Текст книги "Путешествия Христофора Колумба"

От берегов Кубы адмирал при слабом ветре отплыл в восточном направлении и шел проходами, где были рассеяны многочисленные мели, описывая, как это он обычно всегда делал, все случившееся в плавании. 30 июня он посадил свой корабль на мель и не мог снять его с этой мели при помощи якорей, заброшенных с кормы. Только закинув якоря со стороны носа, он вывел корабль в море, причем от ударов о песчаное дно судно получило значительные повреждения.

Затем адмирал шел, не придерживаясь строго установленного маршрута (помехой ему служили мели, да и ветер не давал возможности плыть в избранном направлении), водами белого моря, испытывая ежедневно различные неприятности. При этом особенно досаждали ему ливни, которые обрушивались на корабли каждый вечер. Адмирал был всем этим огорчен и опечален.

Когда приблизились к тем берегам Кубы, от которых отплыли корабли, следуя на восток, донесся с суши нежнейший аромат.

7 июля адмирал высадился на берег, желая отслужить мессу. Услышав мессу, явился в то место, где находился адмирал, один касик, или престарелый сеньор. Он, казалось, был повелителем всей этой страны, или провинции. Он наблюдал за всеми действиями и церемониями, которые совершал священнослужитель, и видел, как христиане выражали во время молитвы чувства восторга, смирения и умиления. Судя по тому, как проявил он свои мирные намерения и с каким почтением относились к нему люди, служившие ему, адмирал решил, что этот касик – лицо, которому все прочие индейцы подчиняются.

Касик вручил адмиралу тыквину той породы, которая на этих островах носит имя «ибуэра» (такие тыквины служат здесь как чаши). Она была наполнена различными местными плодами. Затем касик сел на корточки рядом с адмиралом (таким образом индейцы сидят в тех случаях, когда у них нет маленьких скамеечек, которые носят название «дуго») и обратился к нему со следующей речью:

«Ты явился, облеченный большой властью, в эти земли, никогда раньше тобой не виданные, и с твоим приходом повергнуты были все селения и жители этих стран в великий страх. Знай же, что сообразно тому, как мы верим, есть в иной жизни два места, куда устремляются души, покинувшие тело: одно – дурное и пребывающее во мраке, предназначенное для тех, кто причиняет зло и терзает род людской; другое – радостное и светлое, куда следуют души людей, уважающих в этой жизни мир и покой. И поэтому, если ты чувствуешь, что приближаешься к смерти и желаешь получить в той жизни награду, не должен ты причинять ни зла, ни ущерба тем, кто тебе не причиняет того же самого.

А то, что ты совершал здесь, – дело доброе, потому что мне кажется, что поступки твои угодны Богу».

Все это адмирал уразумел со слов индейцев, которых он вез с собой, и особенно из объяснений Диего Колона – индейца, крещенного в свое время в Кастилии и ныне сопровождающего адмирала. Удивленный столь мудрой речью старого индейца, пораженный тем, что произнесена она была язычником, не верующим ни во что и вместе с тем сведущим в философской науке, адмирал ответил ему, что издревле хорошо известно людям то, о чем говорил касик; ведомо, что душа живет вечно и что злым людям уготовано дурное место, именуемое адом, а добрые, напротив, попадают в прекрасную обитель, которую христиане называют раем. Далее адмирал сказал, что он обрадован, убедившись, сколь хорошо известно это людям, населяющим эти земли.

Адмирал заявил, что он послан великими, богатыми и могущественными королями, его повелителями – владыками кастильских королевств – на поиски этих земель и для ознакомления с ними. При этом он отправлен сюда лишь с единственной целью – узнать, есть ли здесь люди, причиняющие зло другим, ибо он слышал, что имеются в этих морях некие люди, именуемые канибами или карибами, которые причиняют зло соседям, и прибыл он сюда, чтобы в этом им воспрепятствовать и защитить и оказать покровительство добрым людям. Он сказал, что стремится к тому, чтобы все жили в мире, не причиняя друг другу вреда.

Мудрый старец выслушал эти слова, весь в слезах, и душа его была полна восторга; и он сказал, что если бы не было у него жены и детей, он отправился бы с адмиралом в Кастилию. Принимая от адмирала в дар безделушки, он преклонил колена, знаками выражая свое восхищение, и многократно вопрошал, на земле или на небе рождаются люди, подобные христианам.

Все это я извлек из писаний Фернандо Колумба, сына первого адмирала, и из «Декад» Педро Мартира. Последний сообщает об этой встрече подробнее, нежели дон Фернандо, ибо в то время дон Фернандо был еще ребенком, а Педро Мартир мог обо всем получить сведения от самого адмирала. Этот автор знал хорошо то, о чем писал, потому что жил при дворе и был в фаворе у королей.

Казалось, что, после того как адмирал покинул те места, где держал перед ним речь старый индеец, ветры и воды сговорились между собой, желая извести адмирала и нагромоздить беды на беды, несчастья на несчастья, муки на муки, ибо не оставалось ни единого часа для отдыха. В довершение всего ужасный ливень внезапно застиг адмирала, и он вынужден был так поставить корабль, что тот бортом своим стал погружаться в воду. Лишь с огромным трудом – и видел он в том десницу Божью – смог адмирал, убавив паруса и одновременно закинув наиболее тяжелые якоря, стать на якорь. Большое количество воды проникло в трюм, что еще пуще усугубляло опасность. Моряки едва смогли справиться с водой с помощью насосов, потому что все они были истомлены непрерывными трудами и недоеданием. Только и получали они, что фунт прелых сухарей да глоток вина, и лишь иногда попадалась им при удачной ловле рыба.

Велики были лишения, которые испытывали они все, и особенно адмирал, несший тяготы и за себя и за других.

Сам адмирал в своем описании этого плавания, предназначенном для королей, говорит: «Я разделял участь всех. Я молил Бога, чтобы все совершалось так, как то ему было бы угодно. Что же касается меня, то нельзя было испытывать больших лишений и подвергаться большим опасностям, чем те, что выпали на мою долю, ибо не было такого дня, когда бы мы все не находились на краю гибели».

В борьбе с этими опасностями и беспрерывными бедствиями адмирал дошел 18 июля до мыса, который был назван им раньше мысом Христа.

Индейцы встретили его очень приветливо и тотчас же принесли хлеб – «касаби», – рыбу и плоды, причем давали они все это с большой радостью и удовольствием. Здесь отдыхали два или три дня.

Во вторник, 22 июля, адмирал, вынужденный к тому непрерывными ветрами, которые не давали ему возможности идти прямо к Эспаньоле, направился к острову Ямайка. Он следовал вдоль ее берега в западном направлении, вознося хвалу Господу при виде этой зеленой, прекрасной и счастливой земли. Везде на берегу видны были селения, и на каждом шагу встречались бухты, одна другой лучше.

За кораблями следовали бесчисленные каноэ, и индейцы служили христианам, давая им еду, словно пришельцы были их родными отцами. Адмирал говорит, что его люди отмечали, будто никогда еще не доводилось им видеть лучших припасов, чем те, что приносили им эти индейцы. Однако каждый вечер бури и ливни донимали команды кораблей.

Адмирал видел причину, вызывающую ливни, в обилии лесов, и в том не может быть сомнения. Он говорит, что некогда большие дожди случались на Канарских островах, Мадейре и Азорских островах, но затем, по мере того, как леса сводились и высыхала влага земная, уменьшались и становились реже дожди.

Адмирал пылко восхвалял красоту и изобилие острова, плоды и все прочие местные яства, приносимые индейцами, а также обилие селений на Ямайке. Он говорит, что сравниться с Ямайкой не может ни одна земля из числа ранее ему встречавшихся…

Он желал еще многое открыть и узреть, ибо прекрасным казалось все на этом острове, но адмирал не мог отважиться на подобное из-за нехватки провианта; кроме того, в корпусах кораблей открылась течь.

Установилась хорошая погода, и адмирал 19 августа направился к востоку, к острову Эспаньола. Последний клочок земли, что видел он на острове Ямайка, он назвал Фонарным мысом (Cabo de Farol).

[ПОКОРЕНИЕ ЭСПАНЬОЛЫ]

В среду, 20 августа, адмирал увидел западную оконечность острова Эспаньола, которой он дал имя мыс Св. Михаила. От восточной оконечности Ямайки мыс этот находился на расстоянии 25 или 30 лиг.

В субботу, 23 августа, прибыл к кораблям сеньор, или касик, этой земли и вызвал адмирала, по-кастильски повторяя его титул и другие слова, по которым адмирал пришел к заключению, что земля эта, названная им мысом Св. Михаила, была частью острова Эспаньола. Раньше адмирал этого не знал.

В конце августа флотилия стала на якорь у одного высокого острова, который с моря казался подобным парусу. Адмирал поэтому назвал его островом Высокого Паруса (Isla de Alto Velo). От островка, у берега которого корабли стали на якорь (адмирал назвал его Беатой), остров Высокого Паруса был расположен на расстоянии 12 лиг.

Адмирал велел нескольким морякам подняться на вершину горы, ибо он желал высмотреть в море два остальных корабля, которые накануне потерял из виду. Возвращаясь к лодкам, моряки убили 8 морских волков, беззаботно дремавших на песке, и много птиц. Птицы не улетали от людей, так как земля эта была незаселенная, и словно ждали, пока их схватят и убьют.

Адмирал поджидал здесь два отставших корабля, которые прибыли спустя шесть дней. Все три корабля направились к островку Беата, а затем, следуя вдоль Эспаньолы, дошли до великолепной долины, настолько густо усеянной селениями, что казалось, будто все они составляют одно целое.

К кораблям прибыли на своих каноэ индейцы. Они сообщили, что посланы сюда христианами из города Изабелла, и заверили, что все жители этого селения здоровы. Весть эта обрадовала и утешила адмирала.

Дойдя до округи реки Айны, адмирал отправил 9 человек в Изабеллу, находившуюся на этом берегу, желая известить, что он и его спутники вернулись благополучно из плавания.

Оттуда адмирал направился дальше, следуя все в том же направлении, то есть на восток. На берегу он заметил большое селение, к которому направил лодки, желая запастись в этих местах водой, но навстречу против христиан вышли на своих каноэ индейцы, вооруженные луками и стрелами, отравленными ядовитой травой. У них были с собой веревки, и жестами они дали понять, что желают ими связать христиан. Но когда лодки достигли берега, индейцы бросили свое оружие, а затем мирно явились к месту высадки с водой и хлебом, расспрашивая, прибыл ли сюда адмирал. И когда узнавали, что адмирал находится здесь со своими людьми, они стали выказывать знаки дружбы и мира.

Адмирал отправился дальше, следуя на восток. Встретилась на пути, как о том он говорит, чудесная рыба, размером с кита средней величины. На шее был у нее отросток, подобный панцирю черепахи, а как известно, черепахи здесь по величине чуть поменьше адарги. Голова у этой рыбы была безобразна и размером лишь немногим уступала винной бочке. По бокам у нее были два больших плавника, хвост же она имела длинный и похожий на тунцовый. Приняв во внимание появление этой рыбы и разные небесные знамения, адмирал решил, что погода должна скоро измениться. Поэтому он приложил старания в поисках хорошей гавани, где корабли могли бы укрыться и стать на якорь в случае, если разразится буря.

И угодно было Богу, чтобы адмирал бросил якорь у одного островка, который индейцы называли Адаманой. Случилось это 15 сентября, и застала его там сильная буря. Два других корабля не смогли войти в бухту и поэтому испытали немало бед. В эту ночь адмирал наблюдал затмение Луны. Он утверждает, что разница во времени между этим местом и Кадисом составляет 5 часов 23 минуты. В этой гавани пробыл он семь или восемь дней, по истечении которых в нее вступили два других корабля.

24 сентября все корабли вышли из бухты и дошли до мыса на острове Эспаньола, который ныне носит название мыс Обмана (Cabo de Engano). Оттуда направились к островку, что лежал на расстоянии десяти лиг от мыса и в восьми лигах от острова Сан-Хуан, который индейцы, как я полагаю, называют Мона.

Адмирал в одном письме, адресованном королям, говорит, что имел намерение посетить остров Каннибалов, с тем чтобы разорить их. Но велики были беспрерывные труды и лишения, и устали люди, ни на один час не имевшие отдыха и вынужденные бодрствовать днем и ночью на пути, совершенном при открытии Кубы и Ямайки и во время плавания у берегов Эспаньолы, вплоть до прибытия на островок Мона. Особенно большие трудности испытывали люди, когда корабли шли между многочисленными островами и мелями, рассеянными у берегов Кубы, тех самых, что адмирал назвал Садом королевы. В тех местах он шел 32 дня без сна и без отдыха.

Когда адмирал вышел в дальнейший путь, покинув островок Мона, и подошел к острову Сан-Хуан, он внезапно заболел злокачественной лихорадкой, которая полностью лишила его способности что бы то ни было чувствовать. Силы покинули его, и был он близок к смерти. Никто не думал, что сможет он прожить хотя бы один день. По этой причине моряки, проявив должное рвение и рачительность, отклонились от пути, которым шел и которым желал идти в дальнейшем адмирал. Все три корабля отправились в Изабеллу, куда и прибыли 29 сентября того же 1494 года.

Адмирал по прибытии в Изабеллу прохворал пять месяцев. Два происшествия, вести о которых дошли до него, вызвали в душе его различные отклики: во-первых, он узнал, что на Эспаньолу прибыл его брат дон Бартоломе Колумб, которого он принял с большой радостью; во-вторых, ему стало известно, что вся страна находилась в состоянии брожения и смуты и царили в ней ужас и ненависть. Индейцы вооружились против христиан, вынужденные к тому притеснениями, насилием и грабежами, которые чинили им [христиане] в течение всего времени, что прошло с момента отплытия адмирала к берегам Кубы и Ямайки. Таким образом, весть об этой смуте в значительной степени умалила радость, которую испытывал адмирал, принимая у себя возлюбленного брата Бартоломе.

За время отсутствия адмирала случилось следующее: адмирал, как о том уже говорилось выше, назначил для управления островом совет, сделал Педро Маргарита капитан-генералом отряда в 400 человек, поручив ему отправиться в поход, подчинить обитателей острова и войти в Вега-Реаль, местность, расположенную на расстоянии двух малых дневных переходов от Изабеллы, или, иными словами, в 10 лигах от нее.

Вега-Реаль населена была бесчисленным множеством людей, и была здесь тьма селений и великих сеньоров. Земля же эта была изобильна и благодатна, люди, жившие на ней, оружия не имели и нравом были покорны и мягки. Вели они образ жизни, свойственный праздным людям, и все было у них в изобилии, искушениям же, что сулят плотские радости, они сопротивления не оказывали.

Педро Маргарит с самого начала проявил гонор и вступил в борьбу с советом, назначенным адмиралом, то ли не желая считать себя лицом подчиненным, то ли опасаясь, что совет будет попрекать его за все, учиненное им против индейцев, то ли потому, что, вопреки данной ему адмиралом инструкции, он не выступал в поход для овладения островом. И так как он поносил в своих письмах членов совета, управляющих островом, он воспользовался прибытием из Кастилии кораблей, чтобы не дождаться прибытия адмирала, и, покинув своих людей, – а было их 400, – отправился в Изабеллу, чтобы сесть на корабль. С ним решили уехать отец Буйль и многие другие, в том числе некоторые духовные лица.

Оставшись без капитана, люди Педро Маргарита рассеялись по всей земле группами по два-три человека и стали притеснять, обижать и оскорблять индейцев. Так же относились они к индейцам в то время, когда еще не разъединились.

Индейцы, видя, что множатся причиняемые им обиды и несправедливые поступки и нарастает наносимый христианами ущерб, и понимая, что нет у них средства, которое позволило бы им устранить все это зло, начали мстить христианам. Короли и касики, каждый в своей округе, стали творить суд и расправу над обидчиками…

Один касик, по имени Гуатигуана, приказал убить десять христиан, которых удалось ему захватить, и дал своим людям тайный наказ поджечь соломенный дом, где находилось несколько больных христиан.

В других частях острова по приказу касиков убито было шесть или семь христиан, которые уничтожены были, ибо они учиняли грабежи и насилия.

Вести о излишествах, допущенных [христианами] вопреки естественному и человеческому нраву, распространились по всем королевствам, провинциям, поселкам (lugares) и округам острова. Эти ужасные, наводящие страх вести о суровости, черствости, беспокойном нраве и несправедливости вновь прибывших людей, именуемых христианами, повергали в трепет всех без исключения простых людей. Еще не видя христиан, они относились к ним с омерзением, и не желали индейцы видеть и слышать пришельцев. Особенно желали изгнать христиан из страны и мертвыми вышвырнуть их из этого мира четыре короля – Гуарионех, Каонабо, Веечио и Игуанама, которым подчинялось великое множество меньших королей и сеньоров.

Только Гуаканагари, король Марьена, той округи, у берегов которой погиб адмиральский корабль в первом плавании и где адмирал оставил крепость-поселение, названное им Навидад, не причинил христианам зла; напротив, все время он содержал на своей земле сто христиан и заботился о них, словно люди эти были его сыновьями, а сам он – их отцом.

Когда адмирал оправился от тяжкой болезни и премного утешился прибытием своего брата дона Бартоломе Колумба, он решил как вице-король (и казалось ему, что он на это имеет право) сделать дона Бартоломе аделантадо [наместником] Индий, и ввести его в эту должность, и облечь связанным с ней достоинством.

Во время болезни адмирала, спустя немного дней после того как он вернулся из плавания к Кубе и Ямайке, явился к нему в гости король Марьена Гуаканагари. Он выразил адмиралу сочувствие в связи с его болезнью и перенесенными лишениями и, оправдывая себя, утверждал, что он не виновен ни в гибели 38 христиан, умерщвленных другими королями и сеньорами, ни в сборищах индейцев, что имели место в Вега-Реаль и в других местах, ни в открывшихся военных действиях. Он заявил, что доказательством его доброго расположения и любви к адмиралу и христианам может служить его обращение с пришельцами, живущими в Марьене, и добрые услуги, которые оказывают сотне христиан все его вассалы. Христиане, которые находятся в Марьене, обеспечены всем необходимым, и индейцы относятся к ним как к своим собственным сыновьям. И именно поэтому он так ненавистен всем королям, сеньорам и обитателям этого острова, и они считают своим врагом и его самого, и вассалов, ему подчиненных, и как врагов преследуют всех его подданных.

А в связи с тем причинен ему был большой ущерб.

Касаясь же судьбы 38 христиан, оставленных в крепости, когда адмирал с вестями о своих открытиях отправился в Кастилию, Гуаканагари стал оплакивать их так, будто все эти люди были его сыновьями, снимая с себя вину за их гибель. Он винил себя лишь в том, что, к несчастью своему, не мог оказать христианам помощь, пока они были живы. Адмирал принял его объяснения и по отношению к нему поступил так, как, казалось, лучше всего следовало поступить, и не сомневался в том, что все или по крайней мере главное из того, что было сказано Гуаканагари, – сущая правда.

И так как адмирал решил выступить в поход с большею частью боеспособных христиан, чтобы разгромить сплотившихся [против пришельцев] людей и покорить всю страну, Гуаканагари заявил, что он отправится в этот поход совместно с адмиралом и возьмет с собой в помощь христианам всех людей, которых только окажется возможным взять. Это обещание он исполнил.

Адмирал… всеми мерами стремился ускорить выступление в поход, чтобы разгромить индейцев и силой оружия покорить всех обитателей острова, как о том мы уже говорили. Для этой цели он отобрал до 200 наиболее здоровых пеших воинов-испанцев (потому что многие были больны и слабы) и двадцать всадников и дал им много бальест, эспингард, копий, мечей и другое еще более сильное и устрашающее оружие, которое внушало индейцам почти такой же ужас, как лошади, – то были 20 собак…

Когда все необходимые приготовления к войне были закончены и люди снаряжены надлежащим образом, адмирал 24 марта 1495 года выступил из Изабеллы в поход, взяв с собой своего брата Бартоломе Колумба и короля Гуаканагари. Совершив два коротких дневных перехода, он вступил в Вегу, где скопилось множество индейцев (как говорят, было их тут свыше ста тысяч).

Вступили в бой люди, которых вел брат адмирала – аделантадо [Бартоломе Колумб], и устремились они на индейцев с двух сторон, стреляя из бальест и эскопет, натравливая на индейцев бравых псов, с неудержимой силой набросилась на них копьеносная конница и пехота, вооруженная шпагами. И индейцы были разбиты и рассеяны, как стая птиц, и понесли они не меньший ущерб, чем стадо овец, застигнутое врасплох в своем загоне.

Адмирал прошел большую часть острова, ведя в течение 9 или 10 месяцев жестокую войну со всеми королями и народами, которые не желали ему подчиниться, как о том он сам сообщает в различных письмах, адресованных королям и другим особам.

За это время произошли чудовищные избиения индейцев, и целые области совершенно обезлюдели, особенно в королевстве Каонабо, потому что [сам Каонабо] и братья его были отважны [и оказывали сопротивление христианам].

Так произошло потому, что индейцы прилагали все свои силы, чтобы попытаться выбросить из своей страны таких жестоких и свирепых людей. Они видели, что без малейшего на то повода, без всякого вызова с их стороны их лишают родины, земли, свободы, жен и детей и самой жизни и ежедневно истребляют жестоко и бесчеловечно. При этом христиане легко достигали своей цели, ибо бросались на индейцев на лошадях, разили их копьями, рубили мечами, рассекая людей надвое, травили их собаками, которые терзали и пожирали индейцев, сжигали их живьем и подвергали на разный манер иным немилосердным и безбожным пыткам.

И жители многих провинций, особенно обитатели Вега-Реаль, где правили Гаурионех и Магуаны, где царил Каонабо, решили терпеть свою несчастную долю и отдались в руки своих врагов, которые делали с ними все, что хотели. Но овладеть всеми индейцами христианам не удалось, ибо множество людей из разных провинций и округов острова бежало в горы; да, кроме того, остались еще места, куда христиане не имели времени еще дойти, чтобы покорить местных обитателей.

Таким образом, как о том пишет сам адмирал королям, усмирено было население острова, по его словам, неисчислимое, и силой и хитростью от имени их высочеств приведены были к покорности все народы. Адмирал же, как их вице-король, обязал каждого касика или короля платить подати за землю, которой они владели, продуктами этой земли и стал эту подать собирать с 1496 года. Таковы собственные слова адмирала.

Адмирал велел всем жителям провинции Сибао и Вега-Реаль и всем, живущим поблизости от золотых копей индейцам, которым было более 14 лет, каждые три месяца приносить полный фландрский каскавель (бубенчик) золота. Только один король Маникаотех должен был давать ежемесячно полтыквины золота, весом в три марки, что соответствует 150 золотым песо, или кастельяно. Все же остальные люди, не живущие вблизи копей, обязаны были приносить по одной арробе хлопка.

Затем адмирал приказал сделать из меди или бронзы бирки, на которых выбивался особый знак. Эти бирки выдавались каждому индейцу при взносе подати, с тем чтобы плательщики податей носили их на шее и можно было бы таким образом узнать, кто уплатил подать и кто не внес ее. А те, кто не платил ее, должны были подвергаться наказанию, хотя адмирал и говорит, что наказание за неуплату податей было умеренное. Не удалось, однако, обязать всех индейцев носить эти бирки; смуты и мятежи охватили всю страну.

Из-за побоищ, учиненных в войнах, из-за голода, болезней, лишений и гнета, что пришлось затем испытать индейцам, из-за нищеты и особенно из-за неутешной скорби, печалей и тоски, ставших уделом обитателей этого острова, из всего населения, каким оно было в 1494 году, осталась в 1496 году, как полагали, только одна треть.