Электронная библиотека » Ирина Мороз » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 25 апреля 2014, 22:24


Автор книги: Ирина Мороз


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Шрифт:
- 100% +

27. Ну, с Богом!

В Разливе прибытия москвичей ожидали с нетерпением. Анатолий Львович мечтал, наконец, увидеть сына.

Торпеда, желая угодить начальнику, усердно ухаживал за дачей. А мечты о скором путешествии за границу пробудили его дремлющее воображение: к восторгу Ленина и Штейна, он ежедневно баловал их кулинарными новшествами.

Владимир Ильич вспоминал молодость, красоту Швейцарии и гостеприимный Цюрих. При мысли о том, что ему снова посчастливится дышать воздухом Швейцарских Альп, старик еле сдерживал слёзы и глотал ком счастья, стремительно подступающий к горлу. Он пристально вглядывался в экран компьютера, на котором появилась карта деревеньки Нидеррордорф, что в восемнадцати километрах от Цюриха. А профессор Штейн с интересом наблюдал за реакцией древнего старика на колдовство нынешней техники.

В полдень Торпеда дефилировал у распахнутых ворот Разлива. Козырьком приставив ладонь ко лбу, он вглядывался в серпантин пыльной дороги, в конце которой, наконец, появилось неопознанное транспортное средство, напоминающее то ли барак будущего, то ли мутацию автобуса.

«Офигеть, не очухаться!» – воскликнул он, почёсывая затылок, а потом размахивал руками и бежал за машиной до самого дома.

Профессор Штейн осторожно поднимался по гранитной лестнице, ведущей из подвала в сад. Он держал под руку улыбающегося старца в тёмных очках, над которым впервые за восемьдесят три года и четыре с половиной месяца простиралось полотно голубого неба.

Веня с Торпедой выгружали продукты из холодильника.

Из кабины автофургона выпрыгнул Тарнадин, размял затёкшие ноги. Заметил Ленина, укутанного в полосатый плед. Поморщился. Ехидный жёлтый цвет штанов на тощих ягодицах Ильича и тапки с торчащими усами показались Александру Устиновичу в свете дня шутовским нарядом. Он подумал, что предводителю угнетённых масс не прилично даже приближаться к шикарной Европе в подобном карикатурном виде и что, при первой же возможности, следует купить старику комплект благопристойной одежды. Он пригладил волосы и направился к лестнице.

Заметив Тарнадина, Штейн натянул на плечо Ленина сползающий плед:

– Владимир Ильич! Сейчас я познакомлю вас с хозяином этого дома.

Подошёл Тарнадин, протянул руку:

– Приветствую вас, товарищ Ленин! Как самочувствие?

– Спасибо, неплохо. А я вас помню, батенька, – Ильич дрожащим пальцем указал на бордовую родинку, – и засмущался, – вы в …этом, в кино надо мной висели, или… простите, не знаю, как сказать… – он ответил на рукопожатие, вложив сухую ладошку в растопыренную пятерню.

– Веничка! Здравствуй, мой мальчик! – Анатолий Львович расцеловался с подбежавшим сыном, – Владимир Ильич! Разрешите представить: выдающийся программист, без пяти минут кандидат наук, полиглот, музыкант, красавец, ну это и так всем видно, Вениамин Анатольевич Штейн – мой сын.

Веня пожал морщинистую руку.

– Папа! Ты верен себе, заставляешь меня краснеть.

– Молодой человек, ваш отец счастливец. Если бы у меня в своё время родился сын, – Владимир Ильич опустил глаза и, нахмурив брови, сказал слабым, надтреснутым голосом, – возможно, история писалась бы иначе.

– Братки! Будет канитель разводить. За стол пора. У меня мясо поспевает. Торпеда загребал руками воздух, приглашая всех к обеду.

За домом, на свежескошенной траве стоял стол, накрытый белой скатертью и сервированный на пятерых. Поблизости в кирпичной жаровне, нанизанные на десять шампуров, румянились куски маринованной баранины, разделённые кружочками репчатого лука и помидорными дольками. Весенний ветерок подхватил дым, пропитанный запахом жареного мяса, и погнал его в сторону рассаживающихся за столом людей.

– Наливайте, товарищ начальник! Вождю поднесите рюмашку. Слюну глотает. – Торпеда хозяйничал за столом, распределяя блюда с закусками вокруг центрального участка стола, предназначенного для подноса с шашлыками и с печёным картофелем. – Севрюжку пальцАми цепляйте, Владимир Ильич, а то вилкой весь ассамбляж испоганили. Кирнём, братки. За континенты!

Дважды опрокинув по 100 грамм и понюхав корку ржаного хлеба, густо натёртого чесноком, Торпеда направился к жаровне.

За столом царила непринуждённая обстановка. Говорили о маршруте предстоящего путешествия, о том, что горный воздух обладает целительными свойствами, о продвинутой современной медицине и о предположительных причинах, по которым космонавты больше не летают на луну.

Шашлыки получились сочные, в меру перчёные. В горячих клубнях молодого картофеля, покрытых хрустящей корочкой и надрезанных по центру, плавились кусочки сливочного масла. Запахи свежего укропа и домашних солений разжигали аппетит ещё сильнее, не давая чувству насыщения прекратить разгул чревоугодия. Тарнадин и Торпеда пили много, убухали почти два литра водки, были навеселе, но не пьяны.

Владимир Ильич ел с удовольствием. Приставив ладонь к уху, прислушивался ко всему, что говорилось за столом. Сам молчал.

Перед сном всё необходимое было перенесено в трейлер-Аврору: набор кастрюль, скороварка, мясорубка, миксер и много других кухонных принадлежностей.

Назавтра, 4-го мая в семь утра, компания путешественников собралась у раскрытых дверей автодома. Две его комнаты были оснащены компактными спальными местами с ящиками для постельных принадлежностей, подвесными столами, складными стульями, интегральными шкафами и антресолями для багажа. Помещение имело миниатюрную кухню, туалет и душ. Оно было спроектировано настолько рационально, что пятнадцатиметровая жилая площадь трейлера оказалась вполне достаточной для полноценного проживания пяти взрослых людей.

– Ну, с Богом! – Веня и Анатолий Львович помогли Ильичу осилить подъём по ступенькам и оказаться внутри уютных апартаментов. Тарнадин сел за руль, настроил навигатор, а Торпеда пристроился рядом, для страховки поддерживая раскрытую карту на уровне глаз начальника.

По радио транслировали авторскую песню Леонида Сергеева. Хриплый голос с переменным успехом вырывался из поскрипывающих усилителей:

 
«По пустым дорогам ходим все под Богом.
За последним стогом темные леса.
Там места глухие, тени там лихие.
Забредешь во мхи – некому спасать».
 

Александр Устинович нервно переключил передатчик на другую волну:

– Ша, ворон, раскаркался!

Трескотня настройки сменилась речью Завьялова на последнем пленуме ЦК КПРФ:

– Дорогие товарищи! Дорогие наши соотечественники! С чувством глу…

– Пусть и этот помолчит. Наслушался его бредней, по самое не хочу, – Тарнадин выключил радио и, прибавив скорость, выехал на центральную трассу.

28. На границе

За окнами, украшенными весёленькими занавесками, проплывали полотна лугов, отражая все оттенки зелёного цвета, от светло салатового до бутылочного. Ветер насвистывал жалобную мелодию и летел за Авророй, вплоть до контрольно пропускного пункта Россия – Белоруссия, где долговязый таможенник, на вид лет девятнадцати, взимал оплату за транзит. Простояли минут сорок. Паренёк вскочил на подножку кабины и, выхватив из рук Торпеды пачку паспортов, заглянул в салон:

– Тарнадин, Вертухаев, Штейн, эээ, ещё один Штейн и Ульянов – все здесь? – сверил фотографии с повернувшимися к нему напряжёнными лицами и, пересчитав полученные деньги, вернул паспорта и пожелал всем счастливого пути.

– Быстро и безболезненно, – сказал Тарнадин, нажимая на газ.

– Как укол в отмороженный зад, – согласился Торпеда.

29. Мечты

Тёплый ветер трепал каштановый завиток на густой шевелюре Штейна младшего. Пейзаж за окном почти не изменялся и наводил Веню на мысли о бренности существования. В конце концов, философские раздумья набросали на холсте его здорового воображения эскиз семьи, собравшейся за большим круглым столом и с аппетитом уплетающей гефилте фиш, приправленный бордовым, обжигающим хреном. Очаровательная хозяйка и трое прелестных детей нарисовались настолько чётко, что, если бы молодой человек встретил их в реальности, то наверняка бы узнал.

Он извлек саксофон из войлочного чехла, ласково провёл рукой по сверкающей поверхности. Инструмент запел тихо, почти шёпотом импровизацию в стиле ритм-энд-блюз, нанизывая на хрустальные нити звуков сокровенные Венины мысли, ещё не сложившиеся в слова, но уже улетающие в вечность из приоткрытого окна Авроры.

30. Первый рассказ профессора Штейна

За чашкой крепкого кофе профессор Штейн рассказывал Ленину историю своей семьи:

– На северо-восточной границе Минска находится лесное урочище Куропаты – место массовых захоронений жертв репрессий довоенных лет. Там покоятся около двухсот пятидесяти тысяч человек. Среди них – мой дед, Исаак Наумович Штейн, известный хирург, который был арестован органами НКВД и расстрелян в 1939 году. Да, Владимир Ильич, это происходило недалеко от шоссе, по которому мы сейчас едем. Двадцать пять лет назад я посетил братскую могилу в Куропатах. Тогда я не думал, что ещё раз побываю в этих местах, но, как видно, судьба распорядилась иначе.

Так вот! В начале войны Цилию Иосифовну Штейн (мою бабушку) с десятилетним сыном Давидом успели отправить в Среднюю Азию, в эвакуацию. Её старший сын, восемнадцатилетний Лёва (мой будущий отец) в это время уже был на фронте. Остальные члены семьи остались в Минске.

Немцы сгоняли евреев в гетто. Когда мою парализованную прабабушку, Фаину Гарт родные усадили в инвалидное кресло, чтобы снести с третьего этажа, сосед по лестничной клетке, наполовину немец, «от души» помог беспомощной старухе. Он выбросил её из окна вместе с креслом. А ведь этот сосед полжизни прожил бок обок с Гартами и даже лечился у моего прадеда – Моисея Львовича, знаменитого офтальмолога, умершего за несколько лет до войны… – Анатолий Львович глотнул кофе и вытер вспотевший лоб салфеткой, – вначале нацисты избавлялись от тех, кто не мог работать, затем началось тотальное истребление евреев. Уничтожали всех подряд.

Началась эпидемия тифа. В один из погромов убили почти всех больных в больнице гетто. В детском отделении в это время находилось семеро детей. Туда ворвались два пьяных полицая и ножом зарезали всех семерых. Они плевали на мёртвых малышей, брезгливо морщились и называли их ублюдками и погаными жидами. Потом, уселись на пустую кровать, курили папиросы, ели шоколад, а шариками из серебристой обёртки целились попасть в безжизненные детские лица, на которых бледными масками застыло выражение ужаса.

Рядом находилось отделение тифозных. Туда убийцы побоялись войти. Это спасло жизнь бабушкиному племяннику, десятилетнему Фимочке, который во время этой резни находился в инфекционной палате и всё происходящее видел через стеклянную дверь. Тогда Фимочка чудом остался жив. А потом… начались трёхлетние скитания осиротевшего ребёнка. Днём он прятался в канализации, ночью рылся в помойных ямах, выискивая остатки человеческой пищи, хоть основным его питанием были крысиные отходы. В сорок третьем году абсолютно седой парнишка, почти разучившийся говорить, случайно попал в партизанский отряд, а после войны вернулся в Минск… калекой без обеих ног. Он передвигался на самодельных ходиках, отталкиваясь от земли культями. Оставшиеся в живых родственники, приютили Фимочку, спасли его от неминуемой смерти. В то страшное, послевоенное время исчезали десятки инвалидов с разрушенных улиц Советских городов. Убогих попросту уничтожали власти, действуя по принципу: «нет человека – нет проблемы».

В возрасте тридцати четырёх лет Ефим Наумович перенёс инсульт и через месяц после этого ушёл из жизни, если можно назвать жизнью двадцать четыре года ежедневных страданий, искалечивших тело и психику этого несчастного человека.

Да, Владимир Ильич, не весёлый рассказ получился, не весёлый… Но что поделать? Наша память неизбирательна, но зато ассоциативна, – профессор Штейн задумчиво посмотрел в окно и, тяжело вздохнув, перевёл взгляд на часы: – пойдёмте-ка, дорогой мой, я сделаю вам укол…

На ночь путешественники обосновались в кемпинге вблизи от Минска. Перед сном решили пройтись, осмотреть территорию, и, завернув Ильича в плед, бодро ступили на Белорусскую землю. Прошли метров десять. Воздух был пропитан тошнотворным запахом. Судя по громкой беседе пожилой супружеской пары, также вышедшей из автомобиля подышать свежим воздухом, причина зловония – знаменитый мясокомбинат, беспрерывно источающий перегар жира и терроризирующий этим минчан, оказавшихся на редкость живучими. Пришлось возвращаться обратно. Салон трейлера с включённым кондиционером выглядел сомнительным, но всё же спасением от непредвиденного удушья.

– Ещё один день без движения, и я боюсь, что у нас атрофируются конечности, – Анатолий Львович, зажав нос, подталкивал к машине Владимира Ильича, который последовал примеру профессора и, скорчив гримасу, старательно засеменил, придерживая сползающий плед.

31. Первое непредсказуемое поведение организма

На следующий день, пройдя пограничный пункт «ВАРШАВСКИЙ МОСТ» – «ТЕРЕСПОЛЬ» в три часа дня компания прибыла в Варшаву.

Когда Аврора проезжала по одной из многолюдных улиц, Ленин внезапно высунулся из окна по самый пояс и, выбросив правую руку вперёд, взвизгнул – Здравствуйте, товарищи!

– Да, что ж это такое! Владимир Ильич, здесь вам не броневик! – Анатолий Львович спонтанно произнёс эту фразу, но, тут же извинился, сожалея о своей несдержанности. «Привычка – вторая натура», – подумал он и принялся страховать любопытного старика, ухватившись за ворот его голубой пижамы.

На шумной стоянке гигантского торгового центра «Аркадия», Тарнадин припарковал машину, предупредил, чтоб никто не выходил на улицу и отправился искать магазин мужской одежды. Через полчаса он вернулся с двумя пакетами.

– Вот вам прикид, товарищ Ленин!

На джинсы и серый трикотажный свитер в красную полоску Ильич смотрел, подозрительно прищурившись, но, взглянув на кроссовки фирмы «Найк» с подсветкой на задниках и на белые спортивные носки в рубчик, снизошёл до чуть заметного кивка одобрения и, собрав всё в охапку, заковылял в душевую переодеваться. Атласная пижама соскользнула с костлявого тела и засверкала голубым озером вокруг тощих ног. Со всех сторон осмотрев себя в зеркале, Владимир Ильич пришёл к неутешительному выводу: – «раб божий – обшит кожей». Одевался он долго. Штейна, стоящего за дверью, не впускал. Торпеда крутился в кухне, варганил на быструю руку обед, предварительно закрыв окна в салоне и включив кондиционер. Веня натирал саксофон и потихоньку насвистывал колыбельную Клары из «Порги и Бесс». Тарнадин, воспользовавшись остановкой, задремал, ритмично похрапывая в такт колыбельной…

– Вот это да! – воскликнул Штейн.

– Круто! – согласился Веня.

– Оп-п-ааа!!! – проснулся Тарнадин.

– Ни струя себе фонтан! – констатировал Торпеда.

В проёме туалетной двери, на фоне белого унитаза, широко расставив ноги в светящихся кедах и засунув руки в карманы джинсовых брюк, стоял Владимир Ильич Ленин.

– МММ! Вкусно пахнет! Что у нас на обед? Шшш! Не подсказывайте! Жареная картошка и сосиски. Угадал? – он потёр ладони и обратился к Торпеде:

– Любезнейший! Не затруднит ли вас приготовить мне на ужин манную кашу с желтком и маслом? Моя мама готовит это блюдо, когда ей кажется, что я худею. – Он пригладил несуществующий чуб, приставил палец к губам и, боязливо оглядываясь, прошептал:

– Плюс пять-шесть килограмм и можно появиться перед мамой…, – присел на край табуретки, и… уронив голову на грудь, мгновенно уснул.

Тарнадин первым нарушил шоковую тишину, затянувшуюся на долгих две минуты:

– Львович, что это с ним? А? Сделай что-нибудь, чёрт возьми, ну укол какой или массаж черепа.

– Нужен свежий воздух! – Веня кинулся открывать окна.

– Ты жердочку[13]13
  Окно.


[Закрыть]
щипашцами[14]14
  Пальцами.


[Закрыть]
не мусоль, – Торпеда преградил ему дорогу.

– Не ты тута хозяин окна открывать. Кипишной ты, Венька, белку[15]15
  Горячку.


[Закрыть]
гонишь. Ну, напустил бы гулу людского до полной контузии слухового аппарата, а выхлоп от этого, какой? Потеря времени и баста! Но тебе, что втусовывай, что не втусовывай – один чёрт! Не репа,[16]16
  Голова.


[Закрыть]
а пердобак.[17]17
  Задница.


[Закрыть]

– Да, тише вы все! Успокойтесь! – профессор Штейн нащупал пульсирующую жилку на шее спящего Ильича и, застегнул на предплечье аппарат для измерения артериального давления. – Пульс в порядке. Давление тоже. Никакой угрозы для жизни. Человек просто переутомился и заснул. С каждым может случиться. Пусть отоспится. Да, помогите же мне его уложить!

Отобедали молча. Молча отправились в путь. В семь вечера Аврора пересекала город Лодзь. Ни изысканность архитектуры Лодзинских дворцов, ни ретро-трамваи, снующие по бульварам наперегонки с велорикшами, ни обилие мигающих реклам, агрессивно внушающих доверчивому народу «что хотеть», не интересовали путешественников, обеспокоенных неадекватным поведением Ильича. Он ровно дышал, не реагируя на шлепки по щекам, на брызги ледяной воды и даже на запах манной каши, поднесённой Торпедой под его очевидно пожелтевший нос. А трейлер всё ехал, ехал по инерции, не сворачивая с намеченного маршрута, теперь одному Богу известно зачем.

Ночь провели на крестьянском подворье, не доезжая города Познань, ещё не так давно – столицы Великой Польши. Никто не мог уснуть. И только на рассвете, оставив безрезультатные попытки разбудить Ильича, Анатолий Львович уговорил Тарнадина поспать хотя бы два часа.

– Александр Устинович! Вы же не хотите, не дай Бог, заснуть за рулём и сделать аварию? Оттого, что мы все вместе ойкаем над спящим Лениным, ничего не изменится. Поэтому немедленно закрывайте глаза и начинайте считать овец. Кстати, глубокий сон на латыне – «Сопор сонд», а «Спор цон» на иврите – считай овец! Если запомните – передавайте дальше, чтобы народ знал, откуда ноги растут.

32. Регрессия

В семь утра аромат чёрного турецкого кофе, заваренного Торпедой с добавлением мускатного ореха и гвоздики, наполнил воздух и, сконцентрировавшись в углу салона, повис над лысиной Ильича, вызвав слабое подёргивание ноздрей и шевеление усов. Качнувшийся клинок бородки, словно стрелка измерительного прибора, заёрзал и остановился, направив рыжее остриё прямо на, зажатый джинсами, орган мочеиспускания. Жалобно похныкивая и сжимая обеими руками ещё не прорвавшуюся плотину, Ильич сполз с дивана и, стиснув колени, засеменил в туалет. Ещё секунда, и небольшая заминка с непривычным действием – расстёгиванием молнии, – могла стоить Ильичу подмоченной репутации. Но на то и существуют друзья, чтобы вовремя протянуть руку помощи, и не одну. Вмиг, все оказались рядом. Вместе они с лёгкостью преодолели возникшее препятствие, спасая переполненный мочевой пузырь от, казалось, неминуемого взрыва. По примеру отважного пузыря и другие шлаковыводящие органы вступили в борьбу по очистке организма от вредных элементов.

Помыв руки, отхаркавшись и переодевшись в пижаму, Владимир Ильич вздохнул полной грудью.

– Вы нас до смерти напугали, товарищ Ленин. – В голосе Тарнадина слышался упрёк. – Вы спали и спали и, похоже было, что никогда не проснётесь. Я лично, чуть не сошёл с ума. Пятнадцать часов в неведении. Шутка ли?

– Прошу прощения, любезнейший! Если бы я знал, что мой продолжительный сон повредит Вашему рассудку, то непременно проснулся бы раньше. – Ильич с удовольствием поглаживал оранжевый атлас пижамы. – Друзья! Виноват, не при параде, но если, в виде исключения, вы разрешите мне позавтракать в домашнем наряде, я вам буду очень признателен. А выходную одежду стоит приберечь для Швейцарии. Наверняка, там меня ожидают встречи в верхах и торжественные обеды. – Его глаза задорно щурились, кожа лица разгладилась, и даже казалось, что он стал выше ростом.

Анатолий Львович внимательно наблюдал за поведением своего подопечного. Вчерашнее высказывание о встрече с матерью и внезапный, затянувшийся сон, вызывали тревогу, но, с другой стороны – неожиданное красноречие и явно помолодевшая внешность… О своих подозрениях он предпочёл не высказываться, но дьявольское слово «регрессия» не оставляло его в покое и, нарушая ход мыслей, звучало в голове, при каждом взгляде на цветущего Ильича.

33. Второй рассказ профессора Штейна

В семидесяти километрах от Берлина, на границе с Польшей, огибая заброшенные колышки столбиков, по всей видимости, символизирующие пропускной пункт, трейлер «Аврора» беспрепятственно въехал в начищенную до блеска Германию.

Появился Штраусберг, милый городок с пышным страусом на гербе. Ехали не торопясь, наслаждаясь видом ухоженных деревянных домиков, утопающих в цветах герани. За остроконечной церквушкой живописным лего разлёгся пёстрый базар. Решили припарковаться, пройтись, и заодно купить что-нибудь вкусненькое на десерт. Торпеда остался готовить обед.

На рыночных прилавках были аккуратно разложены овощи, фрукты, плетеные корзиночки с лесными ягодами, домашний творог, кадки со сметаной и многое другое. На одном из прилавков Тарнадин увидел печёные яблоки в шоколаде, сложенные горкой и, заручившись кивками остальных, оплатил покупку. Все четверо, не сговариваясь, развернулись и торопливо зашагали к Авроре, над раскрытыми окнами которой витал запах сибирских пельменей в жареном луке со сметанным соусом, удивляя недоумевающих немцев: «Тут русский дух? Я-я-я! Тут Русью пахнет!»

В это время Торпеда готовил поистине божественный обед. До приглашения к трапезе пришлось, глотая слюну, прождать ещё пятнадцать минут, – мелочь, кажущаяся вечностью. И действительно, атакованный аппетитными запахами, мозг настраивается только на одну мысль – как бы побыстрее насытить капризную, как ребёнок, утробу, требования которой растут пропорционально количеству яств и их ароматов, предлагаемых вредной, если не сказать, развратной кулинарией. Так и сегодня – жареные в глубоком масле креветки, обваленные в яйце и золотой хлебной крошке с горчичным соусом, хоть и вызвали чувство насыщения, являлись, всего лишь, закуской, и были вынуждены потесниться в безразмерных желудках, уступив место пельменям. И даже дальнейшее поедание душистого жаркого с кусками сочной коричневой картошки, не явилось заключительной нотой в припевах этой гастрономической вакханалии. Всё съеденное было залито русским квасом и утрамбовано в распухших животах немецкими яблоками в шоколаде.

И вот уже снова плывёт Аврора по рекоподобному шоссе, приближаясь к Берлину, ласково называемому его жителями «Афины на Шпрее».

Профессор Штейн вглядывался в дымку приближающегося города.

– Владимир Ильич! О том, что в 1933 году в Германии пришли к власти фашисты с Адольфом Гитлером во главе, о Второй Мировой войне, закончившейся капитуляцией немцев в мае сорок пятого, вы уже знаете из предыдущих многочасовых рассказов. А дальше было вот что. Не хочу вас утомлять, расскажу вкратце. Советам не составило труда навязать идеи социализма освобождённым странам восточной Европы, а так же прибранной к рукам, восточной части Германии, в то время как западная часть, оккупированная союзниками, стала демократической страной, быстро набирающей экономическую силу. Обе половины когда-то единого государства, стали представлять собой модели США и СССР в миниатюре.

– Владимир Ильич! Вам не надоело меня слушать? – спросил Штейн.

– Я весь внимание.

– Тогда продолжим…

Восточная Германия отделилась от западной демократии уродливой бетонной стеной. Но даже этот монстр не останавливал перебежцев. Самодельные воздушные шары, верёвки, перекинутые между окнами соседних домов, таран стены бульдозером – буквально всё шло в ход. Люди сопротивлялись насилию, а по ним стреляли. В итоге – больше тысячи убитых – взрослых и детей.

Анатолий Львович добавил кипяток в стакан Ленина, – Владимир Ильич! Пейте чай! У Вас пересохли губы.

Ленин сделал несколько глотков:

– А что было потом?

– О том, как развалился Советский Союз и как разобрали берлинскую стену на сувениры, я расскажу вам в следующих беседах. А сейчас, Владимир Ильич, посмотрите в окно! Видите колонны? Это Рейхстаг. Здесь начался и закончился Третий Рейх.

На лице профессора мелькнула тёплая улыбка:

– Кстати, в мае сорок пятого года мой отец, Лев Израилевич Штейн – солдат Красной Армии, оставил надпись на стене Рейхстага: «В доме, где свастикой хвастал злодей, стену гвоздём процарапал еврей».

Ленин вздохнул:

– Ах, Анатолий Львович! Будь я на месте вашего отца, счастливее меня не было бы человека.

Штейн обнял старика:

– Укройтесь пледом, Владимир Ильич, стало прохладно.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации