Текст книги "Лихо ветреное"

– Итак, – строго сказала Елена Васильевна и замолчала, сложив губы бантиком, и принялась с интересом разглядывать свои кольца и слегка вертеть их на пальцах, чтобы ровно сидели. Это тоже было частью ритуала. – Сегодня я разговаривала по телефону с Тамарой Викторовной.

– Томка звонила? – тут же затревожилась Зоя. – А мне не звонила! Что там у них?

– У них там дом уже достроили. Разве вы не в курсе? – Елена Васильевна удивленно глянула на Зою и строго погрозила пальцем, отягощенным тремя кольцами. – Вы, конечно, в курсе. Вы просто хотите отвлечь меня от основного вопроса. Так вот. Звонила я сама, как раз о доме спросить. В субботу новоселье, мы все приглашены. Но дело не в этом. Я звонила на сотовый, поэтому старалась говорить недолго. Однако она мне успела сообщить одну интересную новость. У вас появился ухажер!

– У меня? – удивилась Зоя. – Ухажер? Какой еще ухажер? Почему я об этом ничего не знаю? Елена Васильева, а вы ничего не перепутали? Ухажер! Томка, небось, и слова такого не знает.

– В этих вопросах скрытность понятна и даже похвальна, – сказала Елена Васильевна. – Это признак настоящей девичьей скромности и гордости. Да, Тамара Викторовна употребила другие слова. Она сказала, что возник… э-э-э… нормальный мужик, который… э-э-э… на вас неровно дышит. Я просто ее слова перевела, чтобы понятно было.

– Да они все неровно дышат… – Зоя подумала, повспоминала и пожала плечами. – И ни одного нормального. Нет, вы что-то перепутали.

– Зоя, – совсем строго сказала Елена Васильевна и даже колечком по подлокотнику кресла постучала. – Немедленно прекратите делать вид, что у меня маразм. Я ничего не перепутала. Несмотря на то что я звонила на сотовый и старалась говорить… да, это я уже упоминала. Так вот, Тамара мне даже имя назвала. Кстати, очень необычное сочетание. Очень, очень. Павел Браун. Оно вам ни о чем не говорит? И не пытайтесь что-то скрывать от старшей подруги.

– Павел Браун… Надо же, а я о нем и не подумала! – Зоя засмеялась, вспомнив сегодняшний разговор на набережной под каштанами. – Вы говорите – нормальный, вот я и не подумала… Нет, Елена Васильевна, Павел Браун совершенно ненормальный. Абсолютно сумасшедший тип. Я его сегодня второй раз в жизни видела. А он меня сразу замуж позвал. Это нормально?

– Конечно! Именно это и нормально! Только это и нормально! – Елена Васильевна разволновалась. – Валерий Евгеньевич предложил мне руку и сердце через пять минут после знакомства… И что же вы ответили этому Павлу Брауну?

– А что я могла ответить? Сказала, что он сумасшедший.

– Вот-вот, – печально покивала Елена Васильева. – Мы все в юности делаем одинаковые ошибки. Я тоже сказала Валерию Евгеньевичу, что он сумасшедший. А он был не сумасшедший, нет… Это любовь его была сумасшедшей. Так романтично…

– Какая любовь? – даже рассердилась Зоя. – Ни о какой любви речи не шло. Речь шла о моей работе и о его зарплате… Да и жених он незавидный, сам признался. В общем, ничего романтичного.

– Если мужчина думает о том, как заработать на содержание семьи, – это очень романтично, уж поверьте моему печальному опыту… – Елена Васильевна, кажется, собиралась всплакнуть, но передумала. – Зоенька, в юности всем девушкам хочется ухаживаний, цветов, духов, шоколадных ассорти, прогулок под луной… Это все неплохо, но это вовсе не главное! Главное – это когда мужчине не надо просить денег у мамы или занимать у друзей, чтобы купить девушке цветы, духи и прочее, потому что он сам зарабатывает. И прогулки под луной могут позволить себе только совершенные бездельники, уж поверьте моему печальному опыту…

Елена Васильевна еще что-то говорила о легкомысленных юных девушках, которые путают брачные танцы самцов с истинным серьезным чувством, но Зоя уже не очень прислушивалась. Она пыталась вспомнить, хотелось ли ей ухаживаний, цветов, духов и прочего, когда она была легкомысленной юной девушкой. Кажется, и тогда ничего такого не хотелось. Цветы ей дарили на день рождения. Никаких ухаживаний, просто так положено. Духами она пользовалась мамиными, пару раз в год, по великим праздникам. Если не забывала. Коробки конфет и так валялись в доме по всем углам, что о них мечтать… К тому же она конфеты не очень любила, она больше любила копченую рыбку. А кому придет в голову прийти на свидание к юной девушке с копченой скумбрией? Не романтично же… К романтике она и в юности относилась довольно скептически, как-то не до романтики было – учеба, спорт, выступления, потом неожиданное и очень лестное предложение тренерской работы – она только-только школу окончила, ей даже семнадцати еще не было. Потом институт, не бросая работы… Все было интересно и весело, но никакой романтики.

Мулат Эдик был до того романтичен, что первое время это ее даже смешило. Цветы, духи и шатание во дворе под ее окнами. Цветы пахли сырой зеленью, духи пахли лежалой арбузной коркой, а тень мулата под окнами отвлекала от курсовой. Все это ей не нравилось. А Эдик нравился. Она специально включала телевизор, чтобы посмотреть местные новости. Новости были убогие, как беседа стариков в глубоком маразме. Но с экрана смотрели огромные темные глаза, звучал мягкий, почти гипнотический голос, и светло-желтые длинные волосы переливались живым шелком в свете юпитеров. Он был очень красив, мулат Эдик. Все девочки в городе были влюблены в него. А он был влюблен в Зою. Она гордилась. Ей завидовали. К тому же у него были блестящие перспективы, с его-то данными. Все так говорили, и он сам так говорил: «С моими данными нужно работать на центральном телевидении. Или в кино. Так и будет, я тебе обещаю!» Перспективный муж, а как же.

– Перспективным мужем может стать даже и незавидный жених, – наставительно говорила Елена Васильевна. – Главное – это заранее выяснить, как он относится к детям.

– Понравились ему дети, – суховато откликнулась Зоя. – Еще бы… Кому ж такие дети не понравятся? Сказал, что лучше моих детей вряд ли могут быть, даже у него.

– А он что, очень хорош собой? – живо заинтересовалась Елена Васильевна.

Зоя задумалась, пытаясь представить внешность Павла Брауна и понять, хорош он собой или не хорош. Не поняла. Внешность как внешность. Только коричневый очень. И реакция замечательная – как он Эдика у нее перехватил! И как потом нес его, вытянув перед собой руки! Так, наверное, еще только Серый может, больше никто.

– Физподготовка у него хорошая, – неуверенно ответила она. – Даже просто очень хорошая. А так – не знаю. Может, и ничего. Бабы в клубе на него пялились.

В коридоре тонко звякнули стеклянные палочки, свисающие с потолка над ковром.

– Дети вернулись! – Зоя подхватилась с вороха кружев и батиста, заторопилась, договаривая главное: – Елена Васильевна, я сегодня вареников наделаю, сто штук. Или даже двести. Так что завтра к нам на вареники, и не делайте вид, что у вас склероз, а то Федор сам за вами придет. Наличные вам нужны? Нет? Ладно. Тогда завтра я опять на счет переведу. Все, побежала. А то опять трезвонят…

Зоя выскочила в коридор, откинула ковер под стеклянными палочками, открыла дверь, скрытую за этим ковром, – и чуть не налетела на Сережу, который уже откинул ковер со своей стороны и ждал ее, нетерпеливо приплясывая на месте.

– Ну, что случилось? – строгим голосом Елены Васильевны спросила Зоя. – Что ты звенишь, как трамвай на перекрестке? Я с одного раза слышу.

– Теть Том звонит! – От возбуждения Сережа пустил петуха, и для маскировки этого дела слегка покашлял. – Новоселье у них! В следующую субботу! Что дарить-то? Ты выясни, что дарить! Только незаметно. А то спросишь сразу!

Зоя шагнула к телефону, взяла трубку, но не успела и слова молвить, как Томка закричала ей в ухо весело и грозно одновременно:

– Вы там не вздумайте подарок какой-нибудь волочь! Знаю я, что у вас за фантазия! Особенно у Сережи!.. Я тебе завтра скажу, чего мне хочется. Тогда и поговорим. А вообще-то я тебе чего звоню… Я с тобой об этом Павле Брауне поговорить хотела. Как он тебе, а?

– Он мне никак, – недовольно сказала Зоя. – Что это все сегодня хотят поговорить со мной о Павле Брауне? Елена Васильевна говорит о Павле Брауне, ты говоришь о Павле Брауне, сам Павел Браун говорит о Павле Брауне… Других тем, что ли, нет?

– Есть, – согласилась Томка не без ехидства в голосе. – Но не такие интересные. А когда это Павел Браун говорил с тобой о Павле Брауне?

– Да сегодня, – неохотно ответила Зоя. – От Нины уходила и его в воротах встретила. Он как раз вышел дорожку для пробежки искать.

– Ну, – нетерпеливо поторопила Томка.

– Ну, я ему показала нашу, над речкой.

– Гос-с-споди, – уже совершенно раздраженно проворчала Томка. – Каждое слово как клещами… Говорили-то о чем?!

– Да так, глупости всякие. Замуж зовет.

– И вот почему у тебя самое главное – это глупости?! – заорала Томка сердито. – И вот почему ты о самом главном сразу не говоришь?

– Да, самое главное! – радостно вспомнила Зоя. – В «Фортуне» завтра зал арендуют! У меня после четырех весь вечер свободный! Представляешь? Мы хотели все вместе в парк. Ты ведь тоже завтра вечером свободна, да? Давай с нами! Во праздник будет! А дети как обрадуются…

– Да уж, праздник… – Томка посопела в трубку, пощелкала языком и наконец деловито сказала: – Я за вами заеду. Может, и Серый часа на два освободится, тогда оба заедем. Я тебе колготки отдам. Такие нашла – просто что-то безумное. И черные, и ажурные, и пиковыми тузами. И еще все в блесточках. Жуткая порнография. Уже просто за показ деньги брать можно.

– Сережа блестящие штаны хочет, – вспомнила Зоя. – За тысячу. Или даже дороже. Ты не знаешь, что это такое? Сейчас это модно, что ли? Над ним смеяться не будут?

– Над ним посмеешься, как же! – Томка опять хихикнула. – Живо пятак начистит… Да ты в голову не бери, это я так, к слову пришлось. Ты его правильно воспитываешь, хороший мальчик растет, не агрессивный. Да если даже и начистит кому-нибудь пятак – чего тут такого? И чего ты психологию разводишь – модно, не модно, будут смеяться, не будут… Наденет что захочет – а завтра это будет модно. Ты что, не заметила, что ровесники ему уже подражают?

Они еще немножко поговорили о воспитании детей, о фантастических тортах и фантастических нарядах Елены Васильевны, о новой дубленочке для Аленки – очень качественная, крошечная, как раз на нее, а сделана прямо как для наследницы престола. Но совсем недорогая, да вот сама посмотришь, завтра и заедем, Аленка заодно и примерит… Там и Маньке можно что-нибудь найти, растет ведь, как гриб под дождем, наверное, из всего зимнего тоже уже выросла. И Сережа растет, и Федор, слава богу, растет, и тебе тоже надо приодеться, что годами в одном и том же…

Зоя слушала, время от времени поддакивала, кажется, даже спрашивала о чем-то, а думала о том, что вот Томка первая вспомнила о зиме. Наверное, уже со стороны заметно, что она экономит на детях. А разве она на детях экономит? Она-то думала, что у детей есть все, что нужно. Наверное, не все, раз Томка заговорила о том, что всем прямо завтра надо в магазин, и примерять, и покупать, а то все растут…

– Ладно, Том, заедем в магазин, – согласилась она с некоторой неловкостью. – Конечно, ты права… Всем надо что-нибудь новое, ты правильно сделала, что напомнила. Я тут замоталась немножко, вот все и откладываю на потом. Завтра съездим.

– Эй, – сказала Томка после довольно долгого молчания. – Зой, с тобой чего там? Голос какой-то… Ты не заболела, случайно?

– И не мечтай, – пропела Зоя голосом рыжей барменши в кожаных шортах. – Даже и не надейся, рыба моя золотая.

Томка засмеялась, передала всем привет, попрощалась и повесила трубку. Зоя какое-то время внимательно слушала короткие гудки, потом краем глаза заметила движение сбоку, спохватилась, положила трубку и оглянулась. Аленка стояла в двух шагах от нее, смотрела настороженно, хмурилась.

– Что, солнышко Аленушка? – Зоя села перед ней на пол и протянула руки. – Что ты недовольная такая? Кто-нибудь нахулиганил?

– Нет… – Аленка скользнула в ее объятия, уселась к ней на колени и прижалась щекой к плечу, глядя снизу в лицо Зои своими нестерпимо сине-зелеными глазами. – Ты с тетей Томой говорила? Она тебя обидела?

– С чего ты взяла? – удивилась Зоя. – Разве тетя Тома кого-нибудь когда-нибудь обижала? Нет. Наоборот, тетя Тома очень хорошую новость сказала: она видела в магазине дубленку как раз на тебя. Говорит, необыкновенной красоты. Завтра поедем мерить. Хочешь новую дубленочку, солнышко Аленушка?

– Зачем? – рассудительно сказала Аленка. – У меня две шубы есть. Не хочу.

– А чего же ты хочешь? – растерялась Зоя. – Ну, платьице посмотрим… Туфельки, а?

– Не хочу. – Аленка помолчала, посияла нестерпимыми глазами и вдруг печально сказала: – Я хочу, чтобы ты всегда меня купала. Ты сможешь?

– Я постараюсь. Я очень постараюсь, солнышко мое. Может быть, у меня не всегда будет получаться, но стараться я буду всегда. Изо всех сил. Давай прямо сейчас и начнем…

Она поднялась, не выпуская Аленку из рук, и пошла по бесконечному коридору на шум и гам, которые всегда сопровождали Манькино купание. Пока дошла до ванной, шум и гам прекратились, слышался только голос Федора, который обещал кого-то выпороть, – впрочем, вполне веселый голос. Дверь ванной открылась, и показался Федор с Манькой на руках, закутанной с головой в большое махровое полотенце. Из-под полотенца раздавалось зловредное хихиканье – наверное, Манька пакость какую-нибудь учинила. Скорее всего, опять мыльной водой Федора обрызгала.

– Так, – голосом строгой учительницы сказала Зоя. – Что на этот раз?

– Да ничего, – успокоил Федор. – Просто плавала. Зой, сейчас я ее вытру как следует, с Сережей оставлю – и тогда уже с Аленушкой.

– Нет-нет! – Зоя почувствовала, как руки Аленушки крепче обхватили ее шею, и поспешила ее успокоить. – Мы и сами справимся, да, Аленушка?

– Да, – шепнула Аленушка ей в ухо. – Спасибо.

Зоя купала Аленушку, по привычке осторожно оглаживая мягкой губкой ее давно зажившие и – слава богу! – ею уже забытые шрамы на спине и на груди, а сама думала: нет, у детей нет всего необходимого, если ребенок благодарит за это…

Потом укладывала девочек спать, читала им про Карлсона, который живет на крыше, а сама думала: завтра торт детям приготовит не мама, а соседка… нет, не просто соседка, конечно, свой человек. Но не мама.

Потом долго сидела на кухне, лепила вареники, смотрела, как Федор лепит вареники нисколько не быстрее ее – может быть, впрочем, из тактичности, чтобы она не чувствовала себя уж и вовсе не хозяйкой, – и думала: эти вареники дети съедят без нее. Если они всем понравятся, то Федор скажет, что их делала мама. Если кто-нибудь закапризничает, Федор скажет, что не для того целый вечер их лепил, чтобы потом ему тут кочевряжились…

– Ты чего, Зой? – прервал Федор затянувшееся молчание. – Устала? Или расстроилась чего? Сгони Сережу с компьютера, посиди немножко, в тетрис поиграй. Хорошо помогает, я пробовал.

– Феденька, а пусть Сережа блестящие штаны покупает, – ни с того ни с сего вспомнила Зоя. – Раз уж ему хочется. А нормальные мы ему в нагрузку купим. Да и тебе к осени надо чего-то приготовить. Аленка дубленку не хочет… Ну, еще чего-нибудь найдем. И Маньке. Растет ведь как, а? Томка завтра заедет, тоже в парк хочет. А потом сразу в магазин поедем, да?..

– Иди-ка ты в душ, – прервал ее Федор сурово. – И сразу – спать. Заговариваешься уже. Штаны, дубленка, к осени… Июль на дворе. До осени дети еще в два раза вырастут. Успеем еще в магазин. Давай, давай, не задерживай меня, я тоже искупаться хочу. Вареники в морозилку загрузить или в холодильнике проживут?

– Которые на утро – в холодильник. Которые на потом – заморозь… Да ты сам все лучше меня знаешь.

– Чего я знаю? – возразил Федор недовольно. – Я только то знаю, чему ты меня научила.

– Я горжусь своими педагогическими способностями, – объявила Зоя, услышала, как Федор смешливо фыркнул, и пошла плакать в ванную.

Потом, отплакавшись в горячей воде и успокоившись под холодным душем, зашла посмотреть на девочек, заглянула через плечо Сережи в монитор – теория Большого взрыва, с ума все посходили! – сказала Федору, что пошла спать, закрылась в своей комнате и вытащила из шкафа, из-под своих лифчиков и трусиков, с той полки, куда никто никогда не лазил, небольшую черную коробку из-под Аленушкиных туфелек, которые ей покупали к третьему дню рождения.

Как раз к третьему Аленкиному дню рождения врачи сказали, что Аленка здорова, совсем здорова, и никаких последствий нет и не будет, и в физическом развитии она еще свое возьмет, а что касается умственного развития – так и чужое прихватит. На радостях Зоя купила ей в подарок крошечные туфельки, необыкновенно красивые и безумно дорогие. И коробка была необыкновенно красивая. Просто настоящая шкатулка, толстая, крепкая, с откидывающейся крышкой на замочке. Не выбрасывать же такую вещь, правда? Такая вещь всегда в хозяйстве пригодится. И Зоя быстро нашла крепкой коробке из-под крошечных Аленкиных туфелек очень правильное применение.

На дно коробки укладывались три пачечки, завернутые в обертки от шоколада и перетянутые тонкими разноцветными резинками: евро – желтой, доллары – черной, рубли – розовой. Пачечки укладывались на дно плотно, будто коробку специально для них задумывали. Но до верха было еще очень много места, и Зоя, в который раз прикидывая, за какое время она сможет это место заполнить, опять опечалилась. Если бы в каждую пачечку можно было каждый день докладывать по бумажке, – и то до верха коробки года три, если не больше. Но каждый день по бумажке – это из области фантастики, и даже не фантастики, а бреда, ну и не надо об этом мечтать. Хорошо, если удастся, как и прежде, укладывать в пачечки по бумажке каждый месяц. Ничего, еще не вечер. Она успеет собрать достаточно, в случае чего у детей в доме живые деньги будут.

Сколько уже у нее живых денег? Почти три тысячи очень живых евро, больше трех тысяч чуть живых долларов – может, их тоже на евро поменять, пока не поздно? – и девяносто шесть тысяч живучих, как тараканы, рублей. Шесть тысяч рублей мы отсюда отщипнем, пусть будет круглая сумма. И ничего, что до зимы детям еще расти и расти, зато половина лета еще впереди, а летом тоже что-то носить надо. И не надо со мной спорить, я уже все решила. Сколько там у Федора на книжке? Завтра надо еще тысячу положить. И пусть они сразу проценты запишут.

О ее двойной бухгалтерии не знал никто, даже Федор. И так ее жлобихой называет. Да и не в этом дело. Дело в том, что Серым обязательно донесет. А Серые, особенно Томка, и так считают, что нельзя так жилы рвать. Это они еще думают, что она жилы рвет, чтобы семью обеспечить необходимым. А узнают о заначке – вообще крик поднимут, что свихнулась на почве стяжательства. Ну, свихнулась. И не собирается развихиваться до тех пор, пока не отдаст долги и не обеспечит не только нормальный быт, но и хорошее будущее детям. Если бы она могла обеспечить им хорошее настоящее… Конечно, большинство мам работают, и большинство детей тоже остаются одни на целый день. Но хоть вечерами они вместе. И в выходные они вместе, и отпуск у большинства мам бывает… Бросать уроки – смысла нет, они-то как раз меньше всего времени отнимают, а деньги все-таки заметные. Особенно если еще парочку таких Нин найти. Бросать тренерство – это бросить своих девочек, свои и их перспективы, свои надежды, всё свое самое любимое и привычное. Хотя деньги там – слезы… Значит, надо бросать «Фортуну», которая сжирает все вечера по будням. И которая приносит основной доход. Сумасшедшие деньги, как сказал Федор. Это он еще о ее двойной бухгалтерии не знает. Все, что в коробке из-под Аленкиных туфелек, – это только оттуда, из «Фортуны». Каждый вечер она отщипывала от своей доли третью часть – и прятала в коробку. Ее доля каждый день была разной, иногда в коробку скромно проскальзывала сотня, иногда солидно укладывалась тысяча… Раз в месяц она меняла рубли на евро и доллары и раскладывала по пачечкам. Пачечки, конечно, пока тоненькие, вон сколько свободного места в этой такой небольшой коробочке… Значит, «Фортуну» бросать пока нельзя.

Или замуж, правда, выйти, что ли? У Павла Брауна долг. Но это бы еще ничего, если он машину продаст и отдаст долг за квартиру. В активе будет квартира, которую можно сдать. Дополнительный доход. А такая машина в семье все равно не нужна. А если Серый действительно возьмет его на работу, то будет уже две зарплаты. Две зарплаты, плюс за квартиру, минус неизбежные расходы на мужика в доме… Интересно, ему на зиму покупать ничего не нужно? Ну, все равно получается, что Павел Браун не такой уж незавидный жених. Тогда можно будет и «Фортуну» бросить. Или хотя бы сократить до двух… нет, трех вечеров в неделю.

Зоя вдруг с удивлением обнаружила, что сидит рядом со своим сундуком с сокровищами и что-то пишет на обратной стороне счета за телефон. Уже всю обратную сторону исписала. Подсчитывала заработки своего будущего мужа Павла Брауна и расходы на его содержание. Вот так, Павел Браун, будете знать, как делать необдуманные предложения малознакомым девушкам, свихнувшимся на почве стяжательства…

Нет, Павел Браун, ничего вы знать не будете. Такие вещи нельзя знать чужим людям. Да и своим людям знать не обязательно.

Зоя закрыла коробку, спрятала ее за белье на той полке, куда никто никогда не лазил, и поискала ночнушку… А, да, ее же Федор на кухонные тряпки порвал. Хорошие получились тряпки, Федор очень хвалил. Бессовестный. Придется новую надевать. Хотя можно и не надевать – вон жара какая. Нечего вещь зря изнашивать.

Она разделась, потушила свет, влезла под простыню и с удовольствием вдохнула аромат сушеной ромашки. Все-таки молодец Елена Васильевна, научила хорошие травки в подушке зашивать. Надо ей завтра тоже купить что-нибудь интересненькое… тряпочку какую-нибудь забавную… ниточки хорошие… бусы какие-нибудь, и лучше – россыпью… Колечко ей надо подарить, вот что. С во-о-от таким рубином. Обрадуется!.. Смешно.

Нет, «Фортуну» пока бросить не получится.