Текст книги "Спросите Сталина. Честный разговор о важном сегодня"

Считали ли иностранные правительства перевооружение Красной Армии доказательством того, что Сталин вынашивал планы внешней агрессии?

В качестве ответа на этот вопрос приведем выдержку из письма уже упомянутого японского генерала Касахары:

«В принципе СССР вовсе не агрессивен. Вооруженные силы организуются исходя из принципа самозащиты. Советский Союз питает страх перед интервенцией. Рассуждения о том, что постоянное прокламирование внешней угрозы является одной из мер внутренней политики, имеющей целью отвлечь внимание населения, вполне резонны, но все же основным стимулом в деле развития вооруженных сил СССР является страх перед интервенцией».

Эта выдержка из секретного донесения японского генерала дает убедительный ответ на вопрос, почему Сталин педалирует тему интервенции. Сталин, конечно, использует ее во «внутрисоветской повестке», как тонко подметил японский атташе. Но при этом считает интервенцию главной угрозой стране и, как видим, совершенно обоснованно.

Кстати, любопытна реакция Сталина на это письмо. Когда ему положили на стол его текст, Сталин подчеркнул слова о «координации усилий в давлении на СССР между Японией и Польшей и Румынией», а также слова о необходимости «принудить СССР продать территорию Дальнего Востока». Поверх этого текста Сталин своей рукой приписал буквально следующее:

«Значит, мы до того запуганы интервенцией, что сглотнем всякое издевательство?» (лист 7).

Становится понятно, что, отдавая должное серьезности проблемы внешней агрессии, Сталин опасался предательства внутри страны. Дело в том, что перехваченные документы о планах иностранных правительств совершить интервенцию содержали мысль о том, что важнейшим фактором ее успеха должна стать «поддержка планов интервенции внутри страны».

Именно поэтому процессами против части советской элиты, которая могла поддержать внешнюю агрессию, Сталин управляет лично.

Верил ли Сталин в виновность тех, против кого были выдвинуты обвинения в поддержке интервенции?

Сталинская переписка свидетельствует о том, что верил. Свято верил в то, что они либо уже предатели, либо, сложись обстоятельства, обязательно предадут. Почему он так думал? Потому что в этот период Сталин относился к советской элите с той же категоричностью, что и к белогвардейцам во время Гражданской войны.

В ноябре 1937 года заведующий отделом печати и издательства ЦК ВКП(б) Л. Мехлис направляет Сталину записку «О положении в ОГИЗе, как отдел печати туда посылал врагов».

ОГИЗ – это Объединение государственных книжно-журнальных издательств, которое занималось выпуском всех книг и журналов в стране. Они выпускали учебники, художественную, специальную, техническую литературу. Этот самый ОГИЗ и стал объектом пристального внимания со стороны Мехлиса.

Что важно понять: Мехлис в этот период к «органам» не имел никакого отношения, он – зав. отделом ЦК. Должность сугубо гражданская. Однако о врагах среди издателей сообщает Сталину именно он.

Вот что пишет Мехлис в своей записке:

«…Только сейчас начинает во всех подробностях выясняться картина вопиющих преступлений Таля и его сподвижников, засылавших в ОГИЗ врагов народа, троцкистских и прочих шпионов…»[89]89
  Записка Л.З. Мехлиса секретарям ЦК ВКП(б) о положении в ОГИЗе. 5 ноября 1937 г. РГАНИ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 325. Л. 162–163. Подлинник. Машинопись.


[Закрыть]

Борис Маркович Таль (Криштал), которого Мехлис в записке Сталину обвиняет в контрреволюции, – предшественник Мехлиса на посту зав. отделом печати, участник Гражданской войны, доктор экономических наук. Именно Таль был переводчиком на встрече Сталина с немецким писателем Лионом Фейхтвангером. Борис Маркович Таль был расстрелян через год после роковой записки Мехлиса. Механизм обвинения и доведения дела до суда и высшей меры аналогичен тому, по которому велось дело Промпартии, с той только разницей, что Сталин не писал конспект будущего дела вредителей из ОГИЗа. По сталинским лекалам это делали уже сами соответствующие органы. То есть дело Промпартии с целью лишить будущих интервентов возможных союзников внутри СССР – крупное, но не единственное в решении этой задачи. «Профилактические» аресты проводились и в других ведомствах.

В случае с расстрелом ОГИЗовского начальника Бориса Таля картина будет неполной, если не сказать о том, что сам Таль был одним из тех, кто и придумал борьбу с врагами в литературе. Именно он еще в 1923 году в журнале «На посту» написал статью с многозначительным названием «Поэтическая контрреволюция в стихах Максимилиана Волошина». Так с легкой руки Таля была запущена череда публичных доносов в партийной прессе на писателей и поэтов. Спустя 15 лет сам Борис Таль падет жертвой доноса.

Однако вернемся к письму Мехлиса по поводу того, что в ОГИЗе, учреждении, ведающем издательством книг, есть враги. Какова реакция Сталина на записку? Он переправляет ее Ежову с убийственной резолюцией, написанной от руки:

«Нужно переарестовать всю ОГИЗовскую мразь».

Обратим внимание на сталинскую лексику. Он не стесняется в выражениях, называет подозреваемых «мразью». Слова «нужно переарестовать» выглядят прямым указанием к действию.

Вот и ответ на вопрос: отдавал ли Сталин приказы на арест? Отдавал.

Ежов выполнил указание Сталина. В ОГИЗе прошли чистки, часть руководителей была арестована, ряд из них расстреляны. Среди арестованных оказался и Таль, который когда-то сам написал донос на Волошина. Такой вот получился круговорот доносов со смертельным исходом.

Можно ли сказать, что Сталин никогда не сомневался в виновности тех, кто попадал в репрессивные списки?

Нет, так сказать нельзя. Анализ документов свидетельствует о том, что Сталин верил материалам дела, но если ему казалось, что человек невиновен, он мог за него заступиться. Наиболее яркое доказательство этому – дело командарма Иона Якира.

В современную историю он войдет как безвинная жертва сталинских репрессий. А еще – как сочинитель покаянного письма, с которым уже после ареста униженно обращается к Сталину с просьбой о помиловании. Вот эти леденящие душу строки насмерть напуганного человека.

Рис. 158.

Письмо И. Э. Якира И. В. Сталину.

9 июня 1937 г.

РГАСПИ Ф. 558 Оп.11 Д.176 Л.108

Якир – Сталину:

«Родной, близкий тов. Сталин. Я смею так к Вам обращаться, ибо я все сказал, все отдал, и мне кажется, что я снова честный, преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы…»

Однако у этого письма и вообще у всего дела репрессированного командарма Якира есть малоизвестная предыстория. Дело в том, что Якир был протеже Сталина. Именно Сталин предлагал ставить его на новые и новые должности. Более того, именно Сталин заступился за Якира, когда появилась информация о том, что Якир замечен в нежелательных контактах. Вот это малоизвестное письмо, в котором Сталин заступается за Якира и пишет буквально следующее:

«…разговоры о троцкистских пережитках т. Якира лишены всякого основания.

[…] было бы вполне целесообразно ввести т. Якира в состав ЦК КПУ.

[…] Очень прошу оказать т. Якиру всю ту поддержку…»

Согласимся, такие слова, да из уст Сталина, когда Якир уже одной ногой в камере, дорогого стоят. То есть из письма видно, что Сталин не верил в виновность Якира и был против его наказания.

Что же происходит дальше?

А дальше проходит время, на стол Сталина ложатся документы, и он меняет решение. Мы не знаем, что это были за документы. Несмотря на обилие информации о деле Якира – Тухачевского, дать исчерпывающий ответ на вопрос, был ли заговор, пока не представляется возможным, поскольку часть материалов до сих пор не рассекречена. Мы только можем сказать важное: вначале Сталин заступается за Якира, но потом, ознакомившись с какими-то документами, меняет свое отношение к командарму на противоположное. История сохранила убийственную резолюцию Сталина прямо на покаянном письме Якира:

«Подлец и проститутка!»[90]90
  Спецсообщение Н.И. Ежова И.В. Сталину с приложением протокола допроса М.Л. Рухимовича. 8 февраля 1938 г. РГАНИ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 332. Л. 61, 71–86. Подлинник. Машинопись.


[Закрыть]

Какую роль в репрессиях имели признательные показания, полученные в результате допросов?

Признательные показания, полученные в результате допросов, были главным двигателем репрессий. Они обеспечивали следствие доказательствами, а судебным процессам добавляли убедительности. Более того, Сталин поощрял получение признательных показаний. Вот один из таких примеров.

Читаем переписку Сталина.

Ежов – Сталину: «Направляю второй протокол допроса бывшего Наркома обороной промышленности Рухимовича».

Резолюция Сталина: «…Показание Рухимовича заслуживает внимания, т. к. дает возможность облегчить дело ликвидации вредительства по оборонной промышленности. И. Сталин». [91]91
  Спецсообщение Н.И. Ежова И.В. Сталину с приложением протокола допроса М.Л. Рухимовича. 8 февраля 1938 г. РГАНИ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 332. Л. 61, 71–86. Подлинник. Машинопись


[Закрыть]

Моисей Рухимович, первый нарком оборонной промышленности, был обвинен в контрреволюционной деятельности и 28 июля 1938 года расстрелян. Однако прежде он дал показания на многих советских и партийных руководителей, которые легли в основу уже других дел. Вот выдержка из протокола допроса Рухимовича:

«Мы договорились с ПЯТАКОВЫМ, что я на первых порах направляю свою деятельность на создание вредительской организации в топливной промышленности Союза и постепенно, входя в курс, буду распространять свои вредительские действия на другие отрасли тяжелой промышленности.

ПЯТАКОВ же взял на себя подрывную работу в химии и военной промышленности, которая, как он говорил, решает вопросы войны и должна из орудия победы превратиться в средство поражения Советского Союза».

Даже беглый анализ протоколов допроса позволяет сделать вывод, что либо к Рухимовичу применяли физическое воздействие, либо Рухимович пошел на сделку со следствием и в обмен на обещанное смягчение приговора оговаривал людей. Этот оговор и использовался потом как обвинительная база против других.

На что стоит обратить внимание? Сталин, опираясь на признательные показания, дает четкие указания, как их использовать и против кого. Например, известно, что Сталин был недоволен работой Георгия Пятакова.

Пятаков – революционер первого призыва, соратник Ленина, в тот момент заместитель наркома тяжелой промышленности. В конце 1920-х гг. Пятаков открыто выступал против линии Сталина, в 1927 году был исключен из партии как участник троцкистской оппозиции. Затем, правда, был восстановлен, но доверия Сталина это ему не вернуло. Одной из причин возбуждения дела против Пятакова считается его ссора с Ежовым. По многочисленным свидетельствам, Пятаков сильно злоупотреблял спиртным. Пили вместе с Ежовым. Во время выпивки и поссорились. Вот что в своих показаниях об этом рассказал уже арестованный Ежов:

«…Обычно, подвыпив, Пятаков любил поиздеваться над своими соучастниками. Был случай, когда Пятаков, будучи выпивши, два раза кольнул меня булавкой. Я вскипел и ударил Пятакова по лицу и рассек ему губу. После этого случая мы поругались и не разговаривали…» [92]92
  Петров Н.В., Янсен М. «Сталинский питомец» Николай Ежов. Там же. С. 30.


[Закрыть]

Ежов, конечно, недоговаривает. Дело в том, что, будучи ответственным за борьбу с вредительством, он после той ссоры сделал все, чтобы бывший собутыльник Пятаков оказался в списке вредителей, и постарался, чтобы доказательства его вредительства были убедительными. Судя по протоколам допросов, Рухимовича прямо провоцируют оговорить Пятакова. Когда дали показания еще и бывшие соратники по оппозиции, Пятаков попытался оправдаться. Причем максимально извращенным способом. Вот цитата из доклада Ежова Сталину:

«…В частности, от себя (Пятаков) вносит предложение разрешить ему лично расстрелять всех приговоренных к расстрелу по процессу, в том числе и его бывшую жену. Опубликовать это в печати…»

Рис. 159.

Записка Н. И. Ежова И. В. Сталину о беседе с Г. Л. Пятаковым.

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 52. Л. 174–175. Автограф.

Готовность доказать свою невиновность расстрелом собственной жены Пятакова не спасла. Вскоре будут расстреляны и члены оппозиции, и Рухимович, и сам Пятаков. Такова была роль доносов и оговоров. Сталин этими приемами активно пользовался.

Всегда ли Сталин был инициатором репрессий против представителей советской элиты?

Нет, не всегда.

Поэт Осип Мандельштам. Его часто называют жертвой сталинских репрессий. Так ли это на самом деле? Сегодня уже мало кто помнит, что в сталинские годы Мандельштам был одним из самых обласканных властью советских поэтов. К 1930 году огромными тиражами были изданы восемь книг его поэзии и прозы. Мандельштам был включен в официальный список видных советских писателей. Однако 16 мая 1934 года Мандельштама арестовали.

Насколько значима была фигура поэта Мандельштама для советской власти, свидетельствует письмо Николая Бухарина, в котором он сообщает об аресте Мандельштама лично самому Сталину. Читаем рукописный подлинник письма.

Бухарин пишет Сталину:

«…О поэте Мандельштаме. Он был недавно арестован и выслан. До ареста он приходил со своей женой ко мне и высказывал свои опасения на сей предмет в связи с тем, что он подрался (!) с А[лексеем] Толстым, которому нанес “символический удар” за то, что тот несправедливо якобы решил его дело, когда другой писатель побил его жену. Я говорил с Аграновым, но он мне ничего конкретного не сказал. Теперь я получаю отчаянные телеграммы от жены М[андельштама], что он психически расстроен, пытался выброситься из окна и т. д. Моя оценка О. Мандельштама: он – первоклассный поэт, но абсолютно несовременен; он, безусловно, не совсем нормален; он чувствует себя затравленным и т д. Т. к. ко мне все время апеллируют, а я не знаю, что он и в чем он “наблудил”, то я решил тебе написать и об этом».

Рис. 160.

Письмо Н. Бухарина И. Сталину.

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 709. Л. 167–167 об.

Это письмо, написанное Бухариным от руки и имеющее рукописные пометки Сталина, хранится в РГАСПИ. Нет сомнений, что оно принадлежит перу Бухарина, хотя согласитесь, после прочтения трудно отделаться от мысли, что это какой-то коммунальный бред.

О чем пишет Бухарин Сталину:

• О том, что Мандельштам подрался с Алексеем Толстым (советским писателем)…

• О том, что Мандельштам очень боится. Чего? Из письма непонятно… Но Мандельштам идет к Бухарину просить то ли совета, то ли защиты…

• Здесь же упоминается жена Мандельштама, которую побил какой-то неназванный писатель.

• Мандельштам, по словам Бухарина, «ненормален». Скандалит, чего-то боится, пытался выброситься из окна…

Какая-то бытовуха… При этом из письма совершенно непонятно, за что все-таки Мандельштама арестовали и выслали. За драку с Толстым? Сам Бухарин, кстати, тоже не понимает, за что выслали Мандельштама. Он так и пишет Сталину:

«…не знаю, что он и в чем он “наблудил”, то я решил тебе написать об этом…»

Самое любопытное в этом письме – что Сталин тоже не в курсе, в чем «наблудил» Мандельштам. Вот, что он пишет прямо на письме Бухарина: «Кто дал им право арестовывать Мандельштама? Безобразие…»

Что же произошло на самом деле, за что все же арестовали Мандельштама? Есть ответ? Есть. За оскорбительное стихотворение в адрес Сталина. Вот знаменитый фрагмент из него:

 
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него – то малина
И широкая грудь осетина.
 

(1933 год)

Мандельштам – очень талантливый поэт! Поэтому и стихотворение получилось талантливое. По сути, политический памфлет. Вот он, настоящий протест!

Однако в создании этого антисталинского памфлета есть нюанс. Историки и сейчас спорят, зачем Мандельштам его написал. Он не был борцом со сталинским режимом. Более того, сразу испугавшись написанного и прочтенного коллегам, Мандельштам оправдывался и просил прощения. А потом «в компенсацию» написал Сталину хвалебную оду.

Когда говорят об акте гражданского мужества Мандельштама, всегда цитируют стихотворение про «кремлевского горца». И никогда – его хвалебную оду. Но история должна быть объективной. Поэтому мы считаем важным процитировать и хвалебное стихотворение. Итак, это тоже Мандельштам и тоже про Сталина:

Ода Сталину

 
[…]
…Он свесился с трибуны, как с горы,
В бугры голов. Должник сильнее иска,
Могучие глаза решительно добры,
Густая бровь кому-то светит близко,
И я хотел бы стрелкой указать
На твердость рта – отца речей упрямых,
Лепное, сложное, крутое веко – знать,
Работает из миллиона рамок.
Весь – откровенность, весь – признанья медь,
И зоркий слух, не терпящий сурдинки,
На всех готовых жить и умереть
Бегут, играя, хмурые морщинки.
[…]
 

Что можно сказать после прочтения этой хвалебной оды? В этом случае талант Мандельштама покинул, все вышло фальшиво, бездарно, плохо.

История ареста Мандельштама известна. После того, как он прошелся по коллегам и знакомым и прочитал им стихотворение про «кремлевского горца», один из коллег донес об этом в органы. Органы приехали с обыском, изъяли рукопись, Мандельштама вначале арестовали, а потом отправили в ссылку в Пермский край.

Принято считать наказание, которое получил Мандельштам, преступлением сталинского режима против талантливого поэта. Однако, объективности ради, заметим, что, во-первых, даже с позиций сегодняшнего дня Мандельштам совершил уголовно наказуемое деяние. Он публично оскорбил (дискредитировал) первое лицо государства. Сегодня иные блогеры идут по уголовной статье «за дискредитацию» и за меньшие «заслуги».

А во-вторых, не нужно забывать, что за окном – кровавые 1930-е годы. Возможно, наш вывод может показаться неожиданным, но по такой «горячей» статье, да еще в 1930-е годы, даже не тюрьма, а ссылка – это наказание, мягче которого не придумаешь.

Однако об аресте и ссылке Мандельштама Бухарин сообщает Сталину лично. И Сталин отвечает:

«Кто дал им право арестовывать Мандельштама? Безобразие…»

Странно, правда? В связи с этим возникает вопрос.

Имел ли Сталин отношение к аресту Мандельшатама?

Чтобы ответить на этот вопрос, продолжим читать письмо Бухарина. В нем есть следующая приписка:

«P. S. О Мандельштаме пишу еще раз, потому что Борис Пастернак в полном умопомрачении от ареста М[андельштам]а и никто ничего не знает».

Итак, в деле возникает новый персонаж, известный поэт Борис Пастернак. О чем говорит эти приписка?

• Во-первых, о том, что поэты такого масштаба, как Мандельштам и Пастернак были «на короткой ноге» с представителями власти. О них и их проблемах знают все кремлевские обитатели – и Бухарин, и Сталин в том числе. Потому Бухарин сообщает Сталину не только об аресте «наблудившего» Мандельштама – как известного Сталину человека, но и о том, что другой, не менее известный Сталину поэт Пастернак от этого «в умопомрачении».

• Во-вторых, мы уже знаем продолжение истории.

Что делает Сталин после получения этой записки? Разобравшись с делом Мандельштама (об этом понятно из последующего разговора), он звонит Пастернаку. Разговор состоялся 13 июня 1934 года. Стенограммы не существует, однако сохранилось множество пересказов этого разговора в воспоминаниях современников. Нам показалось, что правильнее всего привести интерпретацию, которую дала жена Мандельштама, почти полностью записанную с ее слов:

«С первых же слов Пастернак начал жаловаться, что плохо слышно, потому что он говорит из коммунальной квартиры, а в коридоре шумят дети. В те годы такая жалоба еще не означала просьбы о немедленном, в порядке чуда, устройстве жилищных условий. Просто Борис Леонидович в тот период каждый разговор начинал с этих жалоб. Мы с Анной Андреевной тихонько друг друга спрашивали, когда он нам звонил: “Про коммунальную кончил?” Со Сталиным он разговаривал, как со всеми нами.

Сталин сообщил Пастернаку, что дело Мандельштама пересматривается и что с ним все будет хорошо. Затем последовал неожиданный упрек, почему Пастернак не обратился в писательские организации или “ко мне” и не хлопотал о Мандельштаме. “Если бы я был поэтом и мой друг поэт попал в беду, я бы на стены лез, чтобы ему помочь”…

Ответ Пастернака: “Писательские организации этим не занимаются с 27 года, а если б я не хлопотал, вы бы, вероятно, ничего бы не узнали…” Затем Пастернак прибавил что-то по поводу слова “друг”, желая уточнить характер отношений с О. М., которые в понятие дружбы, разумеется, не укладывались. Эта ремарка была очень в стиле Пастернака и никакого отношения к делу не имела.

Сталин прервал его вопросом: “Но ведь он же мастер, мастер?” Пастернак ответил: «Да дело не в этом…» “А в чем же?” – спросил Сталин. Пастернак сказал, что хотел бы с ним встретиться и поговорить. “О чем?“ “О жизни и смерти”, – ответил Пастернак. Сталин повесил трубку»[93]93
  Мандельштам Н. Я. Воспоминания / подгот. текста Ю.Л. Фрейдина; примеч. А.А. Морозова. – М.: Согласие, 1999., Кн. 1. С. 171.


[Закрыть].

Надо сказать, что существует около двенадцати версий этого разговора. Однако от версии Надежды Мандельштам они отличаются только нюансами. Поэтому можно говорить о достоверности изложения. Из разговора понятно, что атмосфера в творческих кругах того времени была довольно склочной. Отсюда и смакование «коммунальной» темы Пастернака со стороны подслушавших разговор Анны Ахматовой и литератора Георгия Шенгели. Сходятся же все разные версии этого разговора в главном:

• во-первых, Сталин сообщил Пастернаку, что дело Мандельштама пересмотрено и тот будет освобожден;

• во-вторых, Сталин действительно упрекнул Пастернака в том, что тот не вступился за Мандельштама;

• в-третьих, Сталин спросил Пастернака, Мандельштам – мастер своего дела или нет. И Пастернак не ответил.

Существует распространенное толкование этого разговора – мол, манипулятор Сталин «сам посадил, сам позвонил, сам отпустил». Возможно, так и было. Однако, согласитесь, уж очень много канители и лишних «телодвижений» в таком варианте развития событий.

Зачем Бухарину нужно было писать свое письмо, если предположить, что Мандельштама посадили по приказу Сталина? Такого «шила», как личное указание Сталина, в 1934 году уже было не утаить. Разговор Сталина с Пастернаком – вообще сплошная канитель. Однако главный аргумент в пользу того, что Сталин, скорее всего, не имел отношения к аресту Мандельштама, – это то, что дело было действительно пересмотрено по указанию вождя, и Мандельштам вышел на свободу.

Именно поэтому мы склонны предполагать, что арест Мандельштама был результатом рутинной работой органов и Сталин к нему отношения не имел.

Но все равно остаются вопросы.