Текст книги "Конституционализм как правовое основание социальной солидарности. Монография"

Инициативы ООН были поддержаны на наднациональном уровне. В 1989 г. по инициативе Совета Европы в Страсбурге был проведен семинар, посвященный вопросам «демократии, основанной на паритете». В 1992 г. по инициативе Комиссии Европейских сообществ состоялся саммит по проблемам участия женщин в правительстве. В 2003 г. Комитетом министров Совета Европы была принята резолюция, рекомендовавшая европейским странам довести присутствие женщин в органах публичной власти до 40 %. Проводятся различные международные мероприятия (например, состоялось четыре конгресса женщин), создаются международные организации, например Международная демократическая федерация женщин, действующее в рамках ЕС Европейское женское лобби (European Women’s Lobby). В 2008 г. Европарламентом был утвержден представленный последней из перечисленных организаций всеобъемлющий доклад «Системы избирательных гендерных квот и их применение в Европе». В мае 2014 г. Европарламент опубликовал исследование гендерной составляющей избирательных систем 28 государств – членов Евросоюза, в котором оценил гендерное квотирование как одно из наиболее значительных инновационных изменений национального законодательства о выборах последнего времени³⁸⁸.

Целый ряд стран развивает свое законодательство во исполнение названных рекомендаций. Изменения затрагивают уровень как конституции, так и текущего законодательства.

Так, в целях обеспечения гендерного равенства реальных возможностей в 1994 г. п. 2 ст. 3 германского Основного закона, провозглашающего равноправие мужчин и женщин, был дополнен положением о том, что «государство поощряет фактическое проведение в жизнь равноправия женщин и мужчин и содействует устранению существующих невыгод». В раздел первый Конституции Франции в 1999 г. были внесены поправки, требующие, чтобы законы страны способствовали равному доступу женщин и мужчин к получению выборных мандатов и выборных должностей (ст. 1), а также чтобы воплощению в жизнь данного принципа содействовали политические партии и группировки (ст. 4). Аналогичная норма была включена в 2003 г. в ст. 51 Конституции Италии, провозгласившую право мужчин и женщин на равный доступ к государственной службе и на занятие выборных должностей: поправка требует, чтобы республика соответствующими мерами способствовала реализации данных возможностей. Конституция Парагвая 1992 г., провозглашая равные права мужчин и женщин, обязывает государство содействовать созданию условий и адекватных механизмов реального и эффективного гендерного равенства, устранять мешающие или затрудняющие его осуществление препятствия, облегчать участие женщин во всех сферах жизни нации (ст. 48), а также способствовать доступу женщин к занятию государственных должностей (ст. 117).

С целью воплощения в жизнь упомянутых конституционных установок весьма значительное количество государств установило квоты присутствия женщин во властных структурах. Первой страной, где гендерные квоты были закреплены законодательно, была Швеция. В 1994 г. были внесены поправки в Закон о равенстве, в соответствии с которыми представительство мужчин и женщин во всех властных структурах не должно быть меньше 40 %. Квоты не распространялись, однако, на профсоюзы, организации предпринимателей и частные компании³⁸⁹.

Как отмечалось в упомянутом опубликованном Европарламентом докладе, в настоящее время более чем 60 государств мира ввели квоты применительно к национальным выборам. Это 21 из 28 стран ЕС, 14 государств Латинской Америки и Карибского бассейна³⁹⁰, ряд государств Азии (например, Индия, Пакистан, Бангладеш, Афганистан и др.) и Африки (например, Руанда, Эфиопия, Тунис, Южный Судан, Намибия и др.), Узбекистан (с 2004 г.), Кыргызстан (с 2007 г.) и Молдова (с 2014 г.) на постсоветском пространстве. Квоты составляют от 20 до 50 %.

В еще примерно 50 странах квотирование применительно к выдвижению кандидатов или соотношению избранных от партии депутатов добровольно устанавливают в своих уставах политические партии.

Типы гендерного квотирования, существующие в мировой практике, можно подразделить на законодательный и партийный, а также на гибкий и жесткий. Законодательный означает установление квот в правовых актах государства, а партийный – принятие на себя соответствующих обязательств политическими партиями. Законодательные квоты закрепляются в конституциях, законах о выборах, о политических партиях, о местном самоуправлении, о государственной службе, о компаниях и т. п. Партийные квоты получают отражение в уставах политических партий. При этом жесткая квота – это минимальное фиксированное количество женщин в том или ином органе при законодательном квотировании или избранных (назначенных) от конкретной партии – при партийном квотировании. Гибкие квоты предполагают гендерный баланс выдвигаемых партиями кандидатов (а не избранных депутатов, назначенных министров и т. п.).

Доминируют сегодня гибкие квоты. Так, гибкие законодательные квоты установлены в настоящее время в 37 странах мира³⁹¹. Например, именно они по состоянию на май 2014 г. установлены в законодательстве о выборах в Европарламент семи стран ЕС. Это Бельгия, где кандидаты-женщины должны составлять не менее 50 % выдвигаемых каждой партией кандидатов, Франция (50 %), Греция (⅓), Польша (35 %), Португалия (33 %), Словения (35 %), Испания (40 %).

Требования гибких квот установлены законом и применительно к выборам в национальные парламенты, а также в органы регионального управления и местного самоуправления – например, в Аргентине, Бельгии, Польше, Франции, Швеции, ФРГ, Кыргызстане, Узбекистане, Молдове, Намибии. В Аргентине существует дополнительное положение, по которому женщины должны занимать выигрышные позиции, т. е. их фамилии не должны располагаться лишь в конце партийного списка. Во Франции женщины должны составлять половину списка кандидатов каждой партии при проведении выборов по пропорциональной избирательной системе, причем фамилии женщин и мужчин должны чередоваться строго через одну (при этом списки являются жесткими, что дает гарантию представительства женщин в Сенате, региональных и местных органах). Кроме того, половину кандидатов, выдвигаемых каждой партией в одномандатных округах при проведении выборов депутатов Национального собрания, тоже должны составлять женщины. Французский закон от 6 июня 2000 г.³⁹² о поправках в Избирательный кодекс, устанавливающий указанные правила гендерного паритета, предусматривает и санкции за нарушения партиями этих требований: партии, представившие списки кандидатов, не соответствующие требованиям паритета, не допускаются к участию в соответствующих выборах. Если же требования паритета нарушены при выдвижении мажоритарных кандидатов, на соответствующую партию налагаются финансовые санкции (сокращение государственного финансирования соответствующей партии). В Польше новый Избирательный кодекс 2011 г.³⁹³ устанавливает, что не менее 35 % кандидатов в партийных избирательных списках, а также среди кандидатов-одномандатников, выдвигаемых одной партией, на выборах всех уровней должны быть представителями женского пола.

Добровольные партийные квоты (тоже в основном гибкие) для выборов Европарламента существуют в разных масштабах (в смысле установления их для себя неодинаковым количеством действующих в стране партий) в 14 государствах – членах ЕС. Это Австрия (три партии установили для себя квоты), Хорватия (одна партия), Кипр (две партии), Чехия (одна), ФРГ (четыре), Румыния (две), Словения (одна), Швеция (три), Соединенное Королевство (одна партия – Лейбористская). Квоты установлены в диапазоне от 20 % (Венгерская социалистическая партия) до 50 % (целый ряд партий, включая британских лейбористов, австрийских зеленых, Демократическую партию Италии и т. д.). Существуют и иные механизмы стремления партий к расширению возможностей женщин по участию в управлении. Например, на каждом партийном съезде немецкого ХДС генеральный секретарь докладывает о положении с обеспечением равных возможностей женщин и мужчин³⁹⁴.

Жесткие законодательные квоты, согласно которым женщины должны составлять определенную часть избранных парламентариев, установлены в законодательстве о выборах развивающихся стран, в основном, в национальные парламенты. Так, в соответствии с Конституцией Ирака 2005 г. представительство женщин в Совете представителей – нижней палате федерального парламента должно составлять не менее четверти (п. 4 ст. 47). Интересный механизм квотирования предусмотрен Конституцией Бангладеш. В соответствии с поправкой, внесенной в 2004 г. в ст. 65 Конституции 1972 г., однопалатный парламент страны – Национальное законодательное собрание – состоит из 300 избираемых населением депутатов, которые после своего избрания избирают еще 45 депутатов-женщин. Тем самым из 345 мест в парламенте как минимум 45 гарантировано женщинам. Впрочем, как подчеркнуто в Конституции, такое резервирование не препятствует избранию в парламент женщин посредством прямых выборов. Устанавливает квоты для женщин в избираемых органах и Конституция Туниса 2014 г. (ст. 34, 46).

Следует отметить, что квотирование дает определенные результаты в смысле увеличения представительства женщин в политических управленческих структурах – особенно в странах, в которых его установление подкреплено продуманными механизмами. Те цифры присутствия женщин в парламентах мира, которые были приведены выше, являются приблизительно в два раза большими, чем те, которые существовали по состоянию на 1995 г., начиная с которого, как принято считать, квотирование стало тенденцией³⁹⁵.

Резервирование же, не сопровождающееся детальной регламентацией процедур и иных гарантий его реализации, дает более скромные результаты, но все же приводит к некоторому увеличению числа женщин во властных структурах, несмотря на сопротивление политике гендерного паритета, нередко оказываемое политическими партиями³⁹⁶. Например, в Польше – во многом из-за несовершенства механизмов, содержащихся в Избирательном кодексе, партии располагают женские фамилии в конце списков, а в рамках мажоритарной избирательной системы выдвигают их лишь в тех округах, где соответствующая партия обречена на поражение, т. е. чисто формально. Из-за несовершенства законодательства и сопротивления партий в Польше проведение выборов после установления квот кандидатов дало не очень значительное увеличение числа женщин в представительных органах. В результате выборов 2007 г. женщины занимали лишь 20 % от общего числа мест в Сейме и 8 % в Сенате. После парламентских выборов, проведенных в 2011 г. уже на основе нового Избирательного кодекса, ситуация стала немного лучше – теперь в Сейме 110 женщин (23 %, т. е. на 16 человек больше, чем в течение предыдущего созыва) и 13 женщин (13 %, т. е. на 5 человек больше) в Сенате³⁹⁷.

Заметно возрастает в последние годы и число женщин в правительствах различных государств. Так, в правительстве Франции Ж. М. Эро 17 женщин из 35 его членов; в ФРГ – 7 из 17. Первенство по числу женщин, занимающих министерские посты, принадлежит Финляндии – там 63 % Кабинета министров составляют женщины. В Норвегии и Испании женщины занимают более половины кресел в правительстве (по 53 %), в США – 33 %; России 17 % министров – женщины.

Как видно, впечатляющих результатов удалось добиться в основном западным странам, активно проводящим политику выравнивания гендерных возможностей, в том числе – посредством установления квот. В общемировых же масштабах результаты выглядят скромнее. Согласно последним данным ООН, сегодня в 10 % стран главы государств и правительств – женщины. Лишь в 28 странах мира женщины составляют по крайней мере 30 % депутатов парламентов. В США женщины – это 17 % парламентариев, в России – лишь 11 %³⁹⁸. Как видно, несмотря на постепенное увеличение числа женщин в правительствах и парламентах, в значительной части государств они по-прежнему остаются там в меньшинстве.

Примечательно, что форсирование представительства женщин в высших эшелонах управления распространяется в ряде стран не только на сферу публичной власти: тенденция способствовать законодательными мерами раскрытию интеллектуального и творческого потенциала женщин охватила не только избирательное, но и корпоративное право. В данной сфере также применяется как жесткое, так и гибкое квотирование. Семь стран Евросоюза в настоящее время законом ввели квоты для женщин в руководящих структурах крупного бизнеса (как государственных, так и частных). Это Норвегия, Бельгия, Франция, Испания, Италия, Нидерланды и Исландия. Проекты аналогичных законов обсуждаются сейчас в Германии и Швеции. За пределами Европы квоты для женщин в руководящих органах государственных компаний установили еще 10 стран, как для государственных, так и для частных компаний; они из всех неевропейских стран существуют лишь в Малайзии³⁹⁹.

Первопроходцем на данном пути была Норвегия. Там впервые в мире в 2003 г. законом введены квоты для женщин в наблюдательных советах крупных компаний. Данный закон обязал компании к 2008 г. довести число женщин в советах директоров до 40 %. За неисполнение закона компаниям грозят штрафные санкции. Нововведение дало результаты: если на момент принятия соответствующего закона женщины занимали лишь 7 % мест в советах директоров публичных компаний, то сегодня Норвегия – рекордсмен по доле женщин в бизнес-элите. С 2008 г. в почти 400 зарегистрированных концернов действует «женская квота» в 40 %. Причем, по словам норвежского министра по делам детей, равноправия и интеграции Э. Люсбаккен (наличие такого министерского портфеля само по себе красноречиво и примечательно), упомянутый закон способствовал увеличению количества женщин в топ-менеджменте в целом, т. е. также в компаниях, не затронутых законом о квотах. В 2007 г. похожий закон был принят в Испании, там 40 %-ная квота намечена на 2015 г. Испанский закон носит более мягкий и рекомендательный характер, никаких санкций против компаний не предусмотрено. Третьей страной, которая сочла возможным законодательно вмешиваться в подбор руководителей бизнесом, причем наиболее радикально, стала Франция. 13 января 2011 г. парламентом был принят закон, согласно которому к 2017 г. 40 % мест в советах директоров публичных компаний, а также компаний с оборотом более 50 млн евро в год должны занимать женщины. За нарушение квоты грозят серьезные санкции: назначение директоров-мужчин в таком случае будет считаться нелегитимным, более того, без необходимых 40 % женщин компаниям будет запрещено оплачивать работу всего совета⁴⁰⁰. По оценкам хедхантеров, чтобы выполнить требования упомянутого закона, компаниям придется в ближайшие годы нанять на руководящие посты около 1350 женщин⁴⁰¹.

Евросоюз планирует обязать все государства-члены ввести подобные квоты. Вопрос о квотировании поставлен и в повестку дня Евросоюза. Так, в 2012 г. принята Директива Европейского парламента и Совета Европы об улучшении гендерного баланса среди членов совета директоров, не являющихся исполнительным лицом в компаниях, зарегистрированных на фондовых биржах⁴⁰².

Мягкое же квотирование предполагает лишь обязательное участие в конкурсе на одно место представителей обоих полов. В Швеции мягкое квотирование является обязательным в конкурсах на руководящие посты не только в политических структурах, но и в экономических.

Следует отметить, что позитивные действия по выравниванию фактических возможностей мужчин и женщин по самореализации в частном секторе предусмотрены в ряде государств и на региональном уровне. Так, весьма разветвленным в данной сфере является земельное законодательство в ФРГ, предусматривающее как квотирование, так и оказание женщинам предпочтения перед мужчинами при приеме на работу и карьерном росте в сферах, где они представлены непропорционально – до тех пор, пока пропорция не будет достигнута. 21 сентября 2012 г. законодательный орган федеральной земли Гамбург Бюргершафт принял закон о введении 40 %-ной квоты для женщин в совете директоров и/или иных наблюдательных советах коммерческих предприятий, продающих акции на биржах. Данные требования должны быть введены в компаниях в два этапа к 1 января 2023 г.

Интересно, что конституционные суды земель, Федеральный конституционный суд ФРГ, а также ЕСПЧ неоднократно признавали положения законодательства земель о позитивных действиях в отношении женщин противоречащими конституционному и конвенциональному принципу равноправия⁴⁰³.

Повышенное внимание законодательства к обеспечению вовлеченности женщин в сферу публично значимой интеллектуальной деятельности, прежде всего квотирование, оценивается неоднозначно не только судебной практикой, но и общественным мнением, политиками, а также научным сообществом. Оно вызывает вопросы, сомнения, непонимание и неодобрение определенной части общества и требует некоторых пояснений.

В самом деле, по справедливому замечанию Дж. Ст. Милля (1806–1873), свободные выборы просто по определению не способны обеспечить в составе представительного органа слепок социальной структуры общества⁴⁰⁴. Никогда парламенты и иные представительные органы демократических государств не были таким слепком и не претендовали на это: в их составе всегда мало были представлены рабочие и представители иных неинтеллектуальных профессий, а также малообеспеченные граждане и женщины (такое положение вещей традиционно служило мишенью критики со стороны социалистической государственно-правовой доктрины и пропаганды, что само по себе выступает убедительным доказательством невозможности отражения свободно избранным представительным органом социальной структуры населения от противного: общеизвестно, что более или менее точное воспроизведение составом социалистических представительных органов социального состава населения являлось результатом партийной разнарядки, а не результатом свободного волеизъявления избирателей). Более того, именно относительно представительства женщин в выборных органах тот же Дж. Ст. Милль писал (правда, отстаивая избирательные права женщин), что разграничение прав избирателей и избираемых по признаку пола столь же глупо и неоправданно, сколь и разграничение таких прав в отношении людей разного роста или цвета волос⁴⁰⁵. Это замечание можно отнести в принципе и к отправлению любых должностей и функций: подбор кадров должен осуществляться исходя из уровня квалификации и профессионализма претендентов, а никак не из их половой принадлежности.

Тем не менее следует констатировать, что в настоящее время, по-прежнему не стремясь к обеспечению адекватного представительства всех слоев населения в представительных органах, законодательство о выборах и политических партиях целого ряда «старых» демократий стало проявлять особую заботу об обеспечении представительства именно женщин. Почему возникла данная тенденция и насколько она обоснованна?

Представляется, что внимание законодательства к обеспечению политических (права быть избранными и права на равный доступ к государственной службе) и трудовых прав именно женщин обусловлено прежде всего тем, что именно их недостаточная представленность на руководящих позициях вступила в настоящее время в очевидное противоречие с постулатами социальной справедливости. Действительно, в течение тысячелетий, когда традиционное общество требовало разграничения функций мужчин и женщин и при этом для создания общественного продукта достаточно было задействовать половину населения, притом более сильную физически, а образом жизни человечества и вопросом выживания той или иной общности была война, требовавшая опять же участия наиболее сильных физически членов общества, т. е. мужчин. В то же время условия традиционного общества требовали постоянного присутствия дома кого-либо из членов семьи (с целью поддержания тепла, воспитания детей, ведения хозяйства). Для этого физической силы требовалось меньше, поэтому данные функции выполняли женщины. Все это обусловило строгое разграничение социальных ролей мужчин и женщин и сделало мужскую часть населения наиболее уважаемой и психологически воспринимаемой как наиболее социально значимой, одновременно создавая лучшие условия для интеллектуального развития мужчин по сравнению с женщинами, что, в свою очередь, сформировало предпосылки для имущественной зависимости женщин от мужчин. В таких условиях, естественно, в работе социально значимых институтов участие принимали только мужчины. С появлением выборных представительных органов в полной мере это стало относиться и к их формированию.

В индустриальном обществе условия социальной жизнедеятельности коренным образом изменились. Участие женщин в создании общественного продукта стало необходимым (технический прогресс в индустриальном обществе чрезвычайно расширил масштабы общественного производства, в котором использования в качестве рабочей силы только мужчин оказалось недостаточным) и возможным (новые технологии предполагают меньшую значимость физической силы, а развитие социально-бытовых служб сделало необязательным постоянное присутствие женщины дома); при этом войны, опасности и победы в которых делали мужчин наиболее уважаемыми членами общества, обеспечивавшими его защиту и выживаемость, перестали быть постоянными спутниками существования человечества.

Инерция же мышления в новых условиях сохранилась: женщины по-прежнему менее востребованы и задействованы на интеллектуальных работах, чем мужчины, общественное мнение зачастую не расположено рассматривать их как равных с мужчинами претендентов на занятие тех или иных позиций, требующих интеллектуальных усилий. Это не только не соответствует требованиям социальной справедливости и солидарности, т. е. затрудняет самореализацию и развитие женщин, но и сдерживает прогресс общества в целом, поскольку интеллектуальный потенциал половины его членов оказывается востребованным не полностью. При этом простого требования строгой реализации принципа равноправия в рассматриваемой сфере на практике оказывается недостаточно. Как писал Дж. Ст. Милль, женщины нуждаются в правах и их гарантиях больше, чем мужчины, поскольку «будучи физически слабее, они испытывают большую необходимость в покровительстве закона и общества»⁴⁰⁶. Именно поэтому законодательство целого ряда западных стран пошло по пути закрепления «положительных действий» с тем, чтобы сгладить фактическое неравенство возможностей, непреодолимое посредством применения одного лишь принципа формального равноправия.

Таким образом, проявление конституционно-правовым и трудовым законодательством солидарности по отношению к женщинам с целью оказания им помощи в преодолении долговременной дискриминации в политической и экономической сферах имеет не только альтруистическую и компенсационную направленность, что само по себе общественно полезно как средство увеличения гуманистической составляющей в психологии социума, но и может содействовать общественному прогрессу, создавая условия для мобилизации интеллектуального и творческого потенциала половины человечества. Действительно, как показали результаты изучения норвежского опыта квотирования доли женщин в руководстве бизнесом, в первые годы компании проигрывают от введения квот. Согласно исследованию Мичиганского университета (результаты были опубликованы в 2009 и 2010 гг.), реформа негативно сказалась на финансовых показателях норвежских компаний. Однако в долгосрочной перспективе компании со смешанным руководством значительно выигрывают – и в организации работы, и финансово. Американский профессор С. Пейдж, занимающийся сложными системами в экономике, политике и социологии, разработал математические модели, которые доказывают: гетерогенные группы, состоящие из людей разного пола и происхождения, с разным жизненным опытом и типом мышления, справляются с задачами лучше, чем гомогенные группы. Исследования, проводимые консалтинговой компанией McKinsey с 2007 г., подтверждают: компании с наибольшей долей женщин в топ-менеджменте развиваются успешнее, чем их конкуренты, где руководящие посты занимают исключительно мужчины. По данным за 2007–2009 гг. рентабельность капитала в компаниях со смешанным руководством была на 41 % выше, чем у компаний с исключительно мужской командой, маржа прибыли – на 56 % выше⁴⁰⁷.

При этом усиленные гарантии обеспечения представительства женщин в сфере социально значимой интеллектуальной деятельности не рассматриваются международным правом как проявление позитивной дискриминации. «Принятие государствами-участниками временных специальных мер, направленных на ускорение установления фактического равенства между мужчинами и женщинами, не может считаться дискриминационным… эти меры должны быть отменены, когда будут достигнуты цели равенства возможностей и равного отношения» – сказано в ст. 4 Конвенции ООН «О ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин» от 14 декабря 1979 г.⁴⁰⁸

В связи с этим представляется, что в качестве временной меры, призванной сгладить фактическое неравенство полов, она совершенно оправданна. Действительно, в новых исторических условиях, когда объективная необходимость в жестком разделении гендерных ролей и функций отпала, а инерционное мышление и фактическое вековое препятствуют утверждению дополнительных, равных с мужчинами, возможностей для адекватного занятия способными женщинами жизненных позиций и развития интеллектуального и творческого потенциала женщины в принципе, данные возможности активизировать на первых порах искусственно вполне целесообразно. Поэтому предпринимаемые для расширения участия женщин в управлении юридические меры следует считать одним из направлений «положительных действий», а также очередным великим историческим актом социальной солидарности и справедливости.

Итак, принцип равноправия, изначально призванный обеспечить солидарность с угнетаемыми слоями населения, со временем оказался не во всех случаях достаточным, т. е. отнюдь не универсальным для обеспечения социальной справедливости. В связи с этим при регулировании статуса некоторых уязвимых слоев населения возникает необходимость отступления от него. Поэтому изъятия из данного принципа во имя главной цели конституционализма – защиты слабого, «маленького человека», т. е. отступления от него во имя солидарности, следует считать конституционными, а, наоборот, те, которые еще больше усиливают власть и силу какой-то группы, – антиконституционными.

Наконец, еще одним направлением активизации принципа социальной солидарности в рамках конституционного регулирования правового статуса человека и гражданина выступает расширение конституционного каталога обязанностей физических лиц. Данная тенденция обусловлена именно стремлением авторов конституций сподвигнуть граждан не только пользоваться «благами свободы», но и не забывать об ответственности друг перед другом, без чего свобода выродится в анархию и хаос, что приведет в лучшем случае к установлению в соответствующем сообществе диктатуры, а в худшем – к самоистреблению человечества. «Свобода подлежит… ограничениям или обязанностям… Сии обязанности суть существенные воле человека. Без них свобода наша не была бы свобода человеческая, но свобода сатанинская», – писал выдающийся российский политический деятель и реформатор М. М. Сперанский (1772–1839)⁴⁰⁹. Без обязанностей, выражающих ответственность человека перед обществом и друг перед другом, немыслима социальная солидарность, справедливо полагает профессор Б. С. Эбзеев. «Без обязанностей и ответственности личности, коррелирующих ее свободе и правам, немыслима социальная солидарность как баланс интересов во взаимоотношениях самих граждан и их объединений, а также в их взаимоотношениях с государством»⁴¹⁰.

В первых документах конституционного характера обязанности вообще или почти не закреплялись. Нет их, например, в Конституции США 1787 г. В некоторых конституциях первой волны упоминалось лишь об обязанностях платить налоги, а также соблюдать конституцию и законы. Так, преамбула и ст. 13 Декларации прав человека и гражданина Франции, а также ст. 15 Конституции Франции 1848 г. устанавливали обязанность платить налоги (единственная обязанность, да и то установленная косвенно). Но даже столь небольшое их количество свидетельствовало о том, что права не безграничны и их пределами выступают не только права других лиц, но и общие интересы – в частности, необходимость содержания «администрации и государственной силы».

Следует, однако, отметить, что попытки закрепления обязанностей, аргументированные опасностью гипертрофированного понимания прав и злоупотребления ими, свидетельством чему были реалии «дикого» раннеиндустриального рынка, предпринимались авторами уже первых документов конституционной значимости. Так, делегаты французского Учредительного собрания, разработавшего и принявшего Декларацию прав человека и гражданина 1789 г., предлагали не ограничиваться провозглашением в Декларации лишь прав, а дополнить ее особой Декларацией обязанностей. Данное предложение было отклонено. Однако шестью годами позже, когда термидорианский Конвент обсуждал проект Конституции III г. (от 22 августа 1795 г.), соответствующее предложение прозвучало вновь. На этот раз оно было поддержано, результатом чего стало принятие Декларации прав и обязанностей человека и гражданина, предваряющей текст Конституции. Декларация включала две части: о правах и об обязанностях. При этом если первая часть состояла из 22 пунктов, то вторая – из девяти. Тем самым приверженность приоритету прав по отношению к обязанностям сохранилась.

При этом первая статья части Декларации об обязанностях устанавливала, что права человека и гражданина выступают одновременно обязанностями законодателя. Вместе с тем «дабы общество могло существовать, необходимо, чтобы все сограждане также знали и исполняли свои обязанности»⁴¹¹. Как видно, мотивом, которым руководствовались авторы Декларации, было стремление к обеспечению социальной солидарности, пренебрежение которой, как и забвение правительствами прав человека, может стать причиной общественных бедствий, о чем свидетельствовал утверждавшийся во Франции того времени дикий капитализм. Среди обязанностей упоминались соблюдение «золотого правила морали», исполнение закона, защита общества и государства, семейные обязанности, охрана Свободы, Равенства и Собственности.

Большинство обязанностей, как явствует из приведенного списка, имело морально-декларативный характер. При этом в данной части Декларации содержалось немало повторов. Все это позволяет заключить, что не только конституционная регламентация, но и теория обязанностей человека и гражданина была в соответствующий период разработана значительно более слабо, чем теория прав. Действительно, в отличие от теории прав, разработке которой было посвящено множество работ выдающихся европейских мыслителей, концептуальным вопросам обязанностей личности уделяли внимание лишь некоторые из них. Но они все же имелись. Так, первое исследование, специально посвященное проблематике обязанностей, было написано еще в античные времена. Это трактат Цицерона «Об обязанностях»⁴¹², датируемый 43 г. до н. э. Так или иначе упоминание и обоснование обязанностей человека содержатся в трудах всех классиков естественно-правовой теории, выводивших их из необходимости согласования интересов членов свободного сообщества. Так, Г. Гроций в трактате «О праве войны и мира» упоминает обязанности соблюдения обещаний, возмещения ущерба, причиненного по нашей вине, об обязанности соблюдать государственные интересы, заботиться о своем благополучии и благополучии своего потомства⁴¹³. Особенно заметный вклад в разработку концепции обязанностей человека внесли С. Пуфендорф (1632–1694), посвятивший их исследованию книгу «Об обязанностях человека и гражданина по закону естественному» (1673 г.)⁴¹⁴, а также Т. Гоббс и Ж. Ж. Руссо, обосновавшие идею абсолютного подчинения граждан государству как выразителю их всеобщей воли и блага⁴¹⁵. Например, Пуфендорф предпринял классификацию обязанностей, подразделив их на обязанности по отношению к себе (самосохранение и развитие способностей), к другим и к богу. Руссо юридическую природу обязанностей характеризовал следующим образом: «Гражданская свобода сводится к тем правам, которые остаются у индивида за вычетом его гражданских обязанностей. Эти обязанности, однако, могут возлагаться только по закону: последний, согласно общественному договору, приводящему к образованию государства, должен быть равным по отношению ко всем гражданам»⁴¹⁶.