Текст книги "Полное собрание стихотворений"
Автор книги: Игорь Северянин
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 23 (всего у книги 64 страниц)
Залай, Бродячая Собака!
И ровно в полночь в твой подвал
И забулдыга, и гуляка
Бегут, как рыщущий шакал.
Богемой в папах узаконен,
Гостей встречает Борька Пронин
Подвижен и неутомим
(Друзья! вы все знакомы с ним!)
И рядом – пышущий, как тульский
С солидным прошлым самовар,
Распространяющий угар,
Известный женовраг Цибульский,
Глинтвейнодел и музыкант,
И, как тут принято, талант…
А кто же эти, с виду дети,
А по походкам – старички?
Их старший книжку издал “Сети”,
А эти – альманах… “Сморчки!”
Глаза подведены кокотно,
Их лица смотрят алоротно,
И челки на округлых лбах
Внушают дамам полустрах…
О, сколько ласки и умилий
В глазах, смотрящих на своих!..
От них я очищаю стих,
И, избегая их фамилий,
Уж превращенных в имена,
Оставлю им их времена!..
Все это “цвет литературы”,
“Надежда” выцветших писак,
Готовых пригласить на туры
Поэзовальса этот “брак”,
Дабы помодничать прекрасным
Зло-недвусмысленным маразмом,
Себя их кровью обновить…
Но тут легко переборщить
И гнилокровьем заразиться…
Нет, в самом деле, черт возьми,
Какими полон свет “людьми”!
Я не могу не возмутиться
И поощрителям “сморчков”
Бросаю молнии зрачков!
“Они талантливы”… Допустим!
Но что – в таланте без души?
Бездушные не знают грусти,
А только скуку. Напиши
Поэзу, вызванную скукой,-
И гений мой тому порукой,-
Как тонки ни были б слова,
Она останется мертва.
Ни возмутит, ни зачарует
Скопец, развратник, женофоб.
И современца медный лоб
Теперь лишь сталь бича взволнует,
Да, сталь бича иль гений! Вот
Какой пошел теперь народ!
“Ну что же, разве это плохо?
Ведь требовательность нужна…”-
Тут не сдержалась бы от вздоха
Моя знакомая княжна.
Однако ж, чем живет богема?
Какая новая поэма
Бездушье душ объединит?
Что мысли их воспламенит?
Чего хотят? о чем тоскуют?
Зачем сбираются сюда?
Да так… Куда ж идти? куда?
Посплетничают, потолкуют
И, от безделья отдохнув,
Зевают: “Скучно что-то, уф…”
Ничьей там не гнушались лепты,-
И в кассу сыпали рубли
Отъявленные фармацевты,
Барзак мешавшие с Шабли!
Для виду возмущались ими,
Любезно спрашивая: “Имя
Как ваше в книгу записать?”
Спешили их облобызать,
А после говорили: “Странно,
Кто к нам пускает всякий сброд?…”
Но сброд позатыкал им рот,
Зовя к столу на бутерброд…
Но это все уже туманно:
Собака околела, и
Ей околеть вы помогли!
1915. Май
Эст-Тойла
ПОЭЗА О ХАРЬКОВЕЯ снова в нежном, чутком Харькове,
Где снова мой поэзовечер,
Где снова триумфально-арковы
Двери домовые – навстречу.
О Харьков! Харьков! букворадугой
Твоею вечно сердце живо:
В тебе нежданно и негаданно
Моя мечта осуществима.
О Харьков! Харьков! Лучший лучшего!
Цвет самой тонкой молодежи!-
Где я нашел себя, заблудшего,
Свою тринадцатую тоже.
Такая журчная и сильная,
В лицо задором запуская,
Мной снова изавтомобилена
Смеющаяся мне Сумская.
На восхищающем извозчике
Спускаюсь круто прямо к Поку.
Улыбки дамьи, шляпок рощицы
Скользят на тротуарах сбоку.
А вот и девочка графинина,
Одетая тепло-кенгурно,
Болтает с мисс (здесь это принято?):
“Maman им принята… «недурно»…”
Пусть афишируют гигантские
Меня афиши, – то ль не эра!
– Мартын! Сверни к ручьям шампанского
В гурманоазисах Проспэра.
1915. Декабря 19-го
Харьков – Павлоград
(поезд)
ПОЭЗА О МАЙОРЕНГОФЕЯ помню: в Майоренгофе,
Когда мне было семь лет,
Я грезил о катастрофе,
О встречах, которых нет.
Как верная мне вассалка,
Собака ходила за мной,
И грезилась мне “Русалка”,
Погибшая той весной.
Maman с генеральшей свитской
Каталась в вечерний час.
И нынешний Кусевицкий
Настраивал контрабас…
А я увлекался рьяно
Оркестром “дружка” своего:
О, палочка Булерьяна!
О, милый автограф его!
И это же самое море,
Когда мне было семь лет,
Мне пело, мечты лазоря,
О встречах, которых нет…
1915. Июнь
Эст-Тойла
ПОЭЗА О ИОЛАНТЕИоланта в брильянтах, Иоланта в фиалках,
Иоланта в муаре, Иоланта в бандо,
Иоланта в шантанах, Иоланта в качалках,
Иоланта в экспрессе, Иоланта в ландо!
Иоланта в идеях, Иоланта в болезнях,
Иоланта в страданьях, в кабаках и в нужде,
Иоланта в порывах и в восторженных песнях,
И в любви Иоланта! Иоланта везде!
Иоланта в Калуге, Иоланта в Сорренто,
Иоланта в Венере и во влаге цистерн,
В стилях, – в этих надмодных монументах
моментам,-
В Rococo, в Renessans'e, в Louis XV и в Moderne!
Иоланта в варьянтах и контрастах религий,
Иоланта в метаньях, в заблужденьях, в труде,
В интервалах планетных, в каждом дне,
в каждом миге,
И в тебе – Иоланта! Иоланта везде.
Иоланта в рокфоре, Иоланта в омаре,
Иоланта в Сотерне и в triple sec curasso,
Иоланта в Вольтэре, Иоланта в Эмаре,
В Мопассане, в Баркове, и в Толстом, и в Руссо!
Иоланта повсюду, Иоланта всеместна…
Что же это такое – Иоланта моя?
Ничего я не знаю, ничего не известно,
Но мне кажется, – это раздробленное “Я”!
1915. Июнь
Эст – Тойла
МЕДОВАЯ ПОЭЗАВадиму Баяну
Гостей любезно принимающий
В своей беззлобной стороне,
Сиренью мед благоухающий
Вы предложили к чаю мне.
О! вместе с медом просирененным
Вы предложили мне… весну!-
И Таню, смуженную Греминым,
Я вновь свободой оплесну.
И птицу, скрыленную клеткою,
Пущу я в воздух, хохоча,
И отклоню над малолеткою
Сталь занесенного меча…
Прощу врагам обиды кровные
И обвиню себя во всем,
И ласковые, и любовные
Стихи Ей напишу в альбом…
И вновь горящий, вновь пылающий,
Я всею воспою душой
Сиренью мед благоухающий,
Меня овеявший весной!
23-го декабря 1915
Александровск-Екатеринославский
ПОЭЗОШПИЛЬКАТы говоришь: “Татьяна Гремина
Совсем неправильно овсемена
Как чудо девичьей души:
Провинциалочке, как водится,
Онегин по душе приходится
Средь Митрофанушек в глуши.
Однако же, став дамой светскою,
Она – с душой ореха грецкого!-
Его отвергла для того,
Чтоб отомстить ему за прошлое
И выставить причину пошлую
Как… честь супруга своего.
Любовью сердца не онегена
И не любя совсем Онегина,
Довольна партией своей.
Да, Танечка, до брака – Ларина,
Довольно скверно переварена
Мозгами наших матерей…
Смешно бы обвинять Евгения
За нежное его презрение
К причудам девочки-дичка.
Лишь Таня сделалась Татьяною,-
Он вспыхнул всей душою рьяною,
Но лицемерно, свысока
Ответила княгиня Гремина,
Та, кто в мечту страны овсемена:
– Другому буду век верна.
Как это холодно и каменно!
Любовь воскликнула бы пламенно:
“Я рада, что тебе нужна!”
1915. Май
Эст-Тойла
ПОЭЗА МОЕЙ СВЕТОЗАРНОСТИКогда мне пишут девушки:
“Его светозарности”,
Душа моя исполнена
Живой благодарности.
Ведь это ж не ирония
И не пародия:
Я требую отличия
От высокородия!
Пусть это обращение
Для всякой бездарности…
Не отнимай у гения
Его Светозарности!
1915. Июнь
Эст-Тойла
ПОЭЗА КОРОЛЕВЕМоя ль душа, – душа не короля?
В ней в бурю, – колыханье корабля.
Когда же в ней лазорие и штиль,
Моих стихов классично-ясен стиль.
Тенденциозной узости идей,
Столь свойственных натуре всех людей,
Не признаю, надменно их презрев,
В поэзии своей ни прав, ни лев…
Одно есть убежденье у меня:
Не ведать убеждений. Не кляня,
Благословлять убожество – затем,
Дабы изъять его навек из тем…
Я не люблю людей, но я им рад,
Когда они мне рады – вот мой взгляд.
Не верю им и гордо, свысока,
Смотрю на них, к тому ж издалека.
Вступать в ряды людей – не мой удел,
Но вот я строй омаршить захотел,-
И я пою, движение любя;
Они идут, чем тешу я себя.
А стоит мне сильнее захотеть,-
И будут люди вечно жить и петь,
Забыв про смерть, страдания и боль:
Ведь я поэт – всех королей король!
1915. Май
Эст-Тойла
ПОЭЗА ЧУДАВо всем себя вы в жизни сузили,
Одна осталась вам игра:
Самообманы да иллюзии,-
Убогой жизни мишура.
Рожденные в земном убожестве
Полуцари, полукроты,
Вы величаетесь в ничтожество,
Ложась холодно под кресты…
Зачем вам жить, не отдающие
Себе отчета в слове “жить”?
Всю жизнь свой сами крест несущие,
Чтоб под него себя сложить?
Бунтующие и покорные,
Игрушки воли мировой,
В самом бессмертии тлетворные,
Порабощенные судьбой!
Жалеть ли вас, земли не знающих
И глупый делающих вид,
Вселенной тайны постигающих,
Какие чует интуит?
Вас презирать без сожаления,-
Единственное что для вас!
Вас бичевать за все стремления,
За все “стремления на час”!
Честнее будьте вы, нечестные,
Но восхваляющие честь:
Без жалоб лягте в гробы тесные,
А жить хотите – выход есть:
Все, как один, в огне содружества,
Развихривая жизни ход,
Имейте пыл, имейте мужество
Все, как один, идти вперед!
И чудо явится чудесное:
Слиянные в своем огне,
Поработите вы Безвестное
И да поклонитесь вы мне!
1915. Май
Эст-Тойла
ПОЭЗА О ЛЮДЯХРазве можно быть долго знакомым с людьми?
И хотелось бы, да невозможно!
Все в людских отношеньях тревожно:
То подумай не так, то не этак пойми!..
Я к чужому всегда подходил всей душой:
Откровенно, порывно, надежно.
И кончалось всегда неизбежно
Это тем, что чужим оставался чужой.
Если малый собрат мне утонченно льстит,
Затаенно его презираю.
Но несноснее группа вторая:
Наносящих, по тупости, много обид.
И обижен-то я не на них: с них-то что
И спросить, большей частью ничтожных?!
Я терзаюсь в сомнениях ложных:
Разуверить в себе их не может никто!
И останется каждый по-своему прав,
Для меня безвозвратно потерян.
Я людей не бегу, но уверен,
Что с людьми не встречаются, их не теряв…
1915. Май
Эст-Тойла
ПОЭЗА БЕЗНАДЕЖИЯЯ чем-то подавлен, я чем-то стеснен.
Нет слов подходящих для звончатых песен.
И май в этот год уж не прежне чудесен.
И жизнь – полуявь, полубред, полусон.
Я чем-то обижен, я как-то устал,
Мне так одосадели мелкие люди…
Мечтал о безлюдьи, как будто о чуде:
Никто из них милого мне не сказал!
Как горько от зависти, лести, интриг,
От всех подражаний! от всех посвящений!
От их увенчаний развенчан мой гений!..
Мне тяжко: я их беспощадно постиг.-
Незваная свита терзала весь год
Своими заботами, сплетнями, грязью…
Ах, есть ли ей равные по безобразью
Духовных надежд, меркантильных забот?!..
Какие-то гаденькие толмачи,
Мечты толкователи, лексионеры…
О как безнадежно бездарны и серы:
Их чувства – лягушки, их песни – грачи!
Я ими расстроен, я смят, угнетен.
Мне надо лечиться безлюдьем все лето.
Апатия, леность, усталость. Поэта
Во мне убивают, и близок мой сон…
…Маруся! Маруся! услышь, помоги!-
Ведь только в тебя упоительна вера…
Но вижу в руках твоих сталь револьвера,
А там, за тобою, не видно ни зги…
1915. Май
Эст-Тойла
У ПАМЯТНИКА КОМИССАРЖЕВСКОЙВера Федоровна! Сегодня
Я заехал к Вам из полка:
Уж изнервничался я очень,
И такая была тоска…
Долго вглядывался я, сгорбясь,
В Ваши бронзовые черты:
В них застыло так много скорби,
Вдохновенности и мечты…
Я спросил Вас, – о, Вы поймете,
Вера Федоровна, о чем!..
Шевельнули едва губами
И чуть-чуть повели плечом…
А в глазах (в уголках, у носа)
Вспыхнул гнев, человечий гнев…
Всю бестактность своего вопроса
Понял я, плача и покраснев…
1915. Октябрь
Петроград
ВСЕ – ЗА НОВЬ!Дождь за дождем, за бурей буря,
За песнью песнь, за болью боль.
Чело то хмуря, то лазуря,
Живут и нищий, и король.
О, всколыхните безмятежность,
Благополучье раздробя!
Прекрасней после гнева нежность,
Как, после муки, вы – себя!
Свершайте явные ошибки,
Крушите счастье и любовь,
Чтоб только не было на Шипке
Душ ваших тихо. Все – за новь!
Да, все за новь, за блеск, за звонкость,
За обиенность и за шаг!
Я славлю мудрую ребенкость
И молодеческий кулак.
Живи, воистину живое,
Не уставая звать меня!
Пылай восторгом, ретивое:
Ведь даже в счастьи скорбен я!
1915. Июнь
Эст-Тойла
МИРРЭЛИЯ
Новые поэзы
Том 7-й
I. КОРОНА ЕЕ СВЕТОЗАРНОСТИ
УВЕРТЮРА
Миррэлия – светлое царство,
Край ландышей и лебедей.
Где нет ни больных, ни лекарства,
Где люди не вроде людей.
Миррэлия – царство царицы
Прекрасной, премудрой, святой,
Чье имя в веках загорится
Для мира искомой Мечтой!
Миррэлия – вечная Пасха,
Где губы влекутся к губам.
Миррэлия – дивная сказка,
Рассказанная мною вам.
Миррэлия – греза о юге
Сквозь северный мой кабинет.
Миррэлия – может быть, в Луге,
Но Луги в Миррэлии нет!..
Качает там лебедя слива,
Как символ восторгов любви…
Миррэлия! как ты счастлива
В небывшем своем бытии!
1916. Август
Им. Бельск
ПОЭЗА ИХ ОПРАВДАНИЯС тех пор, как Эрик приехал к Ингрид в ее Сияиж,
И Грозоправа похоронили в дворцовом склепе,
Ее тянуло куда-то в степи,
В такие степи, каких не видишь, каких не знаешь.
Я не сказал бы, что своенравный поступок мужа
(Сказать удобней: не благородный, а своенравный)
Принес ей счастье: он был отравный,-
И разве можно упиться счастьем, вдыхая ужас!..
Она бродила в зеркальных залах, в лазурных сливах,
И – ах! нередко! над ручейками глаза журчали…
Из них струился алмаз печали…
О, эта роскошь не для утешных, не для счастливых!..
Разгневан Эрик и осуждает он Грозоправа:
– Такая жертва страшнее мести и ядовитей.
Поют поэты: “Любовь ловите!”
Но для чего же, когда в ней скрыта одна отрава?
Ведь есть же совесть на этом свете – цариц царица,
Любви эмблема, эмблема жизни! ведь есть же
совесть!..
И ей подвластна и Ингрид, то есть
И королева должна послушно ей покориться.
Но стонет Ингрид: “В твоей кончине не виновата,-
Я разлюбила и эту правду тебе открыла,
Не изменила и не сокрыла
Любви к другому. Я поступила, о муж мой, свято!”
В такие миги с его портрета идет сиянье,
Сквозит улыбка в чертах угрюмых, но добродушных.
Он точно шепчет: “Ведь мне не нужно,
Чтоб ты страдала, моя голубка, – утишь страданья.
Не осуждаю, не проклинаю, – благословляю
Союз твой новый и боле правый, чем наш неравный,
Твой Эрик юный, твой Эрик славный
Весне подобен, как ты, царица, подобна маю…”
Тогда любовью и тихой скорбью царицы выгрет
Подходит Эрик, раскрыв объятья, к своей любимой
И шепчет с грустью невыразимой:
– Мы заслужили страданьем счастье,
о друг мой Ингрид!-
1916. Август
Им. Бельск
ЭПИГРАММА ИНГРИДКак некогда Балькис стремилась к Соломону,
Я к Эрику неслась на парусах души.
Я видела во сне полярную корону
И ледяной дворец, и музыку тиши.
Я слушала, дрожа, предчувствием томима,
Предчувствием того, что вечно буду с ним.
И вот сбылся мой сон: я королем любима!
И стала я его! и стал король моим!
О, как же мне воспеть венец моих стремлений,
Венец любви моей и торжества венец?
Я славлю царство льда, фиордов и оленей.
Любовник мой! мой брат! товарищ и отец!
Я славлю белый край, в котором ты королишь,
И подношу я в дар тебе свою страну,
Молю тебя, как ты один лишь небо молишь:
Владей мной целиком! люби меня одну!
Рабою припаду к блистательному трону,-
Целуй меня иль бей! ласкай иль задуши!
Подобна я Балькис, как Эрик – Соломону,
Душа моей мечты! мечта моей души!
1916. Август
Им. Бельск
СЕВЕРНЫЙ ТРИОЛЕТЧто Эрик Ингрид подарил?
Себя, свою любовь и Север.
Что помечталось королеве,
Все Эрик Ингрид подарил.
И часто в рубке у перил
Над морем чей-то голос девий
Я слышу: “Он ей подарил
Себя, любовь свою и Север”.
1916. Август
Им. Бельск
ПОЭЗА О ВАЛЬДШНЕПЕ И ЗАЙЧИКЕСинеглазый вальдшнеп и веселый зайчик,
Маленький кусайчик,
Весело играя, бегали в столовой,
Гас закат лиловый.
Вальдшнеп длинноклювый зайчикова цвета
Сожалел, что лето
Он уже отбегал, бегая, отлетил,
Милую не встретил…
А лукавый зайчик, шерсткою как вальдшнеп,
Думал, что-то дальше
Осенью-зимою будет с ним такое:
Жизнь или жаркое…
Но в дверях столовой, на ковровом тигре
Появилась Ингрид,
И ее любимцы, и ее питомцы
Вновь познали солнце!
И легко подпрыгнув, бросился к ней зайчик,
Ласковый кусайчик,
А за ним и вальдшнеп поспешил к хозяйке
На спине у зайки…
1916. Август
Им. Бельск
ПОЭЗА РЫБНОЙ ЛОВЛИИ крапчатых форелек, и пильчатых стерлядок
На удочку искусно вылавливать привыкла
Королева Миррэльская.
И до луны июльской, сообщницы загадок,
Когда ее сиянье острит у кедра игры,
Веслит лодка карельская.
В невинном развлеченьи так много чарованья,
Так много ожиданья и острых ощущений,-
Хорошо ей под струями…
И до заката солнца в озаренном молчаньи
Сидит она на лодке в бездумном упоеньи,
Рыбной ловлей волнуема…
Лишь поплавок сапфирный, стерлядкою влекомый,
Молниеносно канет во влагу малахита,
Загорится красавица.
О, эти ощущенья ей хорошо знакомы!
И с рыбою ведерко луною все облито,
Королеве такой нравится.
Любовно фаворитка головку на колени
Царице наклонила, легка, как балерина,
Королеве сочувствуя…
И обе – в чарованьи, и обе, – в легкой лени:
И Ингрид-королева, и фрейлина Эльгрина,
Девушка алоустая.
1916. Август
Им. Бельск
РЯБИНОВАЯ ПОЭЗАИз октябрьской рябины
Ингрид варит варенье.
Под осенних туманов сталь – седое куренье
И под Эрика шепот, точно гул голубиный…
Никому не позволит
Ей помочь королева.
Оттого и варенье слаще грёзонапева…
Всех улыбкой малинит, всех глазами фиолит…
(Не варенье, а Ингрид!..)
А у Ингрид варенье -
Не варенье, а греза и восторг вдохновенья!
При дворе – лотерея, и его можно выиграть…
А воздушные слойки
Из рябиновых ягод
Перед этим шедевром посрамленными лягут.
Поварихи вселенной, – перед ней судомойки…
А ликеры рябиньи
Выделки королевьей!
Это – аэропланы! это – вальсы деревьев!
Это – арфа Эола и смычок Паганини!
Всем сластям и напиткам
Прорябиненным – слава!
Ингрид ало смеется и смакует лукаво
Свой ликер несравненный, что наструен с избытком.
1916. Август
Им. Бельск
ПОЭЗА МАЛЕНЬКОГО ПРЕУВЕЛИЧЕНИЯЛуна чуть звякала,
А Ингрид плакала:
Ей нездоровилось. Душа болела.
Близка истерика…
Нет дома Эрика…
Кровь гордогневная в щеках алела.
О, совершенное
И неизменное
Блаженство тленное планеты этой!
Не плачь же, гордая,
Будь в горе твердая,
На одиночество свое не сетуй.
Есть тайны в жизни,-
И как их выяснить?…
Ведь не попался король в измене!
Но возмутительно,
Но оскорбительно,
Что разогнул он на миг колени!
Что миги краткие
Не пьет он сладкие
Уста любимые, уйдя куда-то!..
Что есть биение
В разъединении
Что – пусть мгновение! – но вот одна ты!
А жизнь поэзилась:
Ей с детства грезилась
Любовь бессмертная: быть вместе вечно.
Да, в разлучении
Всегда мучение…
О, я сочувствую тебе сердечно!
1916. Август
Им. Беяьск
ТИХАЯ ПОЭЗА“Мне хочется тихого-тихого вечера,-
Королева сказала:
– Уйти подальше от искалеченного
Людного зала…
Мне так надоела свита льстивая,
Подлая свита.
Я, королева благочестивая,
Мечтой овита.
Мне даже король со своим величием
Нередко в тягость.
О, если б упиться могла безразличием,
Была бы радость…
Лишь ты, Эльгрина моя любимая,
Моя Эльгрина,
Поймешь страданье неуловимое,
Взор не отринув…
И что-то потеряно, что-то встречено,
И что-то сломала…
И даже… самого тихого вечера
Тиха тишь мало!..”
1916. Август
Им. Бельск
ПОЭЗА БЕЗ СЛОВСъёженная рябина ржаво-красного тона…
Пальчиками голубика с нежной фиолью налета…
И ворожба болота…
И колдовство затона…
И немота полета…
И крутизна уклона.
Мыши летучей, карей… Месяца позолота…
А вдалеке – две скрипки, арфы и виолончели,
И долгота антрактов, и в долготе окарины,
Трели любви соловьиной,
Палевые качели,
Pas голубой балерины,
Призраки Ботичелли
И нагота сплетенных Ингрид и фейной Эльгрины.
1916. Август
Им. Бельск
ПИСЬМО ЭЛЬГРИНЕ И ОТ НЕЕЭльгрина уехала в гости
К подружке своей в Копенгаген,-
И что на словах раньше было,
Отныне уже на бумаге…
И в чарах изысканной злости
И ревности пишет ей Стэрлинг:
– А если бы я полюбила
Палана не меньше, чем стерлядь?
А если бы я целовала
Фиалки не меньше пионов?
А если бы я тяготела
К искусству – ты слышишь? – шпионов?
Не creme des lilas, а – oporto,
А если бы я свое тело
Лелеяла только для черта?!..
И то ли поет окарина,
И то ли летает сильфида,
И то ли у датского порта -
Конверт, а в конверте – обида.
Смеясь отвечает Эльгрина:
“Целуй, если хочешь, пионы,
И пей, если хочешь, oporto
И даже попробуй в шпионы…
Послушай, но это забавно,
Немножко смешно и наивно,
Но все-таки, о дорогая!-
Так дивно! так дивно! так дивно!
Так будь же всегда своенравна,
Моя голубая голубка,
Но чтобы не смела другая
Познать тебя страстно и глубко…”
1916. Август
Им. Бельск
ДЕКРЕТ МИНИСТРЕССЫГрафиня Крэлида Фиорлинг
Изящных искусств министресса,
Под чьим покровительством пресса
Познала тропичный расцвет,
Чье имя у критика в горле
Спирает дыханье от страха,
Звуча для него, точно плаха,
Насущный издала декрет,
В котором она, между прочим,
Редакторов всех обезличив,
И “этих” и “тех” без различья
В особый собрав комитет,
Успех комитету пророча,
Советовала объединиться
Мотивя, что у “единицы”
Достаточной выдержки нет…
Открытое при министерстве
Собранье всех вкусов и взглядов
Отныне должно было рядом
Речей браковать и ценить
Труды находящихся “в детстве
И старости литературы”
Бездарное – до корректуры!-
Порвало с читателем нить…
Но то, что талантливо было,
От знати имен не завися,
В печать отдавалось, чтоб к выси
Неведомые имена
Взнести, – поощренное жило!
Навеки исчезла обида…
Не правда ль, графиня Крэлида
Была государству нужна?…
1916. Август
Им. Бельск
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.