Текст книги "Всадники «Фортуны»"

Глава 17
Оранжевая жвачка

За эти три дня Лоринг успел убедиться, что технический персонал «Лароссы» не стал относиться к нему хуже. Больше всего он боялся не злости и даже не презрения, вызванного его малодушной выходкой: в той или иной мере все эти люди зависят от него, и открыто проявить неприязнь мало кто посмеет – слишком выгодна работа в этой фирме! Но лароссовцы могли повести себя и по-другому: проявлять повышенное участие, выказывать заботу, словно больному, которому нельзя сообщить о диагнозе, но нужно облегчить страдания. Дескать, мы знаем, парень, что ты скис, докатился до откровенного мошенничества, лишь бы скрыть свою слабость, и из-за этого погиб наш товарищ! Ну что же: раз твои дела так плохи, мы пока будем делать вид, будто все по-старому!

Однако ничего подобного не произошло. Механики, техники, заправщики – все вели себя с гонщиком номер один совершенно так же, как и до гибели Джанни Висконти. Слушались его указаний, когда требовалось, давали советы, безукоризненно выполняли свою работу. И, как показалось Даниэлю, старались не замечать его напряжения. «Простили или делают вид?» – спрашивал себя Лоринг. И тоже старался быть таким, как прежде.

Утром в воскресенье, в день гонки, он по обыкновению приехал на трассу за два часа до старта. Сразу заметил, что машин вокруг гоночного городка и на всех платных стоянках раза в полтора больше, чем бывало обычно. Многим просто не нашлось места, и они втискивались между расставленными вдоль дороги и вокруг площади летними киосками, парковались возле барьеров ограждения трассы, откуда их тут же изгоняли дежурные. Иные оставались на обочине шоссе.

Трагическая гибель механика «Лароссы» и последовавший за этим скандал вокруг имени великого Лорни взвинтили интерес публики. Правда, в газетах появились и по нескольким телеканалам прозвучали сдержанные заявления, что информация о признании Лоринга не подтвердилась официально, но это лишь вызвало еще больший ажиотаж. Клуб фанатов Рыжего Короля (а среди них было немало состоятельных людей) скупил тиражи двух газет, выступивших с особенно злыми нападками. И, в свою очередь, заказал другим газетам статьи, опровергающие обвинения в адрес их кумира. Но именно эти пылкие опусы, написанные куда красочнее «разоблачений», и ознакомили большую часть публики с подробностями скандальной истории.

– Ну, ты как? – Грэм Гастингс вошел в раздевалку Даниэля без стука: ему это было разрешено. – Настроение в норме?

– В норме.

Лоринг, только что скинув рубашку и брюки, аккуратно натягивал нижний костюм из тонкого эластичного трикотажа. Это «белье для трассы», заказанное на собственной фабрике «Лароссы» и сшитое строго по размерам гонщика, отличалось мягкостью и нисколько не раздражало тела, воспринимаясь почти как вторая кожа. Оно и смотрелось красиво: белое, шелковистое, идеально облегающее фигуру. Иные гонщики, выходя на стартовую решетку, направлялись к своим болидам, приспустив комбинезон до талии, а то и ниже – особенно если заезд проходил в одной из жарких стран. Такая демонстрация исподнего претила Даниэлю: он появлялся всегда в полном боевом облачении и только шлем надевал уже возле самой машины.

– Ты обдумал мой план гонки? – по-деловому, без лишних предисловий спросил Гастингс. – Возражений не возникло?

– Не возникло. Я вот только в резине сомневаюсь. Может, все же зря выбрал такую мягкую? Покрытие-то пока прохладное!

Технический директор решительно мотнул головой:

– Нет. Обещают не меньше двадцати семи градусов в тени. Значит, асфальт будет под сорок. С шинами ты абсолютно прав – такие поведут себя лучше всего. Но у меня возникли сомнения…

– В чем? – Рыжий Король, не спеша, проверял застежки комбенизона, и это позволяло ему не смотреть на Грэма, перед которым он почему-то испытывал особенную неловкость.

– В тактике одного пит-стопа! Да, начать нужно с баками под завязку – иначе тебе не пройти даже до седьмого-восьмого места. Но стоит ли на середине дистанции снова так загружать машину? Скорость упадет, а впереди останутся самые быстрые!

– Я постараюсь их не отпускать, Грэм, – Даниэль поднял голову и наконец взглянул в глаза «дирижеру гонки». – Неделю назад болид вел себя нормально, это я подкачал на квалификации: перетормозил и потерял время. Но сегодня сделаю все, что смогу.

Гастингс удовлетворенно кивнул. Его, кажется, больше всего волновало поведение не болида, а самого гонщика.

– Я уверен, что ты сможешь войти в очки[15]15
  В описываемое время очковую зону в этой системе гонок составляли первые восемь мест. Первое приносило пилоту десять очков, второе – восемь, третье – шесть, четвертое – пять, пятое – четыре, шестое – три, седьмое – два и восьмое – одно. В настоящее время система начисления очков значительно изменилась.


[Закрыть]. По крайней мере, до седьмого места дотянешь. А то и до шестого.

Лоринг расправил комбинезон и стал неторопливо надевать его, привычными движениями разглаживая упругую ткань на коленях, бедрах и под мышками.

– Грэм, – тихо сказал он, – сегодня я буду на подиуме!

Даниэль редко так говорил. Тринадцать лет участия в гонках «Фортуны» приучили его не быть самонадеянным и не ручаться ни за что. Он, бывало, терпел поражения, когда уже видел победу в двух шагах. А случалось – находил шансы там, где их, казалось бы, нельзя было найти. Лоринг знавал самые горькие разочарования и самые неожиданные удачи. Он сумел однажды третьим добраться до финиша, теряя колесо и пройдя целый круг, можно сказать, на одном упрямстве, а вернее – на идеальном знании машины и умении добиться от нее почти невозможного. Зато в другой раз лидировал и уже начинал последний круг, когда колесо взорвалось и болид, подбросив, швырнуло на обочину. Таких случаев было много, и каждый из них учил гонщика не уповать на заранее просчитанный результат. А еще в жизни Даниэля было – Вальденштадт, сломанные ноги, треснувшие шейные позвонки.

Он слишком хорошо знал, чего стоит перед гонкой сказать: «Я приду первым!» Или: «Буду на подиуме!» Такие заявления нередко оправдываются, но рано или поздно за них все равно приходится платить.

А заявить, что доберешься до подиума, стартуя с семнадцатого места, да еще – на машине, которая в этом сезоне не блещет совершенством подготовки… Да: раз Лоринг так сказал, значит – на то есть причины.

– Понимаешь, Грэм! – гонщик поправил рукава комбинезона и, усевшись на стул, принялся зашнуровывать кроссовки. – Я очень благодарен всем вам за то, что вы вроде бы меня не осудили. Но это ведь и обязывает, верно? Теперь придется доказать, что я не такое дерьмо, каким себя показал. И тут существует только один способ. В прошлом году мне удалось однажды прийти вторым, стартовав с пятнадцатого места. А три года назад я пришел первым, потеряв почти целый круг. Все помнят, что мне такое удавалось, но сейчас никто не верит…

– Дураки не верят, Лорни! Дураки, понимаешь?! – кажется, сдержанный Грэм всерьез рассердился. – А нормальные люди уверены, что ты это сумел бы и сейчас, но у нас технические неполадки. Что можно сделать, если машина теряет скорость?

– На этот раз не потеряет, ведь так? – Лоринг встал и прошелся по комнате, проверяя, как сел комбинезон. – Кажется, инженеры и шинники не подвели. Значит, вопрос – только в пилоте. Во мне. И если я не сделаю того, что делал раньше, не докажу, что я по-прежнему – Даниэль Лоринг, то ваше великодушие пойдет псу под хвост! Поэтому (уж извини за наглость!) я буду на подиуме!

Гастингс рассмеялся. На его широком добродушном лице появилось выражение лукавства.

– Дени, такую наглость я легко извиню. И если тебя интересует мое мнение, то я уверен: ты прав. Но тут надо бы кое-что уточнить. Видишь ли, настроения в команде мне известны, наверное, лучше, чем всем другим. Не осудили тебя потому, что никто просто не поверил, будто бы ты мог струсить.

Лоринг, уже взявший со стола перчатки и шлем и сделавший шаг к двери, замер, точно наткнувшись на невидимую преграду.

– Грэм! Но ведь это была трусость! А что же еще?

«Дирижер гонки» пожал плечами:

– Тут каждый дает волю воображению. Придумывают разные мотивы. По телефону я тебе начал рассказывать, да ты тут же напомнил, что нас может слушать полиция. Но поверить, будто Лоринг решил спровоцировать сход с дистанции, не может никто.

– А ты? – Даниэль снова снизу вверх пристально посмотрел в глаза Гастингсу. – Ты-то ведь поверил. Мерзавцем меня назвал – значит, поверил. Теперь думаешь иначе?

– Ну… Тогда сработал фактор внезапности. Понимаешь, Дени, – он подошел вплотную и обхватил большой крепкой рукой плечо Лоринга, – я сказал бы, что думаю теперь. Но, боюсь, это вызовет долгий разговор, а сейчас уже нет времени. Просто я не так глуп. Если б ты чувствовал себя виноватым в смерти Джанни, если б даже подозревал, что виноват, то вел бы себя иначе. И не мучился мыслью, что слывешь среди нас трусом. Тебя волновало бы совсем другое!

Даниэль нахмурился:

– Я действительно думаю, что не могла взорваться эта самая смесь паров.

– Да и мне не хотелось бы так думать! – поддакнул Гастингс. – Ведь это я пошел на риск, приняв к употреблению не до конца проверенное смазочное масло. Но дело не в том. Раз уж так, скажи: ты в самом деле провертел эту дырку в топливном баке?

– По-твоему, я – сумасшедший? Взял и возвел на себя такую напраслину?

Пилот дернул плечом, освобождаясь от медвежьих объятий «дирижера гонки». Но Грэм только сильнее прижал его к себе:

– Ты мне не задавай вопросы, а ответь на вопрос! Это сделал ты?

Глаза Лоринга угрожающе сверкнули:

– Я! И не держи меня – уже пора идти на старт!

Он вышел, хлопнув дверью, что позволял себе достаточно редко. Гастингс, которому уже полагалось находиться в командной кабине «Лароссы», – тоже направился к выходу, но на пороге его догнал «Полет валькирий». Мобильник Даниэля лежал на столе, рядом со связкой ключей (гонщикам на трассе не разрешалось иметь при себе металлические предметы, а телефоны во время гонки были и вовсе не нужны).

Грэм заколебался. Мобильный телефон – штука сугубо личная, отвечать на его звонки посторонним не полагается. Лоринг, уходя на старт, всегда переключал трубку на автоответчик. В этот же раз забыл – поспешил сбежать от неприятного разговора. Ну а коли так…

– Да! Слушаю. Даниэль уже ушел. А, это ты? Да не могу я его догнать, он давно вышел. Что? Слушай, не морочь голову! Зайдешь к нему после заезда. Пока!

В это самое время Лоринг шагал, окруженный настоящей свитой корреспондентов. Мимо трибун, с которых орали и размахивали рыжими флагами его фанаты, мимо выстроившихся на пит-лейне бригад всех десяти команд, мимо болидов, занявших первые места стартовой решетки, к своей огненной машине, которая в этот день была так далеко от привычного в прошлые годы поула… Из такого же рыжего болида, застывшего на восьмой позиции, Даниэлю помахал рукой Ларри Веллингтон. «Вот кто будет искренне рад, если я его обойду!» – мелькнула у Лоринга бесшабашно-веселая мысль. Ему показалось, или Брэндон, стоявший на поул-позишн, тоже ему помахал. Что-то вдруг прорезалось в сознании, будто сработал неведомый сигнал. Подойти? Ну да – вместе с этой оравой журналистов! Здорово!

Даниэль уже поравнялся со своим болидом, когда к нему сумел протиснуться парень в светлой форме – один из комиссаров гонки. Он протягивал почтовый конверт:

– Мистер Лоринг! Это просили передать вам.

– Кто просил? (Про себя Даниэль отмел мысль, что это может быть письмо очередной фанатки – у такой комиссар не взял бы!)

– Какой-то служащий команды. Но не вашей. «Ронды», кажется.

– Спасибо.

Конверт был залеплен какой-то яркой нашлепкой. Внутри оказался еще один небольшой конвертик и сложенная пополам записка. Даниэль уже почти развернул ее, но возле замаячил кто-то с видеокамерой, и Лоринг решил не развлекать публику чтением личных писем за пятнадцать минут до старта. Перед тем как сунуть послание в накладной карман комбинезона, он успел выделить некую странную деталь, которую его сознание отметило, но не зафиксировало сразу. Конверт был заклеен (должно быть – в страшной спешке) кусочком простой жвачки. Ярко-рыжим пятном она четко выделялась на белизне бумаги. Рыжим, как болид Даниэля.

Глава 18
Просто опечатка…

Отчет, доставленный из химической лаборатории, Айрин Тауэрс изучала недолго. Пробежав глазами, сложила распечатанные на принтере листки и сунула в карман жакета. Потом взглянула на часы. Тридцать минут до начала гонки. Но сто против одного, что спорт-канал уже включил прямую трансляцию из Килбурна!

Комиссар держала в рабочем кабинете телевизор. И не крохотный, как дома. Потому что здесь он был нужнее: нередко она отслеживала с экрана последние события, сравнивала комментарии новостей, а отдельные сюжеты записывала, поэтому в ящике ее стола всегда лежала чистая видеокассета.

Так и есть! На экране развернулись и замелькали цветные флаги, эмблемы, появилось волнующееся море человеческих фигурок, по-муравьиному густо заполнивших огромные трибуны. Не то что яблоку, а виноградине упасть некуда! И это – заезд, который был перенесен на неделю! Сразу видно, что билетов не только никто не сдал, но многие постарались всеми правдами-неправдами еще и добыть дополнительные.

Айрин наблюдала за всей этой суетой, но звук включать не торопилась. Она и так знала, что вещает сейчас постоянный комментатор гонок – молодой, бойкий всезнайка Алекс Викар. Другое дело – иной раз можно восхититься умением этого парня говорить без передышки в течение полутора, а то и двух часов, умудряясь и следить за заездом, и выдавать зрителям кучу сведений об истории «Фортуны», да еще выкатывать бочками все новости и сплетни о гонщиках, командах, перспективах на будущее!

Камера с большой высоты показывала панораму пит-лейна и разноцветные болиды, как раз занимающие места на стартовой решетке. На поул-позишн – Брэндон Лоринг. Надо же! От него этого вряд ли кто ожидал. Из шкуры выпрыгнет, а постарается взять первое место! Окажись на седьмой позиции его великий брат, Брэд вряд ли на это рассчитывал бы – не единожды Рыжий Король отбирал у него победу. Но сегодня у гонщика «Ронды» есть шанс. Тем более что главный в этом сезоне конкурент Лорни – швед Кнут Олафсон, пилот «Скида», – не сядет лидеру на хвост с первых же кругов: он в этот раз тоже – всего лишь пятый.

Оператор, понимая, как сгорают от нетерпения зрители и как много лишних планов придется сегодня показать (обычно трансляция начиналась лишь минут за пятнадцать до старта), стал неторопливо вести боковую камеру вдоль еще не занятых гонщиками машин, позволяя рассматривать их четкие очертания и читать изукрасившую их рекламу. На сине-белых «рондах» – название одной из знаменитых фирм по производству электроники и эмблема новой корпорации спортивной одежды, «ларосса» рекламирует сигареты «Филипп Моррис», плазменные мультивизоры и еще что-то, аббревиатуру чего Айрин не знает. На носу у золотисто-сиреневого «скида» Олафсона крупно написано «Кнут», а на боку – огромными буквами – «Гоблин»: это купила себе такую дорогущую рекламу компания, выпускающая силовые тренажеры.

Некоторые пилоты уже показались возле трассы, но к машинам идти не спешат – беседуют со своими инженерами, с механиками.

Айрин пристальнее всмотрелась в эту толпу. Среди них почти наверняка – тот, кому звонил позапрошлой ночью Ди Си, голос которого при каждом новом прослушивании упорно что-то напоминал комиссару. Человек, испугавшийся телефонной угрозы, тоже должен был находиться сейчас на трассе или возле нее. В детективных фильмах обычно показывают чудо: вот взгляд опытного сыщика выхватывает из трехтысячной толпы две фигуры, два лица, и по движению губ, по жестикуляции и гримасам суперполицейский тут же вычисляет: это именно те, за кем он охотится! Комиссар Тауэрс понимала, что ей такое чудо подарено не будет. Даже если камера вдруг возьмет крупным планом именно Ди Си и его телефонного собеседника, Айрин все равно не сможет догадаться, что это – именно они. Сейчас искажены возбуждением едва ли не все лица: поди пойми, кто из-за чего волнуется?!

Она снова пробежала глазами список сотрудников «Лароссы», который накануне затребовала полностью и долго изучала. Обнаружив, между прочим, еще одного Ди Си – штатного менеджера фирмы. Само собой, он ее мало заинтересовал.

На экране между тем оператор догадался показать командный пункт «Ронды». Ну да: ведь Брэндон Лоринг сегодня – фаворит! Правда, зрители увидели лишь пять-шесть спин в одинаковой сине-белой форме, склонившихся к сложной аппаратуре.

И тут внезапная мысль осенила комиссара. А вот сейчас как раз можно попробовать! Сейчас – когда там уж точно не до нее, и именно благодаря этому удастся получить ответ на интересующий вопрос. У человека, которому она собирается позвонить, просто не будет времени подумать, стоит или не стоит ей отвечать. А может, это и не тайна?

Набрав мобильный номер Грэма Гастингса, она тут же засомневалась: он мог и отключить телефон либо вообще не взять его в свою «рулевую рубку». «Дирижеру трассы» уж точно не до каких бы то ни было разговоров. Однако если мобильник еще не выключен…

В трубке запищало, прошла минута, и твердый, но немного напряженный голос вытолкнул:

– Да!

Конечно, Грэм посмотрел, чей телефон высветился на экранчике. И конечно, узнал номер комиссара – память у Гастингса явно отменная. Решил, что раз уж не отключился вовремя от внешнего мира, то придется ответить.

– Мистер Гастингс, это Тауэрс. Простите – понимаю, что не вовремя…

– Не то слово, комиссар! У вас что-то срочное?

– Да. Один только вопрос: вы ведь знаете всю команду, все имена. Кого-нибудь у вас, в «Лароссе», называют Ди Си?

– Ди Си? – удивленно переспросил технический директор. – Да. Лорни так зовет иногда своего механика.

– Дэйва Клейна? – Айрин стоило большого труда не выдать изумления. – Но в списке служащих его фамилия начинается с «кей». Почему «Си»?

– Да потому что в списке – опечатка. Недавно его обновили, этот список, ну вот секретарь и ошиблась. Через «Си» он пишется!

– Ну а остальных, у кого такие же инициалы, не называют Ди Си?

– Нет, комиссар. А почему вас это интересует?

– Да тут нашлись кой-какие материалы… Но теперь вижу – это просто совпадение. Спасибо, сэр! Желаю вам удачной гонки!

Гастингс усмехнулся:

– Благодарю. Раз уж позвонили, может, дадите прогноз?

– Дам, – комиссар развернула список и авторучкой исправила одну из заглавных букв. – Дам, если вы поверите, что у меня не дурной глаз.

– Поверю. И..?

– Лоринг придет первым.

Не дожидаясь ответа, она отключила телефон.

Звонок оказался более чем удачным: теперь она знала, кто такой Ди Си. Знала и то, что механика Дэйва Клейна называет так только Лоринг. Значит, тот, кому Дэйв звонил, знаком с ним именно через Лоринга. И еще: Клейн, судя по всему, безгранично предан Рыжему Королю. Если б он заподозрил намеренное убийство Джанни Висконти, то вряд ли стал бы разоблачать сообщника Даниэля – иначе под удар попал бы Лорни. Тогда кому и из-за чего он угрожал? Или это все же совпадение и нужно искать какого-то другого Ди Си? Нет. Сейчас у Айрин уже не было сомнений: как ни исказила запись густой бас механика, звучал тогда именно он.

Комиссар снова перевела взгляд на экран и, подхватив пульт, разом нажала две кнопки – усиления звука и включения видеомагнитофона. Что-то вдруг подсказало ей: сегодняшний заезд будет не просто особенным, он может оказаться уникальным. И очень важным для расследования.

А на экране, над серым языком трассы, где замерли в знойном дрожании воздуха двадцать могучих машин, один за другим погасли пять красных огней. Громовой рев взорвал воцарившуюся на миг тишину, и болиды рванулись в свою бешеную битву.

Глава 19
Мастер головоломки

Трассу в Килбурне не зря считают одной из самых сложных и опасных. По конфигурации, если смотреть сверху, она походит на очень узкую, сильно вытянутую ладонь с пальцами, изогнутыми самым прихотливым образом. Еще ее сравнивают с птичьей лапой, а неумеренному воображению иных поклонников «Фортуны» она напоминает даже корень мандрагоры. Было у нее и достаточно мрачное прозвище: «смертельная головоломка». Головоломка – потому, что серая лента гоночной полосы дважды делает замысловатые петли, и пару раз начинающие гонщики, не разобравшись в переплетенях трассы, выскакивали из виража не в том направлении! По чистой случайности оба раза обошлось без столкновений.

С точки зрения напряженности самой гонки, одна-две трассы в мире считались и потяжелее. В конце концов, «головоломка» все же имела два протяженнных (по четыреста и триста шестьдесят метров), почти идеально прямых участка, на которых возможно было развить максимальную скорость. Зато повороты отличались небывалым коварством: резкие, острые углы, узкие «шпильки»[16]16
  «Шпилька» – поворот в виде суженной параболы, требующий от гонщика резкого сильного торможения.


[Закрыть], а последний поворот вообще шел двойным полукругом, только что не закручиваясь в спираль.

Ну а все же самым страшным местом этого автодрома, местом, из-за которого тот и стал столь знаменит, был «риф Дейла».

Проложенная среди очень пологих холмов, трасса крутыми виражами огибала восточные и южные окраины городка, на севере почти соприкасалась с насыпью железной дороги, а на западе примыкала к тому самому невысокому плато, которое делало здешнюю местность неожиданно живописной.

Согласно правилам безопасности, нельзя было строить автодром вплотную к скалам. Но, уже спланировав трассу и даже начав ее сооружение, проектировщики обнаружили, что одна из кромок плато неизбежно соприкоснется с асфальтовой змеей. На участке, где вслед за поворотом-«шпилькой» шла прямая линия, а затем круто изгибалась дуга, к дороге подступал утес, размеры и мощь которого заставили сразу отбросить всякую мысль о том, чтобы его уничтожить. И планировщики, и строители смирились с его небезопасным присутствием, хотя и не подозревали до поры до времени, какую кровавую жатву ему суждено будет собрать.

Скала вздымалась вдоль полосы на протяжении почти ста метров, монолитная, неколебимая, волнующая своим диким великолепием. Ребристые изломы темного гранита мерцали на солнце слюдяными вкраплениями, а на тридцатиметровой высоте изумрудным венцом тянулась кромка густой зелени. Утес словно охранял трассу, хотя в действительности, как древнее чудовище, притворившееся мертвым, терпеливо подстерегал своих жертв. «Шпилька» и сразу после нее разгон на прямой заставляли гонщиков выкладываться изо всех сил. Поэтому в развернутую дугу, что огибала скалу, они входили, зачастую не сознавая, сколь предательски узка здесь полоса безопасности. Она была чисто символической: всего лишь метровая дорожка гравия, затесавшаяся между асфальтом и гранитной тушей.

В первый же год проведения тут Гран-при Великобритании о живописный риф разбились две машины. В одном случае пилот получил тяжелую травму шейных позвонков и навсегда распростился с гонками, вторая авария ограничилась вдребезги раскуроченным болидом. Во время гонок меньшего масштаба – «Фортуны-литтл» и «Фортуны-миттель» аварий произошло куда больше, но там не развивались столь опасные скорости, а потому не оказалось и тяжких травм. В следующем году, однако, именно гонщик «Фортуны-литтл» – восемнадцатилетний ирландец Генрик Грег – буквально расплющил об утес свою машину. Врачи вытащили его с того света, более того – сумели даже восстановить ему здоровье, но парень уже не пытался вернуться в гонки.

Пресса стала кричать о чрезмерной опасности, которую представляет скала, о необходимости изменить конфигурацию автодрома либо – если это невозможно – просто от него отказаться.

Но «смертельная головоломка» собирала слишком много зрителей и была слишком популярна, чтобы хозяева гонок решились расстаться с ней.

А утесу предстояло вскоре сделаться и вовсе легедарным.

Это произошло на третий год существования трассы. Золотой всадник «Фортуны», четырехкратный чемпион мира, кумир миллионов гоночных фанатов англичанин Уолтер Дейл разбился о скалу насмерть. Точнее – был извлечен из обломков своей машины и отвезен в госпиталь еще живым. Лучшие светила медицины, срочно созванные к уникальному пациенту, определили: случай безнадежный. Однако это был Дейл – человек, спасения которого жаждали слишком многие. И потому на протяжении долгих месяцев врачи «делали все, что возможно». Покуда мир, занятый своими ежедневными делами и бедами, не начал остывать к кумиру. Появившиеся спустя почти год сообщения о кончине великого Всадника уже не вызвали всеобщего потрясения, хотя многих повергли в горе.

Но скала, сумевшая получить такую неслыханную жертву, разом превратилась в некий роковой символ и наряду с проклятиями снискала своеобразное поклонение – как языческий идол. Ее стали называть «рифом Дейла».

Вдоль «рифа» возвели, дополнительно к гравиевой полосе, барьер безопасности. От которого, впрочем, не было никакого толку – разбиться об него можно было с тем же успехом, что и о саму скалу.

После трагедии с Уолтером Дейлом прошло двадцать лет. За это время, хотя машины и стали надежнее и защищеннее, хотя огранизаторы гонок и ввели для пилотов ограничение скорости на опасном участке, но «риф» все же собрал обильную дань крови и смертей. Об него расколотилось более пятидесяти машин, получили травмы тридцать два гонщика. Четверо погибли.

Многие из пилотов относились к этому странно. «Рифа» боялись, но зато и хвалились, когда удавалось пройти его на хорошей скорости. А уж если кто-либо осмеливался в непосредственной близости от кровавого участка совершить обгон, то гордился этим, едва ли не как выигранным заездом! Ну а тем, кто налетал на утес и разбивал об него болид, а в особенности – и сам получал травму, сочувствовали и… непонятным образом завидовали. Будто пострадавший как бы прикоснулся к бессмертной славе великого Дейла. А тех четверых, что вслед за Золотым всадником подарили гранитному зверю свою жизнь, вспоминали как героев.

Кто-то из работавших с гонщиками психологов однажды заметил: у мест, подобных этому участку «смертельной головоломки», всегда появляется мистическая слава. И как ни противоестественно такое поклонение, но оно помогает преодолеть страх, вызываемый постоянной опасностью.

Для Лоринга «риф Дейла» никогда не был фетишем. Даниэль ненавидел эту скалу с того дня, когда пятнадцатилетним мальчишкой увидел на телеэкране, как огненная машина воткнулась в черную массу слепого гранита и, точно игрушка, разлетелась на куски. Он сразу понял, что гонщик погиб. В то время Даниэль был уже чемпионом Германии по картингу среди юниоров – пилотом, знавшим цену опасности. Вот только к гибели Уолтера Дейла он оказался не готов – долго после этого мальчик просыпался с мыслью, что те телекадры были тоже сном, мерзким и страшным.

За тринадцать лет участия в большой «Фортуне» Лорни проходил проклятую скалу многие сотни раз (гонка здесь насчитывала шестьдесят кругов). «Риф» не вызывал у него трепета: сознание гонщика оставалось спокойным и холодным. И все же он мстил зловещей скале. Мстил – тем, что не боялся ее, как другие, и не поклонялся ей, как очень многие.

А в целом Даниэль любил «смертельную головоломку». Громадный опыт и знание трассы всегда давали ему здесь преимущество: опасная сложность автодрома работала на самого виртуозного пилота, а не на тех, кто просто умел напористо накручивать скорость. Именно это позволило Лорингу так уверенно пообещать Грэму Гастингсу: «Я буду на подиуме!»

Он отлично понимал, как трудно выполнить обещанное. Хотя бы уже потому, что на этом автодроме неимоверно сложно обгонять.

Обычно, стартуя с пятого, шестого, даже седьмого места, он полагался главным образом на пит-стопы: если «пересидеть» на трассе тех, кто идет впереди, успеть разогнаться, пока они теряют время в боксах на дозаправке, то можно совершить очень большой отрыв. И уже тогда успеть, в свою очередь, заправиться и уйти на трассу, сохраняя отвоеванное преимущество. А во-вторых, если машина в полном порядке, скорость на протяжении гонки не падает и настройки не подводят, то можно обогнать даже тех пилотов, которые мчатся не медленнее тебя. Правда, для этого нужны мастерство и выносливость. Важно «сесть на хвост» идущему впереди болиду, а потом на протяжении нескольких кругов (иногда десяти-двенадцати!) лететь, словно приклеившись к заднему сполеру соперника.

При этом на преследователя, защищенного лишь стеклом шлема, обрушивается весь адский жар выхлопных труб, ноги немеют на педалях, нервные окончания превращаются в электронные контакты живого компьютера: одно лишнее движение (даже не движение, а чересчур сильный вздох, который вызовет нечаянный толчок педали) – и твоя машина ударит ту, что впереди.

Однако преследуемому приходится еще хуже: он должен на каждой прямой, на каждом повороте следить за малейшим изменением твоей траектории, чтобы вовремя ее «перекрестить» – отрезать путь к обгону. Обычно нервы у впередиидущего не выдерживают – следует ошибка, и болид Рыжего Короля выносится вперед.

Но это – если стартуешь не дальше чем с седьмой позиции. Из хвоста же пелатона на такой тактике к первым местам не прорвешься, дай Бог добраться до очковой зоны – войти в первую восьмерку. Здесь нужно рисковать.

Даниэль хорошо помнил одну особенность Килбурновской стартовой зоны: ее прямая как-то внезапно и очень круто уходит в первый поворот. В тот самый, где взорвался болид вместе с Джанни Вискноти. Но сейчас об этом нельзя думать. Как и вообще ни о чем. Нужно помнить, что два десятка пилотов на этом самом повороте обычно ведут себя почти одинаково: сильно сбрасывают скорость и стараются войти в дугу как можно шире – тогда меньше опасность перетормозить, не справиться с машиной и вылететь в гравий.

Гаснет последний красный огонь. Старт. Рев и грохот впереди, рядом, сзади. Если уходишь с поула, то слышишь только себя. Если поул не взят, то на тебя обрушивается весь гром пелатона. Да нет – не гром, а лишь ощущение грома: левое ухо плотно заткнуто звуконепроницаемым тампоном, в правом – столь же плотный наушник шлемофона. Шлем тоже изолирует от звуков внешнего мира, и хотя совершенно заглушить грохотание двух десятков огнедышащих монстров невозможно, оно становится для тебя безопасным. Но страшно представить – что почувствует тот, кто безо всякой звукоизоляции вдруг окажется рядом с рванувшимся в бой пелатоном!

Лоринг стартовал, нацелив болид между зеленой «каллисто» португальца Сантино и черным «гровером» французского гонщика Гувера (над сходством марки машины и фамилии пилота давно потешались и в самой команде, и в прессе, которая тем самым создавала какую-никакую, но рекламу команде-аутсайдеру). Занимая шестнадцатое и пятнадцатое места, оба рванулись на обгон стартовавших впереди, выбрав один – внешнюю, другой – внутреннюю траектории. Это позволило «лароссе» свободно пролететь между ними.

Впереди с рокотом неслось стадо стремительно разгоняющихся машин. Стартовая прямая для всех, кроме первых четырех, успевших уйти в крошечный, но спасительный отрыв, – это клокочущий котел, где важнее всего – ни за кого не зацепиться, ни с кем не столкнуться, найти свою траекторию ускорения и постараться если не улучшить позицию в гонке, то хотя бы сохранить ту, что уже занята.