Текст книги "Фабула. Монология в двенадцати меридиях"

– А как же творчество?

– А что с ним? – не понял Дима.

– Ну как же! Откуда возьмется творчество, если не будет эмоций?

– Во-первых, эмоции будут! Будут радость и безусловная любовь. Будет желание дарить и отдавать, будут благодарность и вера…

– Э неее. На таком компосте искусство не взойдет, мой друг. Когда б вы знали, из какого сора, растут стихи, не ведая стыда. Не я сказал – Ахматова. От хорошей жизни стихи не пишут и прозу тоже. Точнее пишут, но дерьмовые. Такие вирши лишь напрасно ласкают слух, обманывая ладностью строки. Ни одно слово не оседает в душе, потому что слова, которые не приправлены горьким опытом и печалью, лишены сути, веса и соли! Лишь те строчки заставляют душу сжаться и жалобно выть, которые секут ее больнее плети и режут порванной струной. Пойми, текст должен испытать на прочность как автора, так и читателя. Тогда и только тогда меж слогов проглянет сталью что-то такое, что и буквами не написано. В каждой хорошей книге живет демон, а извлечь его можно только из собственной крови. Так что запомни, Димуля: в твоем прекраснодушном мире блаженных идиотов нет места творчеству.

– Ну и шут с ним! В мире воплощенной Парадигмы твое творчество будет никому не нужно. Напрасный расход духовного потенциала планеты. Любовь, благодарность, вера, наблюдение!

– А как же мир мертвых поэтов? – мне что-то становилось совсем худо.

– Не знаю такого.

– Ну да, в твоих формулярах, поди, такой не значится. Но я уверен, что он существует. То ли за стеклом из стрекозиных крыл, то ли за какой-то китайской ширмой, которая отгораживает небольшой уголок в сознании каждого мыслящего человека… Не знаю, где именно, но он есть. Это тот самый мир, куда отправляются после смерти творцы. Тот, где живы все великие художники слова. Тот, о котором писали, ничего не стесняясь, Гофман и Кундера. Как его назвать? Это может быть четвертый круг Дантова рая, Элизиум или Атлантида. Тот мир, где Бетховен под ручку с Егором Летовым прогуливаются по Темным аллеям. Тот, где до рассвета спорят о снах Сальвадор Дали и Хорхе Борхес. Куда ни за какие деньги не пустят Донцову. Это мир, построенный из малых и больших берцовых костей великих драматургов и писателей, скрепленных красно-желтым раствором из смеси крови с медом поэзии. Я не знаю, упоминал ли про него твой Андреев, но мне хватает свидетелей и без него. Если умрет творчество, умрет и этот удивительный мир. Вписывается он в твою космогонию или нет, но я уверен, что именно из этого самого пространства, где бы оно ни находилось, к нам бумерангом книг возвращаются добро и любовь. Откуда возьмется сострадание, если нет страдания? И если радость – это солнце, то горе – это тень. И не бывает одного без другого. Как мы научим людей терпению и смирению, если ничто не будет их искушать и терзать? И кто расскажет об этом, если мы вытравим творчество едкой щелочью твоей долбаной випассаны? Я не готов похерить целый мир мертвых поэтов в угоду мнимой угрозе прихода какого-то второсортного порносатаны, предсказанного шизанутым мистиком, окончательно помешавшимся после пятнадцати лет тюремного воздержания. И не говори, что наш мирок важнее того, о котором я толкую. С какой стати? Потому что мы из мяса, а они уже нет? Это углеродный шовинизм. Может быть, мы тут для того и существуем, чтобы лучшие из нас строили из своих останков и украшали своими словами мир горних фантазий. Вдруг этот твой Энроф – всего лишь инкубатор эмоций для постоянного создания и обновления других эмпирей? – говоря все это, я понимал, что несу ужасную околесицу. Но как представить себе наш собственный осязаемый и плоский мир без поэзии? Ну правда ведь! Мне он такой и даром не нужен. Еще спасать его. Ну уж дудки. Если у нас тут проходит первый вселенский собор новый веры, то я хочу, чтобы мой протест был занесен в протокол. Кто знает, вдруг наши потомки будут слушать запись с этого вот диктофона и следовать ее букве, словно скрижалям. Пусть знают, что я был против! Ну и что, если великая схизма случилась у нас с Мироновым в первую же ночь служения, зато никто не скажет, что новая религия лишена внутреннего конфликта. Сунниты и шииты. Православные и католики. Будда и Девадатта. В истории всех великих конфессий случались небольшие противоречия. А наша вера рождается в горниле кухонного диалога. Ударим схоластикой по банальности обывательского быта! У нас нету в запасе тысячи лет на формирование канона. Придется обживаться видовыми признаками культа по экспресс методике. А что? Требование времени. Жизнь очень быстрая. Если станем размусоливать и затягивать со священным писанием, вся паства переключится на видео с котиками…

Тем временем Дима поспешил опровергнуть меня истово и горячечно, следуя принципу целеустремленного дровосека, не отвлекающегося на щепки.

– Игорек, наша цель состоит в том, чтобы спасти всю совокупность миров. Ведь если придет конец Энрофу – откуда тогда вообще взяться поэтам? Обрушится Радужный мост и погребет под завалами всю совокупность измерений. Ты этого хочешь? Да если надо будет для пользы дела, я залью напалмом этот твой мир дохлых поэтов и буду наслаждаться ароматом паленой бумаги поутру. Наша первостепенная задача – доказательство инкарнации и создание Парадигмы. Далее: массовое внедрение випассаны и перепрошивка всемирного сознания. Следующий шаг – создание Федерации и коллективная оборона против сил тьмы. Только так, и никак иначе.

Я прикрыл глаза. Откуда Миронову, не читавшему книжек, было знать, что с вопросами такого будущего, где поэты признаны опасными смутьянами, где для того, чтобы потрахаться, нужно получать розовый билетик, а книги жгут на площадях, человеческая мысль разобралась уже к середине двадцатого века. Что грамм сомы, оказывается, ничуть не лучше будничной драмы на коммунальной кухне. Что под пристальным взглядом Большого Брата жить всяко страшнее, чем в эпоху неудержимого потребления. Даже если Большой Брат обрядится в сари и нарисует точку на лбу. Люди, лишенные эмоций, заодно лишаются и индивидуальности. Миронов проповедует фатум и смирение. Принятие своего предназначения и воспитание безусловной любви в себе и ближнем своем. А ведь доказано же: люди ничего так сильно не боятся, как стать одинаковыми и потерять свободу воли и выбора. Почему? Зачем так безумно все усложнять? Нелогично как-то. А что, если наоборот? Ведь Абсолют есть лишь одна из Четырех великих мыслей. А каковы другие три? Может быть, наш вид – что-то вроде разновидности чуть более разумных белых мышей. И мы участвуем в эксперименте. Или в споре. Серьезные парни забились. Свободная воля против предназначения! Может быть, мы сами выбираем свою судьбу? А что, если я не хочу никакой безусловной любви, не хочу просветления, не хочу быть частью плана? Хочу обладать своей женой? Что, если этот самый Абсолют вовсе не друг нам, а любовь и благодарность – это просто замануха? Задрочка типа Тома и Джерри? Вдруг благодарность – это просто изнанка тщеславия, а любовь – лишь попытка вымолить себе спасение на халяву? Кто знает?! И вообще, мне лично не совсем понятно, как мы собрались жить совсем без зла. Без войн, без голода и без насилия? Первый закон диалектики внушает мне куда больше доверия, чем Роза Мира. Если демоны гордыни, похоти, зависти и алчности сдадут свои трудовые книжки на хранение в отдел кадров Великого конклава, то кого-то же придется назначить на их место. Такие вакансии надолго не зависают. В отсутствие самого врага необходим хотя бы образ врага, поэтому Сатану непременно следует ждать в гости именно тогда, когда мы на пару с Мироновым полностью избавим этот мир от первозданной тьмы…

В бесчисленных закоулках всеобщего разума нашлось место самым разным идеям. Существуют религии авраамические и дхармические, монотеистические и полигамные, государственные и запрещенные. Личное дело гражданина Абсолюта насчитывает много тысяч томов, поэтому, придумывая новую конфессию, очень сложно не повторяться.

Возьмем для примера гностиков. Эти наблюдательные ребята вертели по сторонам головами и обратили внимание на то, что окружающий их мир просто не мог быть сотворен всеблагим Богом, ибо глаза подсказывали им, что вокруг царят зло и несправедливость. Не желая сомневаться в добрых намерениях Высшего существа, они предположили, что Вселенная скорее всего была создана кем-то другим – либо злым, либо ограниченным в своем могуществе. Этого другого они прозвали греческим словом «Демиург» и свалили на него все говно и прочее несовершенство мира. Нашли козла отпущения, так сказать. Так вот, именно этот закомплексованный Демиург, по мнению гностиков, создает материю и заключает души в физических телах, желая таким образом завершить цикл творения. А настоящий, Высший Бог, обитает в занебесной области, однако из сострадания ко всему слабоумному он время от времени направляет людям своих посланцев, чтобы научить тех, как освободиться из-под власти Демиурга. Ничего не напоминает? Это две тысячи лет назад придумали, если не больше! Очень похоже на историю про нашего завистливого приятеля Абсолюта, который пытается доказать тому Парню, который подумал Четыре мысли, что именно он может сделать мир лучше, поэтому заставляет меня раз за разом воплощаться в хилом теле и насильно принуждает к любви. Вот у них там пирамида власти – ум за разум покурить заходит. Я обычно выступаю против огульной диффамации потусторонних сил, но все же интересно: а у Высшего Бога есть начальство? Сколько уровней в иерархии? Можно целиком табличку с организационной структурой посмотреть и свое место в ней? Я старый корпоративный волк, мне надо точно знать, чего хочет самый главный дядя… А вдруг тот, кто подумал эти самые Четыре мысли, был непроходимо туп? Жрать, спать, трахаться, Абсолют… В таком случае у него всего на одну мысль больше, чем у Пельменя, который, подобно белке Раттатоск, бегает весь вечер от орла до змея по скандинавскому вязаному дивану. Я понял, что окончательно потерялся.

– Дим, а что если мир не хочет спасаться?

– Как это?

– Ну вот так. Не желает, и все. Может нам на роду написано препроводить его, усталого, в последний путь. Может, конец света уже случился и все вместе мы просто дружно несем его сосновый гроб на кладбище миров?

– Будь оно так, нам бы не присылали сюда спецбригады пророков раз в пятьсот лет и не давали доступ к тайному знанию. Наконец, меня бы здесь не было. Пусть и последнего, но пророка. Ты же сам назвал меня одним из них! Следующего за мной не будет. Либо сейчас, либо уже никогда. Я и сам теперь осознал предназначение, которое как будто всегда вело меня куда-то. Просто момент, чтобы окончательно исполнить его, наступил именно сегодня…

– А может, это не случайность, что все предыдущие начальники возвышенной любви и водители душ провалили свои миссии? Так или иначе. Что, если нам суждено освободить место для тех, кто идет следом? Может быть, нас должно снести жарким ветром перемен с лица Земли. А гиды твои просто держатся за собственные кресла и оппортунистическими действиями длят агонию текущего миропорядка.

– Кто тебе сказал, что пророки полностью провалили свои миссии? Я думаю, что все это время было посвящено тщательной подготовке, накоплению сакрального знания, расширению каналов передачи информации между мирами. А мы с тобой теперь – наконечник могучего, столетиями ковавшегося копья. Наша задача – пробить насквозь ту перепонку из рыбьего пузыря, которая разделяет измерения, словно мутное окно. Сейчас для этого все условия созданы – сам же говорил. Так что прочь сомнения! И вообще, если мир не хочет спасаться, я его спасу насильно. Считай, что у меня работает инстинкт самосохранения, возведенный в степень. В таких делах каждый сам за себя. Судьба сдала мне шикарный мизер, и я не собираюсь пасовать! Короче, бросай свои интеллигентские замашки и сомнения. Такие, как ты, уже просрали Россию в девятьсот семнадцатом, размазывая сопли по стенам петербургских кафе.

Думаю, невозможно обидеть интеллигента сильнее, чем просто назвав его интеллигентом. Эта уникальная субкультура отрицает свое существование и стремится всячески примазаться к быдлу при каждом удобном случае. Впрочем, на фоне других сложностей с самоидентификацией, которые я сейчас испытывал (даже оставляя в скобках тошноту и недомогание), дилемма относительного того, причислять себя к интеллигенции или нет, казалась мне не стоящей обдумывания. Если уж верить – так верить, верно? Быть агностиком не модно вот уже часов пять как. А верить в Парадигму значит верить Миронову, и если он говорит, что человеческие эмоции необходимо гомогенизировать и перевести в розовый спектр, значит, так тому и быть, не так ли? В конце концов, я не хочу войти в историю как апостол, предавший своего учителя в первые же сутки служения.

– О’кей, босс. Ты тут главный. Что будем делать дальше?

– Дальше, Игорек, мы будем думать.

– Думать у нас ты мастер. А о чем?

– Мы будем думать о том, как не прохезать Колин приход на тему будущего и использовать полученную информацию по максимуму. Это просто уникальный шанс, и мы не имеем права его упустить. Надеяться на других – слишком большая роскошь для пары усталых питерских философов. Как считаешь? – Дима даже подмигнул мне.

Я понял, что на самом деле смертельно устал. Не только от недосыпа или же избытка седативного снадобья в крови, а вообще устал. Устал ходить из дома на работу и устал ходить с работы домой, где меня ждeт только Пельмень и тусклый свет гостиной. Устал ждать неизвестно чего и не иметь цели. Устал надеяться на неожиданный звонок бывшей жены, которая в моих наивных грезах под каким-нибудь предлогом вдруг захочет встретиться со мной. О, небеса! Мне бы хватило и пятнадцати минут, чтобы вскрыть себя и завалить внутренностями небольшой столик в шикарном гинзовском ресторане. Я устал от книг, от чужой мудрости, от пьянства, от трезвости и от похмелий, которыми эти два состояния чередуются. Устал от лиц, устал от спин, устал от города. И больше всего я устал от себя – от человека, потерявшего смысл, веру, суть и солнце. Так почему бы мне не наскрести, не соскоблить со стенок сердца остатки пороха, чтобы зарядить его в тот самый револьвер, из червленого ствола которого тугая серебряная пуля отправится на рандеву с Сатаной?… А ведь он уже оглядывается через плечо из будущего и ищет наши души в сонмище людском…

Меридия десятая
Больше двух не собираться

 
Не думаю, что вещие сестрички
Предвидели такой смешной сюжет.
На выходе из дачной электрички
Я пропил свой студенческий билет.
 

А. Лобачев

Сестрорецк, свободная экономическая зона, Российская Федеративная Империя, 2086 г.

У меня с самого утра возникло такое чувство, будто Вселенная взяла меня за ручку и ведет с завязанными глазками куда-то туда, где под елкой сложены немыслимо щедрые подарки. Носителя души Николая Андреевича Самсонова в настоящем времени, который оказался престарелым австралийским рантье, уже везли в центральный офис НВМ согласно моему распоряжению, и его прибытие ожидалось примерно через полтора часа. Весь топ-состав нашего клира был оповещен о грядущей большой операции по изменению прошлого и стекался со всех концов планеты в Центральное коррекционное помещение – гигантское, увенчанное куполом здание, находящееся в тридцати километрах от Сдвоенных Башен на месте бывшего поселка Белоостров Ленинградской области. Вместе с коллегами в центр стекались и слухи. Никто не знал сути предстоящей модуляции (включая меня самого), поэтому предположения высказывались самые разные. Все понимали, что намечается нечто поистине масштабное, способное перевернуть с головы на ноги привычные расклады в недоигранной до конца партии рода людского против того коллективного и бессознательного, но при этом злого и угрюмого, что мы привыкли персонифицировать под именем Люцифер. Самой распространенной версией была, разумеется, та, которая выглядела наиболее логично, а именно – отмена Ньонской коррекции с последующим восстановлением технологической сингулярности и потенциального физического бессмертия. Некоторые сентиментальные функционеры умудрились подготовить небольшие сувениры для своих родственников, успевших умереть за последние годы и, предположительно, предуготованных к воскрешению через каких-то три часа. Особым шиком считалось сделать фотографию надгробия, которое непостижимым образом исчезнет на глазах у изумленной публики сразу после нашего задушевного разговора с мистером Ти Джей Барнсом из Канберры. Были, однако, и другие предположения. Высказывалось мнение относительно необходимости корректировки событий, происходивших дождливым вечером 21 октября 1918 года в немецком городке Хёмниц – событий которые стали ключевой вилкой развития мировой коммунистической революции. Я и сам, признаюсь, подумывал об этом и даже ходил обсуждать с Васильевым. Но Константин Валерьевич идею не поддержал – предвидел фатальный объем ненормативных последствий. Отдельные коллеги были убеждены в том, что верхушка НВМ наконец-то услышала их голос и готова провести целый цикл коррекций, призванных наконец однозначно сопоставить события мировой истории с предсказаниями Мишеля Нострадамуса, что позволило бы раз и навсегда утвердить человечество в непреложности теории всеединства времени и души. «Ведь если свобода воли человека реализуется в единстве будущего и прошлого, нет сомнений в его взаимосвязи с Абсолютом и всем человечеством. Лишь ограниченность восприятия замыкает обывательское сознание в узкие рамки времени и пространства. Феномен ясновидения, представленный пророчествами Нострадамуса, важен тем, что свидетельствует в пользу истинности инкарнационной теории и верховной религиозной роли Парадигмы» – между прочим, прямая речь с выступления главы французского отделения НВМ Лео Фламбана на XVII конгрессе синклитов в Парамарибо. Высказывались также и маргинальные идеи. В частности, двое коллег из Атлантского отделения НВМ (Независимая Республика Джорджия) предположили, что мы тут, в Питере, решились-таки принять их предложение и подмешать беспрецедентное количество диметилтриптамина в чаны с газировкой на всех крупных заводах компании Coca-Cola. Были и другие, еще более сумасшедшие теории, как то: разубедить Колумба открывать Америку (Америка = средний класс = общество потребления = Люцифер); выбрать из числа родившихся в 1000 году н. э. нового Мессию и, надиктовав ему ряд ловких пророчеств и доктрин, вылепить самим Иисуса номер два в обход начальства из тонкого мира; предотвратить тем или иным способом раскол христианства на православную и католическую церковь (иногда эта идея шла в комбинации с предыдущей); все-таки выкрасть Сократа из афинской тюрьмы перед казнью, дескать, он что-то очень важное так и не успел сказать. Идей было много, но никому и в голову не пришло, что операция может коснуться событий, происходивших в ночь с двадцать второго на двадцать третье марта 2015 года. В стостраничном руководстве по Коррекции для инициированных сотрудников НВМ эта самая ночь, когда на свет появился реликтовый Материал номер 2, приводилась в качестве примера так называемой «мертвой вилки». Всего два участника эпизода, оба недоступны для контакта, и найти следы их душ в нашем времени никому никогда не удавалось. Официальная версия, которую безапелляционно выдвинул сам Васильев, гласила: «Как и любой другой Великий пророк, Миронов отправился на воссоединение с Абсолютом сразу после решающей инкарнации. То же справедливо и по отношению к его собеседнику. Предлагаю считать эту истину незыблемой и не тратить ресурсы на ее контринтуитивное опровержение». Ну что ж. Нет ничего более временного, чем незыблемое. Сегодня мироздание вздрогнет, знать бы только, за какое место его надо ущипнуть.

Общий сбор был намечен ровно на 18.00 и, судя по видеотрансляции, сорокатысячное ЦКП заполнилось уже более чем на половину. Огромный купол, оцепленный двумя рядами вооруженной охраны снаружи и четырьмя рядами изнутри. В самой середине гигантского зала, окруженного, будто в цирке, концентрическими ярусами трибун, на мозаичной эмблеме с изображением белой горы над синеющим морем расположили кресло, куда со всем необходимым пожилому человеку комфортом будет усажен наш престарелый австралийский джентльмен в шляпе. Специальная группа регрессионных терапевтов уже начала работу с мистером Барнсом, чтобы исключить малейшую возможность невхождения последнего в гипнотический транс. Сотни ретроспективных аналитиков в срочно-обморочном порядке подготавливали тысячи страниц исторических справок и документов для посткоррекционного сличения. Если вы собираетесь покопаться в кишках старой шлюхи Истории, необходимо отчетливо понимать последствия и тщательно прокварцевать скальпель. Все люди, предметы и слова, записанные на физический носитель, останутся неизменны в замкнутом и герметичном контуре Центрального коррекционного помещения. Все, что находится за его пределами, может измениться. За последние двадцать лет мы разработали сложнейший кодекс правил, методик и рекомендаций, призванный свести негативные последствия любой модуляции к минимуму. И он неплохо работал до сих пор. Сотни небольших коррекционных экспериментов (таких, например, как пресловутый эксперимент номер 42 07 304312) проводились нами ежегодно и были как таковые совершенно незаметны и безопасны для обывателей. Поэтому выдумки старины Брэдберри про то, что растоптанная в палеозое бабочка может аукнуться изменением химического состава атмосферы, считались у нас чем-то вроде скверного юмора дилетанта. Но сегодня совсем другое дело. Сегодня мы идем all-in с паршивой парой четверок на руках и верой в то, что на ривере придет каре. Сегодня вечер большой премьеры, вот только сценарий пьесы мы будем писать на ходу…

Одно из строжайших правил касательно изменения истории, предписанное еще безвременно покинувшим нашу трехмерную скуку поэтом Лобачевым, гласило: коррекция не может быть насильственной. Данный постулат следует трактовать двояко. Во-первых, сам объект эксперимента должен добровольно согласиться на гипноз. Это как минимум. Принудительное введение в регрессию действительно опасно для психики носителя и негативно сказывается на процессе в целом. Самые лучшие результаты обычно получались в тех случаях, когда объект был заранее проинформирован в сознательном состоянии о сути предстоящей операции и морально готов сотрудничать. Важное свидетельство предрасположенности души к контракту. Во-вторых, Лобачев строго-настрого заповедал воздерживаться от собственно физического насилия в прошлом. Именно поэтому мы не могли, например, подослать наемных убийц во дворец к Ироду, утопить Девадатту в Ганге или разобраться в темной подворотне с госпожой Каплан. Причины подобной сентиментальности не до конца понятны даже мне. Широким массам сотрудников НВМ мы подавали такую вот мягкотелость под соусом этических ограничений, но я всегда был уверен, что настоящие мотивы куда глубже. Вероятнее всего, Лобачев таким образом решил позаботиться о собственной карме. Он и при жизни многократно твердил, что только беспрекословная ахимса может считаться гарантированным методом сопряжения с Абсолютом. Вероятно, великий поэт и мистик просто-напросто опасался неприятных последствий для собственного карьерного восхождения по Великой цветовой лестнице в том случае, если придуманный им коррекционный механизм будет применяться в немирных целях. Но нельзя исключать и другую версию: возможно, его предостережения относятся к тем законам магии, которые пришли к нам из-за пределов познаваемого, и Лобачев сам не знал, почему историю следует менять максимально нежно и деликатно. Ведь суть магии как раз и заключена в том, чтобы быть необъяснимой и необъясненной. Все, что вы сумели обосновать логически, – наука. И наука теснит магию последние тысячелетия, загоняя ее все глубже и глубже в недра кроличьей норы. Необъяснимое объяснили, выдали ему бушлат с каской и поставили под ружье. Но остаются еще здесь и там островки непознанного и омуты невыясненного, коим предстоит продержаться какое-то время под натиском разума. Кое-что ускользнуло из цепких лап всезнания, прячась в тени ее одряхлевшего величества Веры… Ну что ж. Я не Знаю, почему именно нельзя устроить ретроспективный геноцид для черных душ, но свято Верю в то, что этого не стоит делать ни при каком раскладе.

У меня оставалось ровно три часа на то, чтобы подготовить саму коррекцию. Лишенный возможности привлечь аналитический ресурс и медиумов, я мог надеяться только на удачу, которая, правда, на сегодня была мной одомашнена и ела с руки. Попрощавшись с Павликом, я отдал необходимые распоряжения относительно австралийского старичка и общего сбора Синклита, а затем с небьющимся сердцем отправился в Бункер. Такое название получила небольшая, уютно обставленная комната на предпоследнем этаже правой башни. Вход в нее на постоянной основе был разрешен лишь четверым: Васильеву, мне, Варистову и уборщице по имени Людмила Валентиновна. Ничего удивительного: баба Люда – девяностопятилетняя просветленная и глухонемая старица, отбывающая нынче на Земле последнюю инкарнацию за совершенный две с половиной тысячи лет назад грех. Ну и кто-то же должен наводить в Бункере порядок, не так ли?

Комната совсем невелика. Напротив входной двери неопалимой купиной мерцает стенной камин, огонь в котором никогда не гасят. Вокруг камина изящной аркой располагаются четыре кресла, имеющие, как и все прочие кресла и стулья в НВМ, по одному большому отверстию в сиденье, что символизирует ненадежность любой опоры, помимо веры. Надо признать: число кресел в Бункере явно избыточно – более двух человек одновременно в этой комнате не бывало с тех самых пор, как Александр Николаевич Лобачев добровольно вылетел из окна. Его крупный, так что каждую пору на бледной коже видно, портрет теперь украшает правую от камина стену, запакованную, равно как и ее левая товарка, на две трети высоты в антикварный книжный шкаф.

Но пришел я сюда не читать книги и даже не греться у камина. Я пришел сюда только потому, что Бункер был и остается единственным местом на всей Земле, где можно услышать голос Последнего пророка. Материал номер 2. Стоило только захотеть – и диктофонная запись, сделанная в ночь с двадцать второго на двадцать третье марта 2015 года, начинала воспроизводиться в тишине этой маленькой темной комнатки с небольшим камином. Если Материал номер 1 – фильм Миронова был для последователей Парадигмы самой настоящей Библией, то Материал номер 2 служил Источником Q, апокрифом от Фомы и «Молотом Ведьм» одновременно. Семь часов родовых схваток новой веры, намертво запечатанных цифровым кодом аудиофайла.

Я сел в крайнее правое кресло лицом к камину, прикрыл глаза и услышал в голове знакомое: «Я решил сделать фильм. Сейчас пишу сценарий…»

Меня всегда успокаивал этот юный спокойный голос. Мне казалось, что со мной говорит близкий друг или даже старший брат, который старается пронести сквозь время такие простые, но такие важные вещи. Религиозный нигилизм, вечный и верный спутник всех высших церковных иерархов, бесследно покидал меня здесь, в нашей тихой комнате с камином под звуки голоса Последнего пророка. Я был искренне благодарен этому человеку за попытку спасти нас всех. Можно только предполагать, как бы сейчас выглядело соотношение благих и черных душ, стань Парадигма всеобщей доктриной уже тогда, при жизни Миронова. Лишние сто лет получили бы в свое распоряжение мы, партизаны добра, генералы и рядовые подпольного воинства света. Для борьбы и для победы. Под воздействием магического голоса пророка я и сам начинал испытывать недюжинную любовь и благодарность, вспоминая, что Новый вечный мир – это все же не просто гигантская машина по промыванию мозгов, но самая настоящая Церковь, призванная сделать мир лучше. Так на меня действовала искренняя и истовая вера, которую я слышал в каждом бите аудиозаписи даже через сто лет после ее создания. Нет ничего удивительного в том, что собеседник Последнего стал адептом и апостолом новой религии всего за несколько часов беседы. Их разговор начинался как диалог прожженного циника и чокнутого фанатика, а закончился клятвой верности Парадигме. Так Будда обращал в свое учение наемных убийц Девадатты, а Иисус вербовал учеников. Убедительность истинной убежденности – вот то самое родимое пятно между лопаток, по которому можно узнать истинных пророков. Единый поцеловал их в лоб, снаряжая в путь по Радужному мосту. Никто не может пронести контрабандой знание о Великом университете через границу миров, но жар истинной веры иногда удается протащить где-то за подкладкой души. А после, воплотившись в человеке, эта вера растет и крепнет, сопровождая душу рука об руку по пыльным дорогам Земли. Прошлое – лишь воспоминание, а будущее – лишь надежда. Здесь и сейчас у нас есть только вера. Вера в то, что прошлое было не зря, а в будущем нас ждет лучшая доля и все еще можно изменить. Тот, кто горит этой верой, кто способен заразить ею хотя бы одного человека, тот благ и праведен. Тот, кто способен начать эпидемию веры, – пророк.

Заслушавшись канонической беседой двух отцов нашей конфессии, погрузившийся в свои мысли, я чуть не забыл, зачем же пришел сюда на самом деле. Я знал, что ищу, и процесс не отнял у меня много времени, зато результат ошеломил. Да. Ошибки быть не могло. Совершенно точно. На записи появился третий голос. И голос этот принадлежал человеку, которого оба юных патриарха именовали не иначе как «Колян». Вне всяких сомнений, это тот самый Николай Самсонов, который должен был двадцать второго марта 2015 года пить водку на дне рождения несчастного Константина Бельковича, попавшего в тюрьму вместо неловко спасенного нами Исмагилова. Вот тебе и мертвая вилка. Вот тебе и ненасильственное насилие в прошлом. Спасая одну черную душу, мы погубили другую, а заодно, совершенно случайно, изменили сценарий одной из самых важных ночей среди тех, что вообще видела Луна. Пасьянс сложился, пойте романсы!

Дальше все казалось очевидным. За те годы, что Материал номер 2 был доступен НВМ, запись целиком и по частям прослушали несколько десятков человек. Были среди них и те, в чьи обязанности вменялось внимательнейшим образом изучить и классифицировать каждое слово, сказанное в ту ночь. Специальные группы экзегетиков и агиографов составили исчерпывающие списки ключевых идей, тома комментариев и исследований. По сути, появилась целая наука, единственная задача которой состояла в придирчивой трактовке исторической беседы Последнего пророка и его Первого апостола. В самом разговоре было выделено множество частей, тем и подтем. Среди них, например, Эратософия Миронова, Апология Абсолюта, Символ Парадигмы и так далее. Помимо прочих мудреных названий закрепилось и одно латинское – изучавший этот раздел аналитик был по образованию врачом, – и звучало оно так: Exigentiam Miraculum. Требование чуда. Когнитивная программа воспроизведения аудиозаписи тут же предоставила этот эпизод в мое распоряжение.