Текст книги "Полное собрание стихотворений"
Автор книги: Игорь Северянин
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 49 (всего у книги 64 страниц)
КОНДИТЕРСКАЯ ДЛЯ МУЖЧИН
1Была у булочника Надя,
Законная его жена.
На эту Надю мельком глядя,
Вы полагали, кто она…
И, позабыв об идеале
(Ах, идеал не там, где грех!)
Вы моментально постигали,
Что эта женщина – для всех…
Так наряжалась тривиально
В домашнее свое тряпье,
Что постигали моментально
Вы всю испорченность ее…
И, эти свойства постигая,
Вы, если были ловелас,
Давали знак, и к Вам нагая
В указанный являлась час…
От Вашей инициативы
Зависел ход второй главы.
Вам в руки инструмент. Мотивы
Избрать должны, конечно, Вы…
2В июльский полдень за прилавком
Она читает “La Garconne”,
И мухи ползают по графкам
Расходной книги. В лавке – сон.
Спят нераспроданные булки,
Спит слипшееся монпасье,
Спят ассигнации в шкатулке
И ромовые бабы все.
Спят все эклеры и бриоши,
Тянучки, торты, крендельки,
Спит изумруд поддельной броши,
В глазах – разврата угольки.
Спят крепко сладкие шеренги
Непрезентабельных сластей,
Спят прошлогодние меренги,
Назначенные для гостей…
И Коля за перегородкой
Храпит, как верящий супруг.
Шуршит во сне своей бородкой
О стенки, вздрагивая вдруг.
И кондитрисса спит за чтеньем:
Ей книга мало говорит.
Все в лавке спит, за исключеньем
Живых страничек Маргерит!
3Вдруг к лавке подъезжает всадник.
Она проснулась и – с крыльца.
Пред нею господин урядник,
Струится пот с его лица:
“Ну и жарища. Дайте квасу…”
Она – за штопор и стакан.
И левый глаз его по мясу
Ее грудей, другой – за стан…
“Что продается в Вашей лавке?”
“Все, что хотите”. – “Есть вино?
Я, знаете ли, на поправке…”
“Нам разрешенья не дано…”
“А жаль. Теперь бы выпить – знатно…”
“Еще кваску? Есть лимонад…”-
И улыбнулась так занятно,
Как будто выжала гранат…
“Но для меня, быть может, все же
Найдется рюмочка вина?”
“Не думается. Не похоже”,-
Кокетничает с ним она.
“А можно выпить Ваши губки
Взамен вина?”– промолвил чин.-
“Назначу цену без уступки:
Ведь уступать мне нет причин…”-
И засмеялась, заломила,
Как говорят, в три дорога…
Но это было все так мило,
Что он попал к ней на рога…
И порешили в результате,
Что он затеет с нею флирт,
А булочница будет, кстати,
Держать – “сна всякий случай”– спирт…
4За ним пришел какой-то дачник,
Так, абсолютное ничто.
В руках потрепанный задачник.
Внакидку рваное пальто:
“Две булки по пяти копеек
И на копейку карамель…”
Голодный взгляд противно-клеек,
В мозгу сплошная канитель.
“Извольте, господин ученый”,-
Почтительно дает пакет.
Берет он за шнурок крученый:
“Вот это правильно, мой свет!
Но как же это Вы узнали,
Что я в отставке педагог?”-
“А Ваш задачник?…”– И в финале
У них сговор в короткий срок:
Учитель получает булки
И булочницу самое.
За это в смрадном переулке
Дает урок сестре ее.
5Потом приходит старый доктор:
“Позвольте шоколадный торт”.-
“Как поживает Типси?”– “Дог-то?
А чтоб его подрал сам черт!
Сожрал соседских всех индюшек -
Теперь плати огромный куш…
Хе-хе, не жаль за женщин-душек,
Но не за грех собачьих душ!
Вы что-то будто похудели?
Что с Вами, барынька? давно ль?”-
“Мне что-то плохо в самом деле,
И все под ложечкою боль…”-
“Что ж, полечиться не мешало б…”
“Все это так, да денег нет…”-
“Ну уж, пожалуйста, без жалоб:
Я, знаете ли, не аскет:
Не откажусь принять натурой…
Согласны, что ли?”– “Отчего ж…”-
И всей своей дала фигурой
Понять, что план его хорош.
6Но этих всех Надюше мало,
Всех этих, взятых “в переплет”:
Вот из бульварного журнала
Косноязычный виршеплет.
Костюм последней моды в Пинске
И в волосах фиксатуар,
Эпилептизм а la Вертинский,
И романтизм аla Нуар!..
“Божественная продавщица,
Мне ромовых десяток баб;
Pardon, не баба, а девица:
Девиц десяток с ромом!”– Цап
Своей рукой и в рот поспешно
Одну из девок ромовых.
Надюша ежится усмешно
И говорит: “Черкните стих
И обо мне: мне будет лестно
Прочесть в журналах о себе”.
И виршеплет вопит: “Прелестно!
Но вот условия тебе:
За каждую строку по бабе,
Pardon, по девке ромовой!”
Смеется Наденька: “Ограбит
Пиит с дороги столбовой!
За каждое стихотворенье,
Что ты напишешь обо мне,
Зову тебя на чай с вареньем…”
“Наедине?”– “Наедине”.
7При посещеньи покупальцев
В кондитерской нарушен сон
От опытных хозяйских пальцев
До покупательских кальсон…
Вмиг просыпаются ватрушки,
Гато, и кухен, и пти-шу,
И, вторя разбитной вострушке,
Твердят: “Попробуйте, прошу…”
Всех пламенно влечет к Мамоне,
И, покупальцев теребя,
Жена и хлеб на кордомоне -
Все просят пробовать себя…
Когда ж приходит в лавку Коля,
Ее почтительный супруг,
Она, его усердно школя
(Хотя он к колкостям упруг!),
Дает понять ему, что свято
Она ведет торговый дом…
И рожа мужа глупо смята
Непостижимым торжеством!..
Toila
НА БАРБАРИСОВОМ ЗАКАТЕ
1Кто в небе алых роз алее
Цвел в облаковом парике?
Спустясь с балкона, по аллее
Меж сосен мы прошли к реке.
Алела на закате пристань,
Такая серенькая днем.
Плескались рыбки – двести, триста?-
Блестя алеющим огнем.
Кричали вспугнутые утки
С малиновою белизной.
Не кровью ль истекали сутки,
Струящие к закату зной?
И на реке, на перекате,
Играла с мушкою форель.
На барбарисовом закате
Возникла эта акварель.
Я оттолкнул замок устало,
Подвинул лодку к ступеням,
И ты, сияющая ало,
Спустилась, кружева вспеня.
Я весла взял, и мы поплыли
Вниз по теченью за изгиб,
Где меж стеблей прохладных лилий
Скользит так много быстрых рыб…
2С полуаршинной глубиною,
Зеленая, как малахит,
Прозрачною и ледяною
Струею орошает мхи
Прибрежные. Деревьев купы
Отзеркаленные в воде,
Склонились к ней. Покой везде.
Стволы – как великанов трупы.
Изгибисто несемся вдоль
Аллеи до ограды сада,
А там, за ним, где пихт рассада,
Пустырь – крестьянская юдоль…
Вот лес пошел. Вот вновь луга.
Вот устье Егерской канавки.
И хариусы – вид сига -
Бегут от лодки в скользкой давке…
Ты нажимаешь влево руль
И поворачиваешь вправо.
Суденышко вплывает в травы,
Что щедро вырастил июль.
Еще один нажим руля,-
И мы плывем в зеленых сводах;
Теперь уже в кофейных водах
Плотичка плещется. Крыля
На белое пятно батиста,
Летит бесшумный нетопырь,
И от его движений свиста
Ты вздрагиваешь. “Растопырь
Скорее руки, – и добычу
Мы привезем к себе домой!”
Ты моему не внемлешь кличу,
Восторг не разделяешь мой.
Наоборот: закрылась шалью,
Склонилась тихо над кормой…
Закат давно не блещет алью.
Из тучи поступью хромой
Выходит месяц, обознала
Полоску в струйках сквозь листву.
Домой зову и не зову:
Всего в версте отсюда дача.
Зеленолиственный тоннель
Так восхитительно олунен,
Июльский воздух так июнен
И мягок, как Мускат-Люнель…
Все вдаль ветвистым коридором
Плывем, пока вдруг ты с задором
Не поворачиваешь руль,
И мы канавою обратно
Скользим к реке, смотря на пятна
Луны в игре речных кривуль…
3Окончены канавы, своды,-
Вновь малахитовые воды.-
И островок цветущих лип -
Все тот же, только в лунном стиле.
Плывем, сгибая стебли лилий,
Меж них пугая спящих рыб.
Мы покидаем с грустью стебли
И вверх стремимся в этот раз.
Теперь опять простор для гребли:
Чтоб “взять версту”, нам нужен час.
4Но слушай, кто поет в болоте?
Я слышу женский голос там
В туманной лунной позолоте
Я вижу женщину. К кустам
Прибрежным по зыбучей топи
Она, вся белая, идет.
У берега водоворот -
Вдруг упадет в него… утопит
Себя, пожалуй. В золотых
Лучах остановилась. Росла.
Стройна. Бледна. Я поднял весла.
Смотрю. И вдруг она – бултых!
Мы вскрикнули, мы онемели.
И тишина. И – ничего.
Подплыли. Головы, как в хмеле.
Самоубийство? Колдовство?
Но эта песня! В этой песне -
Исчезни, враг! Господь, воскресни!-
Такой восторг, такая жуть.
Нет, человеческая грудь
Вместить ту песню не смогла бы:
Для мук подобных люди слабы…
Так значит, то не человек,
Не женщина – невольный вывод…
Мы фантазировали живо
С упорной мыслью в голове,
Что не было того, что было,
А если не было, то – то,
Что виделось, себя избыло,
И этот “кто-то” есть никто.
5Теперь уже плывем в смятеньи,
И ужасом душа полна:
Мы думаем об этом пеньи…
Нам не в луну уже луна,
И вечер нам уже не в вечер:
Мы думаем об этой встрече.
И смысл, значенье встречи той
Неясны нам пока. Постой,
Ты видишь пристань? на скамейке
Сидит как будто кто-то… Змейки
Волос спадают на плеча…
И в белом, в белом… Кто бы это?…
Но в ужасе бежим ответа,
Пугаясь лунного луча,
Что выползает из-за тучи,
Готовый озарить ее…
Нас мысль одна и та же мучит;
И ты мое, и я твое -
Сердца свои мы оба слышим…
О, настороженная тишь!
И вот плывем все выше, выше…
И я молчу. И ты молчишь.
6А вот и пристань. Вот и мыза.
На пристани встречает… Лиза.
Вся в белом, белая сама:
“Ах, чуть я не сошла с ума!-
От ужаса едва лепечет
И не находит слов для речи: -
Луна нервирует… И тьма…
И эта женщина… Ее вы
Не встретили? за полчаса
До вас бежала здесь… Коса
Такая рыжая… Лиловы
Глаза безумные… Капот
Распахнут белый… Дико пела,
Когда бежала… Я поспела
Едва прийти сюда… И вот
Сижу, едва жива от страха,
И жду вас: все же здесь светлей,
Чем в доме. От густых аллей
В нем мрачно. И луна, как бляха,
На клумбе с ирисами. Нет,
Я не останусь больше в доме
Одна без вас”,– в больной истоме
Шепнула девушка и в плед
Закутавшись, пошла за нами.
Невесело мы пили чай,
Невольно думая о драме,
Что с нами будет невзначай…
7Оно вошло в нас хладнокровно,
Оно и крепло, и росло:
Спустя четыре года ровно,-
И, может быть, число в число?-
Расстался я с подругой тою,
С кем плыл рекою, залитою
Лимонным светом, к чаще лип
На островке, где наши были,
Где меж стеблями наших лилий
Живет так много наших рыб…
Озеро Uljaste
1923
КАРА ДОН-ЖУАНА
РАССКАЗ В СИЦИЛИАНАХ
1Да, фейерверком из Пуччини
Был начат праздник. Весь Милан
Тонул в восторженной пучине
Веселья. Выполняя план
Забав, когда, забыв о чине,
И безголосый стал горлан…
Однако по какой причине
Над городом аэроплан?
2Не делегаты ль авиаций
Готовят к празднику салют?
Не перемену ль декораций
Увидит падкий к трюкам люд?
Остолбились в тени акаций
Лакеи при разносе блюд.
Уж то не классик ли Гораций
Встает из гроба, к нови лют?…
3Как странно вздрогнула синьора!
Как странно побледнел синьор! -
Что на террасе у собора
Тянули розовый ликер!
И вот уж им не до ликера,
И в небеса за взором взор -
Туда, где стрекотня мотора
Таит нещадный приговор…
4На людной площади Милана
Смятенье, давка, крик и шум:
Какого-то аэроплана
Сниженье прямо наобум -
Мертва испанская гитана
И чей-то обезглавлен грум,
И чья-то вся в крови сутана,
И у толпы за разум ум!
5Умолк оркестр на полуноте,-
Трещит фарфор, звенит стакан,
И вы, бутылки, вина льете!
Тела! вы льете кровь из ран…
В испуге женщины в капоте
Спешат из дома в ресторан.
Аэроплан опять в полете,
Таинственный аэроплан…
6И в ресторане у собора,
Упавши в пролитый ликер,
“Держите дерзостного вора!”-
Кричит в отчаяньи синьор:
“Жена моя, Элеонора,-
Ее похитил тот мотор!..”
Да, если вникнуть в крик синьора,
Жену вознес крылатый вор.
7Но – миг минут, и в ресторане,
Как и на площади на всей,
Опять веселое гулянье,-
Быть может, даже веселей…
Взамен Пуччини из Масканьи
Несутся взрывы трубачей,
И снова жизнь кипит в Милане
Во всей стихийности своей.
8А результат недавней драмы -
Вполне понятный результат:
Во все концы радиограммы
О происшествии летят.
Портреты увезенной дамы
Тут выставлены в яркий ряд
И в целом мире этот самый
Аэроплан искать велят…
9Одни в безумьи, муж без цели
Смотря на небо, скрежетал
Зубами, и гитаны пели,
Печально озаряя зал,
Как бы над мертвыми в капелле
Прелат служенье совершал,
Вдруг неожиданно пропеллер
Над площадью заскрежетал.
10И вот, почти совсем откосно,
Убив с десяток горожан,
Летит с небес молниеносно
В толпу другой аэроплан.
Пока гудел многовопросно
В толпе угрозный ураган,-
Похитив мужа, гость несносный
Вспорхнул, и вот – под ним Милан!..
11Летели в небе два мотора,-
Один на Тихий океан,
На ширь и гладь его простора,
На дальний остров из лиан.
Другой на север, за озера
Норвегии, где воздух льдян.
И на одном – Элеонора,
И на другом – ее Жуан.
12На островках, собой несхожих,
Машины скинули их двух.
На двух совсем различных ложах
С тех пор тиранили свой дух
Супруги: муж лежал на кожах
Тюленьих, под женой был пух
Тропичных птиц. И глаз прохожих
Не жег их: каждый остров глух.
13Ласкал серебряные косы
Проникнутый мимозой бриз.
Что на траве сверкало: росы
Иль слезы женские? Кто вниз
Сбегал к воде? Кому откосы
Казались кочками? “Вернись!”-
Стонало эхо. Ноги босы…
От безнадежья стан повис…
14Хрустел седыми волосами
Хрустальный ветер ледяной.
Жуан стоял у моря днями,
В оцепенении, больном,
С глубоко впавшими глазами,
С ума сводящею мечтой,
Что, разделен с женой морями,
Он не увидится с женой.
15Хохочут злобно два пилота,
Что их поступок – без следа,
Что ими уничтожен кто-то,
Что тайну бережет вода,
Что вот возникло отчего-то
Тому, кто юн, кто молода,
“ Всегда” любившим без отчета
Карающее “ Никогда!”
1924
КЛАССИЧЕСКИЕ РОЗЫ
Стихи 1922 – 1930 г
Ее Величеству Королеве Югославии Марии
с искренним восхищением почтительно
подношу в дар свою книгу
Автор
КОРОЛЕВЕ МАРИИ
Однажды в нашей северной газете
Я Вас увидел с удочкой в руках,-
И вспыхнуло сочувствие в поэте
К Жене Монарха в солнечных краях.
И вот с тех пор, исполнена напева,
Меня чарует все одна мечта.
Стоит в дворцовом парке Королева,
Забрасывая удочку с моста.
Я этот снимок вырезал тогда же,
И он с тех пор со мной уже всегда.
Я не могу себе представить даже,
Как без него в былые жил года.
Мне никогда уж не разубедиться
В мечте, над финской созданной волной,
Что южная прекрасная царица
Владеет поэтической душой!
Белград
18-ХII-193О
КЛАССИЧЕСКИЕ РОЗЫ
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
Мятлев. 1843
В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!
Прошли лета, и всюду льются слезы…
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране…
Как хороши, как свежи ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!
Но дни идут – уже стихают грозы.
Вернуться в дом Россия ищет троп…
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
1925
ЧАЕМЫЙ ПРАЗДНИК
ЗАПЕВКА
О России петь – что стремиться в храм
По лесным горам, полевым коврам…
О России петь – что весну встречать,
Что невесту ждать, что утешить мать…
О России петь – что тоску забыть,
Что Любовь любить, что бессмертным быть!
1925
КТО ЖЕ ТЫ?
Гой ты, царство балагана!
Ты, сплошная карусель!
Злою волей хулигана
Кровь хлебаешь, как кисель…
Целый мир тебе дивится,
Все не может разгадать:
Ты – гулящая девица
Или Божья благодать?
1925
ПРЕДВОСКРЕСЕНЬЕ
На восток, туда, к горам Урала,
Разбросалась странная страна,
Что не раз, казалось, умирала,
Как любовь, как солнце, как весна.
И когда народ смолкал сурово
И, осиротелый, слеп от слез,
Божьей волей воскресала снова,-
Как весна, как солнце, как Христос!
l925
ЧТО НУЖНО ЗНАТЬ
Ты потерял свою Россию.
Противоставил ли стихию
Добра стихии мрачной зла?
Нет? Так умолкни: увела
Тебя судьба не без причины
В края неласковой чужбины.
Что толку охать и тужить -
Россию нужно заслужить!
1925
И БУДЕТ ВСКОРЕ…
И будет вскоре весенний день,
И мы поедем домой, в Россию…
Ты шляпу шелковую надень:
Ты в ней особенно красива…
И будет праздник… большой, большой,
Каких и не было, пожалуй,
С тех пор, как создан весь шар земной,
Такой смешной и обветшалый…
И ты прошепчешь: “Мы не во сне?…”
Тебя со смехом ущипну я
И зарыдаю, молясь весне
И землю русскую целуя!
1925
ИЛИ ЭТО ЧУДИТСЯ?
Или это чудится?
Или это так?
Тихо шепчет: “Сбудется:
К свету этот мрак.
Только не растаскивай
Скопленных лучей”.
Чей ты, голос ласковый?
Чьих ты блеск очей?
Возникает гридница.
Смотришь, – ничего.
Слышится, – не видится.
Что за колдовство!
Проплывает утица
На призывный кряк.
Или это чудится?
Или это так?
1929
В ТОТ МАЙ
Был май. На подстриженной Стрелке
Уже продавали фиалки.
Детишки играли в горелки,
И нежились горизонталки.
И шины колясок хрустели,
Прижатый тревожили гравий.
Был май, и на майской пастэли
Все было в Островской оправе.
Белесо ночела столица
За Невками и за Невою.
И были обвеяны лица
Сиренью в тот май неживою…
Болотной, чахоточной, белой
Обвеяны были сиренью.
Дышали уста Изабеллой -
Чуть терпкой, чуть тленною ленью…
Была обреченность и гибель
В глазах, в Островах, в белой жути.
И в каждой-то каменной глыбе
Был сказ о последней минуте.
Угаслыми были горелки
И зяблыми горизонталки
В тот май полумертвый на Стрелке,
Где мертвыми стали фиалки…
1929
ПРЕДГНЕВЬЕ
Москва вчера не понимала,
Но завтра, верь, поймет Москва:
Родиться русским – слишком мало,
Чтоб русские иметь права…
И вспомнив душу предков, встанет,
От слова к делу перейдя,
И гнев в народных душах грянет,
Как гром живящего дождя.
И сломит гнет, как гнет ломала
Уже не раз повстанцев рать…
Родиться Русским – слишком мало:
Им надо быть, им надо стать!
1925
РУССКИЕ ВИЛЫ
Когда Бонапарт приближался к Москве
И щедро бесплодные сеял могилы,
Победный в кровавом своем торжестве,-
В овинах дремали забытые вилы.
Когда ж он бежал из сожженной Москвы
И армия мерзла без хлеба, без силы,-
В руках русской бабы вдруг ожили вы,
Орудием смерти забытые вилы!
…Век минул. Дракон налетел на Москву,
Сжигая святыни, и, душами хилы,
Пред ним москвичи преклонили главу…
В овинах дремали забытые вилы.
Но кровью людскою упившись, дракон
Готовится лопнуть: надулись все жилы.
Что ж, русский народ! Враг почти побежден:
– Хватайся за вилы!
1925
ОТЕЧЕСТВА ЛИШЕННЫЙ
Была у тебя страна,
И был у тебя свой дом,
Где ты со своей семьей
Лелеял побеги роз…
Но родины не ценя,
Свой дом не сумев сберечь,
И мало любя семью,
Ты все потерял – был день,
Зачем же теперь видна
Во взоре тоска твоем,
И в чуждом краю зимой
Ты бродишь и наг, и бос?
И ждешь – не дождешься дня
Услышать родную речь
И, сев на свою скамью,
Смотреть на сгоревший пень?…
И снова сажать ростки,
И снова стругать бревно,
И, свадьбу опять сыграв,
У Неба молить детей,-
Чтоб снова в несчастный час,
Упорной страшась борьбы,
Презренным отдать врагам
И розы, и честь, и дом…
Глупец! от твоей тоски
Заморским краям смешно,
И сетовать ты не прав,
Посмешище для людей…
Живи же, у них учась
Царем быть своей судьбы!..
– Стихи посвящаю вам,
Всем вам, воплощенным в “нем”!
1925
Я МЕЧТАЮ…
Я мечтаю о том, чего нет
И чего я, быть может, не знаю…
Я мечтаю, как истый поэт,-
Да, как истый поэт, я мечтаю.
Я мечтаю, что в зареве лет
Ад земной уподобится раю.
Я мечтаю, вселенский поэт,-
Как вселенский поэт, я мечтаю.
Я мечтаю, что Небо от бед
Избавленье даст русскому краю.
Оттого, что я – русский поэт,
Оттого я по-русски мечтаю!
1922
СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА
– Что такое Россия, мамочка?
– Это… впавшая в сон княжна…
– Мы разбудим ее, любимая?
– Нет, не надо: она – больна…
– Надо ехать за ней ухаживать…
– С нею няня ее… была…
Съели волки старушку бедную…
– А Россия что ж?
– Умерла…
– Как мне больно, моя голубушка!..
Сердце плачет, и в сердце страх…
– О, дитя! Ведь она бессмертная,
И воскреснет она… на днях!
1925
КОЛЫБЕЛЬ КУЛЬТУРЫ НОВОЙ
Вот подождите – Россия воспрянет,
Снова воспрянет и на ноги встанет.
Впредь ее Запад уже не обманет
Цивилизацией дутой своей…
Встанет Россия, да, встанет Россия,
Очи раскроет свои голубые,
Речи начнет говорить огневые,-
Мир преклонится тогда перед ней!
Встанет Россия – все споры рассудит…
Встанет Россия – народности сгрудит…
И уж у Запада больше не будет
Брать от негодной культуры росток.
А вдохновенно и религиозно,
Пламенно веря и мысля серьезно,
В недрах своих непреложностью грозный
Станет выращивать новый цветок…
Время настанет – Россия воспрянет,
Правда воспрянет, неправда отстанет,
Мир ей восторженно славу возгрянет,-
Родина Солнца – Восток!
1928
СТИХИ МОСКВЕ
Мой взор мечтанья оросили:
Вновь – там, за башнями Кремля,-
Неподражаемой России
Незаменимая земля.
В ней и убогое богато,
Полны значенья пустячки:
Княгиня старая с Арбата
Читает Фета сквозь очки…
А вот к уютной церковушке
Подъехав в щегольском “купэ”,
Кокотка оделяет кружки,
Своя в тоскующей толпе…
И ты, вечерняя прогулка
На тройке вдоль Москвы-реки!
Гранитного ли переулка
Радушные особняки…
И там, в одном из них, где стайка
Мечтаний замедляет лёт,
Московским солнышком хозяйка
Растапливает “невский лед”…
Мечты! вы – странницы босые,
Идущие через поля,-
Неповергаемой России
Незаменимая земля!
1925
СТРАНИЧКА ДЕТСТВА
В ту пору я жил в новгородских дебрях.
Мне было около десяти.
Я ловил рыбу, учился гребле,
Мечтал Америку посетить.
И часто, плавая в душегубке
И ловко вылавливая тарабар,
Размышлял о каком-нибудь там поступке,
Который прославила бы труба…
Я писал стихи, читал Майн Рида,
При встречах с девочками краснел,
И одна из сверстниц была мой идол,
Хотя я и не знал, что мне делать с ней…
Дружил с рабочими нашего завода,
Но любил все-таки – больше людей -
В преддверьи своего одиннадцатого года,
Всех наших четырнадцать лошадей!
В катанье на масленице, в день третий
Когда доставляла тройка меня
В город, в котором учились дети,
По главной улице ее гонял.
И разогревшись, дав Тимофею
На чай прикопленных три рубля,
Говорил: “Понимаешь? Чтобы всех быстрее!”
И кучер гиком ее распалял.
Десятки саней оставались сзади,
Саней уважаемых горожан,
И, к общей зависти и досаде,
Мальчишка взрослых опережал!
А кончилось тем, что и сам стал взрослым
И даже довольно известным стал,
И этого достичь было очень просто,
Потому что истина всегда проста…
1929
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.