Текст книги "Конституционализм как правовое основание социальной солидарности. Монография"

При этом замешанная на индивидуализме солидарность способствует не только более мирному, свободному и стабильному существованию социума, но и в наибольшей степени обеспечивает его прогресс. Весьма убедительно по данному поводу высказывался Ф. Гизо. Анализируя историю древних цивилизаций, он видел главную причину их застоя и гибели в их единстве вокруг одной силы или идеи. Источник же жизнеспособности и прогресса европейской цивилизации, как полагал Гизо, заключается в признании и постоянной конкуренции различных сил и идей, которые «вынуждены волей-неволей существовать совместно и примиряться путем компромисса. <…> В этом именно бесконечном разнообразии форм, идей, начал, в их соперничестве, в их стремлении к известному единству, к идеалу… в этом и состоит мировой процесс»⁸⁴.

Что же касается России, то ни солидарное общество, ни солидарное государство в нашей стране построить пока не удалось. О причинах и проявлениях дефицита солидарности в российском обществе и государстве речь уже шла. Возможно, еще раз стоит подчеркнуть, что ее катастрофически не хватает на всех уровнях нашей жизни. Даже в рамках самой малой социальной группы – семьи – солидарность существенно ослаблена, о чем свидетельствует прежде всего значительное количество детей, которых оставили родители, а также системный кризис семьи, наблюдаемый в нашей стране в последние десятилетия. По данным Общественного совета Федерального центрального округа, Россия занимает первое место в мире по количеству брошенных детей. В нашей стране каждый 38-й ребенок живет в государственных учреждениях, в патронатных семьях или у опекунов. В России в детских домах находятся более 750 000 детей-сирот, большая часть – при живых родителях. Количество ежегодных отказов от детей составляет в России 10–11 тыс.⁸⁵

Низкой степенью солидарности характеризуются и горизонтальные отношения среднего уровня. Это проявляется в слабой влиятельности и весьма скромных масштабах функционирования некоммерческих организаций и мирных организованных общественных акций, создаваемых как для защиты своих собственных интересов, так и для оказания помощи другим: гражданское общество в России слабо из-за недостаточно высокого уровня жизни и ее обустроенности, а также отсутствия традиции самоорганизации и инициативности населения, привыкшего к тому, что им управляют сверху носители мифических общих интересов. При этом многовековая историческая традиция державного солидаризма, резко усилившаяся при советской власти, при которой групповые корпоративные интересы считались «шкурными», а их отстаивание господствующей моралью воспринималось как «низость», привело к парадоксальному эффекту: не только к вытеснению инициативности, но и к тому, что среди населения России доля «жестких» эгоистов значительно выше, чем в Европе. Согласно European Social Survey 2006/2007 гг., среди населения России почти каждый второй – «жесткий» эгоист, тогда как в Европе таких лишь около четверти. Такой эгоизм проявляется в экономике – в том, что ради материального успеха некоторые сограждане с внедрением в нашей стране рыночных начал пренебрегли солидарностью⁸⁶. Из жесткого эгоизма проистекает и несклонность россиян к кооперации с другими людьми в решении своих проблем и оказания помощи другим. Иначе говоря, наша психология в основном мечется между крайностями: «только я» и «вся страна», а промежуточной умеренности – «мы – коллеги, партнеры» – и проистекающей из нее корпоративной солидарности почти нет⁸⁷. Еще меньше для российского общества характерна солидарность, основанная на различиях и толерантности. Все это создает неблагоприятный фон для развития различных мирных инициатив «снизу», формирующих реальное гражданское общество и подлинную социальную солидарность в нашей стране.

Наконец, вертикальные связи в России, т. е. отношения между политической элитой и бюрократией, с одной стороны, и гражданами – с другой, тоже нельзя назвать солидарными. Об этом, как уже отмечалось, свидетельствуют недоверие большинства избирателей институту выборов власти вообще, широкий размах коррупции, а также бездушие российского чиновничества (волокита, грубость, формализм), нередко фигурирующее в социологических опросах в качестве одного из важнейших факторов, из-за которого Россия в мире выглядит малопривлекательной для проживания и пребывания страной⁸⁸. Представляется, что одной из главных причин низкого уровня социальной солидарности является, на что уже было обращено внимание выше, историческое отсутствие школы индивидуализма. По справедливому замечанию профессора Б. А. Страшуна, «мы как общество… не выработали психологию не вольных, а именно свободных людей, которые рассчитывают в достижении жизненных благ, прежде всего, не на государство, начальников, работодателей, а на себя, умеют уважать других и не допускают неуважительного отношения к себе, стремятся к справедливому порядку»⁸⁹.

Итак, общество развивается по пути нарастания социальной солидарности. Разумеется, данный принцип, как, впрочем, и любой другой принцип, не следует абсолютизировать, тем более искусственно и чрезмерно ускорять его укоренение в обществе. Необоснованное преувеличение масштабов солидарности таит ряд опасностей. Это порождаемая механической солидарностью ксенофобия, питающая различные социальные конфликты; использование международной (органической) солидарности как предлога для свержения законных правительств и установления господства более сильных государств над более слабыми; укрепление тоталитарных режимов, прикрывающихся общими интересами; угрозы выживанию титульных наций развитых государств в результате проявления односторонней солидарности мультикультурализма по отношению к иммигрантам; иждивенчество населения, злоупотребляющего социальным вспомоществованием как проявлением солидарности общества.

Поэтому разработка теории социальной солидарности, соответствующей идеологии, механизмов реализации данного принципа, его пределов – важнейшая задача всех общественных наук и социальной практики, в том числе – права, появление которого в качестве социального регулятора явилось очень важной вехой на пути развития в обществе солидарности. При этом в принципе в обеспечении и эволюции принципа солидарности определенную роль играют все правовые отрасли. Однако особую значимость для реализации сущности и обогащения содержания солидарности имеет конституционное право.

1.2. Роль конституционного права в реализации социальной солидарности

Солидарность и концепции конституционализма

Чрезвычайно важным элементом содержания социальной солидарности и, пожалуй, наиболее трудно разрешаемой проблемой ее укоренения в обществе является обеспечение солидарности сильных со слабыми, создание механизмов ограничений силы. Эту колоссальную по сложности и важности задачу правовыми и идеологическими средствами исторически стала призвана решить конституция. Именно данным обстоятельством прежде всего определяется огромная роль конституционализма в обеспечении и развитии в обществе солидарности. Решение данной проблемы осуществляется в рамках конституционализма путем создания юридических механизмов против злоупотребления властью.

Праву как социальному регулятору вообще принадлежит видная роль в обеспечении социальной солидарности. На это обращал внимание целый ряд теоретиков права. Так, дореволюционный российский ученый-правовед В. И. Сергеевич (1832–1911) подчеркивал, что только «древнейшее право» существовало как право сильного и бесправие слабого⁹⁰. Постепенно и медленно с гуманизацией общественного сознания и развитием цивилизации данное начало права преодолевается. По мнению выдающегося голландского юриста, социолога и государственного деятеля Г. Гроция (1583–1645), право, как и государство, возникает из «общежительной природы человека». В самой природе человека, как существа общежительного, полагал Гроций, лежит зародыш нравственных стремлений⁹¹.

Комментируя мысль Г. Гроция, П. И. Новгородцев писал: «…общежительная склонность человека влечет его неудержимо, помимо всяких других потребностей и выгод, к общению с себе подобными; а в этом общении и заключается основание права. Нельзя говорить, будто бы все живые существа, в том числе и человек, стремятся только к своей пользе; напротив, не только в человеке, но и в животных можно открыть прирожденный инстинкт, воздерживающий их от вреда животным одной с ними породы. Переводя эти утверждения на язык современной этики, мы можем сказать, что, по мнению Гроция, человеку прирождены альтруистические инстинкты, которые являются основой естественной справедливости. В этом именно смысле он называет человеческую природу матерью естественного права. Но он обозначает и точнее то специальное свойство человеческой природы, тот особый нравственный задаток, который является основой естественного права. Этот задаток есть стремление к общежитию (appetitus societatis), и притом не к какому бы то ни было общежитию, а к спокойному и разумному»⁹². Охрана общежития, соответствующего человеческому разуму, – таковы истинный источник и задача права.

Еще более определенно роль права в обеспечении социальной солидарности подчеркивал известный русский историк, юрист, социолог и общественный деятель М. М. Ковалевский (1851–1916). По его мнению, право и государство вытекают из одного источника, преследуют одну задачу и отвечают одной и той же потребности – человеческой солидарности⁹³: человечество изобрело право, чтобы обеспечить совместное существование людей путем усиления солидарности в их взаимоотношениях.

Правда, в развитии права наблюдались и контртенденции. Это его использование в интересах экономически господствующих классов и иных группировок (партийных, чиновничьих, олигархических и т. п.), овладевающих механизмами власти. Однако во все времена право и государство вынуждены заниматься и решением «общих дел». В настоящее время тенденция к использованию права в общих интересах нарастает, что имеет множество проявлений, главными из которых являются широкое использование консенсуса в правовом регулировании и стремление избежать принуждения в правовом регулировании большинства сфер общественных отношений. «В доказательство… достаточно привести лишь несколько показательных примеров, таких как гуманизация уголовного наказания, защита прав меньшинств, создание саморегулирующихся институтов. Системный характер данной тенденции в равной степени затрагивает как материальное, так и процессуальное право в целом, так и отдельные механизмы и институты принятия решений. Редкий правовой институт современности может позволить себе «роскошь» самостоятельного разрешения проблемы без участия и учета мнения всего многообразия заинтересованных сторон. Учет различных интересов, консультации, переговоры, сближение позиций давно стали нормой. В такой системе идеальным результатом работы становится консенсус»⁹⁴.

Представляется, что колоссальное приращение солидарности в обществе знаменовало собой появление такого правового явления, как конституция. Обоснование данного тезиса требует обращения к анализу социальной сущности конституций, а также такого более объемного явления, как конституционализм. Иными словами, для того чтобы уяснить роль конституций в объединении людей, налаживании взаимопонимания и сотрудничества между ними, необходимо выявить основные подходы к пониманию сущности конституций, существующие в доктрине и в мировой практике, установив, какой из них в наибольшей степени способствует реализации и развитию социальной солидарности.

Следует отметить, что термины «конституция» и «конституционализм» не имеют однозначной трактовки в отечественной и зарубежной юридической литературе. Так, при всем многообразии подходов к функционально-предметному пониманию юридической конституции наиболее распространенными, как представляется, являются два из них. Согласно первому конституция – это система правовых принципов и норм, находящихся в основе существования и развития конкретного общества и государства и обеспечивающих их функционирование как единой целостной системы посредством организации управления обществом⁹⁵, «цементирующих» их, создающих программу (генеральный план) их развития, воплощающих доминирующие в обществе этические ценности, социальные ожидания и представления о «хорошей жизни»⁹⁶. Второй подход признает конституцией такую систему правовых принципов и норм, которая соответствует ценностям либерализма, в первую очередь – утверждению свободы личности, незыблемости прав человека как главной из них, и с этой целью регламентирует и ограничивает государственную власть. Коротко сторонники данного подхода характеризуют конституцию как систему ограничений государственной власти⁹⁷. Как видно, конституция, согласно данному подходу, имеет двойственную природу, гарантируя государственную власть и ограничивая ее одновременно⁹⁸.

Причем следует отметить, что если на ранних этапах истории развития мирового конституционного развития в конституционно-правовой науке, как и в конституционном законодательстве, безусловно доминировал второй из названных подходов, то в настоящее время признание завоевал первый (пустивший корни даже на родине конституционализма – в английской правовой доктрине). Действительно, как верно отмечает российская исследовательница Л. А. Шарнина, предмет регулирования конституции давно вышел за рамки исторически первых, исходных задач конституционализма⁹⁹.

Интересно, что в нашей стране два названных подхода к пониманию конституции получили косвенное отражение в многолетней дискуссии о предмете советского государственного права¹⁰⁰. Ряд конституционалистов при определении конституции, конституционного права и его предмета делает некоторый акцент на том, что суть предмета составляют отношения, связанные с осуществлением государственной власти¹⁰¹. Другие же определения конституционного права и конституции традиционно акцентируют внимание на том, что это нормы, регулирующие важнейшие отношения во всех сферах жизнедеятельности общества: политической, экономической, социальной, духовной и т. д., и обеспечивающие единство общества и государства¹⁰².

Представляется, что первый из указанных подходов к пониманию конституции – как к системе правовых норм, обеспечивающих единство общества и государства, уместно охарактеризовать как широкий или реальный, а второй – как узкий, являющийся исторически первым, изначальным (классическим, либеральным, западным)¹⁰³.

Широкий подход предполагает существование в его рамках значительного многообразия моделей конституций, включая, в частности, наиболее заметные из существующих сегодня или в недавней истории: западную, которая имеет главной целью ограничение власти; социалистическую, которая устанавливает правовую основу для обобществления экономики; мусульманскую, провозглашающую в качестве основной цели обеспечение торжества идей ислама. Как видно, каждая из всех крупных существующих моделей конституций так или иначе преследует цель налаживания взаимоотношений между людьми, т. е. усиления солидарности между ними, но на различной идеологической основе, т. е. вокруг разных ценностей. При этом широкий подход допускает существование различных идеологий, мотивов, способов обеспечения солидарности в масштабах конкретной страны.

Узкий же подход к пониманию конституции, конституционного права и их предмета исходит из того, что подлинное единение людей возможно лишь в том случае, если обеспечить им гарантии их свободы, т. е. свести к минимуму угрозы ее подавления, исходящие от власти. Только те правовые акты, которые стремятся юридическими средствами минимизировать такие угрозы, могут считаться конституциями. Такой подход отрицает признание за документами, официально именуемыми конституциями, но не обеспечивающими механизмов ограничения власти, сущности таковых, считая их лишь имитацией конституций.

Представляется, что в понимании конституции следует руководствоваться узким подходом как в наибольшей степени оправдавшим себя с точки зрения гуманистического потенциала. Только он способен дать представление о специфике конституции как правового и культурного феномена, делает ставку на органическую солидарность и предлагает наиболее эффективные пути решения самой сложной и важной проблемы солидарности – солидарности сильных со слабыми. Неприемлемость широкого подхода к пониманию конституции заключается в том, что он включает ее концепции, предлагающие значительно менее эффективные пути к обеспечению социальной солидарности: делающие ставку на механическую (классовую, религиозную) солидарность со всеми ее недостатками и к тому же не дающие гарантий против злоупотреблений самой мощной и организованной силы, т. е. государства, что не решает главной проблемы обеспечения социальной солидарности (солидарности сильных со слабыми) и тем самым подрывает ее основы.

Слабая методологическая пригодность широкого подхода к пониманию конституции для ее исследования и обеспечения ее эффективности как правового средства продвижения общественного прогресса отмечалась в юридической литературе: трактовка конституции в качестве системы правовых норм, регулирующих основы устройства государства и общества как единого целостного организма, неприемлема, поскольку она «не позволяет выработать никакого учения о конституционализме, ибо с ним отождествляется любая по форме и содержанию политическая организация»¹⁰⁴, – справедливо полагает известная российская исследовательница, теоретик права Н. В. Варламова. Потенциал понимаемой таким образом конституции для обеспечения социальной солидарности весьма ограничен, поскольку адаптированная к конституционному праву идея солидарности означает не только такую сплоченность на какой бы то ни было идейной основе, но и прежде всего ограничение неоправданного применения силы¹⁰⁵, переход от правления к управлению¹⁰⁶. Классический же конституционализм – это, по точному выражению В. Пастухова, тот метод, «при помощи которого человек Нового времени, т. е. человек, уже обладающий самосознанием и достоинством, решает переустроить окружающий его политический мир… Через конституционализм человек рационально воссоздает то единство с обществом, которое раньше было дано ему иррационально и безусловно»¹⁰⁷, это тот путь, по которому человек на основе индивидуализма осознанно приходит к социальной солидарности.

Очевидно, однако, что в настоящее время и западная концепция конституции претерпела ощутимые изменения, развившие и обогатившие данную концепцию, а также предназначение и содержание феномена конституции, что позволило ряду теоретиков-конституционалистов ввести понятие неоконституционализма¹⁰⁸. Если в момент своего возникновения западный подход к пониманию конституции ограничивался только созданием механизмов против злоупотреблений со стороны лишь государственной власти¹⁰⁹ как власти самой мощной, а потому опасной, то в настоящее время он усовершенствовался и обогатился. Под конституцией в его рамках стала пониматься совокупность ограничений власти, причем не только государственной, но и всякой власти и силы вообще, т. е. средств защиты «маленького человека» от всяких злоупотреблений, в том числе со стороны институтов гражданского общества, а также система позитивных действий государства и институтов гражданского общества по оказанию помощи слабозащищенным членам общества, если это не противоречит первому из аспектов предназначения конституции, до сих пор признаваемому приоритетным.

Действительно, поскольку всякая власть имеет «склонность к подавлению и беспощадности» с целью своего укрепления и получения наслаждения от обладания ею¹¹⁰, она должна быть ограничена. Причем сферы и виды власти, подпадающие под такие ограничения, с развитием конституционализма разрастаются: речь идет не только о государственной власти (ограничение которой было единственной задачей первых конституций и сейчас остается важнейшей из ее задач), но и о власти собственников, работодателей, религиозных организаций и их иерархов, любых доминирующих лиц и общностей¹¹¹. Иными словами, современный конституционализм предполагает возложение определенных ограничений не только на государство, но и на частных лиц, в том числе в сферах охраны окружающей среды, производства и продажи вооружений, а также гражданского оборота вообще, распространения массовой информации, трудовых и семейных отношений и т. п. При этом вполне логично, что, сделав первые шаги к обеспечению солидарности силы с более слабыми сегментами общества в виде запрета злоупотреблять ресурсами (властными, финансовыми и т. п.), конституции на этом не остановились и в качестве второго шага обязали государство и обладающие ресурсами институты гражданского общества к позитивным действиям по оказанию помощи представителям уязвимых слоев населения. В связи с этим с учетом современных реалий конституцию следует понимать как систему правовых гарантий слабозащищенных слоев населения против угнетения их более сильными, а также позитивных обязательств государства и иных обладателей ресурсов по отношению к членам общества, такими ресурсами не обладающим. Такую социальную сущность конституция в рамках ее западной интерпретации приобрела с учетом действия в обществе и в конституционном праве тенденций социализации и интернационализации. Социализация создала гарантии против злоупотреблений, а также механизмы взаимопомощи во взаимоотношениях между трудом и капиталом, между религиозными, этническими и иными общностями. В рамках же интернационализации конституционные ценности проросли на межгосударственный уровень, создавая гарантии против угнетения и гарантии позитивных действий одних народов в пользу других.

В соответствии с изложенными выше соображениями под конституцией в настоящем монографическом исследовании понимается система правовых принципов и норм повышенной значимости, представляющих собой механизм важнейших ограничений и позитивных действий государственной и всякой иной существующей в обществе власти с целью создания условий для самореализации личности и общественного прогресса.

Соответственно, конституционализм представляет собой научную концепцию, а также воплощающие ее законодательную модель и практику такой организации общества, которые соответствуют требованиям обеспечения свободы личности, а также ограничений и обязательств, налагаемых с этой целью на всякую силу как обладателя ресурсов, в частности – власть.

Следует отметить, что понимание конституционализма как сплава философских и научных идей, а также соответствующих им нормативного регулирования и практики, выражающих представления о справедливом устройстве государства, в настоящее время получило весьма широкое распространение в юридической литературе¹¹². При таком подходе к пониманию конституционализма конституцию и конституционный строй следует считать элементами конституционализма, а именно его нормативной и практической составляющими соответственно.

Впрочем, в отечественной и зарубежной юридической литературе представлена и более ограниченная трактовка понятия конституционализма¹¹³. Так, член-корреспондент Российской академии наук В. С. Нерсесянц рассматривал конституционализм как идеологию уважения, соблюдения и защиты конституции, общегосударственную, надпартийную идеологию любого правового государства¹¹⁴. Сходной позиции придерживается российский исследователь В. В. Кочетков, полагающий, что конституционализм – это философско-юридическая доктрина, определяющая дух конституции¹¹⁵. Согласно же точке зрения современной российской исследовательницы Л. В. Сониной, конституционализм представляет собой, наоборот, сугубо практическое явление, а именно политико-правовой режим, заключающийся в конституировании индустриального (постиндустриального) общества и установления в нем начал конституционности (гармонии, справедливости) с целью обеспечения его равновесного существования¹¹⁶. Аналогичной позиции придерживается и венгерский профессор А. Шайо, полагающий, что конституционализм представляет собой сформировавшуюся вокруг конституции практику¹¹⁷. Английские конституционалисты склонны трактовать конституционализм как комплекс возлагаемых на политических игроков обязательств, связанных с соблюдением ограничительных принципов в форме гражданских прав, а также разделения властей¹¹⁸.

Идеи о самоценности и свободе личности, а также о необходимости защиты слабых от силы и помощи им, выражающие гуманизм и солидарность, существовали во все времена человеческой истории. При этом то рост, то спад гуманистической составляющей общества наблюдались опять же на протяжении всего времени его существования. Периодами возрастания гуманистического потенциала общества были такие эпохи развития одной из его цивилизаций – западной, как христианизация, а в дальнейшем и в особенности – Возрождение, Реформация и Просвещение¹¹⁹. Именно они подготовили почву для возникновения конституционализма как самостоятельного и значимого явления социальной действительности. Заслуга конституционализма заключается в том, что он окончательно распространил вышеназванные принципы на всех членов общества и создал для этого юридические гарантии.

Действительно, сформулированные в рамках Возрождения, Реформации и Просвещения идеи, спроецированные на потребности и возможности, появившиеся с началом промышленной революции, породили западный индивидуализм и прагматизм, что и привело в конечном счете к появлению конституций и означало резкое приращение тех идей, законов, практических решений, которые именно в это время получили название конституционных. Все они были обусловлены резко возросшими в условиях зарождающегося индустриального общества возможностями и соответственно желанием низших слоев населения добиться жизненного успеха своими собственными усилиями – посредством предпринимательства, причем на протяжении своей жизни, а не благодаря рождению в аристократическом семействе, т. е. предшествующим поколениям.

При этом сначала главную помеху предпринимателям составляли личная зависимость крестьян от феодалов, а также феодальная раздробленность, проявлявшаяся в существовании маленьких государств-поместий, препятствовавших расширению рынков сырья, рабочей силы и сбыта, в котором нуждались народившееся «третье сословие» и новая экономическая система вообще. Поэтому буржуазия выступила союзником монархии против феодалов (а также императоров и Папы) при образовании крупных государств, объединение в которые происходило преимущественно на национальной основе, явившейся мощным идейным обоснованием и стимулом объединения. Новые крупные государства стали государствами-нациями и одновременно абсолютными монархиями.

Затем препятствием для достижения экономических интересов буржуазии стала и абсолютная монархия, так как рынок требовал гарантий личной свободы. Кроме того, окрепшая экономически буржуазия рвалась к политической власти. В этой борьбе она со временем стала опираться уже не на монарха, а на поддержку большинства населения, т. е. его низших слоев, вдохновленных примером жизненного успеха выходцев из их среды, а также идеями уважения человеческой личности, свободы, равноправия, прав человека, участия в управлении. Эти идеи выступали подчас морально-правовым камуфляжем индивидуализма, прагматизма и даже эгоизма, обусловленных экономическими обстоятельствами и потребностями раннеиндустриального буржуазного общества. Однако в то же время, послужив идейным обоснованием уважения всех людей как личностей, нерушимости личной свободы, допустимости управления только с согласия управляемых, они сыграли огромную роль в гуманизации общества.

Итак, стремление нового класса буржуазии (предпринимателей), а также людей, надеявшихся этот класс пополнить, к созданию новой экономической организации общества, соответствовавшей их интересам, потребовало коренного обновления политического устройства: обеспечение свободного движения рабочей силы, капитала, товаров и услуг сделало необходимым, во-первых, укрупнение государств (произошло это на национальной основе и выразилось в образовании государств-наций), во-вторых, возведение принципа личной свободы при недопустимости произвольного ее ограничения в ранг главного принципа функционирования государства, в-третьих, ослабление власти монарха и переход от единоличного руководства обществом к коллективному и основанному на выборности, что рассматривалось как гарантия обеспечения личной свободы.

Для достижения указанных целей принимались правовые акты, устанавливающие пределы государственной власти (первоначально – в лице монарха) и гарантирующие свободу личности от произвола со стороны государства и других лиц. Концептуально они основывались на идеях естественного права, народного суверенитета, общественного договора, противостоявших теории божественного происхождения власти монарха. Такие документы и получили наименование конституционных: сначала в доктрине и в политической практике, а затем и официально. Как видно, появление конституций означало, что нарождающаяся экономическая сила в своих претензиях стать элитой сделала ставку на союз не со старой элитой, а с неэлитарными слоями общества. Именно таким образом – когда «наиболее могущественные общественные силы считают, что могут преследовать свои личные интересы наиболее эффективно, если одновременно будут содействовать интересам менее могущественных, но не совсем-таки бессильных слоев населения и делить с ними политическое влияние», т. е. исходя из сугубо рациональных соображений, ведущих, однако к солидарности, – появляются, по мнению американского профессора С. Холмса, конституции¹²⁰.

Таким образом, первые конституции появились как правовые акты, ограничивающие государственную власть с целью обеспечения личной свободы. Именно основанное на данном принципе устройство общества и государства казалось во времена раннеиндустриальной цивилизации наиболее гуманным и справедливым. И оно действительно означало огромный шаг на пути развития гуманизма. Поэтому вклад конституционализма в развитие гуманистической составляющей человеческого бытия трудно переоценить, в данном отношении он находится в одном ряду с такими явлениями, как христианизация, Возрождение, Реформация и Просвещение, не уступая им по значимости и явившись их порождением и венцом. В связи с этим трудно не согласиться с профессором Н. А. Богдановой в том, что гуманизм является основным вектором в развитии конституционного права¹²¹.