Текст книги "Путешествия Христофора Колумба"

Следуя дальше, адмирал намерен был направиться к Эспаньоле, так как к этому принуждали его обстоятельства, которые во многом ему препятствовали. Во-первых, он шел полный тревоги и подозрений, так как не имел в течение столь долгого времени никаких известий о том, что делается на этом острове. Во-вторых, адмирал беспокоился о своем брате – аделантадо, которого он отправил для совершения дальнейших открытий на материке, начатых им. В-третьих, он спешил на Эспаньолу, опасаясь, что окончательно испортятся и сгниют продукты, предназначенные для тех, кто находился на Эспаньоле. В этих же продуктах была там большая нужда, и, кроме того, адмирал готов был рыдать, когда вспоминал, с каким трудом они ему достались. Он говорит, что в случае утраты провианта он не имел бы возможности получить другую провизию из-за неладов, которые всегда у него были с теми, кто давал советы королям{*}  Колумб имел в виду не только «советников королей», но и саму королевскую чету. В 1497–1498 годах наметился резкий перелом к худшему во взаимоотношениях адмирала с Изабеллой и Фердинандом. Короли, желая ограничить права Колумба по управлению новооткрытыми землями, пользовались любым предлогом для того, чтобы урезать полномочия адмирала. А кастильские поселенцы на Эспаньоле, недовольные правлением Колумба, давали королям достаточно поводов для вмешательства в «индийские дела». С другой стороны, Фонсека, ведавший снабжением Эспаньолы и организовавший заморские экспедиции, практически лишил Колумба возможности распоряжаться по своему усмотрению в этой важной сфере деятельности. Отправляясь в третье путешествие, Колумб ясно сознавал, что его положение как единоличного правителя Индиями подорвано и что Изабелла и Фердинанд предпримут все возможное, чтобы еще больше ограничить его права и привилегии.


[Закрыть]. «Они, – говорит адмирал, – вовсе не друзья их высочеств, заботящиеся о чести их высокого титула. Да и издержки отнюдь не таковы, чтобы нельзя было их допустить, по тем соображениям, что не скоро будет получена прибыль, которая их покроет, потому что величайшим благом является дело, совершаемое ради нашего Господа – дело распространения Его святого имени в неведомых землях. И дело это достойно быть в великой чести у государя, ибо оно духовное и мирское в одно и то же время». И далее адмирал говорит: «Для этого следовало бы израсходовать ренту хорошего епископства или архиепископства, – и прибавляет, – лучшего во всей Испании, где есть столько рент и нет ни одного прелата, который желал бы прибыть сюда, даже зная, что в этой стране живет бесчисленное множество народов (pueblos) и что решено послать особ ученых и разумных и друзей Христа, чтобы попытаться обратить эти народы в христианство или положить тому начало. Уверен, что сумма, необходимая для покрытия издержек, очень скоро будет извлечена отсюда и поступит в Кастилию». Таковы слова адмирала{*}  Крайне любопытно замечание о прелатах, не желающих отправляться за океан. Вероятно, однако, оно принадлежит самому Лас Касасу, который на протяжении многих десятилетий неустанно бичевал своих собственных коллег – монахов и священников, обличая их алчность, леность, невежество и лицемерие.


[Закрыть].

Четвертая причина, побудившая адмирала следовать к Эспаньоле, не задерживаясь для дальнейших открытий, – а он очень хотел продолжать плавание, – заключалась, по его словам, в том, что он не был достаточно обеспечен опытными моряками, так как перед уходом из Кастилии не решался открыто сказать, что направляется в путь для совершения открытий. Адмирал опасался, что, скажи он так, ему будут чинить препятствия, чтобы он не просил денег, которых у него не было{*}  …денег, которых у него не было. – Колумб действительно был крайне стеснен в средствах во время подготовки третьей экспедиции. Официально он выходил в путь не для совершения новых открытий, а для доставки товаров на Эспаньолу. Но и для этой цели отпущенные короной 2 миллиона мараведи были недостаточны, так как необходимо было закупить в Кастилии много продовольствия для жителей Эспаньолы.


[Закрыть].

Кроме того, адмирал говорит, что люди очень устали в пути.

В-пятых, корабли, на которых он шел, были чересчур велики для плавания с целью открытий. Один был в 100 тонелад, в другом – более 70 тонелад. А для таких плаваний нужны меньшие корабли. И именно потому, что велик был корабль{*}  …потому, что велик был корабль… – Замечание это вполне обоснованно. Плавание у карибских берегов в неведомых водах, изобилующих мелями, было сопряжено с большими опасностями. На легких каравеллах типа «Ниньи», быстрых на ходу, маневренных и имеющих небольшую осадку, успешнее можно было осуществлять переходы в коварных морях, омывающих Антильские острова и северный берег южноамериканского материка.


[Закрыть], на котором он шел в первом путешествии, он его потерял в гавани Навидад, в королевстве короля Гуаканагари.

Шестая причина, которая во многом укрепляла его намерение оставить мысль о дальнейших открытиях и направиться на Эспаньолу, была болезнь глаз, вызванная бессонницей. А не спал он из-за непрерывных бдений и из-за необходимости зорко следить за всем.

В этом месте адмирал говорит: «Молил я Господа нашего вернуть мне очи, ибо он хорошо знал, что я выношу эти труды не из желания обогатиться или найти сокровища для себя (я прекрасно понимаю, что подобное – не что иное, как суета), но потому, что сознаю, что мои труды угодны Богу и направлены к чести его и не предприняты для приумножения богатств и тщеславия ради, ни к обретению многих иных благ, которыми мы пользуемся в этом мире и к которым мы более склонны, чем к тому, что сулит нам спасение». Таковы слова адмирала.

Итак, приняв решение как можно скорее добраться до острова Эспаньола, адмирал 15 августа, в день успения нашей Владычицы, приказал после восхода солнца поднять якоря на стоянке, расположенной в проходе, отделяющем остров Маргарита и прочие мелкие острова от материка, и направился к Эспаньоле. Следуя избранным путем, он хорошо осмотрел берега Маргариты и иных островов. По мере того как он удалялся, открывались его взору все более и более высокие земли на материке. И за день от восхода до захода солнца он прошел 63 лиги, причем сильные течения помогали на этом пути попутному ветру.

На следующий день, 16 августа, адмирал шел на северо-запад, четверть к северу, и сделал, следуя «с помощью Божьей», как в таких случаях он обычно говорит, тихим морем 26 лиг. Он отмечает в этом месте одно чудесное явление: когда он шел от Канарских островов к Эспаньоле и отдалился к западу на 300 лиг, тотчас же стали отклоняться на одну четверть к северо-западу иглы компасов, а Полярная звезда не поднималась выше, чем на 5 градусов.

Ныне же в этом плавании иглы отклоняются на северо-запад только в ночное время, но при этом более чем на 1 ¹/₂ четверти, а некоторые стрелки отклонялись на северо-запад на полветра, то есть на две четверти. И так случалось всегда внезапно, в ночное время{*}  Колумб отмечает здесь явление западного магнитного склонения, которое, по его наблюдениям, доходило до 22 ¹/₂°.


[Закрыть].

Адмирал говорит, что все ночи напролет он дивился переменам, которые наступили в небесах и в климате, когда он открыл земли на таком незначительном расстоянии от экватора. Было это, когда солнце находилось в созвездии Льва, а на земле этой по утрам дули свежие ветры, и жители ее были белее прочих обитателей Индий.

Адмирал обнаружил также, что в тех местах, куда он ныне прибыл, Полярная звезда стояла на высоте четырнадцати градусов, после того как Стражницы проходили от головы промежуток в 2 ¹/₂ часа{*}  …проходили от головы промежуток в 2 ¹/₂ часа. – См. комментарий к «Дневнику первого путешествия».


[Закрыть].

Он пытается побудить королей продолжать начатое предприятие, убеждает их, что можно получить в этих землях золото, ибо видел здесь несчетное число залежей золота. Следует только приложить к тому смекалку и труд, так как без всего этого нельзя добыть даже железо, в каком бы изобилии оно ни было.

И адмирал взял для королей кусок золота весом в двадцать унций и много других образцов. А должно полагать, что в местах, где попадаются такие куски, должно быть много золота. Он захватил также для их высочеств кусок меди весом в 6 арроб, ляпис-лазурь, амбру, хлопок, перец, корицу, много красящего дерева (brasil), эбенового дерева, сандалового дерева, лимонное дерево, лен, алоэ, имбирь, мирт, тончайший белый жемчуг, красный жемчуг, о котором Марко Поло говорит, что он ценится дороже белого. «Много, бесконечно много я видел здесь, и имеется тут столько пряностей, что я не решаюсь перечислить все их разновидности, чтобы не впасть в многословие». Таковы слова адмирала.

В пятницу, 17 августа, адмирал прошел тихим морем 37 лиг. Он говорит, что то обстоятельство, что не обнаруживается больше островов, свидетельствует, что земля, откуда он идет, должна быть великим материком или местом, где находится рай земной. «Потому что все говорят, – указывает он, – что земля эта – предел востока, и сие верно».

В субботу, 18 августа, за день и ночь прошли 39 лиг. В воскресенье, 19 августа, прошел адмирал за день и ночь 33 лиги и достиг земли. И был это крохотный островок, который он назвал Мадам Беата (Madamа Beata). Близ него лежал один еще меньший островок, на котором возвышалась высокая гора, похожая на парус. Этот островок адмирал назвал поэтому островом Высокого Паруса (Isla del Alto Velo). Я думаю, что Беата была тем местом, которое адмирал назвал островом Св. Катерины, когда плавал вдоль южного берега острова Куба. От этого острова до гавани Санто-Доминго 25 лиг, так что последняя лежит от него на близком расстоянии. Адмирал сетует на свою усталость и говорит, что никто не должен дивиться его состоянию, потому что все ночи он проводит на ногах: кораблям в этих водах, где так много мелей и островков, приходится все время лавировать.

Кроме того, здесь опасны очень сильные течения, которые идут от материка и с западной стороны и могут незаметно увлечь за собой корабли.

20 августа, в понедельник, адмирал стал на якорь в проливе между островками Беаты и Высокого Паруса, а ширина этого пролива была две лиги. Он отправил на берег лодки, чтобы призвать индейцев (на берегу были селения) и через них передать аделантадо о своем прибытии. На корабли дважды являлись 6 индейцев, один из них принес с собой бальесту с тетивой. Этот индеец сказал: «Богом клянусь, что все это досталось мне не от убитого». А так как из Санто-Доминго видели, что пришли три корабля и люди там решили, что это идет адмирал, ибо прибытия его ожидали со дня на день, то аделантадо вышел навстречу на каравелле, встретился здесь с адмиралом, и оба были чрезвычайно обрадованы встречей.

Когда адмирал спросил аделантадо о состоянии страны, последний рассказал ему о том, как восстал с 80 сообщниками Франсиско Ролдан{*}  См. «Охранное письмо Колумба Ролдану».


[Закрыть], и о том, что произошло на острове с тех пор, как адмирал покинул Эспаньолу.

22 августа, в среду, адмирал вышел в путь и в конце концов, преодолевая многочисленные противные течения и ветры, которые тут всегда длительны, прибыл в гавань Санто-Доминго в пятницу, в последний день августа того же 1498 года, а так как отправился он из Эспаньолы в Кастилию в четверг, 10 марта 1496 года, то пробыл в отсутствии, не видя этот остров, 2 ¹/₂ года без десяти дней.

Из письма Колумба королям
[планы работорговли]{*}Из письма Колумба королям
  Перевод выполнен по тексту, напечатанному в сборнике: Raccolta di documenti е studi publicati dalla Reale Commisione Colombiana, parte I, vol.II, p. 42, Roma, 1894.


[Закрыть]

Отсюда можно во имя Святой Троицы отправлять всех рабов, которых окажется возможным продать, и красящее дерево (brasil). И если сведения, которыми я располагаю, справедливы, то, как говорят, можно продать 4000 рабов и выручить по меньшей мере 20 куэнто, а также продать на ту же сумму 4000 кинталов красящего дерева (brasil). Все же издержки могут составить 6 куэнто. Таким образом, на первый раз, если подобное удастся, можно будет получить добрых 40 куэнто выручки. И это весьма возможно и поддерживается следующими соображениями. В Кастилии, Португалии, Арагоне, Италии и Сицилии, на островах, принадлежащих Португалии и Арагону, и на Канарских островах велик спрос на рабов; и я думаю, что они поступают в недостаточном количестве из Гвинеи. А рабы из этих земель, если их привезут [в упомянутые страны], будут стоить вдвое дороже гвинейских, как то наблюдается. Я, будучи недавно на островах Зеленого Мыса, жители которого ведут большой торг рабами и постоянно посылают корабли для закупки рабов, видел в гаванях эти корабли и убедился, что за самого дряхлого раба там просили 8000 мараведи. На красящее же дерево, как говорят, велик спрос в Кастилии, Арагоне, Генуе, Венеции, а также во Франции, Фландрии и Англии.

Таким образом, из обеих этих статей, по всей видимости, можно будет извлечь эти сорок куэнто, если только хватит кораблей, что должны для этой цели прийти сюда.

Итак, есть здесь рабы и красящее дерево, которое кажется вещью доходной, и, кроме того, золото… Ныне маэстре и моряки все богаты и у всех намерение скоро возвратиться [в Кастилию] с грузом рабов, а за перевозку они берут по 1500 мараведи с головы, не считая издержек на питание.

А плата за перевозку взимается из первых же денег, вырученных от продажи рабов. И пусть даже умирают рабы в пути – все же не всем им грозит такая участь…

18 октября 1498 года

Охранное письмо Колумба Ролдану{*}Охранное письмо Колумба Ролдану
  Перевод выполнен по тексту, напечатанному в сборнике: Raccolta di documenti е studi publicati dalla Reale Commissione Colombiana, рarte I, vol.II, p.52, Roma, 1894.
  Покидая Эспаньолу в марте 1496 года, Колумб поручил управление островом своему брату Бартоломе и назначил главным судьей Эспаньолы андалусца Франсиско Ролдана, старого своего приближенного. Ролдан был участником первого и второго путешествий Колумба, и адмирал считал его своим преданным соратником.
  В июле 1496 года Бартоломе Колумб на кораблях отправился из Изабеллы на южный берег Эспаньолы и, заложив там город Санто-Доминго (Святое воскресенье), посетил область Харагуа. В это время в Вега-Реаль вспыхнуло восстание индейцев, доведенных до отчаяния притеснениями кастильских пришельцев. Возвратившись в Изабеллу, Бартоломе выступил в поход, подавил восстание в Вега-Реаль и снова отправился в Харагуа. Между тем осенью 1496 года в Изабелле, столице Эспаньолы, обстановка была удручающей. Лихорадка косила кастильских поселенцев; продовольствие, привезенное из Испании, было на исходе. Бартоломе и его брат Диего, желая облегчить положение колонии, прибегали к мерам, которые раздражали своевольных и не привыкших подчиняться идальго, к тому же недовольных тем, что ими правят безызвестные чужеземцы. Ролдан стал душой заговора, направленного против братьев Колумбов. Открытый мятеж разразился, когда Диего Колумб, опасаясь побега недовольных в Кастилию, велел завести на берег единственную каравеллу, стоявшую в гавани Изабеллы. Мятежники разгромили склады и арсенал, перебили племенной скот и двинулись в Вега-Реаль, желая утвердиться в крепости Консепсьон, незадолго до того построенной в этой местности. Потерпев неудачу при попытке захватить крепость, Ролдан в сопровождении своих сообщников отправился в Харагуа. Там они разоряли селения, как саранча опустошали цветущие земли, уводили к себе женщин-индианок, жгли на кострах местных касиков, изнуряли непосильной работой индейцев, которых они превратили в своих рабов.
  Лас Касас отмечает, что люди из банды Ролдана упражнялись в стрельбе из луков по живым мишеням – индейцам.
  В июле 1498 года к берегам Харагуа подошли три корабля, которые Колумб от Канарских островов послал к Эспаньоле, к мятежникам присоединились еще 30 человек из числа вновь прибывших на Эспаньолу.
  Бартоломе Колумб не мог справиться с мятежниками, и адмирал, прибыв в Изабеллу 31 августа 1498 года, застал остров в состоянии величайшей смуты. Колумб, не располагая достаточными средствами для подавления смуты, вынужден был встать на путь компромиссов. Прежде всего он предоставил всем желающим возможность покинуть остров и возвратиться в Кастилию на пяти кораблях, которые отправлялись из Санто-Доминго. С Ролданом, который не хотел покидать Эспаньолу, Колумб вступил в переговоры.
  17 октября Ролдан и его ближайшие сторонники Адриан де Мухика, Педро де Гемес, Диего де Эскобар отправили адмиралу письмо, в котором заявили, что покидают службу и не желают подчиняться аделантадо, то есть Бартоломе Колумбу. Колумб предпринял попытку к примирению и дал обязательство, обеспечивающее Ролдану неприкосновенность на время мирных переговоров. Это обязательство приводится здесь текстуально. Ролдан прибыл в Санто-Доминго как уполномоченный мятежников и заключил соглашение, которое не одобрили его товарищи. Снова завязались переговоры, и 17 ноября представитель адмирала Санчо Алонсо Карвахаль заключил с Ролданом новое соглашение. Мятежники выразили желание отправиться в Кастилию, и Колумб в 50-дневный срок обязался прислать в Харагуа корабли. Однако корабли эти вышли из Санто-Доминго лишь в январе 1499 года и по дороге были рассеяны бурей. Тогда Ролдан объявил, что договор утратил силу. Мятеж продолжался, и доведенный до крайности адмирал вынужден был подписать в августе 1499 года в селении Асуа соглашение с Ролданом (оно было торжественно опубликовано 28 сентября), по которому за Ролданом сохранялась должность главного судьи, а 102 участника мятежа получали земельные наделы, которые давались им вместе с прикрепленными к земле индейцами.


[Закрыть]

Я, дон Христофор Колумб, адмирал, вице-король и бессменный губернатор островов и материка Индий и их капитан-генерал и член королевского совета.

В мое отсутствие между аделантадо, моим братом, и алькальдом Франсиско Ролданом и его приближенными возникли некоторые разногласия, произошли же они, когда я был в Кастилии. Поэтому необходимо, ради того чтобы уладить все таким образом, чтобы не страдали интересы их высочеств, упомянутому алькальду явиться ко мне и отдать мне отчет во всем, что произошло. Кое о чем я извещу названного аделантадо, и так как алькальд состоит на подозрении у означенного аделантадо, моего брата, настоящим даю заверение от имени их высочеств как самому алькальду, так и тем лицам, которые прибудут с ним сюда, в Санто-Доминго, где я нахожусь, что не будет ни в чем чиниться ущерба ни особе алькальда, ни тем, кто явится с ним в течение всего времени, потребного для прихода из Бонао (где находится ныне алькальд) и возвращения туда. Все это обещаю я исполнить и обещанное заверяю моей честью и словом рыцаря, по обычаям Испании, и я подтверждаю, что верен буду данному слову, как о том уже было сказано. И для крепости скрепляю этот документ подписью.

Санто-Доминго, 26 октября 1498 года

Письмо Колумба «Неизвестным сеньорам»{*}Письмо колумба «Неизвестным сеньорам»
  Перевод выполнен по тексту, напечатанному в сборнике: Raccolta di documenti e studi publicati dalla Reale Commissione Colombiana, parte I, vol.II, p. 42, Roma, 1894.
  Это письмо, копия которого хранится в архиве герцога Верагуа, было написано Колумбом в конце 1500 года, немного времени спустя после того, как автор его был привезен в Кастилию по приказу Бобадильи. Письмо адресовано знатным покровителям Колумба, имена которых остаются неизвестными. По своему тону, гневному и скорбному, оно гармонирует с более обширным посланием, адресованным адмиралом в конце того же года знатной даме – кормилице наследного принца Хуана. Недоумение биографов Колумба вызывает ссылка на восьмилетние мытарства, которые адмирал испытал в Кастилии, защищая свой проект. В письме к кормилице он определяет этот срок семью годами, а из дневника первого путешествия явствует, что адмирал прибыл в Кастилию за шесть лет до принятия его проекта, в январе 1486 года. Последняя дата признается наиболее приемлемой. Вероятно, в этом письме Колумб увеличил на два года период своих кастильских терзаний.
  Колумб, желая произвести выгодное впечатление, подчеркивает, что в новооткрытых землях на долю его выпала трудная задача – усмирять и покорять «диких и воинственных людей». Между тем во всех своих письмах и дневниках он неоднократно отмечал ранее, что индейцы Эспаньолы обладают мирным нравом и что покорить их можно без труда и ценой ничтожных жертв.
  Разумеется, Колумб не упоминает о том, что войны с индейцами были спровоцированы самими кастильскими пришельцами.
  В письме, в обычной манере Колумба, порицается поведение его недругов, находящихся как в Кастилии, так и на Эспаньоле. При этом адмирал весьма недвусмысленно упрекает Фердинанда и Изабеллу в неблагодарности.
  Последняя фраза письма, в которой Колумб снимает с королевской четы ответственность за все свои невзгоды, не более как дипломатическая уловка.


[Закрыть]

Сеньоры! Прошло уже 17 лет с тех пор, как я прибыл к этим государям, чтобы служить им в индийском предприятии. 8 лет прошло в спорах, и в конце концов мой замысел стал объектом для издевки. Но я с любовью продолжал вести [дело], начатое мной, а Франции, Англии и Португалии ответил, что эти земли и владения предназначены для короля и королевы, моих государей. Обещания [мои] не были ничтожными и пустыми. Сюда Наш Искупитель указал мне путь. И в этой стороне я ввел королей во владение большими земельными пространствами, чем имеется их в Африке и Европе, и дал им свыше 1700 островов, не считая Эспаньолы, которая в окружности больше Испании. Думалось, что будет процветать и возвеличиваться в тех землях Святая Церковь, а из мирских благ можно было ожидать там приобретения всего, на что надеялся простой народ. За семь лет я осуществил, с помощью Божьей, завоевание [этих земель]. И в то время, когда, как я полагал, мне будут оказаны милости и я обрету покой, я был внезапно схвачен и, на мой позор, привезен [в Кастилию] закованным в железа, причем подобное учинилось не на пользу их высочествам и явилось плодом интриг.

Виной всему были должностные лица, которые, возмутившись, хотели овладеть страной. И этому человеку [Бобадилье], который прибыл сюда [для расследования], поручено было остаться правителем в том случае, если против меня выдвинут тяжкие обвинения. Кто и когда мог бы счесть это справедливым? Я в этом предприятии утратил здоровье и часть доходов, которые причитаются мне от него, и связанные с подобным делом почести.

Но не только в Кастилии будут оцениваться мои дела; и меня будут считать капитаном, который завоевал [страны] от Испании до самых Индий, и притом такие, где не было управляемых городов, местечек, селений. Приходилось подчинять их высочествам диких и воинственных людей, живущих в лесах и горах. Умоляю ваши милости, которым столь доверяют их высочества, с рвением, присущим вернейшим христианам, просмотреть все мои писания, [где сказано], что издалека явился я на службу этим государям, оставив жену и детей, которые постоянно были в разлуке со мной, а также и о том, что ныне, на склоне дней своих, я был без причины лишен имущества и чести. И совершенно это было бесчеловечно и несправедливо, и непричастны к этому их высочества, потому что неповинны они в том, что произошло.

Конец 1500 года

Письмо Христофора Колумба кормилице дона Хуана Кастильского{*}Письмо Христофора Колумба кормилице дона Хуана Кастильского
  Перевод выполнен по тексту, напечатанному в сборнике: Haklyut Society, v.70, Select Documents Illustrating the Four Voyages of C.Columbus, London, 1933, и сверен с текстом этого же документа, напечатанного в сборнике: Raccolta di documenti е studi publicati dalla Reale Commissione Colombiana, parte I, vol.II, p. 64–74, Roma, 1894.
  Письмо кормилице наследного принца, донье Хуане де ла Торрес (сестре Антонио де Торреса, через которого Колумб передал в 1494 году свой «Мемориал» Фердинанду и Изабелле), было написано адмиралом в конце 1500 года, сразу же после того, как он прибыл в Кастилию, закованный в кандалы.
  Так же как и «Послание «неизвестным сеньорам», которое включено в настоящий сборник, это письмо было написано Колумбом в то время, когда он еще не оправился от удара, нанесенного ему Бобадильей, и находился в состоянии крайнего раздражения и тревоги. Сбивчиво и неясно Колумб излагает историю своих злоключений.
  Горькие жалобы на свою судьбу сменяются язвительными и гневными нападками на Бобадилью. Отчетливо представляя себе, что Бобадилья был лишь исполнителем воли королевской четы, Колумб жалуется на Фердинанда и Изабеллу, но при этом он не обвиняет их прямо в неблагодарности и, все еще надеясь на благосклонность «их высочеств», взывает к их мягкосердечию, расточая им льстивые и неуклюжие комплименты. Письмо это производит крайне тяжелое впечатление. В каждой его строке чувствуется, что написано оно человеком надломленным, опустошенным, потерявшим точку опоры.
  Места, где речь идет об открытии нового неба и нового света и другого мира, ни в коем случае нельзя трактовать в прямом смысле. Упоминая о новом и другом мире, им открытом, Колумб имеет в виду не неведомый доныне материк Америки, а Азию – земли «Катая» и «Индий». Весьма любопытны указания Колумба на некогда разработанные им проекты установления связей со Счастливой Аравией и путешествия в Каликут. Скорее всего, Колумб имел в виду не переход из Кастилии в Индию морем, вокруг Африки – этот путь был закрыт для испанских кораблей, а иной маршрут: новую сухопутную трассу Александрия – Мекка – Персидский залив – Каликут. Этот путь, тогда еще неизвестный европейцам, которые проникали в Индию через Сирию и Персию, имел в глазах Колумба неоценимые преимущества перед старой дорогой в «Индии», так как проходил он через земли, в то время еще не завоеванные турками (Египет был завоеван ими в 1514 году, а в Аравию они проникли еще позже). У Бернальдеса в «Истории католических королей» аравийский маршрут упоминается как раз в связи с планом новых путешествий Колумба.
  «Аравийский проект» Колумб предложил в 1494 году, в период, когда шли кастильско-португальские переговоры о разделе мира, за четыре года до того, как Васко да Гама прошел из Португалии в Каликут, обогнув Африку.
  Оригинал этого письма неизвестен. Имеются четыре копии, восходящие к началу XVI столетия.
  Письмо это написано чрезвычайно неясно и сумбурно, местами с трудом поддается переводу.
  Адресат письма, Хуана де ла Торрес (ум. в 1503 г.) – кормилица наследного принца Хуана (1478–1497), была знатной придворной дамой и пользовалась расположением королевы Изабеллы. Вероятно, Колумб был связан с ней через ее брата Антонио де Торреса. Адресуя письмо Хуане де ла Торрес, Колумб надеялся, что жалобы его на Бобадилью будут доведены до Изабеллы лицом, настроенным к нему благожелательно.


[Закрыть]

Достойнейшая сеньора! Если новы мои жалобы на мир, зато исстари знаком мне обычай людей поносить других. Тысячу сражений дал я этим людям и устоял во всех битвах, ныне же – мне не помогает ни оружие, ни советы.

С жестокостью был я ввергнут в бездну; надежда на Того, Кто всех сотворил, поддерживает меня. Его помощь всегда была своевременна. Как-то раз, и не так давно, когда я пал в бездну, Он поднял меня своей десницей, возгласив: «Восстань, о маловерный, это я, не бойся ничего».

С какой горячей любовью я стал служить [кастильским] государям и служил им в деле, невиданном и неслыханном! Господь сделал меня посланцем нового неба и новой земли, им созданных, тех самых, о которых писал в «Апокалипсисе» святой Иоанн{*}  …о которых писал в «Апокалипсисе» святой Иоанн… – Откр. 21.


[Закрыть], после того как возвещено было о них устами Исаии{*}  …устами Исаии… – Ис. 65, 17 и 66, 22.


[Закрыть], и туда Господь указал мне путь. Все относились ко мне с недоверием, но Бог дал королеве, моей сеньоре, великую силу и ясный дух и сделал ее Своей наследницей, точно она была Его дорогой и нежно любимой дочерью. Во владение всем этим вступил я от королевского имени. Все желали утаить свое невежество, пытаясь болтовней о трудностях и издержках [связанных с моим предприятием] скрыть собственную неосведомленность.

Ее высочество, напротив того, одобрила мое предприятие и поддерживала его, сколь могла. Семь лет прошло в спорах, восьмой был годом свершения{*}  …восьмой год был годом свершения. – См. комментарий к «Письму «неизвестным сеньорам».


[Закрыть]. За это время произошли значительные и достопамятные события, о коих нет нужды здесь упоминать. А ныне нет человека, который не поносил бы меня. Добродетелью должно быть сочтено всякое несогласие с этими клеветниками. Мне не могли бы выказывать в Испании большую вражду, даже если бы я захватил Индии или земли, где ныне распространилась молва об алтаре святого Петра, и отдал их маврам. Кто мог бы поверить, что подобное возможно в стране, в которой всегда было столько благородных людей. Я бы весьма охотно отказался от всего предприятия, но полагал я, что было бы это недостойно по отношению к моей королеве. Поддержка Господа и ее высочества заставила меня вести дальше это дело, а чтобы хоть в какой-нибудь степени умерить душевную боль, причиненную ей кончиной [наследного принца Хуана]{*}  Принц Хуан умер в 1497 году.


[Закрыть], я предпринял новое путешествие к новому небу и миру (al nuevo cielo y mundo), до той поры никому не ведомым. И если земли эти ныне не в почете, точно так же, как и другие земли в Индиях, то мне это не кажется дивом, потому что они стали известны благодаря моей предприимчивости.

Святой дух вдохновлял святого Петра, а с ним и других апостолов. И все они вели тяжелую борьбу, испытывая трудности и лишения, но в конце концов все они добились победы.

Я думал, что мое путешествие в Парию несколько успокоит всех, так как я нашел там жемчуг, а также открыл золото на Эспаньоле. Я приказал людям собирать и вылавливать жемчуг и заключил с ними соглашение, что я возвращусь за ними, и, по моему мнению, они должны были собрать фанегу жемчуга{*}  Фанега – 25 килограммов. Неизвестно, о каком соглашении с ловцами жемчуга идет здесь речь.


[Закрыть]. Если я не написал об этом их высочествам, то только потому, что хотел раньше завершить дело с золотом. И это мое намерение повернулось против меня, как и многие другие. Я не потерял бы ни жемчуга, ни своей чести, если бы заботился только о собственном благе, и либо утратил бы Эспаньолу, либо заботился бы о соблюдении моих привилегий и прав. То же самое я говорю и о золоте, собранном мною сейчас, а удалось мне это совершить ценой больших трудов и многих смертей.

Когда я вернулся из Парии, я застал на Эспаньоле мятеж, в котором участвовала почти половина населения{*}  …мятеж, в котором участвовала… половина населения. – См. комментарий к «Охранному письму Колумба Ролдану».


[Закрыть]. Вплоть до последнего времени они воевали против меня, словно я был мавром; кроме того, велась еще тяжелая война с индейцами. В это же время прибыл Охеда{*}  …прибыл Охеда… – Охеда прибыл на Эспаньолу в феврале 1500 года и, высадившись на берегах Харагуа, которая была очагом ролдановской смуты, сделал попытку завербовать бывших сторонников Ролдана.


[Закрыть] и попытался вмешаться в дела, заявив, что его послали их высочества с обещанием даров, вольностей и жалованья тем, кто пойдет с ним. К Охеде стеклось множество людей, а на Эспаньоле осталось очень мало поселенцев – разве что одни бродяги да женщины и дети. Этот Охеда причинял мне много забот, я вынужден был изгнать его, и он уехал, заявив, что скоро вернется с множеством кораблей и людей и что он покинул Испанию, когда королева, наша сеньора, находилась на смертном одре{*}  …когда королева… находилась на смертном одре. – Изабелла, умершая лишь в 1504 г., не была в то время больна; слух о ее болезни и близкой кончине был ложным. Упоминая о бродягах, Колумб имеет в виду преступников, высланных на Эспаньолу для заселения в 1497 году, которые осели на острове в течение первых лет его колонизации. Лас Касас в «Истории Индий» в весьма резких тонах отзывается о ленивых и распущенных, жадных и жестоких искателях наживы, хлынувших из Кастилии в «Индии».


[Закрыть]. Вскоре явился с четырьмя каравеллами Висенте Яньес [Пинсон]{*}  Висенте Яньес Пинсон (см. о нем в «Дневнике первого путешествия») по договору с короной снарядил в 1499 году четыре корабля и в декабре этого же года вышел из Палоса к берегам открытых Колумбом в третьем путешествии земель.
  Открыв берег Бразилии близ устья Амазонки, Пинсон направился на северо-восток, посетил Парию, где он собрал большое количество жемчуга, и 23 июня 1500 года прибыл на Эспаньолу, откуда отправился в Кастилию. Колумб считал, что Пинсон нарушил его права, совершая плавание в Парию.


[Закрыть]. Он не причинил мне ущерба, но вызвал смуту и тревогу.

Индейцы говорили о многих других [каравеллах], которые появились у Каннибальских [островов] (a los Canibes) и в Парии, а затем пришла весть о шести каравеллах{*}  …весть о шести каравеллах… – Вероятно, речь идет о каравеллах Пералонсо Ниньо и Кристоваля Герры, лицах, заключавших с короной в 1499 году договор на «совершение открытий». Ниньо и Герра прошли тем же путем, что и Висенте Яньес Пинсон, но проникли дальше его на запад, следуя вдоль берега Венесуэлы.


[Закрыть], которые вел брат алькальда{*}  …брат алькальда… – Имеется в виду Франсиско Ролдан.


[Закрыть], но то был неверный слух, распространенный из хитрости. И настало время, когда почти совсем рухнули мои надежды на то, что их высочества пришлют мне в Индию корабль, и я уже перестал ждать корабли, тем более что в народе шли слухи о том, что ее высочество скончалась.

Некто Адриан{*}  Адриан де Мохика, или Мухика – один из наиболее рьяных сторонников Ролдана. Мохика был душой заговора, разработанного им совместно с Фернандо де Геварой. После того как одним из участников заговор был раскрыт, Колумб арестовал Мохику и приказал его повесить. Когда Мохика, пытаясь избежать казни, отказался от предсмертной исповеди, Колумб велел сбросить его со стен крепости.


[Закрыть] сделал в это время попытку снова восстать, но Господь наш не пожелал, чтобы его дурные замыслы осуществились. Я дал себе зарок не трогать ни одного волоска на чьей-либо голове, но из-за неблагодарности этого человека я был вынужден нарушить свой зарок. Не меньше бы досталось моему родному брату, если бы ему вздумалось погубить и разграбить владения, охрану которых доверили мне король и королева. Этот Адриан, как выяснилось потом, послал дона Фернандо{*}  Фернандо де Гевара – сторонник Ролдана. У Гевары произошел с Ролданом конфликт на романической почве, и эта ссора привела к той «тяжкой смуте», о которой упоминает Колумб.


[Закрыть] в Харагуа с целью собрать там некоторых своих сообщников, и там возникли разногласия с алькальдом, которые привели к стычкам, но цели своей дон Фернандо не достиг. Алькальд схватил его и задержал часть его шайки, и если бы я не вмешался, он покарал бы смутьянов. Они были заключены под стражу в ожидании каравеллы, на которой предстояло их отправить [в Кастилию]. Но вести об Охеде, как я уже говорил, заставили меня потерять надежду на приход каравеллы.

Шесть месяцев пребывал я в готовности явиться к их высочествам с добрыми вестями о золоте и намерением отказаться от управления распущенными людьми, которые не боятся ни Бога, ни короля, ни королевы, людьми хитрыми и разнузданными. Для этой цели я располагал четырьмя куэнто десятины{*}  Десятина – имеется в виду десятая доля доходов, получаемых в «Индиях» Колумбом (см. договор-капитуляцию от 17 апреля 1492 г.). Третья доля золота – часть добычи золота, поступавшая Колумбу.


[Закрыть] и, сверх того, еще кое-чем, не считая третьей части добытого золота. До своего отъезда я не раз просил их высочества отправить сюда, на Эспаньолу, за мой собственный счет лицо, облеченное судейскими полномочиями. А после того, как алькальд поднял бунт, я вновь обратился с просьбой к ним прислать судью и разных людей, или, по крайней мере, отрядить какое-нибудь доверенное лицо, которое бы явилось сюда с полномочиями от их высочеств, потому что обо мне идет такая молва, что если бы я воздвигал церкви и госпитали, их все равно называли бы логовищем воров. В конце концов я получил инструкции, но они были совсем не такие, как того требовали обстоятельства. Что ж, пусть будет так, если такова их воля.

Я пробыл здесь два года и не мог добиться ни одного милостивого указа ни для меня, ни для тех, кто сюда прибыл, а этот [Франсиско Бобадилья]{*}  Франсиско Бобадилья – командор ордена Алькантары, 21 мая 1499 года назначен был «судьей-правителем» (juez-gobernador) на Эспаньоле и прибыл туда 23 августа 1500 года. Бобадилья, исполнитель воли королей Испании, явился на Эспаньолу, чтобы реорганизовать систему управления островом. Он привез указы о различных льготах поселенцам и, в частности, королевскую грамоту о раздаче земельных наделов.
  Всю деятельность Бобадильи на Эспаньоле следует рассматривать в тесной связи с политикой короны, которая стремилась отстранить Колумба от управления Эспаньолой и прибрать к своим рукам новооткрытые земли.
  Однако, посылая в «Индии» Бобадилью, корона сделала не вполне удачный выбор. Новый наместник, лишенный дипломатического такта, чересчур грубо расправился с адмиралом и не смог найти общий язык с влиятельными поселенцами на острове, которые не оказали ему должной поддержки.
  Два года спустя Бобадилья был отозван, и на его место назначен был Николас Овандо. На обратном пути в Кастилию Бобадилья утонул во время урагана, погубившего всю флотилию, которая шла из Санто-Доминго в Кадис.


[Закрыть] привез полный короб указов, хотя одному Богу известно, были ли они полезны. Начать с того, что даны были льготы (franquezas) на срок в двадцать лет, что представляет собой возраст [возмужалого] человека, а между тем золото собирают так, что один человек может добыть его на пять марок за четыре часа. (Ya, por comienço, ay franquezas de XX anos, que es la hedad de un ombre, y se coje el oro, que ovo persona de cinco marcas en quаtro oras.)

Об этом я скажу подробнее ниже. Делом милосердия было бы, если их высочества посрамили бы чернь, которая, зная о моих тяготах, клеветой своей причинила мне величайший вред, ибо ни моя усердная служба королям, ни сбережение и охрана их достояния и владений не шли мне на пользу. Честь моя была бы тогда восстановлена, и об этом заговорили бы повсюду, ибо мое предприятие таково, что с каждым днем должна все громче и громче разноситься о нем молва и шириться его слава.

В то время, когда прибыл на Санто-Доминго командор Бобадилья, я находился в Веге, а аделантадо{*}  Аделантадо – то есть Бартоломе Колумб.


[Закрыть] – в Харагуа, где раньше сеял смуту уже упомянутый Адриан, но все уже было спокойно, земля богата и царил на ней мир. На второй день после прибытия он [Бобадилья] провозгласил себя правителем, назначил должностных лиц, привел в исполнение разные решения и обнародовал указы о льготах по золоту и десятине и вообще по всем другим статьям, сроком на 20 лет, то есть, как я уже говорил, на человеческий возраст. Он объявил также, что намерен расплатиться со всеми, даже с теми, кто до сих пор не служил должным образом, и добавил, что меня и моих братьев надлежит в оковах отправить в Испанию, как то и было сделано, и что никогда я уже больше не вернусь сюда и не явится на Эспаньолу ни один из отпрысков моего рода. При этом он говорил обо мне тысячу бесстыдных и поносных слов. Все это случилось, как я уже говорил, на второй день после его приезда, я же находился в отсутствии, далеко, и ничего не знал ни о нем, ни о его прибытии. Несколько писем от их высочеств с бланковыми подписями (а он привез таких бланков немало) он заполнил и отправил алькальду и его шайке, жалуя им милости и энкомьенды. Ко мне же он не послал ни письма, ни гонца и ничего не вручил вплоть до нынешнего дня.

Вообразите же, ваша милость, что должен был подумать тот, кто оказался бы в моем положении! Как воздавать честь и покровительствовать человеку, который пытался отнять у их высочеств владения и который причинил им столько зла и такой ущерб, и повергать в прах того, кто, невзирая на столь большие опасности, эти владения оберегал? Когда я услыхал об этом, то подумал, что все это дело рук Охеды или одного из людей, ему подобных. Я сдержал себя, узнав от монахов, что Бобадилья доподлинно послан их высочествами.

Я написал им, что он прибыл вовремя, так как в эту пору я готовился к выезду ко двору и назначил к продаже все, чем я владел, и написал монахам, что не следует спешить со льготами и что все дела, относящиеся к управлению, я передам ему [Бобадилье], ибо они чисты и ясны, как ладонь. Ни он, ни монахи не ответили мне; он сеял вражду, заставляя всех, кто к нему приходил, присягать ему как правителю, причем, как мне говорили, присяга эта давалась сроком на двадцать лет{*}  Лас Касас приводит иную версию предварительных переговоров Колумба с Бобадильей. Бобадилья не отправлял письма Колумбу, но сразу же после своего прибытия известил об этом адмирала. Почти одновременно подробное письмо о первых шагах, предпринятых Бобадильей в Санто-Доминго, Колумб получил от своего брата Диего, а вслед за этим монахи-францисканцы передали адмиралу письмо от королей, привезенное Бобадильей.


[Закрыть].

Как только я узнал о привилегиях, я решил исправить эту крупную ошибку, чтобы он [Бобадилья] остался при этом удовлетворенным; ведь льготы были даны без нужды и такая великая милость пожалована была без всяких на то оснований разному сброду. Подобная милость казалась бы чрезмерной, даже если бы она дана была людям, которые привезли сюда жен и детей.

И устно и в письмах я объявил, что он не вправе пользоваться своими указами, потому что мои [инструкции] имеют большую силу, и предъявил полномочие, которое привез мне Хуан Агуадо. Все это я сделал, чтобы выиграть время, желая дать их высочествам узнать о положении вещей в стране и дать мне необходимые указания, клонящиеся к их пользе.

Объявлять такие привилегии в Индиях нельзя. Люди, которые приобрели права поселения (vezinidad), добились своего, потому что им были даны лучшие земли и за ничтожную цену, между тем как эти земельные участки через четыре года, когда закончится срок, необходимый для приобретения прав поселенцев, будут стоить двести тысяч мараведи каждый, даже если земля эта не будет тронута заступом. Я не стал бы говорить подобное, если бы речь шла о поселенцах семейных, но среди них не найдется и полдюжины таких, которые не стремились бы нахватать как можно больше и поскорей убраться домой. Было бы хорошо, если бы сюда из Кастилии прибывали поселенцы, о которых известно, кто они, и страна заселялась бы людьми достойными.

Я договорился с этими поселенцами, что они будут уплачивать треть добытого золота и десятину, причем таково было их собственное желание, и решение это они приняли как великую милость их высочеств. Я упрекал их, когда проведал, что они отступились от обещанного, и полагал, что то же сделает и командор, но случилось как раз наоборот: он восстановил их против меня, утверждая, что я домогался отнять у них то, что давали их высочества, и прилагал усилия, дабы побудить поселенцев к враждебным действиям против меня. Он добился своего, так как они написали их высочествам, чтобы меня не назначали снова на прежний пост, о чем я прошу и сам как ради себя, так и для всех, кто со мной связан, поскольку там нет никого иного.

И он [Бобадилья] распорядился начать расследование моих неправильных действий, а представил он их в таком виде, что даже ад не знает подобного. Но на небе есть Господь Бог, который спас Даниила и трех отроков с такой мудростью и мощью и так, как было Ему угодно, ради вящей Его славы.

Я сумел бы уладить все, о чем шла здесь речь, да и многое другое, что произошло за то время, пока я находился в Индиях, если бы я дал себе волю заботиться о собственном благе и если бы я считал это достойным. Но именно потому, что я стоял на страже справедливости и способствовал приращению владений ее высочества как раз сейчас, когда найдено столько золота, я потерпел крушение{*}  Бернальдес в «Истории католических королей» отмечает, что Колумба подозревали в том, что он присваивает себе золото, добываемое на Эспаньоле. Когда же он задержал отправку золота в Кастилию, королям послан был донос, в котором, кроме обвинений в утайке золота, сообщалось еще, что адмирал намерен завладеть Эспаньолой. Ходили слухи, что Колумб собирается передать остров генуэзцам.


[Закрыть].

Разные мнения высказываются о возможности получения больших доходов: либо извлекать их грабежом, либо разработкой рудников.

За женщину здесь платят сто кастельяно, словно за возделанное поле, таков уж обычай, многие купцы рыщут тут в поисках девушек. В цене сейчас девяти– и десятилетние. Впрочем, немало можно заработать на женщине любого возраста.

Я утверждаю, что яростные поношения разнузданных людей причинили мне больше вреда, чем моя служба – пользы, а это дурной пример на нынешние и грядущие времена.

Клятвенно заверяю, что в Индии явилось много людей, которые не заслуживают в глазах Бога и всего мира воды святого Крещения, ныне они прибывают сюда, и он [Бобадилья] это допускает. Я утверждаю, что, когда я заявил командору [Бобадилье], что он не имеет права давать льготы, я сделал то, что он желал (hise yo lo qu’еl' deseava), хотя я ему говорил, что поступаю так, дабы оттянуть время, желая, чтобы их высочества узнали, что происходит в стране, и отдали бы новые распоряжения относительного всего, что надлежало бы сделать для их пользы.

Он [Бобадилья] возбудил всеобщую вражду ко мне, и по всему его поведению было видно, что он прибыл сюда, достаточно возбужденный против меня, потому, может быть, что он, как говорят, затратил немало средств, чтобы добиться этой должности. Впрочем, об этом я сужу только по слухам.

Я никогда еще не слышал, чтобы лицо, ведущее расследование, сговаривалось с мятежниками и привлекало их, а также и других особ, недостойных доверия и вероломных, в качестве свидетелей против того, кто управляет ими.

Если их высочества отдадут приказ учинить здесь всеобщее расследование, уверяю вас, что они сочтут величайшим чудом, что остров этот [Эспаньола] не был поглощен морем.

Ваша милость, я думаю, что когда буря, лишив мой корабль парусов, забросила меня в Лиссабон, я был облыжно обвинен в том, что я явился к португальскому королю, дабы передать ему Индии. Впоследствии их высочества узнали, что совсем иными были мои намерения и что наветы на меня были вызваны злобой.

Пусть у меня и мало знаний, но я все же не представляю себе, кто может счесть меня настолько глупым, чтобы предположить, будто я, даже если бы считал Индии своими владениями, мог надеяться удержать их без помощи государя. А если это так, от кого же я мог ожидать помощи и уверенности в том, что не изгонят меня из Индий, как не от короля и королевы, наших владык, ни за что оказавших мне столь великие почести, а ведь это величайшие государи как на суше, так и на море! Они же оценили мою службу и охраняли мои привилегии и пожалования, а если кто и нарушил их, то их высочества возместят мне ущерб с лихвой, как это было в деле Хуана Агуадо{*}  Хуан Агуадо – см. комментарий к «Мемориалу».


[Закрыть], и повелят оказать мне великие почести. И, как я уже говорил, они оценили мою службу, и дети мои стали их слугами, этого же не могло быть ни у какого другого государя, ибо там, где нет любви, и ничего другого нет.