Текст книги "Фабула. Монология в двенадцати меридиях"

Меридия пятая
Вначале было слово

 
Летающий туда-сюда над бездной,
Увенчанный короною из букв,
Тот дух томился тайной бесполезной,
Не зная, как из тайны сделать звук.
 

А. Лобачев

Рим, Конфедерация городов Италии, 2091 г.

Глаголы в структуре наших предложений отчаянно теснили существительные. Собственная речь казалась мне все более и более четкой с каждым сказанным словом. Необыкновенно приятная сухость во рту позволяла выговаривать звуки непривычно четко. Слюни обычно мешают дикции. От картавости до конца мне не дано избавиться даже во сне, но сейчас мой язык выдавал логопедический максимум на приличной скорости. Я поспешил поделиться своим открытием с Димой:

– Правда, я почти не картавлю сейчас?

– А ты обычно картавишь?

– Ты хочешь сказать, что последние пятнадцать лет не замечал, что я картавлю?

– Пока ты сейчас не сказал, я вообще не замечал, что ты картавишь…

Мне живо припомнилась картина: мой добрейший друг Дима в компании очень остроумных Антона и Леши, а также чуть менее остроумных девиц неясного происхождения мучает меня словами «рефрижератор», «прокурор» и «хирург». Мне, конечно, не совладать с такими. Громкий смех. Занавес. Миронов, несомненно, забыл этот эпизод. Он вообще события прошлой жизни помнит куда лучше, чем третий курс университета. Забыл и Привык! Так зовут двух наиболее зловредных демонов, что исподволь грызут скрепы любых отношений, будь то дружба или любовь. Просто привык и перестал замечать мое небольшое речевое несовершенство. Но не время сейчас комплексовать, товарищ, война.

Эйфоретики в нас еще торжествовали над канабиоидами, а следовательно, соотношение мыслей и слов пока складывалось явно в пользу последних. Потребность высказаться вооружилась страпоном и доминировала над желанием погонять и помусолить какую-нибудь мыслишку вдоль и поперек, как это обычно бывает, когда крепко покуришь южного самосада. Очень может быть, стремление поговорить есть не что иное, как сублимация сексуального влечения, которое невероятно обостряется под MDMA, но не имеет сейчас выхода в силу отсутствия среди нас женщин.

– Я в это время должен был сексом заниматься, – читая мои мысли, произносит Дима.

– С кем?

– С Леной

Мне даже не хочется уточнять, что за Лена. Очевидно же: Миронов собирался совершенно иначе провести сегодняшний вечер и лишь по несчастливому стечению обстоятельств оказался рядом со мной на белом вязаном икеевском диване. Теперь раскрылась тайна столь неожиданного визита моего старого друга, экипированного к тому же по последней гоайской моде наркотиками разной степени тяжести. Ощутив мимолетный укол досады (никому не хочется оказаться планом Б), я незамедлительно вернулся в прекрасно-печальное расположение духа, свойственное тем, кто влил в свою пищеварительную систему жидкий огонь MDMA.

На улице шел снег. Он падал ровными шеренгами, отвесно и безмятежно. Город засыпал, уютно подмигивая ночи огнями тесных кухонь. Машины несли незнакомых мне людей по проспекту Луначарского медленно, вязли в снегу. Снег успокоил всех, и тот, кто спешил, перестал спешить. Мне думалось, что незнакомые люди едут по каким-то очень важным и добрым делам, раз уж им не сидится в тепле и уюте этой ночью. Снег падал на город и обволакивал его, как вата, врачевал раны, прятал под собой грязь и боль, делал всех и вся одинаково белыми и чистыми. Мне казалось, что в таком белом городе очень стыдно быть злым, поэтому я решил порадовать своего товарища недоношенной тайной.

– Знаешь, какой подарок я приготовил тебе на день рождения? – спросил я.

– Нет, ты же мне еще не сказал, – ответил Дима. Я вижу, что ему очень хорошо, как и мне.

– Сральный стул.

– Сральный стул?

– Ну да, складной сральный стул с регулируемой высотой сидушки. Походный вариант. Легкая конструкция из алюминиевых труб и сверхпрочного тканевого сиденья со здоровенной дыркой посередине. Сможешь с комфортом погадить под любой елкой.

У Димы проблемы с этим делом. Когда мы были молодые и несли всякую чушь на законных основаниях, Миронов попал в социальную больницу на Авангардной улице с переломом нижней челюсти лица пополам. Я был лишь косвенным виновником этого события (мне принадлежала только идея бить друг другу морду по мотивам фильма «Бойцовский клуб», а сам роковой удар нанес Димин одноклассник по фамилии Шлюков), но угрызения совести терзают меня до сих пор не хуже того орла, что клевал беднягу Прометея. Контингент в больничке был тот еще. Все сплошь бомжи и прочий неблагонадежный люмпен. Купчино же. Миронов больше месяца кушал только перетертый супчик и с Авангардной улицы отправился прямым рейсом в Боткинскую больницу лечиться от малоизученной кишечной инфекции. С тех пор вопросы перильстатики и дефекации стали для моего товарища краеугольными в жизни. Получив серьезную психологическую травму, Дима теперь может отправлять естественные надобности только приняв сугубо специфическое положении тела, при котором спина и бедро составляют угол, равный строго тридцати двум градусам. У Миронова в квартире даже унитаз устроен специальным образом, и нормальному человеку сидеть на нем очень неудобно. Но то в квартире, а что делать бедному Диме в полевых условиях? Так и возникла идея подарка, которым я по праву гордился. Сральный стул! Следовало, конечно, сохранить задумку в тайне до самого дня рождения, но лучше дозы экстази в крови к откровенности располагает разве что паяльник в заднице.

– О! Спасибо, дорогой друг, – без большого воодушевления, хоть и с улыбкой промолвил мой неоткровенно благодарный собеседник. – Я сам себе тоже придумал подарок, хотел тебя попросить…

– Какой? – теперь уже без большого воодушевления интересуюсь я.

– Хочу такой велосипед, у которого, когда руль крутишь вправо, он едет влево и наоборот. Понимаешь?

– Нафига тебе такая несуразная штуковина понадобилась?

– Вот попробуй догадаться

Наверняка ведь какая-нибудь нудятина с глубоким смыслом и скрытым подтекстом. Дима одной ногой по колено увяз в популярной эзотерике, а второй – в дремучем невежестве. Вспомнив лекцию, прочитанную мне во время долгого пути к Антоше на дачу, я рискнул предположить:

– Может быть, этот велосипед позволяет натренировать левое полушарие мозга? Ну, типа, мы пропускаем подсознательный импульс через аппарат сознания. Ведь подсознание нам подсказывает – и это интуитивно обосновано, – что нужно повернуть руль вправо, если мы хотим поехать вправо. А тут наоборот. Таким образом, мы подчиняем подсознание логическому механизму мышления, как это всегда и происходит, когда мы делаем что-либо контринтуитивное. То есть твой велик – это такой тренажер…

– Гениальная идея, мне в голову не приходило! – пристально глядя на меня, признался Димон. – Я обязательно обдумаю. Но это не совсем то, зачем мне нужен такой необычный велосипед. Видишь ли, вот в чем дело. Мы в прошлом году были в Ялте, я там видел чувака на набережной с подобным агрегатом. Гражданин катался на нем туда и сюда, вдоль и поперек, а также предлагал любому желающему пари: нужно было проехать от одной пихты до другой – буквально метров двадцать. Тому, кто сможет, товарищ обещал 10 000 рублей в качестве приза. Стоимость попытки – всего двести рублей. Со стороны кажется, что это самый обычный велосипед и проехать на нем небольшое расстояние – нефиг делать. Там целая толпа собралась, большой ажиотаж, все пробуют, но никто ни разу и трех метров не одолел. Это нереально с первого раза, и со второго, и с пятого. Я потом с этим пацаном разговорился – (ах да, забыл сказать, что Миронов обожает беседовать со всякими странными персонажами: бомжами, калеками, чудиками всех мастей и так далее: вроде бы жизнь так познает) – и выяснил, что учиться нужно где-то полгода, не меньше. Так вот, чувачок при мне за три часа настриг двадцать пять штук денег, сел на свой неуправляемый байк и поехал пить пиво. Реальная тема, мы с тобой летом в сестрорецких Дубках сможем и побольше зашибать!

Последние слова потонули у моего друга в раскатах почти беззвучного хохота, больше напоминавшего икоту. Я не рассмеялся. Мне стало немного обидно, что вместо глубокого эзотерического смысла за идеей странного велосипеда скрывается всего-навсего желание заняться балаганной коммерцией. Однако я все же немало обрадовался и тому обстоятельству, что ход Диминых мыслей принял не отвлеченно-философский, а вполне прикладной характер. Я даже ностальгически улыбнулся: вся эта история живо напомнила мне наши славные студенческие рейды за буйки административного кодекса.

Рядом с диваном Миронов заблаговременно разместил две полуторалитровые бутылки воды без газа, зная, что они непременно пригодятся, и теперь я с удовольствием прикладывался к одной из них, булькая и пуская слюни внутрь. Нет жажды приятнее, чем эта, вызванная жаром растворенных в крови кристаллов чудо порошка. Даже первый глоток холодного пива после футбола воскресным июльским днем не бывает так сладок, как эта водичка.

– Что еще нового? – обычная пауза в разговоре со старым другом вдруг показалась мне необычно неловкой.

– Я решил поменять себе все зубы: все до одного. Запарило уже торчать у стоматологов, просто задолбало. Невозможно прям. Только один вылечишь, другой начинает болеть. Легче все их выдрать нахрен и искусственные вставить.

Столь радикальное решение проблемы кариеса было вполне в духе Миронова, и я ненадолго задумался о том, на какие интересные, но ошибочные выводы может натолкнуть череп моего друга археологов двадцать пятого века.

– Скучаешь по жене? – ни с того ни с сего задал Дима давно ожидаемый вопрос

– Ты знаешь, это неправильное слово: «скучаю». Мне скорее обидно, что все так вышло. Неожиданно как-то, понимаешь. Странно это, когда ты живешь с человеком и вроде бы все в порядке. Ну бывают там ссоры, бывает всякое, а потом она уходит, и ты в квартире один всегда. Я уже не по ней скучаю, а на почве тотального одиночества с ума схожу. Я же никогда так долго сам с собой не жил, а ведь ты знаешь, какой я неприятный человек – мне самому с собой очень плохо. Только Пельмень меня дома ждет… – все это так жалобно прозвучало, что я даже перепугался за свою непутевую судьбину. Интересный эффект наблюдается, когда описываешь те ощущения, которые прямо сейчас не испытываешь, но твердо знаешь, что не будь ты под кайфом, испытывал бы именно их. В состоянии алкогольного опьянения такое невозможно. Под синькой восприятие реальности и собственных эмоций сдвигается по фазе целиком. И лишь в теплых объятиях MDMA человек способен войти в режим управляемой метаморфозы собственной личности.

– А ты понимаешь, почему так произошло? – продолжал ласковую пытку мой прежде лучший, а ныне опальный друг.

– О! Это самая печальная история на свете, не считая, разумеется, повести о Кларе и кларнете. По сути, у нас была единственная стоящая причина для расставания из всех возможных: отсутствие любви, точнее, ее истечение, иссечение вследствие долговременного истаивания с последующим полным иссыханием. Понимаешь, у мужчины и женщины могут возникать и неизбежно возникают противоречия, конфликты и ссоры. Все это не имеет большого значения, если между ними существует любовь. В таком случае все размолвки и недопонимания могут быть преодолены. Разумеется, при определенных усилиях и при условии непротивления сторон. Бухаешь – извинись и бросай бухать. Если любишь, это не так сложно. У меня один товарищ даже демонстративно подшился. Изменил – валяйся в ногах, моли о пощаде, обещай, ври, льсти, клянись здоровьем мамы, приноси жертвы, ставь свечки, оскопись, угрожай публичной сепуккой, все отрицай, жри землю… Если она тебя еще любит, есть шансы, что сработает. Я к тому, что любой ров дерьмища, который накапливается за время семейной жизни, преодолим, если люди элементарно любят друг друга… А если не любят, то не поможет даже святая аскеза и вернейшая кротость. Все очень просто. Разбитый кувшин можно склеить, но вода уже вылилась. Так говорили древние, – и я торжественно дважды ударил себя кулаком по груди с левой стороны. Тяга к легкой театральности – побочный эффект неуместного красноречия.

– Так, а почему-любовь-то прошла? Для этого же должны быть причины. Или вот прошла – и всё, сама собой, как ветрянка?

– Я думаю, у любви есть условная и безусловная составляющие. Корпускулярно-волновой дуализм, мать его. Любовь матери к ребенку – это любовь на сто процентов безусловная обычно. То есть, что бы тот ни делал, потерять ее практически невозможно. Это волна, она не разделима на элементы и не может быть описана как совокупность элементов. Есть, очевидно, любовь условная, которая зависит, как следует из определения, от соблюдения условий, а может, условностей…

– Все верно, – Димон вдруг неожиданно активизировался и затараторил с ускорением свободного падения мысли на язык, – и чем душа более мудрая и древняя, тем сильнее она способна на безусловную любовь. На безответную любовь, на безнадежную любовь. Такие души понимают, что отдавать важнее, чем брать. Не важно, что достанется им взамен. Они пребывают в режиме волны, они даже меньше овеществлены. О, стих! Чем душа опытнее, чем ближе ее спектр к фиолетовому, тем больше человек существует в виде энергии и тем меньше – в виде набора частиц. Души у нас здесь, на Земле, как бы попадают в ловушку плоти. Любая энергия, которая к нам сюда приходит из тонкого мира, преобразуется в материю и костенеет, застывает…

– Да-да… в целом, – я не совсем это имел в виду, а точнее, совсем не это, но ко всему прочему я сейчас был неприемлемо вежлив. Так полночи может пройти в бессмысленных расшаркиваниях друг перед другом. – Я говорил о том, что любовь условную можно разложить на десятки и сотни составляющих, таких как взаимная нежность, понимание, улыбка ее, когда засыпает, как она поет в ванной, как кривляется, ужимки все эти, прядка выбилась, запах, морщинка, складка у носа, маленькие пальчики кривые на ногах, луковицу если делает на голове, подмышки, родинки и все такое… То есть можно попробовать через все эти мелочи любовь обосновать и объяснить. Хотя любой тебе скажет, что любовь иррациональна и не нуждается в объяснении. Более того, если ты можешь по пунктам разложить свое чувство и рационализировать его через простые понятия, скорее всего это и не любовь вовсе. Тут как с Богом. Как только ты можешь его доказать, он испаряется в облачке логики, ибо Бог живет только в вере. Вот смотри, например, если девушка говорит следующее: я люблю своего мужа за то, что он умный, смелый, добрый, ну вроде Кука, – считай, нет никакой любви. Хотя это может быть рационализацией эмоции более высокого уровня, неосознанной мотивации на острое чувство счастья…

– Другими словами, любовь подсознательна, верно? Это лишний раз доказывает, что она закладывается еще в мире Духа и связана с предыдущими инкарнациями. Ведь мы в основном влюбляемся по-настоящему только в родственные души. Не зря придумали поговорку: «Браки заключаются на небесах». И любовь между близкими родственниками тоже является полностью безусловной, а значит, именно подсознательной…

– Настоящая любовь – да! – настала моя очередь перебивать. – На твоем языке получится так: любовь формируется в левом полушарии мозга, а потом мы пытаемся с помощью логических аппаратов правого полушария ее как-то объяснить. Моя бывшая жена, вероятно, сказала бы, что любит меня за то, что я умный, верный и надежный человек. Ну если бы ее спросили об этом лет пять назад. Смотри: я не отупел, не загулял и не обезнадежился. Но любовь прошла! Что-то случилось с частотой волны нашего чувства. Что-то случилось с тонкими настройками у нее в голове. Начали раздражать те вещи, которые до того умиляли. Моя начитанность превратилась в занудство, веселость переросла в истеричность, стремление победить – в неумение проигрывать. Надежность стала восприниматься как косность и предсказуемость. Ее начал бесить мой запах, мои прикосновения, мой голос. Она начала замечать, что я картавлю! Вдруг, через пять лет после встречи! Объяснение утечения любви столь же иррационально и аксиоматично, как и объяснение ее зарождения. Понимаешь, когда меняется длина этой самой волны любви, все мелочи, все частички, все корпускулы, из которых она состоит, начинают распадаться, резонируя в такт этому диссонансу. Поверь мне, единственная достойная причина для расставания – тотальная неспособность двух людей находиться в одном помещении. Глупо, знаешь ли, в этой ситуации включать старину Зигги и начинать поиски причин в детских фекалиях. Психология не поможет. Это химический коллапс. Взаимная аннигиляция ферромонов. Какая-то нанорасхлябанность всей системы, что ли. Когда любовь начинает рушиться на нейтринном уровне, ничего нельзя исправить с помощью самых красивых цветов и самых искренних слов. Ты можешь убиться в истерике, как ведьмак на шабаше, но любовь уже ушла сквозь пальцы. Представь себе, что корабль наткнулся на риф. Ты можешь даже не обратить внимания на небольшой толчок и продолжить плавание. Но в корпусе уже образовалась пробоина, и через нее в трюм начинает медленно поступать вода. Возможно, если спохватиться вовремя, можно успеть заделать отверстие какими-нибудь досками в надежде дотянуть до спасительного берега. Но когда лично я спустился в свой трюм, то увидел только дыру размером с планету Юпитер, и воды там было уже по самые кохонес. Короче говоря, мой корабль затонул нахуй прямо посреди океана… Вот тебе и объяснение. Никакого более рационального ответа на твой вопрос у меня просто нет.

– Зачем же ты так долго пытался ее вернуть, если понимал, что все закончилось?

Я посмотрел в окно. Снежинки там сбивались с вальса на сальсу, повинуясь музыке ветра. Такт отбивал лист железа на внешнем откосе окна небольшой проходной комнаты с зелеными стенами, которую я гордо именую кабинетом по той лишь причине, что в ней находится якобы рабочий стол, впрочем, куда более удобный для ебли, чем для работы. В доме напротив располагается женское общежитие какого-то ПТУ, и я всегда мечтал разжиться биноклем, чтобы подсматривать за юными гризетками. Почему-то воображение человека, который никогда не жил в общаге, рисует молодых иногородних пэтэушниц в исключительно пленительном образе. Биноклем я недавно на правах холостяка все-таки обзавелся, но наблюдение за окнами дома напротив оказалось куда менее интересным занятием, чем медитативное разглядывание танца снежинок на фоне темного мартовского неба.

– Как это зачем? Глупый вопрос. Хотел обладать женщиной, которую любил. Мне кажется, нет мотивации более понятной и более прозрачной.

– Это значит, что твоя любовь никогда не была безусловной. Она основана на желании брать, а не отдавать, ты хотел этой любви только ради себя. Будь твоя любовь настоящей, искренней и подлинной, ты бы желал в первую очередь счастья для своей жены. А ведь ей вполне может быть лучше без тебя, но ты в своей алчности пытался ее удержать. Это значит, что как раз на небесах вы и не были повенчаны, она не твоя родственная душа и вам суждено было разойтись, исполнив друг для друга какие-то важные функции на инкарнации. Так что и жалеть не о чем. Ом, брат.

Мне вспомнилась фраза одного немецкого писателя, который без стеснения носил имя собственной матери. «От того, кто стремится удержать, будут всегда хотеть уйти, и только к тому, кто может с улыбкой отпустить, будут хотеть вернуться». Как-то так, кажется. Получается, хотят вернуться к тому, кто любит безусловно, без причины и без желания получить что-то для себя лично. Потому что человек, способный любить именно так, связан с объектом любви на каком-то мистическом уровне, что ли… «Если любишь – отпусти». Так говорят, выступая по телевизору около полудня, женщины средних лет, сведущие в отношениях полов и кулинарии. Я в своей жизни не слышал большего бреда. А если я хочу есть? Выкинуть еду в пропасть? Но пытливый Миронов предоставил мне какое-никакое философское обоснование под этот сомнительный тезис, в который почему-то очень хотелось поверить, несмотря на его очевидную абсурдность. Хоть что-то, помимо малахольного причитания духовно богатых дев, которые только и любят рассуждать подобным образом…

Тем не менее правда, которую я постеснялся сказать Диме, даже будучи нынче склонен к откровенности пуще католика на последней исповеди, состоит в том, что все это время я желал своей бывшей жене исключительно зла. Я хотел, чтобы она никогда не нашла себе нормального мужика, чтобы вечно скакала между мужьями, как обезьяна по лианам, чтобы ее выгнали с работы и жестоко предали обе подруги. При этом не приходится сомневаться, что сучка будет счастлива мне назло и в семейной жизни, и в карьере. И чем сильнее я желаю ей зла, тем счастливей она будет. Возможно, в этом-то и заключался мудреный механизм интуитивного и неосознанного добра, которое я все это время причинял своей бывшей супруге, желая при этом строго противоположного. Припоминаю, что до меня от необходимости творить благо вопреки собственной воле страдал некто Мефистофель. Но тут как раз все логично. Если благими намерениями вымощена дорога в ад, то кто-то, следующий в обратном направлении, то есть из ада, просто обязан мостить себе дорогу к свету исключительно злыми намерениями. Нет, я, конечно, не претендую, но все же.

Преодолевая истому, я встал с дивана со словами: «Не меняй позы, я скоро буду, продолжим с той же ноты». Медленно, нарушая заветы Бродского, выплыл из чада комнаты в прохладу коридора, который кончался, как и положено, счетчиком у входной двери. Мой путь лежал в уборную и сразу же назад. Из гостиной, где до поры притаились Коля с Сережей, доносилось нестройное парное а-капельное:

 
Когда вода всемирного потопа,
Вернулась снова в русло берегов…
 

Я постоял немного, думая, что отделенные от нас с Димой несущей стеной друзья телепатически вышли на ту же тему, что и мы, но с другого конца. В туалет я заходил уже под «Я поляяяяяяяя…».

Удобно устроившись на своем дорогущем унитазе марки Jacob Delafon, который Колян любовно окрестил Яшкой, я чисто рефлекторно залез с телефона на свою страницу в Фейсбуке и сразу же увидел высказывание все того же Миронова, который как бы раздвоился на физическое тело в моем кабинете и виртуального двойника в моем айфоне.

«Осознание (то есть истинное понимание, или инсайт) какоголибо контекста возникает тогда, когда мы через состояние наблюдения воспринимаем этот контекст таким, какой он есть на самом деле, а не так, как он когдато был закодирован в нашей психике нашим прошлым опытом. Получая осознание того или иного контекста, мы приоткрываем содержащуюся в каждом из нас внутреннюю мудрость истинного отношения к этому контексту, и чем больше эта мудрость приоткрывается, тем больше осознается то, что самое правильное и действительно истинное отношение к любому контексту – это любовь. Это и есть конечная мудрость.» Трижды перечитав сие послание коринфянам на новый лад, я окончательно отчаялся его понять и вперился взглядом в висящую на противостоящей Яшке стене туалета вертикальную полосу ткани. Это вполне промышленное сувенирное изделие, напоминавшее древний свиток, если его, вопреки названию, развернуть, было привезено Димой мне в подарок то ли из Индии, то ли из Индонезии и содержало стихотворение неизвестной мне поэтессы Mary Ann Radmacher следующего содержания:

 
Live with intention,
Walk to the edge listen hard,
Practice wellness.
Play with abandon. Laugh.
Choose with no regret. Continue to learn.
Appreciate your friends.
Do what you love.
Love as if this is all there is
 

Лишь только текстильный свиток попал мне в руки, я моментально поставил Диме с Мэри Энн коллективный диагноз: ОБВМ и определил сортир в качестве единственного места, достойного столь глубокой, но обременительной мудрости.

Тем не менее в совокупности с Диминой клинописью это, не содержащее, кажется, ни единой рифмы стихотворение заставило меня задуматься над тем, сколь велико число граней любви, на которых может отблескивать человеческий разум и талант. Пусть и не всегда прекрасно. Как в зеркало, в любовь любуется любое творчество. Но уж мне эти любители любви… Каждый норовит намалевать ее себе на щит. Любовь таскают за собой на веревке и выставляют напоказ при любом балаганном споре как неопровержимый аргумент и последний довод. Любовь стала для моего друга и незнакомой поэтессы ответом на все вопросы, хотя, по-моему, любовь и есть самый главный вопрос. А они щиплют ее за ляжки и загоняют на броневичок…Стыдно!

По пути из ванной назад в кабинет мимо гостиной выяснилось, что тема любви повсеместно исчерпала себя в пределах ограниченного электрическим счетчиком пространства моей квартиры. Коля с Сережей принесли ей вокальную жертву и теперь рассуждали отвлеченно.

– Я считаю, – говорил Николай, – что водный бурбулятор есть самый аристократический способ курить траву, ибо он требует как основательной подготовки девайса, что заставляет подойти к вопросу серьезно и со вкусом, так и определенного мастерства от самого курящего, что позволяет выделить человека опытного…

– Не следует забывать, – парировал Сергей, – что употребление марихуаны защищает лишь три четверти мозга от пагубного воздействия алкоголя, оставшуюся же четверть разумно обезопасить с помощью армейского шлема модели СШ-68М, который можно недорого приобрести почти на любой автозаправочной станции в радиусе одного километра от места постоянного проживания Вячеслава Борисовича…

Убедившись, что у друзей все хорошо, я поспешил занять свое место второго пилота рядом с Мироновым на диване и возобновить прерванную беседу. Отмечая отсутствие рвения у Димы, заговорил первым.

– А ты, похоже, можешь любое явление природы объяснить своей тумбаюмбой про переселение душ? Не только любовь, но и вообще все на свете, верно? – я вдруг решил, что куда интересней сейчас будет продолжать диалог с моим товарищем, если переобуться из махрового скептика в убежденного адепта, пусть и временно. Конечно же, Мироновская теория не выдерживала никакой критики даже не только чистого, но и моего ныне замутненного разума. Она трещала по всем шитым белыми нитками швам под напором бесконечного множества логических доводов, которые сейчас в режиме калейдоскопа сменялись у меня в голове. Внук коммунистов и сын инженеров, я исповедовал материализм не менее рьяно, чем иные сектанты свою пургу про Судный день. Примат знания над чувством у меня всегда был здоровый, типа гориллы. Живо представляю наш воображаемый диалог с Ансельмом Кентерберийским. Он мне:

– Все ограничено и имеет некий верхний предел. Это и есть Бог.

А я ему:

– А как же Вселенная? Она бесконечна. Спросите у Хаббла. Argument Invalid.

Парам-парам-пам. Шуточки за триста, играем дальше. Каюсь, грешен. Сам подсадил Диму на любимого конька и прописал тому шенкелей. Теперь мне оставалось только ухватиться за сбрую и надеяться, что не слишком отобью бока об ухабы собственной логики. Миронов, казалось, только и ждал ангажемента с моей стороны. Он немного недоверчиво посмотрел на меня, а потом забарабанил словами с энтузиазмом летнего ливня.

– Ты просто не можешь себе представить, как меняется жизнь, когда принимаешь эту… новую парадигму. Любое событие, любое явление начинает смотреться совершенно иначе, под абсолютно другим углом. Полное спокойствие. Всегда можно сделать рестарт. То, над чем ты будешь плакать, у меня вызовет только улыбку. Я знаю, что мы все в игре. Жизнь не заканчивается с последним выдохом этого тела. Душа бессмертна, и заботиться нужно только о ней. Для чего тебе и дано воплощение. Но люди стремятся нахапать здесь и сейчас, не понимая, что значение следует предавать только тем ценностям, которые не имеют денежного эквивалента. Только качества обладают истинным смыслом… – Дима устало потер ладонями лицо, словно Че Гевара на двадцатые сутки скитаний по Сьерре. – Люциферичность мира растет, как бамбук на холмах Китая. Надо срочно что-то менять, иначе всему пиздец. Сначала накроется Тонкий мир, а следом и мы все. Потребление, накопление, алчность и похоть – вот как на самом деле зовут четырех всадников Апокалипсиса!

– И что же делать? – в притворном ужасе я вспучил глаза и затянул из бонга полные легкие бело-сизого дыма. Тот привычно обжег все внутри и рванул наружу приступом злого кашля. Продышавшись, я решил включить диктофон на своем мобильнике. Разговор намечался долгий. По опыту я знал: быстрее, чем за пять-шесть часов вопросы спасения человечества решить не получится.

– Я решил сделать фильм. Сейчас пишу сценарий. Потом съемки. Там будет изложена вся парадигма, – теперь уже Дима приложился к бонгу и отрывисто скандировал свои тезисы в паузах между выдохами. – Там все-все будет: и про Ньютона, и про випассану, и про то, что жизнь – это просто одна из ступеней на пути к Абсолюту.

– И как это поможет?

– В моем фильме будут изложены максимально простые и доступные, но крайне убедительные постулаты. Во-первых, необходимо говорить о целях, которые близки каждому человеку. Ведь никто не станет спорить с тем, что мы все стремимся к счастью, верно? А что такое счастье? Это отсутствие несчастья, то есть страданий. А откуда берутся страдания? Из наших реакций на внешние стимулы, которые есть лишь иллюзия, не имеющая ничего общего с реальностью. Чтобы избежать страданий, необходимо избавиться от ненужных реакций и предустановленных программ…

– Скажи, ты мне всю двенадцатичленную формулу бытия собираешься изложить?

– Нет, я пересказываю тебе сценарий своего фильма. И как ты уже знаешь, существует истинно эффективный способ избавления от навязанных программ реакций, известный как випассана. С помощью випассаны можно перейти в состояние наблюдения, которое характеризуется ощущением радости и безусловной любви ко всему миру. В момент коллапса последнего якоря наступает просветление, или абсолютная любовь. Душа, попавшая в это состояние, считается завершенной, так как больше не может получить опыт на инкарнации. Прервав таким образом цикл своих воплощений, она становится на один шаг ближе к воссоединению с Создателем, что и является истинной целью любого существования. Метафизическая сторона вопроса инкарнации, разумеется, также должна быть отражена и доказана через неоспоримость экспериментальной базы, накопленной Майклом Ньютоном и его последователями. Это ведь десятки тысяч наблюдений. Курс статистики надо напоминать? Выборка более чем достоверная.

Я отрицательно помотал головой, давая понять, что институтский курс статистики и математического анализа помню уж точно не хуже самого Миронова, который вообще-то всегда был троечником. Уверенность в себе удивительным образом сейчас уродовала Диму. Его черты заострились на манер Геббельса, а осанка стала по-куклуксклановски прямой. Сам чертов дьявол, нашептывая свои подлости с левого плеча, демонстрирует больше рефлексии и сомнений, чем мой непоколебимый в своих убеждениях товарищ. Спорить с ним сейчас было столь же бесполезно, как, например, устраивать тендер между двумя синагогами.