Текст книги "Звонок в пустую квартиру"

P.S.

После публикации этих мемуаров минуло ДЕСЯТЬ лет…

Роман «Казино» я так и не написал. Почему – не знаю. Казалось, реальные прототипы героев задуманного романа должны были сколотить увлекательный сюжет, а вот никак. Не писалось, не водилось ручкой по бумаге, что-то мешало. А бумага всегда отражает настроение, владеющее автором во время работы над рукописью. Настроения не было… Было ощущение тревоги. Тревоги как общего фона, подобно охватывающей тебя материи: летнего тепла или зимней стужи. Временами фон взрывался особым событием, и подчас драматическим…

17 декабря 2001 года, в понедельник, под утро, в Девятой горбольнице на Каменном острове скончался Александр Володин. Накануне, в воскресенье, я пришел его навестить. Убогая больница в эти часы казалась еще более безрадостной. В стылых коридорах, безлюдных и сизых от какого-то особого мучнистого электрического света, стояла тишина. В распахнутых дверях палат маячили пятна людских фигур в серых халатах… Я добрался до нужной палаты и заглянул в дверной проем. Саша лежал на боку, свернувшись калачиком под ветхим одеялом. Он спал… На щербатой тумбочке скучала пустая бутылка изпод кефира, валялся огрызок черствой булки. Я присел на табурет, огляделся. Вторая кровать скалилась оголенной железной сеткой под свернутым матрацем, из прорех которого свисали клочья серой ваты. На облупленном подоконнике пластался забытый кусок бинта и шприц… Раздумывая, будить Сашу или не стоит, я выложил на тумбу принесенную снедь – сок, сыр, печенье и кусок отварной курицы. А вот соль прихватить забыл…

Где-то под полом скреблась какая-то тварь, я шумно подтянул ноги, скрежет прекратился. Убогий сверток-тельце Саши казался еще меньше в сравнении с и без того небольшой его фигурой. И беззащитной. Не беззащитностью спящего, а иной, трагической беззащитностью его судьбы. Последние лет пять мы были особенно близки и доверительны, так уж сложилось. Поверяли самые личные тайны в долгих ночных телефонных разговорах, часть которых я, с его согласия, записывал на магнитофон, зная, что выполняю особую миссию благожелательного приятеля крупнейшего российского писателя и драматурга…

Из коридора донеслись женские голоса. Выглянув, я увидел свет в дверях соседней палаты. Три женщины в домашних халатах как-то по-птичьи сидели на своих кроватях. Мое присутствие в это глухое вечернее время их удивило. Я спросил, есть ли у них немного соли: какая отварная курица без соли… Соль нашлась… Еще я спросил, знают ли они, кто лежит в соседней мужской палате? Женщины ответили, что лежит какой-то старичок, его привезли по «скорой», так и оставили убогого… Услышав от меня, что старичка зовут Александр Моисеевич Володин, женщины переглянулись между собой и безучастно пожали плечами. А когда услышали названия произведений, автором которых был «старичок», женщины заохали, не поверив. Как?! И «Осенний марафон»?! И «Пять вечеров»?! И «С любимыми не расставайтесь»?!. И… И… И… И такой человек в этой больнице, где крысы бегают во время врачебного обхода, сокрушались женщины. Где и простого валидола не докричишься. А все лекарства и постельное белье приносят из дома, кто может…

Так и не дождавшись пробуждения Саши, я отправился домой, оставив его под присмотром жалостливых женщин. С тем, чтобы завтра увезти его из этой больницы в более приличное место. А лучше, если позволит состояние, – домой. Как ранее увозил его из больницы ветеранов войны или из той же психоневрологической Бехтеревки…

А утром я узнал, что Александр Володин умер…

К сожалению, мне не довелось присутствовать на похоронах – через два дня я улетал в Америку, заранее купленный билет лежал в кармане. Но я, по возможности, принял участие в организации места для гражданской панихиды, бегая два дня между «Ленфильмом» и Большим драматическим театром. Конечно, время было не простое, безденежное, злое, даже телефоны были отключены за долги… В конце концов панихиду устроили в БДТ, теплую, печальную – прощались с человеком, духовным авторитетом нескольких поколений наших людей… Впоследствии мне с писателем Валерием Поповым доверили открыть мемориальную доску, водруженную благодаря режиссеру Александру Болонину, другу и почитателю покойного драматурга. На сцене камерного, интеллигентного театра «Остров» с неизменным успехом идут известные и малоизвестные пьесы мэтра.

Верна поговорка: «Пришла беда – отворяй ворота»… Самолет нес меня к другой беде, личной, семейной, к тяжко больной жене. Можно ли назвать женой ту, с которой состоял в разводе целых восемнадцать лет? Но ее серьезная болезнь как-то переосмыслила формальное понятие развода. Тем более что до развода мы прожили вместе двадцать шесть лет, вырастили дочь… Отдаю должное американской системе социальной помощи, но тем не менее она не может заменить участие близких людей, их безотлучное внимание. И в больничных условиях, и особенно в домашних, когда врачи уже опустили руки… Так складывалось, что я остался с ней один на один, дочь жила далеко от Нью-Йорка, в Калифорнии. Обстоятельства и работа не позволяли ей быть постоянно рядом с матерью, а определять больную в хоспис значило обрекать всех на моральные муки…

Вот мне и пришлось испытать себя в новом круглосуточном амплуа – медбрата, санитара, сиделки… В былые времена я уже был таксистом, проводником поезда, архивистом, коммерсантом и пр., что отразилось в моих книгах. Теперь же передо мной стояло наиболее тяжкое испытание – облегчить последние дни своей жены. Невозможно было сопоставить это измученное болезнью существо с той, которую я помнил, – красивой, умной, душой любой компании… И никогда я не мог предположить, что именно это ее беспомощное, обреченное состояние пробудит во мне НАСТОЯЩУЮ любовь. Особенно безысходную после ее смерти. Именно тогда меня охватило чувство тоскливого одиночества, куда более острого, чем испытанное мной за годы нашей совместной жизни. Какими мелочными выглядели все наши дрязги, взаимные недовольства прошлого! А ее слова, сказанные незадолго до последнего ухода: «Спасибо тебе за все», казалось, отпечатались в моей памяти особой интонацией любящей и во многом раскаявшейся женщины.

Так родился мой последний роман «Сезон дождей» – мой, личностный роман, отражающий в определенной степени мой опыт…

Жизнь – это цепь недооцененных в свое время горестных потерь. И думается, нет от этого рецептов – мало кого учит печальный опыт. Мы все, в определенном значении, рецидивисты, самонадеянные и бездарные ученики жизни…

Вот я и думаю – не окажусь ли вновь в жестких тисках будущего покаяния?! Оценю ли заботу близкой мне женщины, моложе меня на много лет, моложе моей дочери… Видеть на протяжении долгого времени рядом с собой красивую, молодую, преданную тебе женщину ввергает в ложное заблуждение, завышает самооценку. А совесть изнуряет мысль: в силу объективных причин ты уже не можешь дать этой молодости то, что дал бы ей другой, менее поживший на этом свете мужчина. Или это трусливое оправдание очередных эгоистических легкомысленных устремлений, будоражащих меня, несмотря на годы? Упуская простую вещь – осталось-то жить куда меньше, чем прожито. Стало быть, и ошибок необходимо делать меньше. Сколько раз, ночами, по телефону, мы обсуждали это с покойным Сашей Володиным, знатоком тайн человеческой души…

Память, точно рыбацкая сеть, процеживает десять лет после написания основного текста «Звонка в пустую квартиру». Память пропускает множество эпизодов, лиц, событий, связанных с беспокойным временем становления «другой России», с первыми годами нового тысячелетия. И новые мои книги, точно метки на длинной веревке моей жизни…

Путевая повесть «Breakfast зимой в пять утра» явилась итогом поездки из Нью-Йорка в Калифорнию по железной дороге. Много книг-путешествий написано об этой воистину великой стране. Путешествовали кто пешком, кто на автомобиле, кто на лошадях, кто по рекам и озерам – описывали увиденное, а вот из окон поезда компании «Амтрак», кажется, еще не было. Обозначил я жанр книги как «Дорожные записки, сложенные в повесть-документ»… Вагонные попутчики – люди особенные, в вагоне люди расслабляются, становятся доверчивее, откровеннее, завязываются знакомства, нередко перерастающие в дружбу. Я, как бывший проводник вагона «Ленинград – Баку» и автор романа «Поезд», подобное наблюдал весьма часто… Поэтому мне особенно была интересна эта поездка-приглашение дочери погостить у нее в городке Монтере, штат Калифорния. Конечно, сюжет повести не замыкался на моих попутчиках, сюжет включал истории штатов, через которые проезжал поезд, судьбы людей, связанных с темой эмиграции, личными воспоминаниями – веселыми и печальными… Одним из персонажей книги явился солидный бизнесмен, бывший одессит Семен Кислин. Обычный паренек из многодетной еврейской семьи, пройдя нелегкую школу одесской Молдаванки, с ее уличным университетом полуголодного детства, эвакуацию во время той войны, с Гитлером, пройдя погоню за грошовым заработком, службу на флоте и тюрьму, эмигрирует из СССР и спустя годы становится одним из крупных безнесменов-миллиардеров. Публикуя «Breakfast зимой в пять утра», я еще не знал, что история жизни Сэма ляжет в основу моего большого романа-дилогии «День благодарения»… Мы встречались в огромной нью-йоркской квартире Сэма, и я прилежно записывал на диктофон рассказ о его жизни… Как-то я задал Сэму наивный вопрос: доволен ли он жизнью? «Понимаешь, – ответил он, – прошлое меня продолжает угнетать. На что потрачены десятки лет? На что ушла жизнь моих родителей? На иллюзию! На борьбу с тенью! Вот внуки мои – да, они довольны. А я и даже дети мои продолжаем помнить и сравнивать. В Москве вышла книга «Сто ведущих российских бизнесменов». Я там занимаю второе место. Почему-то меня зачислили в деловые люди России. Россия нередко лицемерно сокрушается о своих детях, которых она выжила из родного дома, точно мачеха. Все, чего я достиг, – результат долгого пути риска, отчаяния и сомнений. И все же я нередко терзаюсь досадой, что все это могло произойти там, а не здесь…» Конечно, Сэм несколько идеализировал – и там и здесь имеются свои особенности, к тому же «там» шли к своему благополучию сотни лет, когда «здесь» мы барахтаемся в новых отношениях лет пятнадцать. Но так уж устроен человек. Редко кто может испытывать чувство благодарности даже к отрицательному опыту своей жизни, находить в нем зерна, давшие богатый всход. Достаточно прочесть того же Стейнбека, его «Гроздья гнева», прочесть Драйзера, Джека Лондона, Фитцджеральда, чтобы вернуться в Россию, через американский опыт… В то же время меня изумляет, с какой яростью наша идеология поносит сегодня страну, к которой изо всех сил стремится. Тем самым как бы загодя готовясь повторить российскую традицию облить грязью свое прошлое, не отделяя зерен от плевел…

В жизни случай нередко играет значительную роль. Так, случайное знакомство с Сэмом вылилось в роман-дилогию «День благодарения». А гонорар за эту работу дал возможность сносно жить при весьма скудной писательской пенсии-подаянии. Вот я и подвел послесловие книги десятилетней давности под названием «Звонок в пустую квартиру» к определенному смысловому перепеву. И хотя квартира все та же, но звонок уже не падает в пустоту. Наоборот, друзья нередко сетуют, что не могут дозвониться, что телефон постоянно занят… Но это уже другая история. В которой мне пока сложно разобраться…

Июнь 2007 года. Санкт-Петербург