Текст книги "Лихо ветреное"

Глава 9

– В общем, так… – начал Серый без всяких предисловий. – У Зои был старший брат, Сашка. Мы с ним и учились вместе, и служили вместе, и работать вместе начали… Лучший друг. Как брат. А я опоздал…

Они сидели за старым круглым столом во дворе нового, только что достроенного дома, Тамара как ушла в дом – так и не выходила, покрикивала время от времени на рабочих, которые что-то доделывали на чердаке, гремела посудой на кухне. Павел сидел, молчал, ждал, что дальше будет. Серый тоже надолго замолчал, смотрел на свой новый дом. Наконец повернулся к Павлу и спокойно спросил:

– Ты знаешь, что я за убийство сидел?

– Да, – так же спокойно ответил Павел. – Превышение самообороны. Три трупа и четверо – на инвалидность.

– Все трупы, – жестко поправил Серый. – Все семеро трупы, но это уже потом. Превышение самообороны, как же… Если бы можно было, я б этих тварей по десять раз убил… И не слишком быстро… Не прищуривайся на меня, доктор. Я не садист. Я экспертизу проходил. Вменяемый, никакой патологии… Хотя, конечно, после такого все равно что-то там сдвигается. Но Томка за мной следит. Говорит, что пока ничего такого… Я ей верю. А ты что думаешь?

– Да я тоже думаю, что ничего такого, – искренне сказал Павел. – Хотя я не психиатр, конечно. А за что ты их опять бы убил?

– Опять, и опять, и опять… – Серый стиснул зубы, закрыл глаза, сильно побледнел, и Павел даже подумал, что, наверное, все-таки поспешил с диагнозом. Но Серый уже пришел в себя, смотрел хоть и хмуро, но совершенно трезво, говорил хоть и с заметным трудом, но вполне связно: – Они мою маму убили. А Томкину сильно покалечили… Потом долго лечили, но все равно болеет. А я тогда тоже опоздал. Я Томку к врачу возил, мы ребенка ждали, так ее сначала напугали, сложности какие-то были… А в тот раз сказали, что все хорошо, никаких сложностей. Мы тут же домой позвонили, что сейчас приедем, только чего-нибудь вкусненького купим – и домой… Ее мама у нас тогда была, специально все собрались, вроде как хорошую новость отметить. Мы с тортиком приезжаем, а там… Нет, это я уже не могу. «Скорые» всех увезли – и этих, и Томку, и маму ее. Все подъезжали и подъезжали, одна за другой. Меня тоже хотели в больницу, но соседка сказала – не надо, она сама… Врачиха. Накачала меня чем-то, я на сутки отрубился. Так в соседкиной квартире и провалялся, как бревно. Меня от нее и увезли. А у Томки выкидыш получился. А твари эти просто квартирой ошиблись. Кто-то дом в деревне продал, слух пошел, что за хорошие деньги… Вот твари за деньгами и пришли. А денег нет. Не поверили… Их тогда ломало, наркоманы все, слов не слышали. Я потом случайно узнал: дом-то в деревне верхние соседи продали, за двести баксов.

– Ты это кому-нибудь еще рассказывал? – спросил Павел. – Вот так, все подряд?

– Вот так – нет… – Серый пожал плечами. – И так все знают. На суде что-то говорил. На суде все что-то говорили. И потом весь город что-то говорил… А что? А-а, ты думаешь, почему я тебе все это? Это не исповедь, доктор. Мне отпущение грехов не нужно. И медицинская помощь не нужна… Я так надеюсь. Мне нужно, чтобы ты знал не по сплетням, а как все на самом деле было, раз уж Зоя тебя заметила. Она нам не чужая. Это ее семья нас с Томкой жить заставила. Томку лечили, учили, работу дали, пока я сидел. Ко мне возили. Передачи постоянно… Мать Томкину они тоже вытащили, в лучшие клиники устраивали, профессоров каких-то находили. Когда частников разрешили, зубной кабинет Томке сделали. Потом она уже сама развернулась. А когда я освободился, Сашка сразу меня к себе взял компаньоном, у него к тому времени уже спортклуб был, небольшой, но очень хороший. Мы во в каком долгу перед Легостаевыми… А я не успел. Когда ураган налетел, нас с дороги отволокло и к стене прижало, я еще радовался, что на мост не въехал, – сдуло бы, как сухой лист. У меня еще этой машинки не было, у меня «шестерка» была. Ты ведь знаешь, как все Зоины и Федины родные погибли? Только детей и вытащили, и то Аленку потом больше года по больницам и санаториям… И Федора вон как поломало. А Зоя ребенка потеряла, из-за Эдика этого вонючего… На восьмом месяце была, а он ее толкнул на бетонный пол. Мы подъехали: Федя без сознания под обломками какими-то, Сережа еле шевелится, ходит по квартирам, людей зовет, «скорую» просит вызвать, дети в подъезде на полу, в воде, в крови, у Зои схватки, а этот, не поверишь, – сидит у стеночки и причитает: «Она мне лицо изуродовала, она мне пиджак испортила…» Сережа сказал потом, что этот ублюдок так в подъезде и отсиделся… Да хрен с ним, все равно толку-то от него… Но ведь даже «скорую» не вызвал! Я его в первый раз тогда на помойку выкинул.

– А что ж не убил? – со злостью спросил Павел. Но тут же спохватился: – Извини, это я так… Фигура речи. Я знаю, ты нормальный. Вот я, наверное, не удержался бы.

– Может, и я не удержался бы… – Серый подумал и пожал плечами. – Меня Томка удержала. Говорит: Серый, мы без тебя не справимся. Выкинь его куда-нибудь. Ну, я и выкинул. Сказал, что еще увижу – убью. Три месяца прятался, уж и не думали, что заявится. А он вдруг заявился. Имущество делить! Ну, я его еще раз на помойку. Зоя на развод подала, так на суде он пасть разинул, что хочет половину плюс компенсацию за моральный ущерб. Не обломилось ничего, совместного имущества у них не было. Квартира не приватизирована была, его, слава богу, прописать не успели, опекунство мы уже сумели Зое оформить, так что ни один суд ничего этому ублюдку не отсудил бы. Так он потом еще приперся к ней домой – бритву свою искать. Я его в третий раз тогда на помойку отнес. А он опять приперся. Ну, не дебил? Правда, что ли, пришибить?.. А лучше личико немного перекроить. Это ему хуже смерти, он своим личиком дорогу на экран пробил.

– Я ему, кажется, нос сегодня сломал, – признался Павел. – Нечаянно, не рассчитал немножко.

– Мог и не рассчитать, – согласился Серый. – Ты бугай здоровый, с такими мозгляками наверняка не связывался. Откуда тебе знать, что он соломенный? Мог и не рассчитать.

– Все равно противно было. – Павел машинально растопырил пальцы и внимательно посмотрел на руки. – Я ж не знал, кто это такой… А девочки, значит, не Зоины дети? И Сережа…

– Зоины, – твердо сказал Серый. – Теперь уже Зоины. Маньку сама выкормила, Аленушку вырастила, Сережу воспитала… Чьи же это дети? Да и Федя без нее вряд ли так удачно выкарабкался бы. Он уже на второй курс перешел, во как. А ведь тогда целый год в школе пропустил! Все они Зоины дети. Ну, и наши немножко. И Зоя наша.

– А почему Тамара сказала, что ее лечить надо? – помолчав, осторожно спросил Павел. – Тем более если она здоровая, как…

– Как лошадь, – подсказал Серый и впервые за все время улыбнулся. – Правда, здоровая. Силы – как у ракеты-носителя. Вот и хватается за любую работу. Заскок у нее – считает, что обязана долги всем отдать. В первый год мы у нее часто бывали, Томка даже временами жила, и мать ее тоже первые месяцы жила, помогала по мере сил. Елена Васильевна, соседка, уже после в доме появилась, но сразу подключилась… Классная старуха. Еще дядька у нее есть, вернее, не у нее, а у Федора, но это все равно. Правда, он немолодой уже, но тоже помогает. Нормальное ж дело, да? А она решила, что по гроб жизни всем обязана. Обязана! Если б не ее семья, что бы сейчас с нами было? Ну, я – ладно… А за Томку я их вечный должник. Это я себе еще двенадцать лет назад поклялся. А кому долги отдавать? Не успел… Значит – ей да детям. А она считает, что сама должна. Конечно, лечить надо, что же еще. А то надорвется когда-нибудь… Томка идет. Теперь твоя очередь.

Павел сначала не понял насчет очереди, но Тамара подошла, села рядом с мужем, вопросительно глянула на него, он кивнул, и оба они ожидающе уставились на Павла. А, ну да, теперь его очередь рассказывать о себе. Что ж они хотят о нем знать? О нем и знать-то особо нечего. Да и, судя по всему, все, что хотели, они уже узнали. И рассказывать о себе он как-то не привык…

– Почему ты называешь себя мулатом? – помолчав, спросила Тамара. – Начни хотя бы с этого.

– Потому, что я на самом деле мулат, – ответил Павел, несколько удивленный тем, что Тамара и это знает. – Мой дед был черным американцем, десантником, против фашистов воевал. А погиб в советском лагере под Магаданом.

– Нет, ты все рассказывай, – попросила Тамара. – Дед – американец. А бабушка? Все, что знаешь, рассказывай. И подробно.

И Павел стал рассказывать все, что знал, подробно, со всеми мелочами, о которых слышал от тети Лиды. И о тете Лиде рассказал, и о том, как Макаров жил у них пять лет, пока учился в институте, не просто жил, а как брат, и тетя Лида любила их одинаково. И даже о Галине рассказал, хоть и не собирался. Что тут рассказывать? Сам виноват. Но они так слушали… А Тамара еще и спрашивала, все время выпытывала какие-то мелкие детали, требовала, чтобы он еще что-то вспомнил, переживала, возмущалась, радовалась, один раз чуть не заплакала, вскочила, сказала, что смертельно хочет курить, убежала, вернулась через две минуты, села и опять потребовала подробностей.

– Слушай, – перебила она, когда Павел перешел к тому, как Галина явилась в госпиталь с какими-то бумагами и сказала, что это тетя Лида просит их подписать. – Но ведь можно было кого-то попросить, чтобы прочли! Как же это ты так?! Ну, ладно, не видел, почти не слышал, так хоть подумать мог бы!

– Да я и думать тогда не очень-то мог, – хмуро сказал Павел. – Все-таки сильно шарахнуло. Сначала думали, что не выживу, потом – что не встану, потом – что зрение не восстановится… И выжил, и встал, и увидел – и все поздно. Оказывается, Галина тете Лиде не сказала, что обо мне из госпиталя сообщили. Она сказала, что меня похитили и выкуп требуют. Денег-то никаких у тети Лиды не было… Значит, квартиру продавать. А без моего согласия нельзя. Потом оказалось, что я свою долю Галине передал, вот какую бумагу она в госпиталь привозила. А тете Лиде сказала, что я давно уже передал, еще когда поженились. Я – в госпитале, тетя Лида думает, что в плену… Конечно, заболела сильно. Я просил, чтоб хоть кто-нибудь позвонил, узнал бы, что там. Звонили, Галина отвечала, что тетя Лида в больнице. Потом уже сам звонил – в больнице да в больнице… Перед выпиской звоню – а отвечает кто-то чужой: здесь такие не живут, прежние хозяева квартиру продали и переехали на новое место. Я это новое место еле-еле нашел. Шесть метров в коммуналке, в бараке каком-то возле железной дороги, я думал, таких уже не осталось давно. Тетя Лида лежит на раскладушке, белая, как мел… Глаза открыла, меня увидела – и как засмеется! Живой, говорит, здоровый, не зря, говорит, я опять пару-тройку законов нарушила. А Галочка, говорит, где? Как же вы разминулись? Она, мол, тебя выручать поехала. Ей, говорит, опасность не грозит? Я ей ничего объяснять не стал… Она такая счастливая была, что меня выкупила. А через неделю умерла. Сердце во сне остановилось – и умерла. Мне эта комната в бараке осталась. Она меня сумела при переезде как-то прописать, опять, наверное, законы нарушила. Верила, что вернусь. Вещи мои сохранила. Альбомы с фотографиями. Все документы. А мебель, техника, все ценное, и даже вся посуда, и даже шторы – все как сквозь землю… Тетя Лида считала, что Галина на время все у знакомых пристроила – куда все везти-то на шесть метров? Пристроила… И сама где-то пристроилась. В розыск подавал – не нашли. Уволилась. Уехала или где-то спряталась. Развели заочно. Остался в этом бараке, комиссовали, денег нет, работы какие-то случайные… От знакомых прятался, от сослуживцев бывших… Сейчас понимаю, что идиот, а тогда шарахался от людей, будто это я тетю Лиду ограбил и в гроб вогнал. Через полгода только решился одному приятелю позвонить, я у него в гараже машину оставил. Перед последней командировкой купил – и оставил до возвращения… Думал: вернусь и прямо к дому – на машине! Сюрприз. Приятель даже удивился, что я возник. Он ждал-ждал, думает: что ж такое? Домой мне звонит – а там чужие какие-то. Но машину сохранил. Вот у меня она одна и осталась. Поездил немножко, думал, извозом заработаю. Не получается. Потом еще знакомого встретил, рассказал кое-что. Он на «Скорой помощи» работал, меня к себе взял. Потом Макарову позвонил, признался во всем. Он приехал, орал на меня долго… В общем, правильно орал. Я же вполне здоровый уже был, хоть опять на службу. Макаров сориентировался, мои шесть метров кому-то пристроил, а мне здесь такую квартиру нашел – я глазам не поверил! Сказал, что это на те шесть метров куплено. Я уж потом узнал, что он семь тысяч баксов добавил. Машину продам – отдам. Макаров говорит, четырнадцать тысяч – это здесь очень хорошая зарплата, на нее нормально прожить можно. Многие даже и на меньшее живут. Да, может, я еще чего-нибудь найду, оглядеться надо, не знаю пока ничего. Я только вторую неделю здесь, да и то последние дни занят был…

Павел неловко замолчал, вдруг сообразив, что вот о том, чем он был занят последние дни, Серым знать совсем не обязательно.

– Что хоть с Макаровым-то? – с интересом спросила Тамара, будто опять читая мысли Павла. – Сколько лет нигде никогда, а за эту неделю во всех кабаках побывал! Стряслось у него что-нибудь, что ли?

– Да нет, это так, случайность… – Павел не хотел говорить об этом, и ему не очень нравилось, что тут все обо всех знают, в том числе и о демонстративном загуле Макарова. – Он вообще не пьет, у него поджелудочная… А тут глупость получилась, одно неприятное событие… В общем, он просто цирк устроил. А так – абсолютно в норме. Работает сидит. Меня, наверное, ждет уже.

– Подождет. – Тамара встала и постучала Серому пальцем по плечу. – Сходи-ка к Приходьковым за огурчиками. Обедать давно пора, а мы все сидим, сидим, целый час сидим, разговоры разговариваем. Паш, хочешь дом посмотреть? Макаров твой придумывал. Золотая башка у мужика. – Оглянулась посмотреть, далеко ли ушел Серый, и смешливо спросила: – А с чего Макаров цирк-то устроил? Эллочка, что ли, назад просится?

– Нет, – ответил Павел, уже смирившись с тем, что здесь действительно все про всех знают. – Не просится. Наоборот, замуж собралась и Макарова на свадьбу пригласила. Он… удивился.

– А чего удивляться? Хочет свадебный подарок с него поиметь. – Тамара хихикнула. – Ты не представляешь, какие дуры на свете бывают… Почти такие же, как дураки.

Почему Макаров так боялся Серого? Павел все время думал об этом, пока смотрел дом, и за столом, без стеснения уминая все, что подсовывала ему Тамара, и слушая ее руководящие указания и подчеркнуто подчиненный тон мужа, и потом в машине, когда Серый повез его в город, попросив Тамару подождать дома. И с чего это Макаров таращил глаза и понижал голос, когда говорил о том, как опасен Серый? Ему Серый понравился. И Тамара понравилась. А что слухи всякие вокруг – так надо же кого-нибудь бояться. В любом маленьком городе должна быть своя легенда. Или даже две легенды. Федор – герой. Серый – убийца…

– Ты не убийца, – задумчиво сказал Павел после нескольких минут необременительного молчания в машине. – Это и ежу ясно. Почему тебя все так боятся?

– Во-первых, я все-таки убийца, – после паузы спокойно ответил Серый. – Почему убийца – это никому сейчас не интересно. Во-вторых, кто это – все? Не все. Кому есть чего бояться – тот и боится. Ну, и за компанию некоторые. Наслушались всякого… Страх заразителен.

– Это да, – согласился Павел, вспоминая, как таращился Володька. – Да и нравится народу друг друга пугать… Тебе это не мешает?

– Тебя, наверное, Макаров мной пугал? – догадался Серый. – Вот ведь трепло. Пока дом придумывали, он нам с Томкой в кошмарах снился. Орал, что вот это и это – через его труп. А если чего-нибудь в его проекте напортят, так он сам лично нас обоих задушит и дом сожжет. И гонорар такой заявил, что кто другой прибил бы, не торгуясь… Пугал, значит? А в связи с чем пугал? Наверное, в связи с Зоей?

– Да, – не сразу ответил Павел.

– Говорил, что у нас с ней что-то есть?

Павел промолчал.

– А ты не поверил, – заключил Серый. – Прямо сразу не поверил, хотя ничего не знал. Это плохо. Другие могут тоже не поверить. Вон, руки уже протягивают. Надо придумать что-то новое. За ней круглые сутки не уследишь, носится во все стороны одна… Ладно, Томка еще что-нибудь придумает, она это умеет.

– Так это она, что ли, придумала? – удивился Павел.

– Почему она? – тоже удивился Серый. – Просто слухи пошли, а она сказала: это очень хорошо, не будут к девке лезть… Правда не лезут. Иногда только, кто не знает… Ну, это ему быстро объясняют. Да вот еще Эдик этот опять объявился. Вот это странно. Томка права – с чего бы он такой смелый стал? Надо разобраться.

– Как? – осторожно спросил Павел.

Серый коротко глянул на него, усмехнулся, сказал угрожающим тоном волка из мультфильма «Ну, погоди!»:

– Там видно будет! Я свой имидж поддерживаю, меня действительно многие боятся. Те четверо, которые на инвалидность… Которые потом тоже трупы… Так вот, это не я. Кто-то под трамвай попал, кто-то от передоза, одного дружки пришили, один с перепою с моста сиганул… И все – как раз тогда, когда я только-только вернулся. Конечно, сразу разговоры начались. Меня даже в милицию тягали, но там все ясно было, так что тягали так, для проформы. Но все равно полезно получилось. А когда своих собрал и школу открыл – совсем порядок.

– А свои у тебя кто?

– Кто из части, кто из команды. А, ты же не в курсе… Я же почти с детства в карате попал. Очень удачно, у меня хорошие данные были. Но в чемпионы не вышел – две тяжелые травмы, да и учиться я тогда хотел. Выступать бросил, не вернулся, хоть потом и зажило все. И в институт передумал, в армию пошел. Очень мне тогда спецназ нравился, насмотрелся киношек… Хотя народ там действительно нормальный. Когда Томку встретил, думал бросать это дело, она все время боялась, что опасно. А тут – срок… Вот и бросил. А когда вернулся – своих стал искать. Главным образом тех, кто на мели остался. Слушай, а ты бы ко мне пошел? Я вижу, у тебя тоже спецподготовка… Да и врач мне пригодился бы.

– Да я только-только устроился, – даже растерялся Павел.

– Ну и не бросай, совмещать можно. У нас тут для спасателей работы не так чтобы очень… И на двух не надорвешься. Ты ведь уже не больной?

– Да вроде нет, – машинально ответил Павел, думая, с чего бы это Серый так быстро записал его в свои.

– И деньги опять же. Семью-то кормить надо будет.

– Какую семью? Я ж один.

– Сегодня – один, завтра – пятеро… – Серый свернул в уже знакомый Павлу проезд и затормозил перед железными воротами. – Ну вот, довез в целости и сохранности.

Ворота тут же поехали в стороны, из будочки вышел охранник, пошел к машине. Серый вылез из машины вслед за Павлом, взял у охранника ключи, отдал Павлу, сказал, специально ни к кому не обращаясь:

– Я въезжать не буду. Ну, до встречи.

Охранник тут же вернулся в свою будку, и ворота стали съезжаться.

– До встречи, – кивнул Павел, пожимая жесткую ладонь Серого и глядя на полированное корыто, в котором его привезли. И вдруг засмеялся.

– Ты что? – подозрительно спросил Серый, тоже оглядываясь на свою машину.

– Любуюсь. Все-таки это что-то невероятное… Где ты ее взял?

– Где взял, где взял… Не купил же! – Серый тоже заулыбался. – Мне ее свои ребята сделали. Долго делали, почти два года. У меня один такой мастер есть, прямо генеральный конструктор. Сидели вместе. Теперь вот у меня, машины чинит. Ну и выдумывает по ходу дела всякое-разное. Умеет.

– Умеет, – согласился Павел. – Такое выдумать – это уметь надо. А зачем тебе такая? Ты любую купить мог.

– Зоя в другие машины до сих пор почти никогда не садится. Так, если уж совсем выхода нет… А детей и вовсе ни за что не посадит. И Томка машин опасается, хотя, конечно, не так… Она ведь все тогда видела. Ну, Сашкину машину под рекламным щитом. А на эту хоть пять щитов урони – ей чихать. Без колес неудобно все-таки, вот мы Серенькую и сочинили.

– Почему серенькую? – не понял Павел. – Она не совсем серенькая, она немножко и зелененькая.

– А это ее так зовут – Серенькая. – Серый опять с очень довольным видом улыбнулся. – Томка так назвала. Она ее любит, прямо как… ребенка. Ну, пока.

Помрачнел, повернулся и полез за руль, двери бесшумно закрылись, и Серенькая, почти на месте повернувшись на сто восемьдесят градусов, через пару секунд исчезла в солнечном отблеске на безупречной полировке и темных стеклах. Но Павел успел заметить еще одно, чего не заметил раньше, – над номером во всю ширину багажника тянулась какая-то штука, что-то вроде карниза, и вдоль всего карниза шла надпись: «Не уверен – не догоняй». Павел опять невольно засмеялся, сообразив, что эта каракатица по имени Серенькая ему страшно нравится.

Из будки опять вышел охранник, сказал озабоченно:

– Мы вашу машину на стоянку поставили. Может, под землю загнать? Опять дожди обещают, заляпает всю, экология-то нынче какая…

– Экология тут у вас обалденная, – искренне сказал Павел, поведя носом в сторону розовых кустов, заполонивших двор. – Я такую экологию сто лет не видал… А если и заляпает – хрен с ней, не жалко, мне такая машина не нужна.

– Понял, – кивнул охранник. По лицу было видно, что соврал.

Макаров встретил его сегодня уже спокойнее, хотя и опять выразил недовольство:

– Ты чего так долго? С утра смылся – и пропал, честное пионерское… Возни там много, да? Надо тебе рабочих найти. Иди поешь, все на плите.

Макаров сидел на полу в большой комнате, обложившись растрепанными справочниками, еще более растрепанными журналами, чертежными досками с приколотыми к ним листами ватмана, и сосредоточенно думал, неподвижно держа перед собой карандаш, как дирижерскую палочку. Павел остановился в дверях, любуясь этой картиной. Работающий Макаров ему нравился не меньше, чем разговаривающий Макаров.

– Я уже обедал, – объявил Павел. – Я у Серых в гостях был, за городом. Хороший дом ты им придумал. Мне понравилось. И они довольны.

– Довольны! – рассеянно пробормотал Макаров, заглянул в какой-то журнал и подирижировал карандашом. – Еще бы не довольны! Всю печенку из меня вынули… Где ты был?!

Он вдруг вынырнул из творческой комы, уставился на Павла с выражением крайнего недоверия, бросил свой дирижерский карандаш и шустро поднялся:

– У кого ты в гостях был? У Серых в гостях был? И как ты к ним в гости напросился, отчаянный ты наш? Паш, я тебя сто раз предупреждал! Не лезь! Не лезь! Нет – лезет!.. Не можешь без неприятностей, да? Адреналину не хватает, да? С убийцей задружился, да?

– Нет, – прервал Павел возмущенный монолог. – Володь, хватит уже меня пугать. Врешь ты все… Мне бы попить чего. Жарко сегодня.

Он повернулся и пошел в кухню, Макаров шлепал босыми ногами за ним, недовольно бубнил:

– Жарко ему… Чай я недавно заварил. Чего это я вру? Ничего я не вру, честное пионерское… Я, что ли, придумал? Про Серого все знают… Шоколадка в холодильнике. Что убийца, так это медицинский факт, мне знакомый мент говорил… Мне покрепче налей, чего-то я заработался, башка не варит. И боятся его прям я не знаю как, я сам видел…

Павел налил чаю себе и Макарову, вынул из холодильника шоколадку, уселся напротив Володьки и еще какое-то время молча слушал, как тот перечислял всех, кто боится Серого прям не знаю как.

– А Серый, между прочим, говорит, что сам тебя боится как ночного кошмара, – вставил Павел, когда Макаров на пару секунд замолчал, переводя дыхание. – Говорит, ты грозился их с Тамарой убить и дом сжечь.

– Да ладно! – возмутился Макаров. – Боится он! Это ж рабочие моменты, совсем другое дело! Мало ли что ляпнешь… Я ж на самом деле не убил бы, правда? Хотя как фундамент начали – это и убить мало, честное пионерское… Слушай, а как ты все-таки с Серым познакомился-то? А-а, я понял. Опять из-за Зои, да? Ну-ка, признавайся!

– Да, – признался Павел. – Хотя вообще-то, наверное, из-за ее мужа бывшего. Редкое дерьмо.

Он опять инстинктивно растопырил пальцы, брезгливо поморщился и вытер руки кухонным полотенцем.

– Морду бил, да? – догадался Макаров, внимательно следя за его манипуляциями. – Во дает. Еще ни с кем не познакомился толком, а уже нашел, кому морду набить. Хладнокровный ты наш… Расскажи.

Павел рассказал не все, что узнал от Серого и понял сам. Не потому, что от Володьки надо было что-то скрывать. Он сроду от него ничего не скрывал… Но сейчас вдруг захотел оставить что-то только себе. Не потому, что этого больше никто знать не должен, а просто из жадности. В детстве однажды он жадно захотел, чтобы одна ложка была только его, и ничьей больше, и тетя Лида отнесла ложку к граверу, и на ней красиво написали «Павел Браун». Ложка абсолютно ничем не отличалась от всех остальных, но он всегда выбирал именно ее в ящике буфета. Когда подрос – уже не выбирал, но всегда знал, что у него есть своя ложка, только его и ничья больше. «Инстинкт собственника, – говорила тетя Лида. – Американские капиталистические гены». Вот и сейчас, наверное, заработали его американские капиталистические гены, все подробности и собственные впечатления он оставил при себе, и поэтому рассказ получился коротким и несколько схематичным. Но Макаров все равно был откровенно потрясен.

– А болтают-то чего, мама дорогая! – растерянно говорил он, виновато моргая. – Паш, это ж не я выдумал, это все говорят… Не, ну ты Штирлиц! Без году неделя – и уже все узнал. А я тут всю жизнь – и ни уха ни рыла… И до самого дома довез?

– Довез. – Павел представил Серенькую и сразу развеселился. – Машина у него – фантастика.

– Еще бы, – рассеянно согласился Макаров и вдруг тоже развеселился. – Слушай, а ведь здорово получилось, честное пионерское! И шею тебе не свернули, и в друзья самого Серого попал! А? Теперь тебе мно-о-огие кланяться начнут, аж до самой земли. Друг Серого, не хухры-мухры. А я всем рассказывать буду, что ты мой друг. Большая польза для бизнеса получится. Ты только не поссорься с ним теперь, у меня теперь большие планы с тобой связаны.

– Серый меня к себе на работу звал, – вспомнил Павел. – По совместительству.

– Ну-у-у?! – совсем обрадовался Макаров. – А кем?

– Говорит, врач ему нужен. Ну, и спецподготовку тоже упомянул. Да какая разница? Он правильно говорит: надо зарабатывать. А то как семью кормить?

Макаров изумленно вытаращился на него, пошлепал губами и вдруг испуганно сказал:

– Пашенька, а ведь Серые тебя женят, попомни мои слова…

– Чего это «женят»? – недовольно буркнул Павел. – Я сам женюсь.

– Ой, мама дорогая… – начал Макаров.

– Кстати, о свадьбах, – перебил его Павел. – Тамара думает, что Эллочка тебя на свадьбу пригласила, чтобы дорогой подарок получить. Она ж тебя знает, ты ж выпендриться по полной программе мог бы. Машину подарил бы… А? Или просто пачку баксов в коробочке с бантиком.

– Она меня знает, – тут же переключился Макаров на новую тему. – Так и я ее знаю… Точно, схожу-ка я на ее свадьбу, подарю я ей… плюшевого зайца! Ох и обозлится… Обязательно выкинет. А потом я ей скажу, что у зайца в пузе бриллианты зашиты были. Шесть штук по пять каратов.

– Какой ты жестокий, – удивился Павел. – Просто садист какой-то. Ладно, иди работать, а я тут приберу и пойду разомнусь немножко, а то совсем это дело запустил, скоро жиром заплыву…

Макаров с готовностью пошлепал из кухни, на ходу радостно приговаривая: «Я такой, я жестокий садист», – а Павел перемыл посуду, убрал в холодильник обед, оставленный Макаровым на плите, выключил кондиционер и пошел к себе немножко размяться. Ничего он с собой из Москвы не привез, поэтому разминался с гантелями Макарова, слишком легкими для него. Времени на разминку с такой ерундой уходило больше, а уходящего времени ему всегда было жалко. Надо наконец нормальное железо купить. Или в этот клуб, что ли, походить? Тренажеры у них хорошие, серьезные есть тренажеры. Но это тоже время, а времени будет мало, потому что, кроме работы, еще и ремонт, да если к тому же к Серому идти – это совсем времени не будет. Одно хорошо – расстояния тут смешные, на дорогу какие-то минуты уходят, даже если пешком. Пешком – это еще и лучше, тоже хорошая нагрузка. Ничего, как-нибудь успеем. Зоя, например, вон сколько успевает… И как не надорвется? Здоровая, как лошадь. И он здоровый. Как бугай, сказал Серый. Не слишком молодой, конечно… Но и не такой уж старый. Вполне хватит и сил, и времени, чтобы прокормить семью, поднять детей на ноги, обеспечить их будущее, может, и внуков дождаться… Тетя Лида очень хотела дождаться внуков. Александр Браун был не очень темным, и волосы у него были не очень темные. Павел гораздо смуглее отца, а волосы вообще как вороново крыло. Тете Лиде было интересно, как гены американского десантника проявятся в следующем поколении. Павлу сейчас тоже стало интересно.

С легкими макаровскими гантелями Павел промучился без малого час, а потом еще немножко с удовольствием порастягивал тугой макаровский эспандер, прислушиваясь к тому, как мышцы радуются привычной работе, а легкие – чистому воздуху, пахнущему розами. Обалденная здесь экология, зря охранник на воротах ее ругает. Зажрались совсем. Дожди им не нравятся. А черный смог от земли до неба понравился бы? Когда без противогаза квартала не пройдешь… А тут спокойно бегать можно – хоть по утрам, хоть по вечерам – и дышать розами. Кстати, надо бы выйти, разведать подходящий маршрут для хорошей пробежки…

Павел быстренько собрался, крикнул Макарову:

– Я на разведку!

Тот, по уши закопавшийся в свои ватманы, рассеянно ответил: «Постарайся вернуться назад», кажется, даже не заметив, что он уходит. Во дворе было славно, как всегда. И как всегда, он немножко постоял, с удовольствием пооглядывался, мысленно похвалил бывшую партийную элиту и вытекающие последствия и неторопливо пошел по узкой каменной дорожке, прорезающей розовые заросли от дома до ворот. Охранник выбрался из будки ему навстречу, озабоченно сказал:

– Мы вашу машину все-таки вниз поставили, мало ли…

– Как же без ключей? – весело изумился Павел.

– Вы не беспокойтесь, мы на платформе… Тут у нас специальная платформа есть, электрокар, подъемник, все, как положено. Если надо будет – вы только позвоните, ее тут же поднимут. Вы знаете, как звонить? У господина Макарова должен быть домовой справочник, там все экстренные номера на первой странице.

– Спасибо, я как-нибудь обязательно позвоню, – пообещал Павел. – Если господин Макаров еще не потерял домовой справочник.

– Не проблема, – успокоил его охранник. – В любой момент можно получить новый.

– Хорошо работаете, – серьезно похвалил Павел. Подумал и солидно добавил: – Я доволен.