Текст книги "Жрец. Трилогия «Сага равнины». Книга вторая"

Обнаружив листик с именем, он сомневался несколько мгновений. Может, это часть инструкции, вложенная под обложку еще при издании? Может, такая вставка есть в каждой инструкции? Или кто-то из гимназистов решил так пошутить, оставив память о своем визите к водохранилищу для последующих визитеров? Но стоило просмотреть протокол посещений, как имя нашлось числе сопровождающих третьей ступени. Ву-Волк – не гимназист, он наставник.

Смотритель водохранилища не знал, как поступить с бумажным квадратиком. Наставники ничего не делают просто так. Ву-Волк мог вложить записку с собственным именем в педагогических целях. Например, как часть какого-нибудь учебного квеста. Лучшим решением было бы вернуть записку на место. Незачем вмешиваться в замыслы Вершины.

Ри-Ель так и поступил. А через две недели, накануне очередной экскурсии под руководством Ву-Волка, смотритель водохранилища, не до конца понимая, что именно и зачем именно он делает, вновь извлек бумажный квадратик из брошюры и на оборотной стороне вывел свое имя. После чего наступило беспокойное ожидание.

И на следующий день, как только гимназисты Вершины покинули экскурсионную зону и вход смотрителю снова был разрешен, Ри-Ель устремился к двадцатиместной капсуле. Много раз он перелистывал страницы, трусил книжечку над контрольной панелью, искал и не находил. Ничего. Записка пропала. Это означало конец службы.

Наверняка Ву-Волк уже показывает клочок бумаги старейшинам Вершины, приводя в движение иерархические механизмы Пирамиды. Попытка установить контакт, минуя официальные каналы связи между этажами – это не просто служебная халатность, это нарушение правовых основ всего социального здания. Это была проверка на служебную пригодность и на индекс СССС, и проверку Ри-Ель провалил.

Ри-Ель уже был готов к смещению и какому-то иному наказанию, о котором он мог лишь догадываться, которое мог лишь представлять в те часы, которые прежде были заняты созерцанием. Смотритель ничего не сказал своей команде, женщины, ничего не зная о нависшей беде, все так же делились дневными заботами, стайкой пили вино за столом в зале собраний и лишь немного удивлялись некоторой замкнутости, так не свойственной их лидеру. Сам же лидер корил себя за глупость, мальчишество, безответственность. Он даже хотел упредить наказание, обратившись с повинной к старейшинам Клана Елей.

Дни шли, ожидание кары становилось нестерпимым. Зачем? Зачем он полез в эту древнюю инструкцию, зачем нашел этот обрывок бумаги? Зачем вписал туда свое имя? И когда Ри-Ель поднимался на борт капсулы после очередной экскурсии под руководством Ву-Волка, он знал, что это ловушка. Его возьмут с поличным. Сейчас он достанет инструкцию из герметичного пакета, начнет искать меж страниц ответ, а найдет только немые доспехи за спиной, доспехи без операторов, что молча препроводят его на этаж Клана, на суд старейшин.

Но ответ между страниц был. Листик был побольше, содержал он не менее десятка строк. Сначала Ри-Ель даже боялся читать, будучи уверен, что обнаружит там свой приговор. Но Ву-Волк в письме не обвинял, он благодарил за доверие, радовался, что установил связь с пустынником Основания, в двух словах рассказывал о том, как прошел его день на Вершине. Много раз перечитывал Ри-Ель особо ценную строку: «Над равниной, как всегда, сияет Солнце. Его свет яркими бликами отражается от брони машин. В технопарке сотни тысяч машин. В полдень это незабываемое зрелище. Я сравнил бы его с игрой бликов на куполе твоего грота».

Опасность немедленного разоблачения миновала. А у смотрителя водохранилища появился друг с верхних этажей. За год они отладили переписку так, что создавалась иллюзия почти живого общения. Полтысячи гимназистов третьей ступени были разбиты на Вершине на пятнадцать классов. Каждый класс по учебному расписанию посещал подземелья четырежды в год.

Дважды в месяц Ву-Волк сопровождал одну из своих групп на экскурсию. В конце занятия он незаметно для учеников забирал корреспонденцию и оставлял свой ответ. Отвечал Ву-Волк на то письмо, что получил в прошлый визит, поэтому общение велось как бы с задержкой на полмесяца. Однако новые друзья практически не замечали эту временную огреху. Обмен бытовой, неофициальной информацией был настолько живительным, будоражащим, что каждый с легкостью мог продолжать диалог с прерванного места.

Говорили о многом, говорили о разном. Но ядром всех бесед служили бытовые мелочи. Ощутить себя жителем верхних этажей, провести день так, как его проводит пустынник Вершины, было необычным, глубоким ощущением. Ри-Ель с беспокойством замечал, как рушится его собственный уклад, меняется образ мыслей, пробуждаются новые интересы и смыслы. Очевидно, схожие переживания захватили и Ву-Волка.

Зерна попали в благодатную почву и породили буйные всходы. Теперь, спустя почти шесть лет с первого обмена именами, и Ри-Ель, и Ву-Волк уже и не понимали, как могли раньше обходиться без этой странной переписки. Смотритель водохранилища и смотритель промежуточной зоны. Два одиночества.

Смотритель, спрятав в ладони драгоценный лист, перебрался в одноместную капсулу. Отшвартовав бот, он задал маршрут и через минуту под прозрачным дном уже зияла чернотой подводная впадина. Дав директиву на погружение, Ри-Ель подождал, пока стометровый пласт воды не разделит его с поверхностью. Здесь, на глубине, он ощущал себя в полной безопасности. Медленно развернул письмо – так ценители дегустируют хитрые блюда и раскрывают тайны сложных коктейлей.

В зале собраний есть игровые зоны. Каждый пустынник волен на время погрузиться в мир фантазий и симуляций, дабы разбавить рутину будней яркими впечатлениями. Обман? Конечно. Но обман желаемый и созидаемый разумом по собственному усмотрению. Письма сверху так же погружали Ри-Еля в мир фантазий. И при этом не были обманом. Пустынник из Клана Основания получил возможность взглянуть на верхние этажи глазами пустынника из Клана Вершины. Произошло такое впервые с момента разделения уровней после смутных событий прошлого.

Ву-Волк писал сообщение вчера, но повествовал о дне сегодняшнем. Смотритель промежуточной зоны делился сомнениями со смотрителем водохранилища. Сомнения касались гимназиста-выпускника из клана Львов. Гимназист собирался совершить необдуманный поступок. Вернее, сам гимназист считал свой поступок очень даже обдуманным. И совершенно не подозревал, что его бунтарство было спровоцировано наставниками, ими же направляемо к неизбежной развязке. Бунтаря поймают. Близилось время третьего приема пищи, а это значило, что бунтаря уже поймали.

Юноша хотел убежать за периметр. Даже мысли о подобном были абсолютно не возможными для гимназистов Основания. Пустынникам нижних уровней повезло: заслугами своими перед Пирамидой завоевали Кланы Основания вечное право не думать о постороннем. Простая работа, простые мысли, простая жизнь – не это ли высшая награда, не это ли лучшая судьба, что уготована человеку? Никаких стратегических расчетов, никакого долговременного планирования, никакой ответственности за будущее проекта. Конкретные задачи, четкие цели, эффективные видимые и осязаемые результаты. Пусть Кланы Вершины сами бьются над проблемами экспансии, пусть изобретают модели, которые позволят человечеству взять реванш.

Ри-Ель действительно считал такое положение вещей большим везением. Мальчишка Лев потерял разум именно потому, что с детства детей Вершины заставляют думать о всяких глупостях. Прозрачные панорамные панели, через которые можно видеть бесконечные просторы равнины, – одно это уже могло свести с ума. Ри-Ель глянул сквозь оболочку капсулы на черное пятно впадины. Эта чернота съедала расстояние, можно было только знать о глубине в числах, представлять ее, изучать по изображениям с автономных служебных ботов. А жители Вершины каждый день могли смотреть сквозь внешние панели за периметр и видеть (!) эту невообразимую даль.

Второе, что могло свести с ума, – функции наставника Вершины и, в частности, обязанности смотрителя промежуточной зоны. Было что-то противоестественное в той профессиональной тщательности, с которой наставники Вершины по малейшим признакам выявляли в детях бунтарские качества. Трудно было уяснить Ри-Елю, как наставник – тот, кому предназначено вести ученика к радостной взрослой жизни, – притворно поощряет ученика к тайным замыслам, как провоцирует ребенка нарушать порядок. Да, большинство детей сами осознают, что идут по ложному пути, и к выпуску становятся достойными гражданами Пирамиды, но всегда найдется один, кто доведет свою глупость до абсурда, кто сделает последний отчаянный шаг и тем самым противопоставит себя Клану, Пирамиде, проекту, человечеству.

Как поступил бы сам Ри-Ель на месте Ву-волка? Справился бы с обязанностями смотрителя промежуточной зоны? Смог бы плести ловушку несчастному юноше и сидеть в засаде, ожидая, когда ловушка сработает? Нет, конечно же, не смог бы. На то он и пустынник Основания – никакой необходимости совершать сложный выбор, никаких мук совести, колебаний, сомнений, никакого стыда за содеянное.

Основание – мир самодостаточный, с размеренным укладом, без той суеты, что присуща верхним этажам. По письмам Ву-Волка смотритель водохранилища сумел сделать необычные для нижних этажей выводы: идея экспансии на Вершине не была просто идеей. Они там совершенно серьезно планировали выход за периметр и расселение по равнине. Потому и сбежал этот дерзкий юноша – он верил, что экспансия рано или поздно начнется. Просто хотел быть первым.

Ри-Ель задумался о том, какое наказание может ожидать проштрафившегося гимназиста. Вряд ли его вышлют за периметр – это этого и хотел, такое наказание стало бы наградой. Ограничение в правах? Перевод на самый рутинный участок? Или полное отстранение от службы? Запрет на посещение зала собраний? Смотритель перебирал варианты и не мог остановиться на том, что посчитал бы соразмерным проступку.

Размышления прервал сигнал оповещения – внешний фильтр отсек на входном устье достаточно крупный посторонний предмет. Ри-Ель быстро просмотрел характеристики. Ничего опасного, предмет одежды равнинного поселенца. Плащ. Или длинная куртка. В кармане – курительная трубка с коротким чубуком. На равнине все пользуются такими, чтобы курить дикий табак. Ри-Ель за срок службы на должности успел хорошо изучить быт поселенцев. Течение не часто, но регулярно выносило на фильтры всевозможные предметы обихода. Система автоматически сортировала находки, удаляла влагу и отправляла их на склад для дальнейшего изучения либо в утилизатор для уничтожения. Система ждала оценки человека и его приказа.

Ри-Ель хотел было направить капсулу против течения, чтобы по длинному туннелю добраться до камеры предварительного складирования. Здесь смотритель устроил своеобразный музей. Самые интересные находки он изучал самостоятельно. Конечно, все параметры найденных вещей поступали в систему, но смотрителю особое удовольствие доставляло личное участие в судьбе этих гостей из внешнего мира.

Он обустроил полки для деревянных и железных инструментов, для примитивного оружия и деталей гардероба. Отбирал Ри-Ель только те вещи, что сохранились целиком и в хорошем состоянии. Смотритель был настоящим коллекционером. Чуть ли не каждый день осматривал он свою коллекцию, разглаживал складки на странной чужой одежде, примерял в ладони ножи, взвешивал в руке необычный инструмент для забытых ремесел.

Формально, в такой тайной страсти не было ничего противозаконного. Вещи не покидали склад, просто задерживались в комнате предварительного складирования в соответствии с директивой ответственного оператора. И этот замечательно сохранившийся плащ, и эта курительная трубка с коротким чубуком определенно станут новыми экспонатами маленького частного музея. Ри-Ель дал системе директиву «отложить» и вернулся к письму с Вершины. Письма он перечитывал по многу раз, чтобы заучить наизусть перед уничтожением.

8

– Не помешаю?

Голос звонкий, веселый. Неутомимая легкая пластика, словно день только начинался и не было пятичасовой рабочей смены. Ил-Лис. Конечно, как же без нее? Ву-Волк ценил одиночество, но этой молодой задорной (а порой и чуть вздорной) женщине был рад всегда. Ил-Лис входила в его «поле комфорта», а может, была ключевой фигурой этого «поля».

В свое время он читал доисторию на ее потоке. Девчонка была толковая, материал схватывала быстро, отлично запоминала даты, пыталась разобраться в причинах и следствиях, задавала много вопросов. Правда, ее индекс СССС был чуть ниже среднего, но такой недостаток, как правило, ученики перерастают, как только приступают к службе на ответственных постах. А в Пирамиде любой пост – ответственный.

На выпускном группа дерзких ребят попыталась втянуть солидных педагогов в свое веселое нетрезвое безумие. Ничего у них тогда не вышло. Разочаровавшись в самой идее, выпускники вернулись к сверстникам. Все, кроме Ил-Лис. Она осталась. Со взрослыми ей было интереснее.

Девушка давно уже стала образцовым взрослым пустынником, отличным специалистом, работала, как и все Лисы, в оранжереях. В Клане заметили ценное качество Ил-Лис – быстро находить контакт и со взрослыми, и с детьми. После короткой стажировки девушка заняла должность наставника первой ступени и теперь знакомила ребятишек с клановой специальностью – флористикой. Водила экскурсии в оранжереи так же, как Ву-Волк водил экскурсии в подземное водохранилище. Он как-то видел Ил-Лис в роли учителя – важная, гордая, счастливая. Однако порой в глазах наставницы отражалось детство, как это бывает с любым хорошим педагогом. С Ву-Волком девушка общалась на равных – на правах коллеги, но при этом сохраняла должный пиетет, помня себя ученицей.

Ву-Волк привык уже к вечернему присутствию Ил-Лис. Не то чтобы они специально искали встречи друг с другом, но всякий раз, заходя в залы собраний, Ву-Волк знал, что, скорее всего, встретит девушку здесь. И надеялся, что встретит. Ил-Лис, наверное, ощущала нечто подобное: завидев Ву-Волка, она всегда находила повод оказаться рядом, даже если до его появления была вовлечена в общение с другими пустынниками. Им было о чем поговорить – оба работали с детьми, было о чем помолчать.

Потому и не стал Ву-Волк отвечать, просто улыбнулся навстречу.

– Тяжелый день? – Ил-Лис оценила улыбку как недостаточно искреннюю. – Юные сорванцы не хотят разбираться в доистории, потому что отвлечены на юные проблемы и пытаются творить историю сами?

– Один сорванец. И у него одна проблема.

– Хочет туда? – Ил-Лис кивнула на внешнюю панель. – Они все хотят туда. И я хотела. Все не могла понять, почему тянем с экспансией. Даже тайком осуждала Совет Кланов. Совсем чуть-чуть!

– А теперь?

– Теперь не осуждаю. Полностью поддерживаю каждое решение. Хоть и не всегда понимаю. Но наше лисье дело – овощи да фрукты, терруар да удобрения. Пусть Волки да Змеи думают и решают – что, когда и как.

– Решает Совет, – поморщился Ву-Волк, не нравились ему разговоры о распределении функционала. – В Совете представлены все Кланы Вершины.

– Не важно, кто решает, – беспечно отмахнулась Ил-Лис. – Главное, что решают правильно. Не нужно нам на равнину.

– Еще лет пять назад ты бы сама с собой поспорила.

– Все гимназисты такие. Чем еще им мысли занимать? Какие еще цели ставить перед собой? Сам же учил, есть какая-то наука о целях, раздел квантовой социологии.

– Телеология, – напомнил Ву-Волк.

– Именно! Все мы пытаемся ответить на вопрос «зачем?». К третьей ступени они уже умные, все знают, многое умеют. Мы же с тобой не зря так хорошо работаем. А цели нет.

– Как же? – удивился Ву-Волк. – А специальность? Те самые овощи да фрукты? Стать профессионалом, работать на честь Клана, приносить пользу Пирамиде – разве это не достойная цель?

– Достойная, – согласилась Ил-Лис. – Для нас с тобой. Поэтому и не рвусь я больше на равнину. Выросла я, поумнела. Мне и тут хорошо. Размеренные дни, на рабочем месте чувствуешь себя полезной, в залах собраний чувствуешь себя желанной, – Ил-Лис выгнула спину и лукаво подмигнула. – Все это рухнет, если пересечем периметр.

– Когда пересечем, – поправил Ву-Волк.

– Ой ли? – Ил-Лис отвела взгляд и долго смотрела на равнину, молчала. – Ты же вхож к старейшинам? – спросила наконец. – Что говорят?

– Говорят, экспансия преждевременна, – ответил Ву-Волк после паузы.

– Почему?

– Надо еще многому научить будущих экспатов. А для этого нужно самим многому научиться.

– «Научить», «научиться» – сплошная педагогика. Мы-то с тобой слушаем и слышим – и Совет, и друг друга. А что делать этим мальчишкам и девчонкам? С одной стороны, им поют вдохновенно-героические песни про экспансию. Мы же, наставники, и поем. «Миссия Пирамиды», «надежда человечества», «возрождение былого величия» – постулаты, заученные с первой ступени. Они же на подкорке у каждого. И к выпуску становятся вполне себе конкретной целью.

– Сама говоришь: миссия. Стратегически образ. Поэты в древности целые миры создавали. Но эти миры не включали в государственное планирование. Метафора не может быть конкретной целью. Если мечта достижима, то это уже не мечта, а желание.

– А вы это мальчишкам и девчонкам в аудиториях объясняете? Нет. Разжигаете благородный огонь стремлений, а потом удивляетесь, почему они за периметр смотрят голодными глазами. Помнишь, ты рассказывал, что в древних городах устанавливали большие такие изображения – кумиров, богов, героев…

– Правителей, – закончил Ву-Волк. – Да, эти статуи называли «памятниками». Для того и устанавливали, чтобы помнили.

– Вот-вот, – подхватила Ил-Лис. – Памятники. Вся наша Пирамида – огромный памятник нашему прошлому. И нашей миссии. Мы об экспансии помним, но уже к ней не стремимся. Разве что дети, гимназисты. Они это тонкое различие между миссией и целью не чувствуют. Для них эта грань, как Радужная Стена на равнине: ночью сияет ярко, а днем и не видно совсем.

– Тигры-наблюдатели фиксируют исчезновение людей. Поселенцев. Пересекающие линию аномалии, которую называют Радужной Стеной, пропадают. Исчезают совсем. И все, без исключения.

– С Востока на Запад, – добавила Ил-Лис. – А в обратном направлении – пересекают без всяких последствий. Вот и с нашей экспансией та же история: хотим пересечь, да боимся – вдруг исчезнем. Памятнику положено стоять на пьедестале. Двинется с места – разлетится в пыль.

– Так ты противница экспансии? – улыбнулся Ву-Волк.

– Наоборот! – горячо возразила Ил-Лис. – Самая что ни на есть ярая сторонница. Экспансия необходима. Но только в качестве… путеводной звезды. Помню, ты на одной лекции рассказывал древний анекдот. Про животное тягловое, которому морковь перед мордой привязывают, чтобы он к овощу губами тянулся и телегу тянул без остановки. Вот такой морковью и должна быть экспансия. Детям нужно это четко объяснять, а то, не ровен час, начнут тайком сбегать за периметр.

– Уже сбегают, – сказал Ву-Волк.

Воцарилось молчание, лишь тихое фоновое звучание растекалось и переливалось по залам собраний.

Старшие гимназисты ежегодно предпринимали попытки к бегству. Никто не делал из этого тайны. Но и перед потоком беглецов публично не порицали. Факт бунтарства принадлежал «серой» информационной зоне. Без секретов, но и без огласки. Работал шестой закон квантовой социологии: «Не любой опыт должен становиться достоянием общественности, если последствия его осознания и применения могут носить антиобщественный характер».

Ил-Лис преподавала специальность лисятам первой ступени. Все странности в поведении, нестандартные реакции, нетипичные поступки учеников она обязана была фиксировать и сообщать о них куратору потока из Клана Волков. Ил-Лис и сама знала, что с малых лет многие дети мечтают о героическом покорении равнины, выдумывают страшилки-небылицы об опасностях внешнего мира. Детские забавы. Игры, полезные для формирования ценных качеств характера, – целеустремленности, энтузиазма, преданности общей идее, здоровой романтики, коллективизма.

Но если педагоги прочих Кланов работали непосредственно с детьми, передавали им знания, развивали их умения, нарабатывали их навыки, корректировали поведение, то наставники из Клана Волков работали с самой образовательной системой, формировали методологию педагогического воздействия, через институт кураторов вели каждого ученика от первой ступени до выпуска. Да, дети смотрели за периметр горящими глазами и мечтали о скорой экспансии – об этом знали все педагоги. Да, некоторые ученики обладали настолько настойчивой асоциальностью, что готовы были, в нарушение всех законов, в одиночку вырваться за пределы Пирамиды, – об этом знали только наставники из Клана Волков.

А вот если бы Ил-Лис кто-то сказал, что именно наставники Волки выявляют с раннего детства тех детей, что могут в будущем стать угрозой общественному порядку, что именно Волки развивают в учениках эти опасные качества, что ведут, направляют, подсказывают и приводят-таки потенциального бунтаря к реальному бунту, то Ил-Лис посчитала бы такие обвинения сущим кощунством.

И была бы горько разочарована, убедившись, что не права. Потому что хороший педагог приложит все старания, чтобы примирить своего ученика с обществом, а настоящий наставник, действующий в русле квантовой социологии, доведет асоциальные интенции ученика до крайности, до абсурда, чтобы разминировать бомбу замедленного действия и в конечном итоге обратить ее взрывной потенциал на пользу обществу.

В залах собраний по будням не бывало многолюдно. А торжественные поводы, когда старейшины созывали всех свободных от смены, случались нечасто. Бывали вечера, когда Ву-Волк мог просидеть в одиночестве у внешней панели до самого сна. Сегодня, видимо, кто-то запланировал в соседнем секторе коллективное мероприятие. Мимо столика по одному или парами проходили новые посетители. Ил-Лис и Ву-Волк приветливо улыбались знакомым, но вот Ил-Лис обозначила «интимную зону», и теперь сектор принадлежал только им двоим – посторонние мешать не станут. Ву-Волк не возражал.

– Сбегают… – повторила Ил-Лис вслед за собеседником. – Слышала о таком. Есть расхожая шутка среди наставников: «Все собрались? Или кто-то сбежал за периметр?». На каждом потоке работает – дети всегда смеются.

– Не шутка, – сказал Ву-Волк.

– Да как такое возможно? – все еще не верила Ил-Лис. – Тотальная фиксация. Даже наш разговор – достояние аналитиков. Ты же никаких «волчьих» секретов не выдаешь?

– Секретов нет, – Ву-Волк пожал плечами. – Просто говорить об этом не принято. Но напомнить о протоколе по шестому пункту я тебе обязан.

– Само собой, – быстро согласилась Ил-Лис. – И сколько таких… сбежавших?

– Ни одного. Но попытки предпринимают на каждом потоке.

– Ползут вдоль стен к выходу? – улыбнулась Ил-Лис.

– В основном через промежуточную зону. С использованием служебных ботов – наладчиков, транспортников, доспехов.

– Доспехов? Боевых? Устраивают сражения на пустых этажах?

– Без арсенала. Кто ж им доверит боевой доспех в полном оснащении? Никаких сражений. Всегда останавливаем без вреда для их здоровья. Это даже не попытки к бегству. Так, последние отчаянные шаги к наивной мечте. Последние шаги детства. И первые шаги во взрослую жизнь.

– И какая же «взрослая жизнь» ждет таких нарушителей общественного спокойствия? – сарказм в каждом слове Ил-Лис.

– Творческая, насыщенная, общественно полезная, – заверил Ву-Волк. – Послушные тихони за периметр не смотрят. Сбежать желают неравнодушные бунтари, и, как правило, их талант проявляется не только в бунтарстве. Побег из Пирамиды – мероприятие многоактное, сложное и на этапе планирования, и в техническом исполнении. Так что такая социальная дерзость – одно из побочных проявлений незаурядности. И этой незаурядной энергии мы находим достойное применение.

– Возомнила себя педагогом, – вздохнула Ил-Лис, – а сама так многого не знаю. А самое обидное – так многого еще не понимаю. Все мы воспитаны Кланами, наставниками и алкоголем, но насколько же разными массивами информации мы оперируем.

– Кланами. У каждого Клана – своя забота. Ты, например, замечательный флорист, а я ничего не смыслю в урожаях плодовых и злаковых.

– Тебе и не нужно. В Клане Лис достаточно флористов. Не менее профессиональных, чем я. Без урожаев Пирамиду не оставим. Но что все-таки ими движет, вашими бунтарями?

– Нашими, – поправил Ву-Волк. – Наши бунтари путают символ, идею с реальным положением дел. Стремление к экспансии – наша миссия, мечта. Дети торопятся и видят в абстрактной миссии конкретную задачу. Или попросту соревнуются.

– С кем?

– Друг с другом. Желают сотворить нечто такое, чего не может никто на их потоке. И даже никто на Вершине. Или же переживают, что первенство отнимут. Среди гимназистов прочно утвердилось мнение, что орбитальная и океаническая Пирамиды готовы к экспансии, что уже намечены сроки, что начнут со дня на день.

– А начнут?

– Кто знает? Внешние контакты находятся в ведомстве Клана Змей. В нашей компании Змеи есть, спроси у них.

– Спрошу. Но я в общем: начнут ли. Они, мы – не важно. Что ждет нас за периметром? И так ли нужно его пересекать?

– Существует ли бог?

– Что, прости?

– В глубокой древности люди верили в то, что существует некая высшая сила, по воле которой был сотворен мир, которая вправе судить людей, наказывать плохих, награждать хороших. Эту силу называли «бог». Даже как имя – «Бог». На равнине так используют ремесла в качестве имен: Трактирщик, Носильщик, Лекарь, Кузнец.

– Я помню твои лекции, знаю, кто такой Бог, или боги, – их же много было. У каждого народа свои. Это словно авторы замысла, основатели проекта Пирамиды. Так ведь?

– Единое во многом, многое в едином. Дело не в количестве богов. Вопрос о существовании бога, или, например, о жизни после смерти для Пирамиды настолько же важен и настолько же бессмыслен, как и твой вопрос о том, стоит ли пересекать периметр.

– Потому что нет ответа?

– Потому что ответить можно лишь постфактум. Умри – и узнаешь. Пересеки – и поймешь.

– Выходит, экспансия для Пирамиды, словно маленькая смерть?

– Смерть не бывает маленькой или большой. Она ждет всех и вся – человека, проект, народ, государство.

– И человечество в целом?

– Выживаемость видов – это к анималистам, – улыбнулся Ву-Волк. – Но, думаю, любой Кот подтвердит, что человечество – вид очень цепкий, в плане выживаемости соперничает с тараканами, грызунами и вирусами. Мы справились со всеми внешними угрозами, нам стало скучно, и мы попытались истребить себя сами. Но и тут не получилось. Мы не просто выжили, мы продолжили род человеческий в разных формах. Часть законсервировало себя в трех Пирамидах. Те, кому места не хватило ни на равнине, ни на орбите, ни в океане, должны были исчезнуть, но посмотри на поселения вдоль Немого хребта. Поселенцев теперь не меньше, чем пустынников, космиков и океанистов вместе взятых.

– Поселенцы для нас угроза?

– Скорее, это мы угроза для них.

– Неужели, Совет Правления планирует агрессию? Зачем? Как бы ни мала была горстка людей, все равно найдется повод для конфликта?

– Там, где двое-трое, – уже общество. Общество – это всегда отношения. Общественные отношения – это политика. Там, где политика, всегда найдется место и поводу для конфликта, и причине для противостояния. Просто амплитуда разная. От улыбчивого «сам дурак» до кровавой мясорубки.

– Разве ассимиляция – это не самый лучший выход для обеих сторон? В терминах Котов, мы бы одним решением увеличили популяцию вдвое. Поселенцы поделились бы опытом выживания на равнине, мы бы помогли технически.

– Не уверен, что поселенцы вдоль Немого хребта с радостью признают главенство Совета старейшин Кланов. И совершенно уверен, что без такого главенства, без обязательного установления на равнине такого же порядка, как в Пирамиде, старейшины даже не могут представить себе экспансию. Не будет равнина плюс Пирамида. Будет Пирамида, умноженная на два.

– Тогда мы можем устроить ассимиляцию на двоих, – предложила Ил-Лис. – Если ты не против.

Ил-Лис встала. Ее одежда замерцала. Десятки полуобнажений в секунду сменяли друг друга. Это был нечестный прием. Мужской глаз не в состоянии был уследить за серией непредсказуемых преобразований. Зато эффект был предсказуем. Инстинкт срабатывал в обход разума. Но Ву-Волк не был против. Он всегда прощал Ил-Лис это женское лукавство.

– Почему нет? – он встал навстречу девушке.

Они все еще находились в пределах «интимной зоны», закрытой для посторонних глаз. А если кто и проник бы взором за мембраны сектора, что ж – пусть смотрят, пусть завидуют.