Текст книги "Демон государственности. Роман"

Под знаком серпа и молота

Об ту пору вышло постановление властей об обобществлении жилых домов в городах. Комиссары захватывали лучшие особняки под служебное жилье и советские учреждения, а в доходных домах начали «уплотнение» жильцов. Большинство квартир превратили в общие, или коммунальные, куда по ордерам вселяли советских служащих и идейных пролетариев с их семьями. Некоторых прежних обитателей квартир арестовывали и уводили, иным оставляли на всю семью одну – две комнаты. Кеше показалось, что его дом превратился в адский тигель для культивирования человеческих отношений на принципиально новых началах, чтобы в особых условиях произвести особый тип гуманоидов – строителей коммунизма. Судя по этой пестрой малокультурной публике, Кеша не ждал от будущего ничего хорошего. Потеснив «буржуев», здесь были и рабочие с пролетарских окраин, и бывшая прислуга, и советские служащие, и всякий революционный сброд, на который опиралась новая власть. Они пьянствовали, сквернословили, скандалили до драк на общих кухнях, захламляли коридоры своим убогим скарбом, мусорили и пакостили повсюду без разбора. В таком бедламе хуже всех приходилось интеллигенции из «бывших» и выходцам из бережливых добронравных крестьян. Кеше казалось, что неминуемый конец света и Армагеддон, насчет которого его просвещал поднаторевший в христианстве Фома, уже настал в стенах его дома.

Помощнику управляющего домом удалось избежать коммунального ада. Он невесть каким чудом удержался на аналогичной должности при советской власти. Так или иначе, квартира в верхнем этаже дома осталась за его большим семейством; к ним никого не подселили на постоянное жительство. Все-таки «домовый комитет», избранный жильцами, мало смыслил в управлении недвижимостью, и специалист был им нужен. Вероятно, помогло то, что у него и Анастасии Андреевны было семеро детей. Еще поговаривали, что у мужа были связи, да к тому же старший сын, юноша лет восемнадцати, водил дружбу с комиссарами. И никому не приходило в голову, что на самом деле это Кеша изо всех сил оберегал свою хозяйку и благодетельницу Анастасию Андреевну от квартирных поползновений ненавистного домового комитета.

Советы объявили военный коммунизм. Под лозунгом «кто не работает, тот не ест» новая власть полностью контролировала распределение продовольствия и товаров. Они очень любили лозунги и призывы с черным юмором в подтексте. В конце августа произошло покушение на Ленина, оно послужило поводом для ужесточения ответного «красного террора», вскоре официально узаконенного декретом Совета народных комиссаров. Красный террор был возведен в ранг государственной политики для борьбы с так называемыми саботажниками, в том числе рабочими, оставившими работу при отсутствии оплаты и всеобщем экономическом развале. Лучшим методом убеждения несознательных элементов нового общества и тех специалистов, которые отказывались сотрудничать с большевиками, служили репрессии в отношении родственников. Практическим осуществлением террора занималась всемогущая «чрезвычайка», которая могла арестовывать и казнить кого угодно без суда и следствия. На тумбе возле дома холодеющий сентябрьский ветер трепал предельно откровенное постановление террористов:

«Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской чрезвычайной комиссии и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры».

За потрясениями первого года пролетарской власти остался в тени дополнительный секретный договор большевиков с кайзеровской Германией, которой оставалось существовать чуть более двух месяцев. В соответствии с договором, Советская Россия теперь признавала независимость не только Украины, но и Грузии. Подтвердила отказ от земель Эстонии и Латвии при условии доступа в порты Ревеля44
  Ныне город Таллинн, столица Эстонии.


[Закрыть], Риги и Виндавы55
  Ныне город Вентспилс, Латвия.


[Закрыть]. Россия обязалась по мере сил выдворить со своей территории войска Антанты в районе Мурманска, а если сама не справится, германо-финские войска могли прийти на помощь. В обмен Германия обязалась вернуть после войны Крым и Белоруссию, Ростов-на-Дону и часть Донбасса, не претендовать на Баку, один из важнейших нефтеносных районов мира, повлиять на уже штурмовавших Баку турок, а также более не оккупировать никаких территорий России и не поддерживать сепаратистских движений. Помимо политических уступок Советская Россия обязалась выплатить Германии, в качестве репараций и расходов на содержание российских военнопленных, огромную контрибуцию в 6 миллиардов марок, в том числе 245 с половиной тонн чистого золота, часть кредитными обязательствами и на миллиард поставками сырья и продовольствия.

Даже регулярные встречи домовых прекратились. Началось время концлагерей и расправ с инакомыслящими. Словно из опасения попасть в число классово чуждых элементов, мирные духи не решались отлучаться из своих пристанищ. Казалось, только они одни в тот окаянный год не митинговали и не голосовали, хотя советские нововведения затронули все сферы бытия. Среди новоселов, недавно въехавших в ближайшие кварталы в процессе уплотнения буржуйских квартир, появились несколько кикимор, заявлявших о своём происхождении из черного народа, требовавших на этом основании уступать им лучшие места и не сметь перечить их бесчинствам и грубости.

В середине ноября 1918 года домовые снова собрались вместе в нетопленом музее с растащенной коллекцией, но все были страшно удручены тем, что творилось в их жилищах. Гоша ввалился с потрясающими новостями:

– Представляю, как искренне Вильгельм раскаялся, что помогал российским революционерам! Германия на русском фронте подхватила коммунистическую чуму, которую сама вскормила, там революция. Кайзер упирался, но канцлер империи, по сути, самочинно объявил об отречении Вильгельма II и собственной отставке. Такое условие перемирия выдвинула Антанта. В Берлине провозглашена республика, кайзер бежал в Голландию. В Германии беспорядки, во многих местах возникли Советы. Неподалёку от Парижа в Компьенском лесу в вагоне поезда главнокомандующего войсками германского блока в 5 часов утра 11 ноября подписано соглашение о перемирии Германии со странами Антанты. Ровно через шесть часов, в 11 утра война закончилась! Солдаты из окопов кинулись праздновать и брататься, всюду гремели салюты и фейерверки. На другой день император Австро-Венгрии Карл I объявил, что он в сложившихся условиях отстраняется от управления государством, потому что и там венгерские военнопленные, которые принимали участие в революции в России, а после заключения мира вернулись домой, начали революцию. Австро-венгерская империя разваливается. Антанта вводит свои войска в Германию и Турцию. Сепаратные договоры с Румынией и Россией больше не действуют, немцы должны вывести войска из оккупированных районов на западе, а на востоке Европы передать войскам Антанты контроль над землями Польши, Прибалтики, Белоруссии, Украины и Грузии, германского города Данциг, также сдать союзникам почти весь военный флот и массу вооружений!

Чуть улеглось волнение, Филипп скорбно продолжал:

– Теперь плоды победы достанутся союзникам, а Россию оставят на произвол судьбы, в числе проигравших! Страной правит шайка кровавых преступников. И это только начало ужасов, которые нас ожидают на многие годы. Вот, Фома покидает нас…

– Как? Что случилось? – едва ли не больше прежнего взволновалось собрание.

– Вторая зима под большевиками – это уже слишком! В связи с гонениями на религию мой хозяин возвращается в Рим. Основная часть прихода отъезжает на родину, костел того и гляди закроется. Служители церкви у нынешних властей попали под подозрение в скрытой контрреволюции, направленной, якобы, к низвержению советского строя…

Кикиморы запечные глупо захихикали и завизжали. Через помещение в башне музея Суворова пролетел подсвечник, древко от воинского знамени, измятые бумаги.

– Нельзя эту чернь в приличные места пускать! Ша, проклятые! – прикрикнул Фома повелительно, и хулиганы, как ни странно, послушались. Бумаги прошелестели в обратном направлении.

– Не будьте к ним слишком строги, – обратился он снова к домовым. – Хотя эти сущности обитают в человеческих жилищах, как и мы, но по происхождению и развитию стоят ниже. Это души проклятых родителями нехристей; они совсем несознательны и темны. Они злы не от природы, а от недоразвитости и обиды, и юмор у них все больше черный и плоский. Бывают еще кикиморы болотные и лесные – те злее, их нужно остерегаться. Те любят заводить путников в дебри и водить по кругу, а то забавы ради и вовсе уморить.

– А может, твоим католикам не стоит торопиться с бегством? Это беснование должно скоро закончиться, и власть большевиков наверняка долго не продержится, – с надеждой вклинился Кеша. – Ты среди нас самый старый и мудрый; нам будет сильно недоставать тебя…

– Судя по всему, это надолго. Недавно большевики с помпой отпраздновали год со дня захвата власти. Это скоро не пройдет, потому что у них очень могущественный патрон. Знаете, какие толки ходят в церковных кругах? Это… – Фома съёжился и приглушенно засипел. – Их патрон – сам Отец лжи. Послушайте их обещания и посмотрите на их деяния, вернее, злодеяния. Захватывая власть и призывая народ довериться им, что они обещали? Хлеба, мира, земли и свободы. Не прошло и двух недель после переворота – хлебный паек в Петрограде упал до 150 граммов. Уставшей от войны стране обещали мир без аннексий и контрибуций – и в обход всех союзников заключили сепаратный мир, унизительные условия которого даже не решились обнародовать полностью в своей стране! Ещё в сентябре в благодарность за помощь в захвате власти и в уплату дани по мирному договору они успели тайком отправить в Германию эшелоны, в которых находилось 93 с половиной тонны чистого золота, не говоря о товарах и зерне. Теперь Брестский мир аннулировали, но война для России продолжается, внутри страны началась междоусобица. При порядках большевиков хорошо живется только всяким уголовникам. Прикрываясь иноязычными названиями – контрибуцией, реквизицией и национализацией, их банды не только отнимают у богатых людей земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, но грабят всех сограждан без разбора. Сначала под именем буржуев грабили людей состоятельных, потом, под именем кулаков – зажиточных и работящих крестьян. Лозунг «земля и воля» для крестьян обернулся продовольственной диктатурой и поголовным обнищанием… Они сделали всех нищими, а с разорением граждан уничтожается народное богатство, разоряется страна, рушатся домашние очаги и гибнут наши домовые собратья! Они обещали свободу, но никто не может высказать своё мнение без риска быть обвиненным в контрреволюции. Клирики живут в страхе – нет свободы слова и печати, обсуждения и обличения, нет даже свободы проповеди. В печати разрешено только мнение якобы пролетариата, а на самом деле – его преступных вожаков. Их свобода – в потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийства, насилия и грабежа. Что это за свобода, когда никто без специального разрешения не может провезти себе пропитание, нанять квартиру, переехать из города в город? Что это за свобода, когда семьи, а иногда жильцы целых домов выселяются и имущество выкидывается на улицу, и когда граждане искусственно разделены на разряды, из которых некоторые отданы на голод и на разграбление? Как мне ни жаль вас покидать, но в Ватикане под покровительством папы римского в наступившем веке будет куда спокойнее, чем в государстве под патронатом Отца лжи! Даже перед приходом Антихриста Католическая Церковь заключает в себе силу и благодать, и доказательством этого служит само ее существование до наших дней. Не будь в ней совсем благодати, как бы она устояла, принимая во внимание времена инквизиции, всякие интриги, корысть и страшные грехи духовенства?

– Неужели тебе дано знать о приходе Антихриста? И когда же нам этого ждать? – всколыхнулось сборище. Когда гвалт и визг утихли, Фома, дрожа своим древним тельцем, как в трансе, продолжал:

– Все эти годы метафизические имперские чудовища питалась кровью человеческих жертвоприношений от воюющих сторон. Их аппетиты разрослись. С окончанием войны они не успокоятся, их ненасытность приведет к кровопролитию внутри собственных стран. Брожение в умах народов завершилось распадом старых империй. На их месте воцарятся новые великодержавные монстры, более изощрённые. Но теперь их грызня перерастает в роковую схватку сил Света и Тьмы, в которой они сами падут жертвами и которая сулит гигантские по масштабам бедствия и разрушения. В России появится новый темный правитель, инспирируемый имперским духом. Держава восстановится почти в прежних пределах. В братоубийственной борьбе и подавлении народа внутри страны будут истреблены миллионы. По закону равновесия, в противовес ему должен объявится не менее свирепый и циничный вождь где-нибудь неподалеку в европейском государстве – очень даже возможно, в побеждённой Германии. Оба будут предтечи Антихриста. Тиран насмерть схватится с подобным ему тираном. Между ними не может не произойти очередной войны, она всколыхнет весь мир, и погибнут десятки миллионов. В войне против нового европейского претендента на мировое господство большинство стран вступит в союз с Россией, выбирая ее как меньшее из зол. Победители переделят мир и разбросают по земле семена новых войн. Кроме того, на этом не закончится другая война, идейная – за души и умы людей. Возможно, вслед за тем с речами о гуманизме и свободе, обещаниями комфорта и всеобщего благоденствия придет тот самый Антихрист, о котором говорится в Писании…

Двадцать лет перемирия

Вскоре после отбытия Фомы музей Суворова был закрыт, остатки коллекции увезены, якобы, по другим музеям, а в здании со временем разместились не то курсы, не то выставка, связанная с аэронавтикой. Домовые годами не собирались всей компанией. Да и осталось их, прежних, совсем немного, как и старорежимных хозяев. Выкошенное население Петрограда сменили жители деревень и всевозможный пришлый люд. Удрученных житейскими потрясениями домовых снова свело вместе предчувствие еще более страшных испытаний в тот год, когда мир замер перед угрозой очередной мировой войны. Они стянулись из своих перенаселенных коммунальных жилищ на встречу под Рождество в Таврический дворец, в складское помещение для старой конторской мебели, где их никто не мог потревожить. Филя за два десятилетия советской власти сильно сдал; вместо былой резвости и горячности у него развился депрессивный психоз, поскольку в Таврическом дворце разместилось партийное заведение, где в целях защиты мертворожденной Доктрины готовили апологетов, идеологически подкованных руководителей всевозможных советских структур.

– Вот нас и загнали на склад идеологического хлама, – тосковал Филя, на штабелях столов. – С нами совсем перестали считаться. Кажется, скоро всем нам придет конец. Официальное мировоззрение напрочь отрицает существование тонкоматериальных измерений и духовных иерархий, насаждает невежественный материализм. Материалистическая идеология так скучна и прозаична; ее нечем скрасить, кроме плотских утех, азартных игр и потребления опьяняющих субстанций; она враждебна даже творческой стихии. Скольких одаренных людей они извели морально и физически!

– Однако спецслужбы как будто не пренебрегают эзотерическими знаниями. Они проявляют несомненный интерес к магическим знаниям и конфискуют всюду, где найдут, книги по религии и оккультизму, – Кеша называл представителей новой власти и спецслужб исключительно отстраненным местоимением «они». – Людям опасно держать в домах такого рода литературу. Почему они так остервенело борются с любыми мистическими учениями?

– С точки зрения идеологии все понятно, – Филипп усвоил новые понятия от обитателей дворца. – Они искореняют всякую традиционную духовность, чтобы заполнить искусственную духовную пустоту собственным эрзац-культом. Поначалу они организовывали провокации против духовенства, начиная с кампании по изъятию церковных ценностей, якобы, в пользу голодающих. Ленин тогда секретными указаниями под шумок велел чекистам репрессировать как можно больше попов. Постепенно супостаты поняли, что для торжества Доктрины мало устраивать примитивные антирелигиозные маскарады в дни церковных праздников, громить храмы и физически устранять служителей любых религиозных конфессий. После смерти вождя Они создали свою эрзац-церковь с лжесвятой всеведущей троицей Маркс-Энгельс-Ленин во главе, с пантеоном пророков и отцов революции, с житиями легендарных бессребреников, аскетов и мучеников за счастье трудящихся. Известное дело, свято место пусто не бывает – оттого пресловутый народ-богоносец скоропостижно превратился в народ-богоборец, уверовавший в Доктрину. Вы сами свидетели тому, как они в оскверненных храмах устраивают пролетарские клубы. Специально поставленные политические работники исполняют роль идейных пастырей в любом коллективе. Они пропагандируют коммунистическую мораль и нравственность, которая заключается в безусловном подчинении партийной идеологии. Исключение из членов партии рассматривается как анафема. Вместо древних таинств в частной жизни людей вводятся вновь изобретённая советская обрядность, пропитанная партийной идеей. Вместо соборности – коллективизм. Нововведённые праздники отмечаются, как грандиозные шабаши с массовыми агитационными шествиями под революционные гимны. Полностью политизированы любые формы культуры – от высокого искусства до кабацкой эстрады и цирка, всё образование – от начальной школы до академической науки. У них задействованы всевозможные атрибуты религиозного культа, вплоть до поклонения забальзамированным революционным мощам в мавзолее. Культовые элементы проступают в пирамидальной монументальности советского конструктивизма, в гербовой символике. А вместо святейшего патриарха или папы римского с его догматом о непогрешимости во главе псевдо-культа стоит авторитет – величайший и мудрейший кремлевский вождь и отец народов. Его окружает клир подхалимов и подпевал. В действительности тиран втайне отдает себе отчет, насколько он ничтожен; но чем больше перед ним трепещут, тем глубже он презирает людей и саму человеческую жизнь; чем больше его превозносят, тем подозрительнее он становится. Обвинённых в политической ереси людей казнят как заклятых врагов народа, причём вместе с семьями; в вину могут поставить неосторожное слово, происхождение, общение с иностранцем – это куда страшнее средневековой инквизиции. Да и ни к чему такому не причастных граждан репрессируют для пущего устрашения, в полном соответствии с ленинской идеей о том, что пролетарское принуждение во всех формах, начиная от расстрелов, является действенным методом выработки коммунистической личности из человеческого материала капиталистической эпохи. Поговаривают, «гений всех времен и народов» пересажал за колючую проволоку десятую часть населения своей страны. В Германии уже набрал силу подобный ему вождь – основатель другого имперского культа, замешанного на нацизме и реваншизме. Он ненавидит христианство, но по отношению к традиционной народной вере выдерживает нейтралитет, а сам всерьёз интересуется оккультизмом. Это тот самый тёмный правитель, появление которого предрекал наш незабвенный брат Фома двадцать лет назад. Злодеи пока еще по тайному соглашению делят сферы влияния, но между тиранами так много общего, что оба в конце концов не смогут сосуществовать под солнцем, и смертельная схватка между ними неминуема. Собственно, Версальский мир, который воевавшие стороны заключили без участия России после Первой мировой – всего лишь перемирие на пару десятков лет. Срок перемирия катастрофически сокращается… Поверьте мне, собратья, тьма сгущается, и вот-вот достигнет критической массы, и в эту чёрную дыру при взрыве вылетят миллионы жизней.

– Так что же это будет – долгожданный, в том смысле, что его на протяжении сотен лет предрекают, а он все не наступает – библейский Армагеддон? – с недоверием хмыкнул Гоша.

– Пока лишь репетиция. Оба правителя – из числа темных предтеч Антихриста, насколько мне позволительно об этом судить, – отозвался Филя.

– Ну, и как скоро, по-твоему, после предтеч объявится Антихрист? – подал голос Кеша.

– Зависит от человечества; однако, судя по всему, совсем скоро – лет через полтораста-двести.

Схватка монстров, одержимых идеей мирового господства, не заставила себя долго ждать. Вторую мировую войну Кеша пережил в животном состоянии, ощущая себя статистом за сценой. Когда город героически вымирал во время многомесячной блокады, маленький дух домашнего очага вместе со всеми гражданами голодал, замерзал, трясся от ужаса при бомбежках, и уже не в силах был уберечь семью Анастасии Андреевны. В войну на фронте погибли три ее сына, старший потерял ногу, дома от голода скончался муж, и у дочери едва не умер от истощения малолетний ребенок. Семейство фактически уменьшилась вдвое за счет его мужской половины. Своих близких потеряло подавляющее большинство семей. Масштабы катастрофических революционных и военных побед стали всенародными.

Кешина личная трагедия разразилась уже после победы в войне. В опустевшую «колыбель революции» власти направили свежие силы из захолустья для восстановления городской экономики и для работы на производстве. Жилья на всех не хватало. В квартиру Анастасии Андреевны, как и во многие обезлюдевшие квартиры в центре старой столицы, вселили толпу разнообразного народа. Кеша горько рыдал, что не уберёг свой последний оплот, когда из светлой ванной комнаты и просторной прихожей с помощью уродливых перегородок соорудили нечто вроде дополнительных комнат, с претензией на звание жилья. Ванну установили в кладовой возле кухни, в которой кухонный скарб нескольких семейств грудился в отчаянном споре за пространство. Печи и камины, как и во всем городе, были упразднены и разломаны, а вместо них по квартире расползлись ребристые чугунные радиаторы центрально-парового отопления. Коридоры оказались увешаны шайками для стирки и мытья, велосипедами, паутиной, изъеденным молью старьем, чьей-то отдельной кустарной электропроводкой, протянутой, чтобы не делить плату за электроэнергию по общему счётчику, захламлены какими-то коробами и шкафчиками – словом, коммунальный ад, одержавший победу в массе окрестных домов, влез и в квартиру в верхнем этаже, последний оплот домового.

После смерти отца народов многонациональная держава, почти доросшая до размеров бывшей царской империи, пережила несколько периодов растерянности. Сначала – по поводу того, что будет с имперским наследием. На ту пору, благодаря военным и промышленным поставкам в Европу, за океаном выкарабкалась из великой экономической депрессии и окрепла еще одна сверхдержава. Эта сверхдержава возвысилась ещё и за счет того, что выдвинула идеологическую концепцию не менее сильную, чем коммунистическая интернациональная Доктрина – идею мирового космополитизма. Напряжение в результате противостояния двух идеологических концепций возросло до отметки холодной войны, что казалось особенно устрашающим в связи с появлением у обоих оппонентов ядерного оружия. В силу развития средств передвижения и связи океан превратился в большую солёную лужу. Как единственная альтернатива заокеанскому лидеру, согласно закону равновесия, социалистическая система не просто устояла, а втянула в сферу своего влияния еще около полутора десятков стран.

Другое потрясение последовало, когда в коммунистической империи обновился кружок правителей, и приоткрылась малая часть правды о чудовищных преступлениях прежних руководителей против собственного народа. Открыть всю правду разом было немыслимо, потому что преемники тоже были замешаны в преступлениях тирана, так что ужасы режима были представлены как досадная историческая ошибка в виде культа личности вождя на фоне космических успехов системы.

Очередной период потерянности настал, когда тоталитарная система как ни в чем не бывало покатилась прежним курсом, не изменившись по сути, а лишь отказавшись от масштабных репрессий в пользу тенденции к коллективно-обезличенному существованию, к подавлению в зародыше малейшего инакомыслия.

Общество содрогалось в конвульсиях и нравственно мутировало в ходе беспорядочных экспериментов по выведению человеческого существа, способного функционировать в искривленном пространстве. Год за годом домовой Иннокентий пребывал как в анабиозе, когда по утрам в изувеченных затхлыми коммуналками окрестных домах просыпались обыватели и расходились по рабочим местам в государственных учреждениях и на производствах – в обмен на уравнительно-низкую оплату труда, распределительные услуги и базовые социальные гарантии. Страна, сданная на откуп безродному призраку коммунизма, напрягала все силы малоэффективного хозяйства для поддержания неуклюжей политической махины. В гигантской безликости этого механизма граждане ощущали себя незначительными винтиками или шестеренками. Могучий пропагандистский аппарат внушал населению с младых ногтей, что советский человек, усвоивший непогрешимую Доктрину, принципиально отличается по своей нравственности от тех, кто не принял единственно верного учения, и что этого коммунистически праведного человека совершенно необходимо изолировать железным занавесом от тлетворного влияния загнивающего капиталистического мира. Патриотизм приравнивался к безусловной верности партийной Доктрине. Против неверных вели идеологический джихад – хотя обычно не убивали, но старались уничтожить морально, объявляли умалишёнными или высылали в эмиграцию.