сомневался в победе Иисуса, которого знал как сильного мага, подчинившего себе прану, поэтому был уверен в успехе своего плана и необратимости предстоящих изменений. Иуде даже в голову не приходило, что Учитель задумал поскорее преставиться ради воплощения драматической и шокирующей идеи популяризации безгрешной и благой жизни через мученическую смерть. Вот почему несостоявшийся министр царства иудейского так сильно расстроился, когда его блестящий план провалился с треском, подобным хрусту ветки того дерева, на котором бедняга чуть позже повесился.

Наше вмешательство ничего значимо не изменило в ходе примечательных событий той библейской весны, но кое-какие последствия мы все же зарегистрировали. Предупрежденный благодушной Иоанной Иисус начал вести себя чуть иначе по отношению к ученикам и особенно по отношению к Иуде из Кариота. Он неоднократно намекал последнему, что в курсе касательно его плана и даже поддерживает его. Во всех экземплярах евангелия от Иоанна, за исключением контрольного образца, появилась знаменитая ныне, а прежде отсутствовавшая фраза: «Что задумал, делай быстрее», сказанная пророком во время легендарной тайной вечери. Иуда расцвел, понимая, что Главный его привечает и не держит зла, а заодно расцвели буйным цветом и ранние гностические учения, утверждавшие, будто именно бородатый иудей на самом деле являлся любимым учеником Иисуса и единственным из апостолов, кто был посвящен в истинный замысел и предназначение божественной миссии. Официальная христианская церковь по-прежнему искренне настаивает на классической формулировке обвинительного вердикта: «предательство из сребролюбия и по наущению сатаны», зато различных творческих и богословских спекуляций по поводу уникальной и преднаписанной роли Иуды появилось куда как немало…

В задумчивости я перелистывал страницы отчета, пытаясь связать в узелок те логические нити, которые пока торчали неопрятными концами оттуда и отсюда, словно выбившись из пряжи неловкой вышивальщицы, неопытной норны, прядущей макраме судьбы и жизни в первый раз.

12.10.2024

Конфиденциально и секретно

Кому: Директору по Коррекции НВМ

Мельникову Кириллу Игоревичу

От: Руководителя отдела регрессии

Чванова Кирилла Сергеевича

Отчет

О Коррекции серии «Большая тройка» # 34

Руководитель проекта: Чванов Кирилл.

Историческая задача: изменение исторической роли ислама как всемирной религии через недопущение появления и распространения понятия «неверный» и снижение уровня агрессии мусульманского общества.

Объект коррекции: Зейд ибн Хариса, 588 г. р., сподвижник пророка Мухаммеда.

Носитель: Ингрид Бьорглунд, 2089 г. р., социальный работник, г. Тронхейм, Норвегия.

Дата вилки: 614 г. н. э.

Дата коррекции: 12.10.2024.

Описание эксперимента

Объективка. Объект коррекции, Зейд ибн Хариса, сподвижник Мухаммеда, в детстве попал в плен и подвергся сильнейшему эмоциональному потрясению, вследствие чего стал доступен для коррекции. Имел многократные беседы с Мухаммедом. Впоследствии воплощался всего семь раз. Текущая инкарнация – последняя.

Преамбула. Так называемая «первая кровь за веру» была пролита в ходе столкновения группы Мухаммеда с кочевниками во время молитвы в одной из пещер близ Мекки. После обмена оскорблениями и угрозами один из сподвижников Пророка разбил голову лидеру язычников верблюжьей челюстью. Данный эпизод стал ключевым с точки зрения развития мусульманской морали, так как именно после описанных выше событий Мухаммед начал в своей риторике разделять людей на правоверных и неверных, занял более агрессивную позицию в вопросах борьбы за веру, а вскоре перешел к вооруженным действиям.

Механика. Личная беседа с пророком, содержащая предостережение о грядущем столкновении с язычниками, полученное в виде «послания архангела Джебраила во сне».

Желаемый результат. Изменение маршрута группы, избежание встречи с кочевниками-язычниками, избежание «первого кровопролития за веру», положительное влияние на мусульманскую мораль в целом, предотвращение появления в исламе понятия «неверные», снижение агрессии в мусульманском обществе, значимое повышение Индекса проникновения Парадигмы.

Расшифровка регрессионного гипноза

Гипнотерапевт: Алексей Смирнов.

12.10.2024, 12.04

Алексей Смирнов:

 
– Представьтесь
 

Ингрид Бьорглунд

(говорит мужским голосом на арабском):

 
– Меня зовут Зейд ибн Хариса,
Я бывший раб, а ныне предан
Мухаммеду я беззаветно,
И следую за ним, как тень.
 

АС:

 
– Где Вы находитесь, скажите.
 

ИБ:

 
– В дороге я. В холмы близ Мекки
Мы удалились для молитвы.
Искали лишь уединенья,
Но провели в пути весь день.
 
 
Сейчас привал, и я покинул
Цветной шатер, что у ручья
Разбили мы. И по пустыне
Брожу задумчиво теперь
 

АС:

 
– Зачем вы там, чего вы ждете?
 

ИБ:

 
– Задумал я уединенно
С пророком встретиться в пустыне,
Чтоб побеседовать неспешно,
И вот брожу тут, будто зверь.
 
 
Намедни было мне виденье:
Во сне ко мне явился лично
Джибрил, благой архангел Божий.
И вестник сей поведал мне,
 
 
Что этим вечером в пещере,
Где молится обычно умма,
С язычниками выйдет ссора
При полной траурной луне.
 
 
Архангел был весьма настойчив,
Он поручил мне что есть силы
Пророка умолять избегнуть
Сей свары. И поклялся я,
 
 
Что слов мольбы не пожалею,
Дабы Пророка урезонить
Сменить обычную стоянку
На новую. И не тая
 
 
Ни буквы, передам я
Все то, что мне вчера поведал
Благой и светлый Джебраил,
Аллаха вестник срочный.
 
 
Крылатый ангел мне сказал,
Что отольется кровью
Та кровь, что будет пролита
В пещере этой ночью.
 
 
Нельзя, нельзя мне допустить,
Чтоб путь добра и мира,
Который нам Аллах велит
Избрать ему во славу,
 
 
Окрасился в пурпурный цвет
И стал войны тропою,
Коль вечером наткнемся мы
На варваров ораву!
 
 
А вот и он! Тюрбан знакомый
На нем, он коренаст, плечист,
Идет уверенной походкой
И смотрит ясно пред собой.
 
 
Мухаммед, волею Аллаха
Пророк великий и мудрец,
Да здравствует он пусть вовеки!
А я поклонной головой
 
 
Его приветствую сердечно,
Ведь он мне заменил отца,
И буду лишь просить смиренно
Дозволить речь держать пред ним!
 
 
Мои советы, впрочем, прежде
Пророк не брезговал услышать
И в этот раз, надеюсь, также
Вниманьем наделит своим!
 

ИБ

(голосом пророка Мухаммеда):

 
– Привет тебе, Зейд ибн Хариса!
Я очень рад, что ты надумал
Такую милую прогулку
В столь солнечный и ясный день!
 
 
Бывает славно с другом детства
Пройтись по матери-пустыне,
Лицо подставив отче-солнцу!
Потом в спасительную тень
 
 
Вернувшись, молоком кобылы
Сухую жажду утоляя,
Опять беседы мудрой вязью
Аллаха славить, что есть сил!
 

ИБ (ЗиХ):

 
– Привет тебе, пророк Мухаммед!
Благословит тебя Аллах пусть и приветствует!
Как рад я, что средь песков пустыни жаркой
Меня ты ныне навестил.
 

ИБ (Мухаммед):

 
– К чему так много церемоний?
Неужто даже меж собою
Нам следует блюсти приличья?
Ведь столько пройдено дорог!
 
 
Сколько гонений, бедствий, счастья
И радостей мы претерпели
С тобой совместно! Ты же знаешь,
Что мой порог и твой порог
 
 
Усталый путник преступая,
В шатер войдет один и тот же,
Что нету между нами тайны
И дом твой там же, где и мой.
 
 
Однако, чувствую, не только
Ради прогулки и беседы
Меня сюда позвал ты ныне.
Глаза твои горят… Постой!
 
 
Как сын с отцом родным бывает
В беседе честен, так и ты, друг,
Будь откровенен и не бойся
Меня обидеть иль задеть.
 
 
Беречь мои не стоит чувства.
Будь искренен в своих сужденьях,
С тобой близки мы, будто братья,
И дружбы золото на медь
 
 
Паршивой лести и обмана
Не променяю никогда я,
Не уступлю дороги гневу,
Не стану я кричать в сердцах
 
 
И буду кроток, словно агнец,
Пасущийся на тихом луге.
А посему тебе я внемлю
Внимательно, как сам Аллах.
 

ИБ (ЗиХ):

 
– Ты проницателен, Мухаммед,
Таить бессмысленно, похоже,
А посему спешу поведать
Тебе свой странный сон скорей.
 
 
Пускай он выглядит нелепо,
Пускай загадочно, но все же
Я расскажу тебе подробно
Видение недавних дней.
 
 
Представь себе, прошедшей ночью
Явился мне во сне архангел.
Представился он Джебраилом,
Аллаха вестником с небес.
 
 
Исполненный великой силы,
Предстал в своем высоком ранге
И разговор держал со мною,
Копье держа наперевес.
 
 
Помимо прочего сказал он,
Что сим же вечером в пещере
У нас случится столкновенье
С коленом варваров степных.
 
 
С теми, кто молится усердно
Иных богов дурной ватаге,
С теми, кто водит по пустыне
Гурты лошадок вороных.
 
 
Наши противники по вере,
Язычники кочёвых кланов
Придут над нами насмехаться,
Уподобляя нас ослам…
 
 
Коль дальше мы хотим шахаду
Нести святой дорогой мира,
Иное место для молитвы
Избрать сегодня нужно нам.
 
 
Ах, не сердись, послушай друга,
Поверь, кровавой станет вира,
За нашу веру ночью этой,
А посему прошу, имам:
 
 
Другую изберем дорогу!
Не будем искушать судьбу!
Аллах не зря прислал Джибрила,
На волоске висит ислам…
 
 
Ох, не взирай, прошу, так строго
Ты на меня. Я ведь служить
Тебе готов, как раб, но все же
Поверь предчувствиям моим
 
 
В этих холмах пещерок много,
Найдем другую и туда
Направимся всем караваном,
Переночуем, посидим…
 
 
Пойдем назад своей дорогой.
Зачем нам пестовать вражду?
Как будто мало в мире горя…
Ведь всюду искренен намаз!
 

ИБ (Мухаммед):

 
– Кроме Аллаха, нету Бога!
Не верю я своим ушам!
Тебя как будто подменили!
Довольно, Зейд, молчи сейчас!
 
 
Устал я прятаться, скрываться,
Сидеть под полом, будто мышь,
Укравшая кусок лепешки…
 

ИБ (ЗиХ):

 
– Мухаммед!
 

ИБ (Мухаммед):

 
– Да ты помолчишь?
Иль будешь мне опять перечить?
Ты будто женщина! Молчи!
 
 
Что мы всё прячемся, как вошки?
Зачем скулим, как будто псы,
Побитые хозяйской палкой,
За то, что сгрызли алычи
 
 
Мешок огромный втихомолку
И двор загадили потом?!
Тогда чего же удивляться,
Когда тебя зовут скотом?
 
 
Как будто мулы, мы покорны.
Зачем? И главное – кому?
Старейшинам из курайшитов,
Что ложным молятся богам?
 
 
Их предки ныне в джаханнаме
Коптятся! Только лишь ему —
Аллаху я покорен буду!
И каждый волен выбрать сам
И спрятаться, а я не стану
Их кровью мерить кровь свою!
 
 
Иблиса замыслы коварны,
Но лишь Аллах вершит судьбу
Для всех и каждого! Отныне
Ему вверяю жизнь мою!
 
 
Что толку, друг, от нашей веры,
Коль чуть опасность ей грозит,
Мы тут же прячемся трусливо,
Будто шакалы? Мне претит
 
 
И я устал уже скрываться…
Пусть милостив Аллах, но все же
Он справедлив, и нам с тобою
Открыто он встречать велит
 
 
Опасность и нести шахаду
Повсюду гордо, будто флаг,
А мы показываем спины,
Лишь только лик покажет враг!
 

ИБ (ЗИХ):

 
– Но разве не Аллаха волей
Ко мне был прислан Джебраил?
Неужто не его устами
Со мною ангел говорил?
 

ИБ (Мухаммед):

 
– Шайтана происки коварны!
Он одурманить мог тебя,
Под ликом ангела явиться,
Дурные речи говоря
 
 
Под видом слов богоугодных
Внушать тебе трусливый путь.
Лишь надо мной Иблис не властен,
А над тобой, прости, отнюдь!
 
 
Коли желал Аллах поведать
Мне истину, тогда зачем
Избрал посредников напрасных
Для своих пламенных речей?
 
 
Не думай, друг, что сомневаюсь
В твоих словах я, но и все ж
Желаю я, чтобы по силам
Был груз, который ты несешь.
 
 
Аллах велик и не допустит
Беды, но в чем же толк, скажи,
От нас самих, коли не в силах
Мы веру защитить от лжи?
 
 
А посему тверды мы будем,
Пойдем намеченным путем,
Пусть этот путь и безрассуден,
Но мы пройдем его вдвоем!
 

Конец расшифровки

Константина Валерьевича Васильева никто не смог бы назвать религиозным человеком в традиционном смысле слова, однако же среди всех прочих пророков он непреклонно выделял Мухаммеда в качестве безоговорочного фаворита. Ведь именно Мухаммед был и остается чуть ли не единственным из всех людей, когда-либо топтавших землю, кто умудрялся сочетать в себе качества просветленной мудрой души со способностью руководить массами и решать вполне мирские задачи во имя спасения рода человеческого. Именно Мухаммед, например, не просто рекомендовал делиться нажитым добром с ближним своим, но и узаконил милостыню как часть обязательного канона исправления веры для каждого мусульманина. Именно Мухаммед сподобился не просто выжить в агрессивной окружающей среде, но и поставить под свои знамена многих из тех, кто совсем недавно стремился с ним покончить. А еще пророк обладал веселым, легким нравом, что не мешало ему ежедневно принимать весьма жесткие решения, столь необходимые для того, кто собрался вести за собой далеко не самую простую паству, состоящую из суровых жителей пропыленного и раскаленного, словно адская сковородка, Аравийского полуострова, где и поныне в чести честный булат. Нет никаких сомнений в том, что Мухаммед являлся сильнейшим медиумом из тех, чья плоскостопая (удивительно, но именно плоскостопие оказалось наиболее яркой общей чертой, объединяющей всех медиумов) нога ступала по тверди земной. Столь могучих способностей к взаимодействию с параллельными реальностями нам не удавалось зарегистрировать ни до, ни после появления на белом свете великого аравийского пророка. Отец ислама мог самостоятельно входить в транс днем и ночью, получал невероятное количество почти не искаженной помехами информации непосредственно из мира Духа, а затем излагал ее в уже знакомой нам стихотворной манере, да еще и при огромном числе свидетелей. Моисей и Заратустра тоже были великими медиумами, но рядом с Мухаммедом они смотрелись скромно, словно победители школьной олимпиады по физике рядом с нобелевским лауреатом.

Помимо Мухаммеда Васильев очень уважал (видимо, за некоторое внешнее сходство с самим собой) старого американского актера Брюса Уиллиса, который родился на свет еще в позапрошлом столетии и обыкновенно изображал в кино спасителя человечества от различных несущественных или же вовсе вымышленных угроз, таких, например, как попадание в Землю метеорита из космоса или, скажем, нашествие тел, лишенных души и движимых непосредственно праной. В начале XXI века подобных существ обычно называли словом «зомби». В кинематографе того времени зомби изображались непременно злобными и вечно жаждущими человеческого мяса, что Васильев расценивал как исключительно красноречивую метафору относительно будущего человечества, в котором стремление к потреблению и насилию победило все прочие стремления. Брюса же Уиллиса, в таком случае, следовало трактовать исключительно как великого героя, увлеченного защитой рода людского от самого себя. А ведь именно это занятие на протяжении многих веков было и по сей день остается святой обязанностью и горьким уделом всех дипломированных и уполномоченных пророков…

Словом, как и любой крупный руководитель, Константин Валерьевич имел склонность к маленьким и безобидным слабостям, одной из которых была мечта о том, чтобы Брюс Уиллис сыграл в кино роль пророка Мухаммеда. И ничего страшного, что оба уже умерли: Васильев отлично умел мечтать в прошлое и вспоминать будущее.

Захваченный стремниной отвлеченных мыслей, я все же понимал, что время тает с непозволительной для нашего случая линейностью. Чисто теоретически, любое, ну или почти любое событие прошлого можно скорректировать из будущего, но только в том случае, если это будущее таки состоялось. А чтобы оно состоялось, мне нужно как раз изменить прошлое, знаки которого я уже почти отчаялся правильно истрактовать в стремительно исчезающем настоящем.

Мухаммед вполне ожидаемо говорит Зейду ибн Харисе о том, что за истинную веру совсем не стыдно пострадать. Но не это главное. Он говорит также и о том, что за истинную веру совсем не грех побороться! Что кровь, пролитая за Аллаха, угодна ему, даже если это кровь муслимов…

Плохо подогнанные друг под друга, разномасштабные и никак между собой не связанные кусочки цветной слюды и разрозненных смыслов никак не желали выкладываться в понятный витраж. Нескладная проповедь Будды Гаутамы о ненаказуемости дурных поступков без проведения глубокого кармического анализа мотива совсем не желала вставать в ряд с истеричной лекцией Иисуса Христа про непререкаемость предопределенности. Да и готовность Мухаммеда драться за веру никак не проясняла контекст, запутанный похуже сети московского метро, откуда в наше время чужеземцу нипочем не выбраться без опытного проводника…

Я и сам не заметил, как начал кусать пальцы, проговаривая про себя, будто мантру: мотив, предопределение, кровь, борьба, карма, самопожертвование, искупление, вера, предзнаменование, цель, судьба, карма, самопожертвование, мотив, кровь, кровь, кровь…

Теперь я ощущал нехватку времени уже на уровне физической боли, покидая спасительное состояние равновесия, словно корабль, оставляющий тихую, защищенную волноломами гавань в разгар тропического шторма. Я отчаянно нуждался в совете, но спросить совета было не у кого в каждом из существующих двенадцати времен и двадцати двух измерений.

Мой блуждающий по комнате нервный взгяд остановился на портрете поэта Лобачева, отца-основателя системы исторической коррекции. Вот кто наверняка смог бы найти выход, вот кто мог бы подсказать решение… И зачем ему было выпрыгивать из окна, нет чтобы подождать с этим лет пятнадцать – глядишь, надоумил бы меня как-нибудь…

Искупление, самопожертвование, предопределение, мотив, карма, вера, кровь, кровь, кровь, кровь…

Я видел этот портер сотни раз. Ничем не примечательное лицо с немного кривым носом. Губы плотно сжаты, словно их задача заключена в том, чтобы удерживать внутри слова, способные прорваться с боем сквозь редкие зубы. Волосы куриными перьями падают на прорезанный морщинами лоб и вместе с этими морщинами складываются в неровную щербатую решетку, за которой прячется желтоватая кожа черепа. Уши такие плоские, будто прибиты к голове гвоздями для лучшей аэродинамики, зато глаза… глаза огромные и такие знакомые…

Карма, вера, мотив, искупление, кровь, кровь, кровь, кровь, смерть…

Я обжегся догадкой, будто утюгом, и с минуту корчился от невидимой боли. Ну что ж, игра в салочки с Сатаной, кажется, началась! Мироздание, пристегнись, стартуем! Со старого портрета Александра Николаевича Лобачева на меня пристально смотрели усталые и незабываемые глаза обычного мальчика Сережи, который сегодня как раз вышел из комы назло Люциферу.