Текст книги "Конституционализм как правовое основание социальной солидарности. Монография"

Итак, представительные органы – это органы, осуществляющие любой из ранее перечисленных видов политического представительства. Органы же народного представительства осуществляют только тот вид политического представительства, который соответствует характеристикам представительства народного.

Соответственно представительная демократия – это одна из двух форм народовластия, реализуемая с использованием народного представительства и его органов. Давая характеристику представительной демократии, следует обратить внимание на то обстоятельство, что обязательность органов народного представительства в демократическом государстве, с одной стороны, и их очевидная недостаточность в государственном механизме, неспособность обеспечить эффективность управления – с другой, породили существование различных трактовок представительной демократии в доктрине и законодательстве. В механизм косвенного народовластия включаются либо только органы народного представительства, т. е. выборные коллегиальные органы, либо все органы публичной власти. Так, ст. 6 французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. гласит, что все граждане имеют право принимать участие в создании закона лично или через своих представителей. Сфера деятельности и круг субъектов косвенной демократии в некоторых иных конституциях значительно шире. Например, в соответствии со ст. 3 Конституции РФ 1993 г. «народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления».

Представляется, что различие между двумя подходами к характеристике косвенного народовластия не столь велико, как это может показаться на первый взгляд. Действительно, организационный механизм, направленный на обеспечение выражения органами публичной власти воли и интересов народа, выглядит следующим образом. Важнейшие из органов публичной власти (издающие общие нормы права, определяющие политический курс, принимающие важнейшие решения на каждом уровне публичной власти) избираются населением, а все остальные органы формируются с участием этих выборных органов и так или иначе ответственны перед ними. В результате в демократическом государстве ни один из важных органов публичной власти не получает свои полномочия помимо воли народа, выраженной прямо или косвенно, в конечном счете источником полномочий любого органа публичной власти является народ. Важнейшими же среди них являются коллегиальные органы, непосредственно избираемые народом; на верхнем уровне публичной власти это парламент. Описанный механизм и должен обеспечивать в идеале выражение всеми органами публичной власти воли и интересов народа. Преобладающее влияние народа на публичную власть составляет суть демократии. По выражению А. Дж. Тойнби, демократия – это «система управления обществом, при которой исполнительная власть ответственна перед парламентом, представляющим народ»²⁷⁰. Поэтому представительная демократия как деятельность только выборных коллегиальных органов может быть охарактеризована как представительная демократия в узком смысле слова, а как деятельность всех органов публичной власти, производных от представительных – как представительная демократия в широком смысле.

Следует отметить, что в юридической литературе понимание представительной демократии в широком и в узком (собственном) смысле получило определенное отражение. Так, осуществляемое собственно выборными коллегиальными органами представительство населения и его интересов в доктрине иногда характеризуется как первичное. Прочие же органы, сформированные с участием выборных органов, производные от них, осуществляют вторичное представительство населения²⁷¹.

Модель же организации механизма публичной власти, в рамках которой представительные органы обладают приоритетным положением в механизме публичной власти, следует именовать представительным правлением²⁷². Оно предполагает, во-первых, привилегированное положение представительных органов в системе разделения властей, т. е. их верховенство по отношению к прочим органам публичной власти, выражающееся в юридическом верховенстве принимаемых ими актов – законов – при наличии монопольного права их принимать, а также в производности от них большинства иных органов и ответственности (в различной степени и в различных формах) последних перед ними. Во-вторых же, представительное правление характеризуется значительно большей интенсивностью использования в процессе управления государством и обществом представительной демократии по сравнению с демократией непосредственной. Представительное правление становится возможным только в условиях такого вида политического представительства, как народное представительство, возникающего с демократизацией общества.

Применительно к характеристике статуса парламента данный принцип именуется парламентаризмом, верховенством парламента или даже парламентским суверенитетом. Принцип верховенства парламента энергично отстаивал Дж. Локк, писавший, что «в конституционном государстве… может быть только одна верховная власть, а именно законодательная, которой все остальные подчиняются»²⁷³. Идея верховенства парламента получила наиболее обстоятельную проработку в трудах А. Дайси, который сформулировал принцип парламентского суверенитета²⁷⁴.

Следует иметь в виду, что принцип верховенства парламента и представительного правления в целом не стоит преувеличивать, тем более абсолютизировать. Это показала практика конституционализма уже на первом этапе его развития. Модель верховенства парламента, предложенная Дж. Локком, была реализована в американских штатах, но не воспринята авторами Конституции США 1787 г. как не оправдавшая себя. Ввиду преувеличения значимости парламента исполнительная власть соответствующих штатов не имела достаточной самостоятельности и оперативности, особенно необходимых в сложных политических и экономических условиях, в которых штаты оказались после провозглашения своей независимости от английской Короны²⁷⁵. Поэтому уже на начальном этапе конституционализма принцип представительного правления утвердился как не отменяющий принципа разделения властей, не будучи направленным на его подрыв, против него. Они вполне уживаются, поскольку парламентское верховенство не абсолютизируется, не подразумевает право парламента руководить работой двух других ветвей власти, давать им обязательные конкретные указания, подменять их или лишать самостоятельности. Оно означает, во-первых, верховенство правовых актов, принимаемых парламентом, т. е. законов; во-вторых, производность большинства прочих высших органов государственной власти от парламента, во всяком случае, они не могут быть сформированы без участия парламента; в-третьих, осуществление парламентом контроля за иными высшими государственными органами при существовании, впрочем, элементов встречного контроля. Так, согласно Конституции США все установленные ею полномочия принадлежат Конгрессу США. Члены президентского кабинета и судьи Верховного суда США назначаются Президентом с совета и согласия Сената. Палаты Конгресса могут осуществить в отношении Президента, министров, федеральных судей и ряда иных федеральных чиновников процедуру импичмента. Президент вправе наложить вето на законы, принятые Конгрессом, но палаты вправе его отклонить (ст. I, II, III Конституции США).

Таким образом, принцип парламентского верховенства (и представительного правления в целом) сочетается с принципом разделения властей, как сочетаются с ним фактическое доминирование в государственном механизме исполнительной власти, а также гипотетическая вероятность возвышения в нем судов, которые могут лишать юридической силы решения первых двух ветвей власти. Такое сосуществование множества противостоящих друг другу форм, отсутствие одного принципа, полностью подчиняющего себе общество, известный французский историк Ф. Гизо считал основной особенностью и главным достоинством европейской цивилизации, обеспечивающим гибкость и высокий интеллектуальный уровень управления, возможность корректировки и «освежающего начала»: «…в ней одновременно существуют все формы, все начала общественной организации… все состояния общества смешаны и перепутаны, причем ни одна из сил не получает решительного преобладания над прочими, не овладевает безусловно обществом»²⁷⁶. Дж. Ст. Милль по этому поводу писал, что доверие англичан к своей конституции основано на том, что ни одна из трех ветвей власти, каждую из которых конституция наделяет огромной властью, этой властью не злоупотребит²⁷⁷. Как видно, сотрудничество ветвей государственной власти в рамках демократического режима и признание ими права не только на существование друг друга, но и на лидерство в определенной сфере управления являет собой пример реализации принципа солидарности органического типа. Тем самым политическая элита, находясь постоянно на виду у населения, задает тон в укреплении начал солидарности, в основе которой находится толерантность.

Необходимо учитывать, что хотя представительное правление может сложиться только в условиях существования народного (а не сословного) представительства, народное представительство, во всяком случае на практике, может и не привести к установлению представительного правления – в условиях фактической слабости и низкой степени самостоятельности органов народного представительства.

Разумеется, в механизм представительного правления формально не вписывается институт монархии, поскольку монархи получают полномочия по наследству, т. е. не от народа или его представителей. Поэтому с главной идеей и прочими принципами конституционализма монархия совместима лишь в своей парламентарной разновидности, при которой полномочия монарха являются весьма ограниченными, что полностью подтвердилось исторической практикой развития конституционализма.

Таким образом, народное представительство является базовым среди анализируемых понятий и наиболее богатым по содержанию типом политического представительства (что сообщается и органам народного представительства), включая в разных комбинациях и в разном соотношении по сути все вышеперечисленные профессором А. Уилом виды представительства. Так, на общенациональном уровне – в функционировании парламента – однозначно должно доминировать (и этому соответствуют законодательные модели) уполномоченное представительство – с учетом того, что парламент избирается и при этом парламентарии в демократических государствах обладают свободным мандатом. Однако оно обогащается «примесью» всех прочих видов представительства.

Например, ответственным оно становится как минимум в период выборов. Элемент независимого представительства также имеется в механизме народного представительства, поскольку, с одной стороны, в выборах органов публичной власти, призванных выражать и согласовывать интересы всего населения, участвуют лишь совершеннолетние дееспособные индивиды (преимущественно – граждане). Видимо, законодатель исходит из того, что интересы несовершеннолетних (а также недееспособных) в процессе голосования выражают их законные представители, точно так же в целом ряде стран законодатель относится к выражению законопослушными избирателями интересов осужденных преступников. С другой же стороны, в своей деятельности как представители всего населения парламенты принимают законы, направленные на особую защиту детей, недееспособных лиц, иностранцев, т. е. тех категорий населения, которые в выборах не участвовали, но нуждаются в особом покровительстве со стороны государства. Имеются в народном представительстве и элементы ассоциативного представительства. Так, безусловно, доминирование в парламенте той или иной партии и идеологии либо их симбиоз, эффективность работы парламента, его самостоятельность символизируют «народный дух», царящий в стране, вызывая ассоциации с национальным менталитетом и характером.

В наименьшей степени, пожалуй, в рамках народного представительства присутствует и должен присутствовать элемент описательного представительства (представительства сходства), хотя имеется и он. Его сфера, как правило, ограничивается и должна ограничиваться «идеологическим копированием», т. е. адекватным соотношением сторонников крупных влиятельных идеологий в парламенте по сравнению с реально существующим в обществе. К обеспечению такого соответствия законодательство, как правило, должно стремиться, используя подходящие избирательные системы и отдавая в избирательном процессе предпочтение партиям как носителям той или иной идеологии (исключения, т. е. использование избирательных систем, допускающих явные искажения, могут быть сделаны лишь в крайних случаях – когда есть необходимость нейтрализовать экстремистские партии).

Значительно более непростым является вопрос о целесообразности адекватного соотношения в парламенте и иных представительных органах различных социальных групп (этнических, религиозных, возрастных, гендерных, профессиональных, корпоративных, поселенческих и территориальных, имущественных и т. п.). Представляется, что общее правило здесь должно быть противоположным: законодательству не следует стремиться к тому, чтобы парламент такое соотношение воспроизводил, т. е. был уменьшенной копией социальной структуры общества, поскольку это вряд ли совместимо со свободными выборами, предполагающими выбор политического курса и отбор лучших. Кроме того, акцент на различиях, а не на сходстве способен спровоцировать эскалацию противоречий как во взаимоотношениях между названными социальными группами, как в самом обществе, так и между их представителями в парламенте. Поэтому распределение мест в представительных органах между различными социальными группами и воплощение в составе парламента идеи описательного представительства вряд ли оправданно.

Однако есть исключения, применяемые в комплексе с другими мерами по преодолению явно несправедливых или вызывающих социальную напряженность диспропорций. Так, традиционно верхние палаты парламентов во многих странах выражают и согласовывают интересы территориальных единиц государства – первоначально данная идея была реализована в США с целью не допустить законодательной и иной дискриминации именно малых штатов, а затем была заимствована иными государствами, хотя ее антидискриминационное предназначение как защитницы населения малых территориальных единиц теперь почти забыто. В последние годы в мире в целях преодоления фактических неравных возможностей мужчин и женщин по самореализации наметилась тенденция к установлению повышенных гарантий представительства женщин в парламенте и иных представительных органах. Недостаточное в современных условиях присутствие молодежи в политике и в выборных органах, в частности, привело к снижению в последние годы в ряде стран (Соединенное Королевство, Франция) возрастного ценза для пассивного избирательного права. Наконец, некоторые государства стремятся законодательно сгладить неадекватность национально-религиозного состава парламента реально существующему соотношению данных социальных групп. Все это расширяет начала описательного представительства парламента и выборных коллегиальных органов местного самоуправления. Однако к такому расширению надо относиться весьма осторожно, отдавая себе отчет в его негативных эффектах и применяя его строго дифференцированно, в виде исключения, т. е. только в случаях явного доминирования эффекта повышения солидарности среди населения над возможными негативными последствиями его разобщения.

Итак, народное представительство является особой разновидностью политического представительства, высшей ступенью его развития. В подобном же соотношении находятся понятия «представительные органы» и «органы народного представительства»: первое понятие является более объемным, охватывая не только органы народного представительства, но и исторически предшествующие им органы, призванные заботиться об интересах населения. Только в условиях народного представительства возможно представительное правление. Именно оно создает основу для эффективного функционирования представительной демократии.

Как и демократия непосредственная, она имеет достоинства и недостатки. Достоинства очевидны. Это создание институционального, правового, идеологического и психологического механизма усиления в деятельности политической элиты ориентации на интересы населения, обеспечения ее солидарности с населением – по сравнению с предшествующими ей моделями управления, не предполагавшими участия населения в управлении и его систематического влияния на публичную власть. По сравнению же с непосредственной демократией представительная обладает качествами системности, непрерывности управления, дает возможность повышения его компетентности и ответственности.

Однако данный потенциал представительной демократии полностью не реализован ни в одном государстве. Это связано как с недостаточным использованием данного позитивного потенциала представительной демократии, так и с наличием у данного института ряда внутренних дефектов.

Относительно возможности выборных органов представлять народ и его интересы целый ряд сомнений высказывал противник данного института Ж. Ж. Руссо. Такие сомнения были вызваны прежде всего наличием у избранных депутатов, как и у любых людей, собственной воли и интересов, делающих проблематичным представительство чужих интересов; а также появлением на политической сцене партий, тоже неизбежно преследующих собственные – корпоративные – интересы, что тоже ставит под вопрос возможность адекватного выражения интересов населения на выборах с их участием²⁷⁸.

К данным сомнениям можно добавить ряд других. Например, невозможность и нецелесообразность участия всего населения страны в народных голосованиях и соответственно в формировании органов народного представительства, что порождает сложности и неясности в определении представляемого субъекта (субъектов)²⁷⁹, а также вопросы о том, может ли орган, избранный лишь частью населения, претендовать на то, чтобы считаться выразителем интересов и воли всего этого населения, т. е. народа (тем более что во времена зарождения конституционализма в выборах участвовала вообще мизерная доля населения). Данные вопросы, впрочем, снимаются, если признать, что в рамках народного представительства непременно существует и должен в разумных пределах существовать элемент независимого представительства, о чем выше шла речь.

Неосуществимость принципа народного суверенитета в его буквальном понимании в рамках представительной демократии обнаружилась и в многочисленных отклонениях от классической схемы в работе парламента как выразителя народных интересов: господство в нем партий и экономических интересов, необъективная партийная политика по назначению на должности, опасность разжигания политических конфликтов в обществе, не склонном к поискам компромисса, «правление дилетантов», популизм и неделовитость парламентских речей, разрушительные методы парламентской обструкции, снижение эффективности управления, злоупотребление парламентскими иммунитетами и иными привилегиями, коррупция, перемещение законотворчества в парламентские комитеты и министерства, соответственно, его закрытость, реальная ответственность парламентариев перед партиями, которая ослабляет их связь с избирателями, что усугубляется использованием пропорциональной избирательной системы, – вот перечень недостатков, присущих парламенту, на которые традиционно и давно обращалось внимание в научной литературе и публицистике²⁸⁰.

С учетом того обстоятельства, что и непосредственная, и представительная демократия имеют как достоинства, так и недостатки, с самого начала утверждения конституционализма политическая практика пошла по пути компромисса²⁸¹ (вследствие чего различие между народным и национальным суверенитетом стерлось): во всех демократических государствах на разных уровнях публичной власти и, как правило, на постоянной основе, стали действовать периодически избираемые коллегиальные органы, осуществляющие нормативное регулирование, формирующие и контролирующие иные органы публичной власти и принимающие важнейшие управленческие решения, т. е. органы народного представительства. Вместе с тем существуют и механизмы непосредственного принятия избирателями тех или иных решений. Тем самым в качестве форм народовластия утвердились как представительная, так и непосредственная демократия, что и сегодня является аксиомой теории народного суверенитета²⁸², получающей формальное отражение и в законодательстве, и на практике. Первым правовым актом, соединившим идею народного суверенитета с идеями непосредственной демократии и народного представительства как формами его реализации, стала французская Декларация прав человека и гражданина 1789 г., которая провозгласила: «Источник всякого суверенитета зиждется… в нации» (ст. 3); «Закон есть выражение общей воли. Все граждане имеют право принимать участие лично или через своих представителей в создании закона» (ст. 6).

Несмотря на очевидную невозможность реализации в буквальном понимании, а также быстро обнаружившиеся дефекты обеих форм его осуществления, принцип народного суверенитета благодаря его огромной гуманистической составляющей, направленной на укрепление солидарности политической элиты с населением, а также самого населения в стремлении отстаивать свои интересы в процессе осуществления управления обществом и государством, получил широкое признание и в конституционной доктрине, и в законодательстве. Об этом уже говорилось. Будучи отраженным уже в самых первых конституциях, принцип народного суверенитета благодаря своему огромному гуманистическому, интеграционному и созидательному потенциалу «мало-помалу обошел весь мир; и там, где он устанавливался, он вызывал глубокие изменения в учреждениях, происшедших из другого источника и одновременно принятых современными нациями, т. е. в представительном правлении и парламентаризме», – справедливо отметил значение данного принципа известный французский историк права и государствовед профессор Ж. П. Эсмен (1848–1913)²⁸³. Профессор П. И. Новгородцев, также признавая огромную конструктивную роль принципа народного суверенитета, подчеркивал, что «для практики, как и для теории правового государства, идея народного суверенитета представляла центральный движущий нерв, живую душу всех выводов и построений. Гармонический образ этой идеи… сообщал соответствующую гармонию и всему представлению о правовом государстве, ставил для него ясную и понятную цель»²⁸⁴. Следует отметить, что гуманистическую направленность принципа народного суверенитета отмечали даже его противники. Например, профессор С. А. Корф, не признавая за народным суверенитетом юридического значения, тем не менее оценивал его как «начало политическое, которым должна выражаться мысль существования государственной организации для народа, а не наоборот»²⁸⁵.

Итак, конституционные принципы, характеризующие демократическое государство, содержа в себе, как и прочие принципы конституционализма, некоторое преувеличение и оказавшиеся неосуществимыми в их буквальном понимании, оказали и продолжают оказывать огромное влияние на человечество, способствуя его движению к идеалам гуманизма и солидарности.

2.3. Принцип светского государства в период раннего конституционализма: роль в обеспечении социальной солидарности

Одним из ведущих принципов конституционализма с самого начала его возникновения выступает светское государство. Его роль в укреплении органической социальной солидарности трудно переоценить ввиду его огромного вклада в преодоление ксенофобии и утверждение в обществе духа толерантности. Светское государство – это государство, признающее свободу совести, т. е. вероисповедания и атеизма, а также равноправие людей независимо от религиозной принадлежности и осуществляющее поэтому управление обществом без непосредственного влияния догматов той или иной религии и иерархов той или иной церкви.

Антиподом светского государства является государство теократическое, в котором одна из религий является общеобязательной, основные сферы жизнедеятельности регулируются нормами религии, государство преследует цель реализации религиозных предписаний и на ее достижение, т. е. на распространение и охрану норм, считающихся божественными, ориентирована работа государственного механизма²⁸⁶. Промежуточной между теократической и светской моделями является государство клерикальное. В его рамках провозглашается свобода вероисповедания, церковные и государственные институты структурно и функционально разделены, но одна из конфессий и, соответственно, церквей имеет более привилегированное положение, чем прочие²⁸⁷. Например, только ее приверженцы могут или даже должны занимать те или иные позиции в государственном механизме, лишь она пользуется финансовой и идеологической поддержкой государства и т. п. Тем не менее, влияние религии и церкви не является столь системным, глубоким и непосредственным, как в теократическом государстве. Разумеется, в клерикальном государстве человек, придерживающийся религиозных убеждений, отличных от тех, которым покровительствует и оказывает предпочтение государство, испытывает определенные ограничения в правах (право на доступ к выборным мандатам и государственной службе) и возможностях их реализации (трудности поддержания финансовой базы функционирования соответствующей религиозной организации), но не оказывается вынужденным отказываться от религиозных убеждений или скрывать их под угрозой лишения его важнейших для человека ценностей и благ (жизни, здоровья, свободы, достоинства и т. п.).

Исторически государства в мире зародились как теократические. Во всяком случае, теократия была основой управления в большинстве государств древности. Такое положение вещей представляется вполне естественным, поскольку одним из самых старых социальных регуляторов были религиозные нормы, долго сохранявшие свою первостепенную значимость. Поэтому либо власть глав государств – политических лидеров – фараонов, царей, ханов и т. п. – обожествлялась (они считались наместниками Бога на земле или вообще богами), что делало вполне логичным проявление ими заботы о реализации в жизни управляемого ими народа религиозных предписаний; либо священнослужители (пророки, жрецы, папы и т. д.) претендовали на обладание политической властью.

Яркий образец первой модели представляли собой древние восточные государства, например Древний Египет, в котором фараоны осуществляли управление согласно своим религиозным убеждениям и считались богами или сыновьями богов. Как писал основоположник отечественной египтологии академик Б. А. Тураев, «в Египте с самого древнего времени и до конца египетской культуры верили, что царь – бог при жизни и по смерти… Его божественное достоинство не возбуждало сомнений и требовало этикета, приближающегося к храмовому культу… Имя его не произносилось всуе…»²⁸⁸. В Средние века многие черты теократического государства данной модели были воплощены в Священной Римской империи, монархи которой претендовали на верховную духовную власть на ее территории и роль защитника и покровителя европейской христианской церкви.

Наиболее яркими примерами второй модели теократического государства выступали просуществовавшая более тысячелетия (756–1870 гг.) Папская область, а также Арабский халифат (632–1517 гг.).

Теократический характер государства способствовал сплочению населения древних и средневековых государств и государственно-подобных образований. Это объясняется тем, что население это было в основном моноэтническим, моно– и глубоко религиозным, что обеспечивало очень высокую роль религиозных норм как социальных регуляторов. Однако с течением времени под влиянием ряда обстоятельств теократическая модель управления перестала выполнять роль гаранта социальной солидарности. Это обусловило нарастание серьезных изменений во взаимоотношениях между государством и церковью. Представляется, что их постепенное размежевание можно считать одной из магистральных тенденций развития политической и духовой сфер жизнедеятельности общества на протяжении всей истории его существования.

Главными причинами действия данной тенденции были образование поликонфессиональных государств и развитие атеистического мировоззрения, имевшие место, в свою очередь, под воздействием комплекса причин в их различных сочетаниях (военные захваты одних государств другими, объединение разных народов в тех или иных целях, географическая миграция населения, распространение новых религий харизматическими личностями, стремление монархов освободиться от власти церковных иерархов, развитие науки, зарождение атеизма и т. д.). Именно в таких государствах осуществление нейтрального в религиозном отношении управления обществом стало актуальной задачей и даже насущной необходимостью для сохранения единства страны. Поэтому под давлением приверженцев различных конфессий политическая элита и лидеры государств постепенно дистанцировались от религиозных объединений, приобретали независимость от них, проявляли нейтральное отношение к ним и лояльность к вероисповеданию населения: постепенно происходил процесс приватизации религии²⁸⁹, т. е. признания ее частным делом. Это и означало приобретение соответствующими государствами светского характера.

Первыми идею о целесообразности отделения церкви от государства и автономности религиозных общин четко сформулировали английские индепенденты, не признававшие за государством право на какое бы то ни было вмешательство в дела совести²⁹⁰. Однако светский характер государства, выражающийся в его религиозном нейтралитете, утверждается с огромным трудом. Так, католическая церковь в энциклике Папы Пия IX 1864 г. признала греховность религиозного нейтралитета государства²⁹¹. Тем не менее идея светского государства ввиду ее явно гуманистического начала и высокого потенциала обеспечения органической солидарности постепенно стала распространяться в мире.

Таким образом, основная идея светского государства, смысл установления данного принципа и его сущность заключаются в том, чтобы ни один человек не был вынужден под угрозой наступления неблагоприятных для себя последствий подчиняться нормам религии, которые он не разделяет: «Если дух человека развивается свободно, – писал А. де Токвиль, – он стремится привести в соответствие политическое общество и религиозные институты»²⁹². С другой стороны, данный принцип направлен на предотвращение раздробления населения по религиозному признаку, возникновения на данной основе – с учетом огромной значимости веры и интенсивности религиозных чувств у значительной части населения, особенно в прошлом – вражды, ненависти и как результат – социальной напряженности, которая может привести к состоянию гражданской войны и распаду государства. Как видно, светское государство имеет двоякое предназначение. Его следует рассматривать как одну из гарантий, во-первых, свободы личности, а во-вторых, сохранения единства и стабильности государства, а также его суверенитета, предполагающих высокую степень солидарности членов соответствующих сообществ.