Текст книги "Полное собрание стихотворений"

ПИХТОВЫЕ “ЯГОДЫ”

Шел я парком утренним. Мысли нездоровые

Голову тиранили. Чувства были грубы.

Пихта распустила “ягоды” пунцовые,

Пухлые и клейкие, как у женщин губы.

О, мои целители, не из ягод ягоды

В лиственницах шелковых, в пихтовой глуши!

Для своей фантазии я построю пагоды,

Буду вам молиться я отзвуком души.

11 мая

Мыза Ивановка

«Лишь тот велик, кто верит в мощь свою…»

Лишь тот велик, кто верит в мощь свою,

В величии простив ошибки слабых.

До жабы есть ли дело соловью?

Что злость людей, когда поэт не раб их?

Я гению венок из роз совью

И закреплю надежными узлами.

Его душой всю землю напою

И небеса затку его мечтами!

Июль

Мыза Ивановка

«Под осень было. Крапал дождь…»

Под осень было. Крапал дождь;

Вершины тряс еловый ветер;

День засыпал – и чахл, и тощ;

В лесу я ночью Тайну встретил.

Она спала вблизи костра;

Я стал будить, ее не видя…

Зачем припомнилась сестра

В гробу на черной панихиде?…

Я отошел в ночную глубь,

Воспоминанием ужален.

Шептало сердце: “Приголубь”.

Но ум был строг и опечален.

Апрель

ПАМЯТИ О. Н. ЧЮМИНОЙ

Откройтесь, тихие, откройтесь, райские

Врата лазурные.

Украсьтесь, ангелы, в гирлянды майские,

В цветы пурпурные!

Встречайте ласково в Эдем грядущую

От жизни тягостной.

И пойте встречу ей, покой дающую

В лазури радостной!

Уснула добрая душа, свободная,

Уснула чистая…

Рыдай, душа моя! Гуди, отходная!

Живи, Лучистая!..

28 августа

ЗА ЧАЕМ ПОСЛЕ ОПЕРЫ

“Он лучший изо всех моих Хозэ”,-

Прощебетала пылкая Ирина,

Изящно выпив ломтик мандарина.

Пел самовар. Отрезав сыр в слезе

И разорвавши розанчик, старушка

Прошамкала: “Ты, детушка, права;

В нем жизнь кипит и бьется за права”.

“Бессмертие, – Ирэн мечтала. – Душка!..”

А знаете ли, милые mesdames,

(Ах, господа, мы многого не знаем!)

Что тенор, так понравившийся вам,

Уж не артист, а – кости под трамваем?…

Октябрь

ТРИОЛЕТ

Чувство крылатое властно лишь миг,

Мысль вдохновенная – век.

Что головою поник?

Чувство порывное властно лишь миг.

О, поспеши, человек,

Мысль полюбить, если ты не привык!..

Чувство любовное властно лишь миг,

Мысль вдохновенная – век!

Март

“ПРОХОЖЕЙ”

Дитя мое, дитя! давно расстались мы…

Давно! но, как вчера, близка ты и любима.

Зайди ко мне, вернись в студеный день зимы,

Ушедшая весной. Но ты проходишь мимо.

О, мог ли думать я, что так тебя люблю!

Ведь встреча наша мне казалася игрою…

Приди, любившая, любившая! молю!

Ушла любовницей, – вернись сестрою!

Март

“ИГОРЬ И ЯРОСЛАВНА”

То было, может быть, давно,

А может быть, совсем недавно.

Ты, опираясь на окно,

Ждала меня, как Ярославна.

А я, как Игорь, что в полон

Был взят ордою половецкой,

Томился, звал, и Аполлон

Манил меня улыбкой детской.

Не мог препятствия кандал

Я сбросить пылу чувств в угоду,

И я страдал, и я рыдал,

Моля судьбу вернуть свободу.

Мне улыбнулся как-то день,

И я бежал к тебе бесславно.

Ты шла по саду, точно тень,

Грустна, верна, как Ярославна,

Была задумчивая ночь

Погружена в свои загадки…

Ты шла спокойно, без оглядки,

Я – за тобой, но вскоре – прочь:

Раз не почувствовала ты

Своей душой, чутьем прихода

Того, кто близок, – что мечты!

Что упоенье! Что свобода!

И я ушел… В душе темно…

А ты все ждешь, как Ярославна…

То было, может быть, давно,

Но может быть, совсем недавно.

Январь

«Где грацией блещут гондолы…»

Где грацией блещут гондолы,

Лавируя гладью лагун;

Где знойно стрекочут мандолы;

Где каждый возлюбленный – лгун;

Где страсть беззаботна, как люди;

А люди свободны, как страсть;

Где гении столько прелюдий

Напели потомству; где пасть

Умеют победно и славно;

Где скрашена бедность огнем;

Где чувствуют смело, – недавно

Я думал о крае таком…

Июнь

В АЛЬБОМ ИЗАБЕЛЛЕ ГРИНЕВСКОЙ
МАДРИГАЛ-ТРИОЛЕТ

Среди созвездья поэтесс

Вы многих-многих звезд светлее.

Среди Парнаса виконтесс -

Одна из первых поэтесс!

Поете Вы – и жизнь алее,

Чем розы гаснущих небес…

Среди созвездья поэтесс

Вы многих ярких звезд светлее.

Сентябрь

ТУРЕЦКОЕ РОМАНСЕРО

Во дворце Ильдиз-Киоске,

В экзотическом гареме,

Жены рвут свои прически,

Позабыв о томной дреме.

Мудрено ли? вот обида!

(Их понять вы не хотите ль?)

Увезут Абдул-Гамида,

А ведь он их повелитель.

Поневоле игры в жмурки

Начались у женских взоров…

(Разорились младотурки

Над устройкою “терроров”).

И, пожалуй, продадут их

Ни за грош с аукциона…

И в гареме лиц надутых -

Сколько капель с небосклона.

Лишь десяток одалисок

Был догадливее прочих

И представил точный список

Всех, до горестей охочих…

Повели Гамид-Абдула

В заточение со свитой!

Снова женщина обдула

План мужчины, плохо свитый:

У опального султана

И почет, и свита женщин.

Снова он властитель стана,

Хоть унижен и развенчан.

Весна

Петербург

СОЛОВЕЙ
Поэзы

Борису Верину – Принцу Сирени

Вы – Принц фиолевой сирени

И друг порхающей листвы

Весенней осени, осенней

Весны нюанс познали Вы…

ИНТРОДУКЦИЯ

Я – соловей: я без тенденций

И без особой глубины…

Но будь то старцы иль младенцы,-

Поймут меня, певца весны.

Я – соловей, я – сероптичка,

Но песня радужна моя.

Есть у меня одна привычка:

Влечь всех в нездешние края.

Я – соловей! на что мне критик

Со всей небожностью своей?-

Ищи, свинья, услад в корыте,

А не в руладах из ветвей!

Я – соловей, и, кроме песен,

Нет пользы от меня иной.

Я так бессмысленно чудесен,

Что Смысл склонился предо мной!

Тойла. III

____________________

Эти импровизации в ямбах выполнены в 1918 г., за исключениями, особо отмеченными, в Петербурге и Тойле.

ЭСТ-ТОЙЛА

За двести верст от Петрограда,

От станции в семи верстах,

Тебе душа поэта рада,

Селенье в ёловых лесах!

Там блекнут северные зори,

Чьи тоны близки к жемчугам,

И ласково подходит море

К головокружным берегам.

Как обольстительное пойло,-

Колдуйный нектар морефей,-

Влечет к себе меня Эст-Тойла

Волнами моря и ветвей.

Привет вам, шпроты и лососи,

И ракушки, и голоса,

Звучащие мне на откосе,-

Вы, милые мои леса!

Давно я местность эту знаю,

Ее я вижу часто в снах…

О сердце! к солнцу! к морю! к маю!

К Эст-Тойле в ёловых лесах!

Тойла. I,7

ОПЯТЬ ВДАЛИ

И вот опять вдали Эст-Тойла

С лазурью волн, с ажурью пен.

Конь до весны поставлен в стойло,-

Я снова взят столицей в плен.

Я негодую, протестую,

Но внемля хлебному куску,

Я оставляю жизнь простую,

Вхожу в столичную тоску.

О, как мучительно, как тонко

Моя душа оскорблена!..

…Проходит тихая эстонка,

В чьих косах – рожь, лён и луна.

Идет, – Альвина или Лейла,-

Береговою крутизной.

Идет века. Прости, Эст-Тойла,

И жди меня во влажный зной!

Петроград. I,9

АХ, ЕСТЬ ЛИ КРАЙ?…

Ах, есть ли край? ах, края нет ли,

Где мудро движется соха,

Где любит бурю в море бретлинг

И льнет к орешнику ольха?

Где в каждом доме пианино

И Лист, и Брамс, и Григ, и Бах?

Где хлебом вскормлена малина

И привкус волн морских в грибах?

Где каждый труженик-крестьянин

Выписывает свой журнал

И, зная ширь морских скитаний,

Порочной шири ввек не знал?

Где что ни-местность – то кургауз,

Спектакли, тэннис и оркестр?

Где, как голубка, девствен парус,-

Как парус, облик бел невест?

Ах, нет ли края? край тот есть ли?

И если есть, то что за край?

Уж не Эстляндия ль, где, если

Пожить, поверить можно в рай?…

Петроград. I

НА ЛЫЖАХ

К востоку, вправо, к Удреасу,

И влево – в Мартс и в Изенгоф,

Одетый в солнце, как в кирасу,

Люблю на лыжах скользь шагов.

Колеса палок, упираясь

В голубо-блесткий мартный наст,

Дают разгон и – черный аист -

Скольжу, в движеньях лыжных част.

О, лыжный спорт! я воспою ли

Твою всю удаль, страсть и воль?

Мне в марте знойно, как в июле!

Лист чуется сквозь веток голь!

И бодро двигая боками,

Снег лыжей хлопаю плашмя,

И все машу, машу руками,

Как будто крыльями двумя!..

Петроград. I

В РЕВЕЛЬ

Упорно грезится мне Ревель

И старый парк Катеринталь.

Как паж влюбленный королеве

Цветы, несу им строфосталь.

Влекут готические зданья,

Их шпили острые, – иглой,-

Полуистлевшие преданья,

Останки красоты былой.

И лабиринты узких улиц,

И вид на море из домов,

И вкус холодных, скользких устриц,

И мудрость северных умов.

Как паж влюбленный к королеве,

Лечу в удачливый четверг

В зовущий Ревель – за Иеве,

За Изенгоф, за Везенберг!

Петроград. I

ЛЕЙТЕНАНТ С

Вы не слыхали про поэта,

Поэта лейтенанта С.?

В нем много теплоты и света

И море милое, и лес.

Он сын Случевского. По крови

И духу сын… В лазори строк -

Он белый голубь. На Нарове

Его именье “Уголок”.

Не подходите, как к Синаю,

К нему, а просто, как к стеблю…

Пятнадцать лет его я знаю

И ласково его люблю.

Люблю я грусть элегий “С моря”,

Посланий молодой жене,

В которых он, природе вторя,

Так родственен, так близок мне.

Он чистотой доступен детям,

И нежно я его пою.

Поэт погиб на тридцать третьем

В Цусимском горестном бою.

Сосед Эстляндии волшебной,

Воспевший Гогланд, край чудес,

Тебе мой поздний гимн хвалебный,

Мне – книга лейтенанта С…

Петроград. I

У СОЛОГУБА

Жил Сологуб на даче Мэгар,

Любимый, старый Сологуб,

В ком скрыта магия и нега,

Кто ядовит и нежно-груб…

Так в Тойле прожил он два лета

На крайней даче, у полей

И кладбища, и было это

Житье мне многого милей.

Из Веймарна к нему приехать

Мне нравилось в рассветный час,

Когда, казалось мне, утеха

Искать в траве росы алмаз.

Я шел со станции, читая

Себе стихи, сквозь холодок.

Душа пылала молодая,

И простудиться я не мог.

Я приходил, когда все спали

Еще на даче, и в саду

Бродил до полдня, и в опале

Тумана нюхал резеду…

Петроград. I

ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ

А вечерами матиола

Нас опьяняла, как вино,

И строфам с легкостью Эола

Кружиться было суждено.

Ночами мы пикниковали,

Ловили раков при костре,

Крюшон тянули, и едва ли

В постель ложились на заре…

Второе лето на курорте

И я с ним вместе проводил.

То были дни, когда о торте

И сам кондитер не грустил…

Когда проехаться в вагоне

Еще ребенок рисковал,

Когда Herr Брюкман в пансионе

Вино открыто продавал…

День стоил не бумажек тридцать,

А три серебряных рубля,

Что могут ныне появиться

Лишь разве в замке короля!..

Петроград. I

ЦАРИЦА РУССКОГО СТИХА

Поэма Лохвицкой “У моря”,

Где обрисован Петергоф,

Мне грезы красочно узоря,

Волшбит меня ажуром строф.

И Миррой Балтика воспета,

Царицей русского стиха,

Признавшей тьму во имя света

И добродетель для греха!..

Бывала ли она в Иеве?

Ходила ль в сосны на обрыв?

И пел ли ей, как королеве,

О светлом Эрике залив?

Он славил ли ее, как Ингрид,

Как королеву королев?

С тех пор, как склеп для Мирры вырыт,

Он заскорбел ли, поседев?

Не знаю я. Никто не знает.

То тайна Мирры и волны.

Но взор увидеть ожидает

Ее в сиянии луны.

Она мертва? Она воскреснет!

Она не может не ожить!

Она споет такие песни,

Что перестанет мир тужить!

Петроград. I

ДВА ОСТРОВА

За постом Мартсом, в острых соснах,

Над морем высится обрыв

Для грезящих и безвопросных

В житейской прозе, – тех, кто жив!

Оттуда (там меня не троньте:

Мне дрязги ваши не нужны!)

Два острова на горизонте

В погоду ясную видны.

Пою обрыв, который вогнут

По направленью к ним дугой.

Один из них зовется Гогланд

И Белым – маленький, другой.

Их контуры маняще-четки,

Влекущи обликом своим.

Лелею мысль: в моторной лодке

Когда-нибудь поехать с ним.

Готовь судно, Василий Крохов,

Ты, обэстоненный рыбак!

А чтобы не было плыть плохо,

Возьмем и водку, и табак!

Петроград. I

НАРВА

Я грежу Нарвой, милой Нарвой,

Я грежу крепостью ее,

Я грежу Нарвой, – тихой, старой,-

В ней что-то яркое, свое.

О город древний! город шведский!

Трудолюбивый и простой!

Пленен твоей улыбкой детской

И бородой твоей седой.

Твой облик дряхлого эстонца

Душе поэта странно мил.

И твоего, о Нарва, солнца

Никто на свете не затмил!

Твоя стремглавная Нарова

Галопом скачет в Гунгербург.

Косится на тебя сурово

Завидующий Петербург.

Как не воспеть твою мне честность

И граждан дружную семью,

И славную твою известность,

И… проституцию твою?

Она, как белая голубка,

Легка, бездумна и чиста!

О, добрый взгляд! О, лисья шубка!

О, некрасивых красота!

Петроград. I

ЮРЬЕВ

Где Эмбах, берег свой понурив,

Течет лифляндскою землей,

Как центр культурный, вырос Юрьев,

Такой радушный и живой.

Он, переназванный из Дерпта,

Немецкий дух не угасил.

В моих стихах найдется лепта

И Юрьеву, по мере сил.

О ты, столетняя крапива,

Нам расскажи про прежний пир,

Про вкус студенческого пива,

Про лязг студенческих рапир;

Нам расскажи о глазках Гретхен,

Сентиментально-голубой,

И о беседке в парке ветхой,

О кознях, деянных тобой…

О романтической эпохе,

О рыцарстве былых времен,

Как упоенны были вздохи,

И как безоблачен был сон!..

Петроград. I

ПОЛОВЦОВА-ЕМЦОВА

Я помню вечер, весь свинцовый,

В лучах закатного огня,

И пальцы грезящей Емцовой,

Учившей Скрябину меня.

Играла долго пианистка,

И за этюдом плыл этюд.

А я склонился низко-низко,

И вне себя, и вне минут.

Так властно душу разубрала

Неизъяснимая печаль…

А после Вагнера играла

И пели пальцы, пел рояль.

Да, пело сердце, пели пальцы

Ее, умеющие петь.

И грезы, вечные скитальцы,

Хотели, мнилось, умереть.

Деревня тихо засыпала.

Всходило солнце из волны.

Мне в душу глубоко запала

Игра в ночь белую весны.

Петроград. I

ЕВГЕНИЮ ПУНИ

Ты помнишь, мне любезный Пуни,

Как ты приехал раз ко мне,

И долго мы с тобой в июне

В полях бродили при луне?

У моря грезили и в парке

Читали новые стихи?

Иль говорили о Петрарке,

Ложась в траву под сень ольхи?

Ты помнишь, милый мой Евгений,

Наш взгляд на женщин и семью?

Что должен жить безбрачно гений

И “за печатями семью”?

И только изредка, налетом,

Врываться в жизнь и, как пчела,

Ее впитав, вернуться к “сотам”

С бесстрастьем лика и чела?

Не раз захватывали страсти

Меня с тех пор, и наш проект

Отчасти выполнен, отчасти…

Но мысль и дело – разных сект!..

Петроград. I

К АЛЬВИНЕ

Не удивляйся ничему…

К. Фофанов

Соседка, девочка Альвина,

Приносит утром молоко

И удивляется, что вина

Я пью так весело-легко.

Еще бы! – тридцать пять бутылок

Я выпил, много, в десять дней!

Мне позволяет мой затылок

Пить зачастую и сильней…

Послушай, девочка льняная,

Не удивляйся ничему:

Жизнь городская – жизнь больная,

Так что ж беречь ее? к чему?

Так страшно к пошлости прилипнуть,-

Вот это худшая вина.

А если суждено погибнуть,

Так пусть уж лучше от вина!

Петроград. I

ПОЧТАЛЬОН

То по шоссе, для шины колком,

То по тропинке через лен,

То утрамбованным проселком

Велосипедит почтальон.

Он всем знаком. Он старый Перник.

Он служит здесь тридцатый год.

Письмо от Щепкиной-Куперник

Он мне в окно передает.

Я приглашаю на террасу

Его, усталого, зайти,

Чтоб выпить хересу иль квасу

И закусить в его пути.

Он входит очень деликатно

И подвигает стул к столу.

А море благостно-закатно,

Подобно алому стеклу.

Сосредоточенно и ровно

Он пьет токайское вино.

Что пишет мне Татьяна Львовна?

Но впрочем, кажется, темно.

Петроград. I

ЯЛЯ

В вуальной апельсинной шали

Идет в вечерние поля.

Я выхожу навстречу к Яле,

Как в бурю лодка без руля.

Идет насмешливо, но робко.

Так угловато, но легко.

Зигзагами ведет нас тропка,

Ах, близко или далеко?

Я не влюблен в нее нисколько,

Как, впрочем, и она в меня.

Мы лишь слегка флёртуем только -

День изо дня. День изо дня.

Читаются стихи крылато:

Я – ей, и мне в ответ – она.

А небо морем все объято,

Волной захлестнута луна.

Петроград. I

СЛАВА

Мильоны женских поцелуев -

Ничто пред почестью богам:

И целовал мне руку Клюев,

И падал Фофанов к ногам!

Мне первым написал Валерий,

Спросив, как нравится мне он;

И Гумилев стоял у двери,

Заманивая в “Аполлон”.

Тринадцать книг страниц по триста

Газетных вырезок – мой путь.

Я принимал, смотря лучисто,

Хвалу и брань – людишек муть.

Корректен и высокомерен,

Всегда в Неясную влюблен,

В своем призвании уверен,

Я видел жизнь, как чудный сон.

Я знаю гром рукоплесканий

Десятков русских городов,

И упоение исканий,

И торжество моих стихов!

Петроград. I

ЕЛИЗАВЕТИНО КИКЕРИНО

Елисаветино! Налево,

От станции в одной версте,

Тоскует дылицкая дева,

По-своему, о красоте…

Дыша Оранской Изабеллой,

Вступаю в лиственный покой.

Молчит дворец меж сосен белый

И парк княгини Трубецкой.

За Дылицами – Вераланцы.

За Пятигорьем – Озера.

Какие девичьи румянцы!

Жасминовые вечера!

Через Холоповицы прямо

Я прохожу к монастырю

И, на колени встав у храма,

Пою вечернюю зарю.

В моем порыве – глубь бездонья!

Я растворяюсь в тишине

И возвращаюсь чрез Арбонье

При новоявленной луне.

Петроград. I

ВЕЙМАРН

Под Веймарном течет Азовка,-

Совсем куриный ручеек.

За нею вскоре остановка.

Там встретит кучер-старичок.

Моей душе, душе вселенской,

Знаком язык цветов и звезд.

Я еду к мызе Оболенской,-

Не больше трех шоссейных верст.

Вдали Большая Пустомержа.

Несется лошадь по росе.

Того и ждешь: вот выбьет стержень:

Ведь спицы слиты в колесе!

Проехан мост. Немного в горку,

И круто влево. Вот и двор.

Княгиня приоткрыла шторку.

И лай собак, и разговор.

Плывет туман от нижней Тормы,

Вуаля бледную звезду.

Зеленые в деревьях штормы,

И пахнут яблони в саду.

Петроград. I

АФОРИЗМЫ УАЙЛЬДА

Мы слышим в ветре голос скальда,

Рыдающего вдалеке,

И афоризмы из Уайльда

Читаем, сидя на песке.

Мы, углубляясь в мысль эстета,

Не презираем, а скорбим

О том, что Храм Мечты Поэта

Людьми кощунственно дробим…

Нам море кажется не морем,

А в скорби слитыми людьми…

Мы их спасем и олазорим,-

Возможность этого пойми!

Вотще! В огне своих страданий,

В кипеньи низменной крови,

Они не ищут оправданий

И не нуждаются в любви!

Петроград. I

АССОЦИАЦИЯ

Мелькнула сине пелеринка

На крэме платья – за углом…

О Синей Птице Метерлинка

Вдруг в мыслях выражен излом.

Ассоциация символик,

Как ты захватна иногда!

По смеху узнаю я полек,-

По солнцу таяние льда.

Не женщиной ли морефея

Прикинулась, или жена

Какого-либо Тимофея

В костюмы фей наряжена?!

И в первом случае – за птицей,

За Синей Птицей возгореть!

А во втором – за той “синицей”

Не стоит даже и смотреть.

Петроград. I

БЫЛОЕ

Он длится, терпкий сон былого:

Я вижу каждую деталь,

Незначущее слышу слово,

К сну чуток, как к руке – рояль.

Мила малейшая мне мелочь,

Как ни была б она мала.

Не Дельвигу ли Филомела,

Чуть ощутимая, мила?

Люба не Пушкину ли няня?

И не Мюссэ ль – перо Жорж Занд?

Не маргаритка ли – поляне?

И не горошку ль – столб веранд?

Всё незначительное нужно,

Чтобы значительному быть.

Былое так головокружно!

Былого не могу забыть!

Петроград. I

ЛЕЙТМОТИВЫ

Всегда мечтательно настроен,

Я жизнь мечтаньям предаю.

Я не делец. Не франт. Не воин.

Я лишь пою-пою-пою!

На что мне царства и порфиры?

На что мне та иль эта роль?

За струнной изгородью лиры -

Наикорольнейший король!

На что мне ваших мыслей холод

И политический раздор?

Весенний день горяч и золот,-

И у меня весенний взор!

Благословенны будьте, травы

И воды в зелени оправ!

Виновных нет: все люди правы,

Но больше всех – простивший прав!

Петроград. I

КОЛЯСКА

Четырехместная коляска

(Полурыдван-полуковчег…)

Катилась по дороге тряско,

Везя пять взрослых человек.

Две очень молодые дамы

И двое дэнди были в ней.

Был пятым кучер. Этот самый

Стегал ленивых лошадей.

Июльский полдень был так душен,

Кружились злобно ввода,

Наряд прелестниц был воздушен.

Сердца же – точно невода.

Их лица заливала краска,-

От страсти или от жары?…

– Вам не встречалась та коляска,

Скажите, будьте так добры?

Петроград. I

СТЭЛЛА

Баронессе С. Р. М. – ф

Сначала баронесса Стэлла

Прочла “Вы лжете мне, мечты!”

Потом из Грига мне пропела

Во имя только Красоты!

О, воплощенная Вервэна!

Античной пластики полна,

Прияла позы под Шопэна

Так отчеканенно она.

Апологетка поз Далькроза,

В окаменелости живой,

То пламенела грозороза,

То поникала головой…

… А я, в Калифа превращенный,

В халате пестром и чалме,

Сидел и, ею опаленный,

Крылил к ней руки в полутьме…

К Калифу руки простирая,

Заглядывала мне в глаза,-

И вновь кружилась, ускользая,

Вся – страсть! вся: трепет! вся – гроза!

А то, ко мне склоняясь близко

И наслаждения суля,

Утонченная одалиска

Отпрядывала, опаля…

В глазах – узор чаруйной боли,

В груди – брожение огней…

А если б вышел я из роли

И женщину увидел в ней?!

Петроград. I

ФЕВРАЛЬ

Февраль к Апрелю льнет фривольно,

Как фаворитка к королю.

Апрель, смеясь самодовольно,

Щекочет нервы Февралю.

Ночами снежно-голубыми

Мечтает палевый Февраль,

Твердя Весны святое имя,

О соловье, влекущем вдаль…

Дымящиеся малахиты

(Не море ль в теплом феврале?)

Сокрыв прибрежные ракиты,

Ползут и тают в белой мгле.

Снег оседарт. Оседая,

Он бриллиантово блестит.

И на него сосна седая

Самоуверенно глядит.

Осядет снег – седые кудри

Смахнет бессмертная сосна.

Я слышу дрожь в февральском утре:

О, это вздрогнула весна!

Тойла. 5.II

ВЫСШАЯ МУДРОСТЬ

Петру Ларионову

Я испытал все испытанья.

Я все познания познал.

Я изжелал свои желанья.

Я молодость отмолодал.

Давно все найдены, и снова

Потеряны мои пути…

Одна отныне есть основа:

Простить и умолять: “Прости”.

Жизнь и отрадна, и страданна,

И всю ее принять сумей.

Мечта свята. Мысль окаянна.

Без мысли жизнь всегда живей.

Не разрешай проблем вселенной,

Не зная существа проблем.

Впивай душою вдохновенной.

Святую музыку поэм.

Внемли страстям! природе! винам!

Устраивай бездумный пир!

И славь на языке орлином

Тебе – на время данный! – мир!

Тойла. II