Текст книги "Полное собрание стихотворений"

23

И как бы женщине ни биться,

Его не свергнуть нипочем:

К несчастью ключ ей дан Вербицкой

И назван счастия ключом!..

И что скрывать, друзья-собратья:

Мы помогали с женщин платья

Самцам разнузданным срывать,

В стихах внебрачную кровать

С восторгом блудным водружали

И славословили грехи,-

Чего ж дивиться, что стихи -

Для почитателей скрижали,-

Взяв целомудрия редут,

К фокстротным далям нас ведут?

24

И привели уже, как роту,

Как неисчисленную рать

К международному fox-trott'y

На вертикальную кровать!..

Нас держит в пакостном режиме

Похабный танец моды – Shimmi,

От негритянских дикарей

Воспринятый вселенной всей:

В маразм впадающей Европой

И заатлантным “сухарем”,

В наш век финансовым царем,

Кто счел индейца антилопой,

Его преследуя, как дичь,

Чего я не могу постичь…

25

Америка! злой край, в котором

Машина вытеснила дух,

Ты выглядишь сплошным монтером,

И свет души твоей потух.

Твой “обеспеченный” рабочий,

Не знающие грезы очи

Раскрыв, считает барыши.

В его запросах – для души

Запроса нет. В тебе поэтом

Родиться попросту нельзя.

Куда ведет тебя стезя?

Чем ты оправдана пред светом?

В марионетковой стране

Нет дела солнцу и луне.

26

А и в тебе, страна Колумба,

Пылал когда-то дух людской

В те дни, когда моряк у румба

Узрел тебя в дали морской.

Когда у баобаба ранчо

Вдруг оглашал призыв каманча,

И воздух разрезал, как бич,

Его гортанный орлий клич,

Когда в волнистые пампасы

Стремился храбрый флибустьер,

Когда в цвету увядших эр

Враждебно пламенели расы

И благородный гверильяс

Жизнь белому дарил не раз…

27

Но, впрочем, ныне и Европа

Америке даст сто очков:

Ведь больше пользы от укропа,

Чем от цветочных лепестков!

И уж, конечно, мистер Доллар

Блестит поярче, чем из дола

Растущее светило дня -

Для непрактичных западня…

Вот разве Азия… Пожалуй,

Она отсталее других…

Но в век летящих паровых

Машин, век бестолково-шалый,

Ах, не вплетать ей в косы роз,

Да и Китай уже без кос…

28

Невежество свое культура

Явила нам нежданно в дни,

Когда в живущем трубадура

Войны (война зверям сродни!)

Нашла без затрудненья: в груде

Мясной столкнулись лбы и груди,

За “благо родины” в бою

На карту ставя жизнь свою.

Мясник кровавый и ученый,

Гуманный культор и эстет -

Их всех сравнял стальной кастет,

И, в атмосфере закопченной

Сражений, блек духовный лоск

И возвращался в зверство мозг…

29

Да, сухи дни, как сухи души,

А души сухи, как цветы,

Погибшие от знойной суши…

В чем смысл культурной суеты?

В политике вооружений?

В удушье газовых сражений?

В братоубийственной резне?

В партийных спорах и грызне?

В мечтах о равенстве вселенском?

С грозящим брату кулаком?

В нео-философах с их злом?

В омужественном поле женском?

В распятьи всей землей Христа,

За мир закрывшего уста?

30

Тогда долой культуру эту,-

И пусть восстанет та пора,

Когда венки плели поэту

И чли огонь его пера!

Когда мы небо зрели в небе -

Не душ, зерно живящий в хлебе,

Когда свободный водопад,

Не взнузданный ярмом преград,

Не двигателем был завода,

А услажденьем для очей,

Когда мир общий был ничей,

Когда невинная природа,-

Не изнасилена умом,-

Сияла светлым торжеством.

31

Прошли века, и вот мы – в веке,

Когда Моэта пена бьет,

Когда, как жаворонок некий,

Моя Липковская поет!

Когда, лилейностью саронской

Насыщенный, пью голос Монской

И славословлю твой талант,

Великолепная Ван-Брандт!

В эпохе нашей сонм отличий

От раньше прожитых эпох,

Но в общем всюду тот же вздох,

Все тот же варварский обычай:

Жизнь у другого отнимать,

Чем обрекать на муки мать.

32

Все нарисованное было

В девятисотые года,

Когда так много в душах пыла,

В поступках – еще больше! – льда…

Прошу простить за утружденье

Вниманья эрой вырожденья,-

Не все в ней, мнится мне, мертво:

Искусства явно торжество,

И этого вполне довольно,

Дабы с отрадой помянуть

Свершенный нами с вами путь,

А если спутал я невольно

Событий ход, виднее вам:

Мой справочник в глуши – я сам!

33

Легко судить о человеке,

Но быть им, право, тяжело…

Освободим же от опеки

Нам ближнего свое чело:

Никто друг другу не подсуден,

По меньшей мере, безрассуден

Иной к живущему подход.

Пусть он живет за годом год,

Как указуют грудь и разум,

Как может жить и хочет он:

Ведь чувство – лучший камертон.

Поверим же глазам и фразам,

И настроеньям, и всему,

Что жизнь его дает ему…

34

…Приехав в город, Lugne рыдала

Неудержимо, как дитя,

Чем изумила генерала

И возмутила не шутя.

Он попытался знать причину,

Но, побоясь попасть в пучину

Несдержанности, отошел

В сторонку, холоден и зол.

Неделю просидела в спальне,

К себе впуская лишь Riene,

Потом утихла. Нити вен

Висковых сделались печальней,

И ранним утром в день восьмой

Вновь стала Lugne сама собой.

35

Наружной выдержки порою

Достаточно, чтоб в колею

Жизнь встала, и я сам, не скрою,

Тем способом чинить люблю

Прорехи собственных ненастий,

Рассудку подчиняя страсти.

Я мыслил в юности не так,

Затем, что был большой чудак.

Теперь же здесь, в стране нерусской,

И хорошенько постарев,

Давлю в себе и страсть, и гнев,

Вполне довольствуясь закуской,

Какую мне дает судьба:

Мудра эстонская изба!..

36

И пусть Фостирий – мудрый хандрик,

И пусть поэзия – в селе,

Lugne вечно грезит о Леандре,

Кто дал ей грезу на земле,

Кто встретился ей очень кстати

Там, на оранжевом закате,

На озере монастыря…

Свою судьбу благодаря

За встречу, чуждую измены

Телесной – дух ее без ков:

Он волен на века веков,-

Что очень важно для Елены,

Она не ищет новых встреч

С тем, кто сумел ее зажечь.

37

Наоборот, когда ей Кира

Дала намек на встречу с ним,

Не донося до рта пломбира,

Бровей движением одним,

Соединивши брови туго,

Ее сконфузила подруга.

И часто говоря о нем

С неугашаемым огнем,

О встречах каждый день молчали

И ждали писем от него.

Уж приближалось Рождество,

Уже зима была в начале,

И хоть была уже зима,

Он им ни одного письма…

38

Ежевечерне выезжая

В театры, в гости, на балы,

Неизменимо всем чужая

(Как эти глупы! как те злы!..),

Тая в душе любовь к прекрасным

Глазам, своей печалью ясным,

И от любви похорошев,

Хотя немного побледнев,

Она в лице своем являла

Вполне счастливую жену,

И даже зависть не одну

Будила в дамах, чем нимало

Не смущена, смущала тех,

Кому ее был внове смех…

39

– Как пел сегодня Баттистини!

Как соловьила Боронат! -

Взяв провансаля к осетрине

И мужу передав шпинат,

Сказала Lugne в очарованьи

И от любимого Масканьи,

И от полета рысака…

Муж ел, смотря чуть свысока,

Налив стаканчик Кантенака.

Окончен ужин. Муж к руке

Ее подходит. По щеке

Скользит губами Lugne. Однако

Она к себе. Пред ней трюмо.

Стол в зеркале. На нем – письмо.

ЧАСТЬ III

1

Письмо Леандра: “Как ни странно,

Я, видевший Вас краткий раз,

Душою с Вами постоянно.

Я вижу Вас. Я слышу Вас.

Я ощущаю Вас повсюду.

Я, вероятно, не забуду

Вас никогда. Вы обо мне -

Сон в яви или явь во сне?-

Немного помните: тот вечер

На озере монастыря,

Залитая водой заря,

И речи глаз, уста без речи,

И следующий день – леса,

Вы, Кира, я и небеса?…

2

Я не писал – мне не хотелось

Нарушить новью вашу старь,

Что соловьем в душе распелась…

Я слушал пенье, на алтарь

Любви воздвинув нежный образ,

Какой судьба с улыбкой, сдобрясь,

Найти мне в жизни помогла.

Вы – свет, все остальное мгла…

Я не писал день, две недели,

Четыре месяца. Я ждал

Чудес каких-то. Я не знал,

Порою, были ль в самом деле

Вы посланы навстречу мне,-

Не видел ли я Вас во сне?

3

Да и теперь, взыскатель были,

Я не надеюсь на ответ

Не потому, что Вы забыли,

А потому что… вдруг Вас нет?!

И тем ожиданнее это,

Что первый раз не в это лето

Я встретил небо Ваших глаз…

Со сном действительность слилась:

Мне сны до встречи предвещали

Ваш голос, очи, кудри, лик.

Я к Вам давно в мечтах привык,

К запросам Вашим и к печали,

Когда ж теперь Вас наяву

Узнал – проснулся и живу.

4

И вдруг, что мне блеснуло явью,

Окажется обманным сном?

И пустоту познав аравью,

И день и ночь все об одном

Терзаться стану я, что – нежить

Вы та, кого привык я нежить

В своих возлюбленных мечтах,

Что Вы, живительная в снах,

Лишь смутный призрак в этой яви…

А если и оплотен дух,

К моим призывам будет глух,

Что женщины Вас нет лукавей,

Что Вы совсем, совсем не та,

Кем быть должна моя мечта…

5

Так кто же Вы – ответьте прямо,

Когда Вы знаете сама:

Пустая взбалмошная дама,

Кем русские полны дома,

Бесплодный призрак, дух мертвящий,

С душою ли животворящей,

Мне предназначенной судьбой,

Сопутник ясно-голубой?

Я знать тревожусь – кто Вы? кто Вы?

Простите странный тон письма,-

Я, кажется, схожу с ума,-

Такой кошмарно-бестолковый…

А если в средние века

Вы… впрочем, умолчу пока…”-

6

“Утешьтесь – я живу на свете,

Не бред, не сказка, не мираж…

Я Ваша целый ряд столетий…

Мне дух больной понятен Ваш:

Ведь Вы типичный неврастеник,

Вы человек, в чьей жизни тени

Коснулись ясного чела.

Я получила и прочла”

Душою, – не глазами, – строки.

Я Вам сочувствую вполне.

Вы дороги и близки мне.

Как я, Вы в жизни одиноки…

Я замужем двенадцать зим.

Мой муж мне чужд: мне трудно с ним”.

7

Леандр ответил: “Бросьте мужа,

Придите: я Вам счастье дам,-

Вас замораживает стужа.

Я Вас моложе по годам:

Мне двадцать два. Я очень беден.

Но гений мой, Hй lй ne, победен,

И вскоре славен и богат

Я буду. От моих сонат

Уже теперь в кружке интимном

Все меломаны без ума,

И не пройдет еще зима,

Меня страна приветит гимном,

И композиторский венец

Приемлет гений наконец”.

8

И Lugne сказала Кириене:

– О радость: друг мой – музыкант!

Но шатки лестницы ступени:

Зачем он хвалит свой талант?

Его погубит эта свита…

Мой долг – сказать ему открыто

Свой взгляд, его предостеречь:

Самоуверенная речь

Меня пугает. С этой целью

Увидеться я с ним должна.

Его душа поражена

Опасным самомненьем. В келью

Грез композитора влетел

Дух тьмы: безрадостный удел…

9

И встретились они на Мойке,

У Поцелуева моста.

Леандра мысли были стойки,

И замкнуты его уста.

Как руки ласково дрожали!

Какую муку выражали

Слиянные две пары глаз!

Какой мучительный экстаз

Объял их крыльчатые души!

Какой огонь расцвел в крови!

Но не сказалось о любви,

И настороженные уши

Не уловили нежных слов:

Шел час гуляющих ослов…

10

Она сказала: “Друг мой – скромность -

Удел талантливых людей…”

Он отвечал: “Но я огромность:

Я выше всех в стране своей!

Я это чувствую, я знаю…

Я собираю звуки в стаю,

И эта стая в свой полет

Всех маловерных вовлечет.

Чего же должен я стыдиться?

Зачем талант мне умалять?

Вы для меня – подруга, мать,

Жена бесплотная, царица,-

Все в свете, но… спросить Вас жаль:

Вы слышали ли мой рояль?

11

Конечно, нет. Так отчего же

Про скромность говорите Вы?

На пенье птички не похоже

Жужжанье гордой тетивы!

И я не птичка, – я охотник,

Заботящийся беззаботник,

И восторгаться для меня

Собой – как Вам сиянье дня.

Я оттого исполнен силы

И вдохновенья, и мечты,

Что сознаю себя. Кроты,

Скопцы и выходцы могилы,

Живые трупы, жалкий сброд,

Понятно, это не поймет…

12

И не поняв, того осудит,

Кто сознает в себе себя,

Над силою глумиться будет.

В великом мощи не любя,

От зависти в негодованьи…

Такое жалкое созданье

Я презираю. Мне оно

Отвратно. И еще одно

Заметить Вам я должен: в наше

“Санженистое” время, в век

Кривляк и нравственных калек,

Когда фальсификаты в чаши

Священные налил наглец,

С таланта истого венец

13

Стараясь на себя напялить,

В век псевдо-умных дураков,

Стремящихся умы ужалить,

Художник должен быть таков,

Как я: не скромничать (осилит

Бездарь иначе!), должен вылит

Быть как из стали – тверд и смел,

В боях с рутиною умел,

Не поддаваясь вздорной брани

И не пьянея от похвал.

Подъяв талант, как бурный вал,

Он должен хлынуть через грани

И все препятствия с пути

Волною хлынувшей смести”.

14

Он замолчал, разгоряченный,

Потупился и как-то сник:

Ведь Lugne с улыбкою смущенной

Не поняла его язык…

Был полон нежный взор укора.

Она не выносила спора

И прошептав: “Не правы Вы”,-

Пошла от Арки вдоль Невы

За Эрмитаж, по Миллионной.

Он молча шел за нею вслед

И думал: “Сколько нужно лет,

Чтоб в ней, наивной и влюбленной,

Все предрассудки превозмочь?”

Раскланялся, и вскоре – прочь.

15

Неведомые встали стены

Меж ними с первой же поры,

И вкралась боль в мечты Елены…

Рубили где-то топоры

Сады волшебные… И тяжко

Стволы валились… Вяло кашка

Чуть розовела у пенька…

Присела на бревно Тоска

В чепце и траурной мантилье…

Цветы поблекли, трепеща…

Свернулись листики плюща…

Познали птицы гнет бескрылья…

Сияло солнце без тепла…

И жизнь на животе ползла…

16

Любовь не терпит ссор и трений,

Непониманья и обид.

Но любит кто без преткновений?

Кто из влюбленных не скорбит?

И для любви порой не нужно,

Чтоб люди рассуждали дружно.

Напротив – часто легкий спор

Живит наш утомленный взор,

В нас бодрость новую вливая,

И вслед за ссорою опять

Нам нежно хочется обнять

Того, чья радостность живая

Способна в нас ответ будить:

Без споров, право, скучно жить!

17

На рысаках отцовских серых,

Под синей сеткой, в Главный штаб,

Будя восторги в офицерах,

Lugne едет с мужем. И Агап

Роскошен в четырехугольной

Зеленой бархатной-корольной!-

Российской шапке кучерской…

Молодцевато-щегольской

Имея вид в кафтане ватном,

Вплетясь в одну из невских лент,

Он правит. Шапки позумент

Блестит на солнце. На обратном

Пути Lugne едет к Вейсу: там

Ботинки, близкие мечтам!

18

Оттуда надо бы к княгине:

Сегодня, кажется, среда,

Когда жует кусочек дыни,

Как дыня, скучная среда…

Но как не хочется! А надо:

Муж требует… – “Я очень рада”,-

Princesse[45]45
  Княгиня (фр.).


[Закрыть] скрипит: “О, mon enfant![46]46
  О, мое дитя! (фр.).


[Закрыть]”

И пудру хвалит Houbigant,

Браня L'Orsay'a и Piver'a,-

“Не тот нюанс… vous comprenez?[47]47
  Вы понимаете? (фр.).


[Закрыть]”

Про заграничное турне

Рассказывает, и Ривьера

Теряет весь свой колорит,

Когда княгиня говорит…

19

Парижскую надев ротонду,

Укутанная в шеншиля,

Вдруг вспоминает “Эсклармонду”,

В четверг идущую. Шаля,

Как девочка, из бельэтажа

Сбегает вниз все та же, та же,

Какой была, – в начале строф

Романа, – в зелени лугов!

Торт захватив от Кочкурова,

Она торопится домой

И вдруг становится немой,

И брови хмурятся сурово:

Часы на Думе били пять,-

И так легко ее понять…

20

Глазам кузины Киры карим

Приятный поднесен сюрприз:

Фостирий послан государем

По делу личному в Тавриз.

Репейник инцидента скошен

И ласково Леандр попрошен

Прийти к кузинам вечерком

Сыграть себя. И он, влеком

Мечтой блеснуть перед любимой,

Хотя и плохо веря в то,

Накинув верхнее пальто,

Спешит к ним, стужею гонимый,

И в упоеньи входит в зал. -

Его встречает… генерал!

21

В тужурке будничной, домашней,

С Георгием, весь ледяной,

Встав прозаическою башней

Над романтической женой,

Он смотрит на Леандра взором,

Застыли навсегда в котором

Бюрократическая сушь,

Дипломатическая чушь!

Полоски губ надменно сжаты,

И лыс его покатый лоб…

Вдали воздушный слышен топ

И смеха звонкого раскаты,

Летит на стол из рук берэт

И, вмиг затмив собой… портрет,

22

Идет обрадованно Кира

Навстречу гостю – чар не сдунь!-

В ее очах – “обитель мира”

И озеро. А вот и Lugne,

Забывшая былую горечь:

– Я рада Вам, Леандр Петрович…-

И посмотрев в глаза в упор,

– Мы, к сожаленью, до сих пор

Не слышали с Rienе ни разу

Мотивов Ваших. Раньше чай?

Ну, как хотите! Николай!

Приема больше нет”. И вазу

С нарциссами подвинув вбок,

Она садится в уголок:

23

– Так мне удобней будет слушать…-

Садится Кира на диван.

Леандр готовится обрушить

На женщин звуков ураган.

Ударил по клавиатуре,-

И закружились звуки в буре,

И с первых нот понесся шторм -

Свершенье-небывалых форм:

Гремел, стонал, смеялся, плакал,

Стихал и снова возрастал,

И кто-то шел на пьедестал,

Срывался в бездну, выл и звякал,

Вставал, дрожа, кричал и лез,-

Летело море, мчался лес…

24

Росли остебленные розы,

Качаясь в воздухе. Гигант

Слал то молитвы, то угрозы…

Располоводился талант,

Вовсю сверкая и пылая,

Душа горела огневая,

И opus, вдохновенно-шал,

Казалось, мертвых воскрешал.

Аккорд. И пауза. И бисер

Рассыпал выскочивший гном,

И вдруг заволокнулся сном…

Метнулись чьи-то крылья к выси:

Рыдая, кто-то нес свой дар…

Молитва. Вызов. И – удар.

25

И стих рояль. Со стула резко

Поднялся огневой игрок

И, став белей, чем в храме фреска,

Склонился у любимых ног,

Целуя ледяные руки,

Упал в бездонные от муки

Ненаглядимые глаза,

Поднятые на образа,

Чтоб образов игры не видеть,

Витающих под потолком…

И Lugne сказала: “Не знаком

Мне Демон Ваш. Боюсь обидеть:

В нем торжествующий порок…”

Отпрянул от нее игрок…

26

И пролетела в стихшем зале,

Крылами сумрачно шурша,

Средь гиацинтов и азалий,

Гордыни полная душа.

И льдом повеяло от лета…

Поблекла стульев позолота…

Леандр, закрыв лицо, молчал…

Еще теплел, еще звучал

Рояль, напоминавшию плаху…

Вдруг Кира быстро к игроку

Прошла и, наклонясь к виску,

Поцеловала, и с размаху

Упала навзничь, закричав:

– Прославленный всеславьем слав!-

27

И поздней ночью две кузины

Имели крупный разговор.

В непроходимые трясины

Он их вовлек. И с этих пор

Как в них вошло недоуменье

Друг перед другом, единенье

Нарушилось, и дружба их

Увяла разом. Для других

Могли возникнуть компромиссы,

Но не для целостных натур -

Пути такие. Скорбно хмур

Был облик будущей актрисы,

И бледные черты остры,

Когда расстались две сестры…

28

– Вы гений милостью господней,

Искусствник Вы par excellence![48]48
  Преимущественно (фр.).


[Закрыть]

О, я постигла Вас сегодня,

И мной обожествлен Ваш транс.

Поймите, что она – малютка

Пред Вами. Для ее рассудка

Вы непостижны. Вы – титан,

Иной удел Елене дан.

Она Вас любит, – я не знаю…

Она, так думая, не лжет,

Но никогда Вас не поймет

И не придет к Вам, как к Синаю.

Не верьте правде малых сих:

В ней часто гибель для больших.

29

Я полюбила на закате,-

На озере монастыря,-

И мягкое рукопожатье,

И Ваших синих глаз моря,

Я полюбила Ваши пальцы,-

Клавиатурные скитальцы,-

Я полюбила Вас всего,

Сама не знаю отчего.

Вы никогда мне не приснились,

Ни до, ни после – никогда.

И Вас я не ждала года,

Но встретились и полюбились.

Но Вашей быть я не могу:

Я музу Вашу берегу. -

30

Леандр прочел и, вспомнив Киру

Признательно, чуть побледнев

И, отхотев на время лиру,

Любви… Елены захотел!

И написал: “B леса я еду.

Хотите вместе. Завтра, в среду.

Вокзал Балтийский. В два часа”.

…Они поехали в леса,

Туда, к монастырю глухому,

Где встреча первая была,

Где служба на закате шла,

Где провожал он женщин к дому,

Где вечер протекал без слов,

Где запад грустный был лилов…

31

Ночь тихо колокол качала,

Окрестность благостью даря.

Как быстро тройка их домогала

До белых стен монастыря!

Тепло друзьям в дохе сибирской,

Тепло и в келье монастырской

Сидеть у печки на полу,

Смотря на символ наш – золу…

Принципиальных расхождений

Умолкла тяжкая чреда:

Они болтают без труда,

Исполненные впечатлений

Лесов со снежной бахромой

И ласки старины хромой…

32

Сереют сумраки, – все ближе

Вечерней нежности черед,

С собой захваченные лыжи

Леандр тюленьим жиром трет,

Его у печки нагревая

И легким слоем покрывая

Отполированную гладь,

Носящую живую кладь…

Как удержаться, чтоб попутно

Вновь не прославить лыжный спорт?

Ведь мне, кто жить в природе горд,

Нужна почти ежеминутно

По зимам скользкая доска,

Какой прихлопнута тоска…

33

Они выходят за ворота,

Во тьме спускаются на лед.

Им кажется, что третий кто-то

За ними, крадучись, идет.

Иль это небо сыплет хлопья?

Иль это мысль его утопья

Шуршит воскрыльями в тиши?

Кому бы здесь и быть в глуши?

Уснуло озеро под снегом.

Они скользят на лыжах вдаль

Сквозь снег, – как с мушками вуаль,-

Довольные своим пробегом.

Не видно звезд и нет луны.

Все, все сказать сердца вольны.

34

– Чего ты ждешь? – она спросила.

– Я жду тебя назвать своей. -

– Во мне пока бессильна сила

Покинуть мужа и детей.-

– Но, Lugne, пойми, я жду развода. -

– Не жди, Леандр, моя свобода

Без крыл, и больше не парит,-

Мне это совесть говорит.

Не создана я для измены,-

В измене ложь: я правду чту.

Друг в друге видим мы Мечту,-

Довольно с нас. Не мучь Елены.

Пусть будет свет. Не нужно тьмы:

Лишь друг вне друга вместе мы.

35

Ты говоришь: развод, – как будто

Исправит что-нибудь развод.

Развод – пустяк, развод – минута,

А знаешь ли, что значит – год?

Не только год счастливой страсти,

Любви слинялой, полной сласти,-

А год, мой год тяжелых мук?

А здесь не год, Леандр, подумай:

Двенадцать лет, двенадцать лет,

Двенадцать лет, как счастья нет,

Двенадцать лет тоски угрюмой,

И чуждый муж, но все же свой,

Привычный, человек живой!

36

Он любит Lugne твою, как может.

Где силы сделать боль ему?

Его судьба меня тревожит.

Такой ценой я не приму,

Поверь мне, счастья: этот праздник,

Пожалуй, хуже был бы казни.

Нет, на несчастии других

Могу ль о радостях своих

Спокойно думать? Дети! дети!

Как вас делить? О, что за вздор!

Оставим этот разговор,

Оставим злые мысли эти:

Такая воль – мрачней тюрьмы.

Лишь друг вне друга вместе мы.