Текст книги "Жрец. Трилогия «Сага равнины». Книга вторая"

– И?..

– Контроль рождаемости, – помогли с передней парты.

– Контроль рождаемости, вторичная переработка, возобновляемые ресурсы, – подвел итог Ву-Волк. – Спасибо. Итак, мы не зависим от количества энергетических и материальных ресурсов – мы добываем и синтезируем все, что необходимо для жизни Пирамиды, используя солнечный свет, течение подземной реки, конденсат, перепады температур. Все отходы нашей жизнедеятельности отправляются в синтезаторы и обретают вторую жизнь. Ни одна молекула не пропадает даром, поскольку из чего угодно можно создать что угодно. И, наконец, мы имеем возможность тщательно планировать потребление ресурсов и распределение обязанностей, благодаря контролю рождаемости. Мы определяем, сколько мальчиков и девочек пополнят наши ряды, придя на смену старшим поколениям. Мы знаем, какие специальности обретете вы, наша надежда, наше будущее, и какую пользу будете приносить Пирамиде, когда закончите клановые гимназии и встанете плечом к плечу со взрослыми пустынниками.

– Скорее бы, – тихо вздохнули за партами.

– Всему свое время, – пообещал Ву-Волк. – Скажите, есть ли какие-либо предпосылки для конфликтов внутри Пирамиды, если каждый четко знает круг своих обязанностей, выполняет их с удовольствием и радостью, и при этом обеспечен всем, что необходимо для жизни, работы и отдыха?

– Нет. Незачем. Зачем? Не существует. Нет предпосылок, – не очень уверенно зашелестели за партами.

– Нет предпосылок, – зафиксировал Ву-Волк. – В обществе нет предпосылок для конфликтов, когда оно правильно организовано. Об этом вам наверняка говорили на лекциях по квантовой социологии.

– Древние не могли правильно организовать общество? – задал кто-то нужный вопрос. – Глупые были?

– О, нет, древние не были глупы, – возразил Ву-Волк. – Но их возможности были ограничены обстоятельствами. Давайте рассмотрим по пунктам, что все-таки помешало древним основать порядок, подобный нашему, и что в конце концов привело к Большому Несчастью. Начнем с ресурсов.

Ву-Волк бросил на учебную панель серию динамичных иллюстраций: коллективная охота, сбор урожая, пасущиеся стада скота, шахтеры в забоях, нефтяные и газовые вышки, угольные карьеры, бурлящие потоки гидроэлектростанций и купола станций атомных в клубах белого пара, рыболовецкие суда, арктические ледоходы (тут по классу прошел вздох восхищения – реакция пустынников на бескрайние водные просторы), конвейеры производств, трубы заводов.

– Добыча, обработка и переработка, производство и распределение ресурсов – вот основные заботы древних людей, – комментировал Ву-Волк.

– Как много всего! – раздался восхищенный возглас.

– Многое для многих, – отметил Ву-Волк. – Что, по вашему мнению, означает отсутствие контроля рождаемости?

– Бесконтрольное увеличение популяции, – ответил один из гимназистов.

– Именно так. Добавьте бездумное потребление и безграмотное перераспределение ресурсов, и вы получите картину доисторического мира. Социальная дифференциация порождала нездоровое соперничество. Соперничество перерастало в конфликты разной степени масштабности.

– Все было так плохо? – ужаснулся кто-то. – Никаких инструментов, чтобы установить порядок?

– Почему же? – улыбнулся наставник. – Общество не может существовать без порядка. Отсутствие порядка – это гарантированное взаимоуничтожение. Или самоуничтожение, если рассматривать общество как единый организм.

– У древних тоже были свои три опоры?

– Были. Они выполняли иные функции, но тоже служили столпами порядка. Столпы эти: религия, государство и капитал. Слова для вас не новые, но значение их ускользает из памяти, потому что в Пирамиде нет прямых аналогов для этих понятий. Разберем. Начнем с религии.

Ву-Волк направил на демонстрационную панель новую серию динамичных иллюстраций: раскачивающиеся в молитве иудеи у Стены Плача, склонившиеся в намазе мусульмане, крестный ход православных христиан, толпа католиков у собора Святого Петра, столпотворение у Кувуклии в день схождения Святого Огня, размахивающий книгой проповедник, пританцовывающий хор протестантов, ученики у ног брахмана, бумажные фонарики в руках буддистов, оранжевые колонны кришнаитов с бубнами и песнопениями, бесноватые язычники у костров и взявшиеся за руки друиды в белых одеждах в кругу мегалитов Стоунхенджа.

– Что это? – прокатился по аудитории удивленный шепот.

– Всего лишь отправления культа, – озвучил Ву-Волк. – Культов. У древних было много культов, и те, что вы видите, далеко не все из них.

– Зачем?

– Скажите, на что направлены все наши усилия? К чему ведет вся наша совместная – Основания и Вершины – работа? О чем мечтает каждый пустынник в Пирамиде?

– Экспансия. Об экспансии. Миссия. Выйти за периметр, – пошла перекличка.

– Экспансия! – пафосно объявил Ву-Волк и тут же улыбнулся, обращая пафос в шутку. – Вот наш бог. Ему мы служим. Наша ежедневная работа и даже отдых в залах собраний – вот наши ритуалы.

– Совсем не похоже, – заметил кто-то.

– Внешне – да, – согласился Ву-Волк. – Мы не курим ладан, не поем гимны, не возносим молитв, не становимся на колени перед старейшинами Кланов. Но функции вполне соотносимы. Религии древних устанавливали цели миссии. Одно из имен древних богов так и звучало: Мессия. И цели эти были в чем-то похожи на ту цель, которую уже заявляли сегодня: выйти за периметр. Только наша экспансия – физическая, периметр материален, а цели древних религий были метафизическими, периметр только подразумевался. Этим периметром была смерть.

– Как это?

– В двух словах, выглядело это так: чтобы после смерти иметь все ресурсы мира, при жизни ты должен соблюдать определенный порядок. Этот порядок регламентировали несколькими общими законами. Называть эти законы могли по-разному: заповеди, положения, истины, заветы, обеты, ямы, правила. Суть была одна: религия помогала соблюдать фундаментальный порядок: не убивать, не воровать, не прелюбодействовать…

– Что означает последний глагол? – прозвучал неизбежный вопрос.

– Не превышать дозволенный лимит половых партнеров, – пояснил Ву-Волк, зная, что последует дальше. И не ошибся.

– Дозволенный лимит? А это сколько? А кто «дозволяет»? Зачем? Как такое может быть? – каскадом посыпались вопросы.

– Вначале раскроем значение двух других терминов, – сказал Ву-Волк, дождавшись паузы, и хор вопросов смолк. – Государство. Их тоже было много. Даже больше, чем религий. Если религию мы сравнивали с общей, стратегической миссией, то правила более простые и конкретные устанавливали государства. Давайте сравним государства древних с Кланами Пирамиды. Все Кланы согласуют свою работу с общей миссией, но при этом в каждом Клане действуют свои, специфические законы, регламентирующие внутреннюю жизнь. Государства древних выполняли ту же организующую функцию. Только формировались государства не по профессиональному признаку, как в Пирамиде, а при условии общей национальности и общей территории.

– Национальности? – воскликнул паренек из середины класса.

– Вы из какого Клана?

– Буков.

– Вот представьте, что Бук – это ваша национальность. Этажи и сектора, которые занимает Клан, – это ваша территория. В древности эту территорию назвали бы какой-нибудь Буковинией, Буковиной или Буковией, и граничило бы такое государство, соответственно, с Кленией, Елией, Дубией и Вязией, ну, или какими-нибудь территориями с похожими названиями.

По аудитории прокатилось веселье – так всегда происходило на этом этапе лекции. Пора было на подъеме переходить к следующему пункту.

– Теперь ресурсы, – сказал Ву-Волк. – Их было много в прошлом, они были разные, имели разную ценность для общества. Одни государства обладали каким-либо видом ресурсов в большей мере, чем другие. Возникала необходимость обмена. Чтобы обменивать одни ресурсы на другие, необходимо было изобрести некий универсальный эквивалент для всех ресурсов. Таким универсальным эквивалентом стали деньги.

– Монеты, как у поселенцев на равнине?

– Не только. Вначале были монеты. Изготовленные из металла – бронзы, серебра, золота, – они фактически были одним из ресурсов. В дальнейшем их заменили денежные знаки: бумага, на которой числом было обозначено, сколько монет на нее можно выменять. Такая бумага переняла название самих монет. Например, талер, он же доллар, – поначалу это слово означало «надрез», «насечка». Сколько насечек, столько и монет. Или рубль – сколько серебра или золота отрублено, столько и монет. Или злотый – тут все понятно. Или денарий, он же динар, – «состоящий из десяти».

– Бумага вместо металла? – спросил кто-то с недоверием. – Какая-то особенная бумага?

– Именно так, и – нет, совершенно обычная бумага. Совокупность такой бумаги во всех государствах на планете называлось «мировым капиталом». Бумажная форма тоже была промежуточной. Со временем капитал сменил бумажную форму на цифровую, электронную, превратился в набор условных цифр на условных счетах.

– Если капитал – универсальный эквивалент ресурсов, то что получается, – возмутился гимназист из середины, – материальные ресурсы стали менять на виртуальные числа?

– Именно так, – вновь подтвердил Ву-Волк. – И таким образом мировой капитал, – конечно же, определенным образом персонализированный – сосредоточил в своих руках все ресурсы мира, после чего получил безграничную власть и над государствами, и над религиозными конфессиями. Мировой капитал стал определять и долгосрочную миссию человечества, и конкретные законы оперативного пользования. А теперь вернемся к вашему вопросу.

По классу зашелестели голоса – пытались вспомнить, каким был вопрос, уже спрятавшийся за обсуждением других тем.

– Вы спрашивали о дозволенном лимите половых партнеров, – напомнил наставник и, переждав веселый гомон, продолжил. – Контроль рождаемости – одна из трех опор порядка в Пирамиде. В глубокой древности, когда людей было мало, а территорий было много, в таком контроле не было необходимости. Наоборот, каждое государство стремилось нарастить численность населения, поскольку люди – самый важный ресурс в древних войнах за другие ресурсы.

– Люди – ресурс для ресурсов, – хихикнул кто-то.

– Так и есть, – кивнул Ву-Волк. – Мужчины воевали, добывая ресурсы для себя, семьи, государства. Женщины рожали детей. Таков был древний порядок. Он полностью соответствовал естественному природному устройству для любого биологического вида: более сильный мужчина добывает для семьи ресурсы и часто погибает в борьбе за них, женщина дарит роду детей и распределяет ресурсы внутри семьи. Чем больше ресурсов мог добыть мужчина, тем больше у него было женщин. Князья, султаны, вожди племен имели доступ к неограниченному, по тем временам, количеству ресурсов, а значит, могли содержать практически неограниченное количество женщин.

– Тогда откуда возник лимит? – резонно спросил кто-то.

– Поначалу лимит был мотивирован исключительно упомянутым уже фактором: количеством ресурсов. Но сильный мужчина с большой семьей – это самостоятельная социальная единица. Он сам себе и семье хозяин, сам устанавливает и стратегическую миссию, и оперативные законы. Другими словами, такой мужчина при поддержке такой семьи – сам себе и государство, и религия.

– Что в этом плохого? – спросил кто-то с передней парты.

– Порядок. Если порядков будет много, то они неизбежно вступят в противоречия друг с другом. Одно государство – один порядок. При поддержке религии. Или наоборот: одна религия – одна миссия. При поддержке государства. Но всегда в интересах капитала.

– Капитал – главная из трех опор у древних.

– Определенно. Хотя все сложнее. Вначале главной опорой была религия. Власть была сосредоточена в руках жрецов. Они беседовали с богами и транслировали их волю людям. Прошло время, жрецы стали крупными землевладельцами, феодалами. Власть от религии перешла к государству. При этом капитал всегда был спутником и религии, и государства. Жрецы, феодалы, держатели капитала – обладатели ресурсов. Опор, вроде бы, три, но, при ближайшем рассмотрении, опора одна. И порядок должен был из многих семейных порядков слиться в единый государственный. Для этого семью необходимо было урезать до минимума. Религия сказала: один муж – одна жена. Государство закрепило этот тезис законодательно. Так был установлен новый лимит. Минимальный.

– Но это противоестественно! – возмутился кто-то.

– Безусловно, – согласился Ву-Волк. – Чем строже соблюдали такой порядок, тем большая степень фрустрации царила в обществе. В более разумных, а потому более счастливых обществах такому порядку следовали не строго.

И в ответ на немой вопрос в огромных глазах гимназистов Ву-Волк продолжил:

– Вы правильно заметили, что такой порядок противоестествен. То есть противоречит фундаментальным законам самой природы. И если женщина, выбрав самого достойного мужчину, заимев от него здоровое потомство, выполняла природную миссию, то мужчина, в котором генетически заложено совершить максимально возможное количество половых актов с максимально возможным числом партнерш, оказался в критической ситуации. Заложенная природой полигамия настоятельно требовала от здоровых мужчин превышать лимит, вопреки закону. Такое нарушение называли изменой.

– А кто кому изменял? – хихикнул тот же ученик, которого рассмешили «ресурсы для ресурсов».

– Формально изменой называли превышение минимального лимита. То есть появление второго полового партнера при официальном наличии первого уже представляло собой акт измены. Чаще, как вы понимаете, лимит превышали мужчины. Во всяком случае, об этом чаще становилось известно. Происходило это двумя путями. Либо «залимитные» партнеры появлялись вне официальных отношений, и тогда порядок «один муж – одна жена» не был нарушен по форме, но не был соблюден по содержанию. Либо новый партнер появлялся после расторжения официальных отношений с предыдущим.

– В чем разница? – не сдержался кто-то в аудитории.

– Никакой, – согласился Ву-Волк. – Природная мужская полигамия так или иначе находила пути реализации. Более благородные мужчины следовали зову природы, не разрушая семью. Менее благородные разрушали одну семью, чтобы создать новую. Не будем забывать об отсутствии контроля рождаемости. И подведем итоги.

Ученики заерзали за партами, зашептались, готовясь к перемене. Слова наставника «подведем итоги» означали скорое окончание лекции. Встреча с наставником Вершины нравилась гимназистам Основания, но подростки оставались подростками – в предчувствии отдыха ученики повеселели. Ву-Волк понимал это и не заставил ребят ждать.

– Количество ресурсов было ограничено. Производство было высокоотходным, а вторичная переработка справлялась лишь с малой долей от общего объема отходов. Население росло по логистической формуле. Как вы знаете, функция подразумевает выравнивание роста населения в сторону емкости среды при достижении предельной нагрузки. В какой-то момент этот механизм вышел из строя. Триединая опора древнего порядка задрожала и рухнула. Таковы были социальные предпосылки Большого Несчастья. На следующей встрече мы поговорим о техногенных, экологических и стихийных причинах переломного момента в жизни человечества.

Ву-Волк отключился, не дожидаясь, когда поток встанет для прощания, – оставил свою голограмму для порядка. Он торопился: его вызывала старейшина Ар-Волк.

13

Гелертер перебирал принесенные Почтальоном анкеты. Сам Почтальон и его Наставник разместились на простеньких стульях у небольшого столика в келье Верховного Жреца. Путники, не особо стесняясь, широко раскинули ноги, давая отдых уставшим мышцам. Кадуцеи были оставлены у стены перед входом. В кружках пенился вкуснейший эль от рыбоведа Ворчуна. На столике ароматом изливались большие куски вяленой рыбы.

– В Город приходит все больше гостей. То ли мечтателей стало больше, то ли дороги стали побезопаснее. И каждый десятый остается. Проходит анкетирование, но через Ворота не идет. Десять процентов – это очень много, – Гелертер поднял голову и взглянул на Жрецов так, словно приток гостей в Город и дальнейшая их оседлость являлись их, Жрецов, личной заслугой. – Население Города и его окрестностей растет.

– Это же хорошо? – уточнил Почтальон.

– Хорошо, – кивнул Гелертер. – Но, когда будет занята хотя бы треть пока еще пустых домов, горожане устроят выборы Мэра. Таково свойство человеческих масс: с достижением критического количественного показателя, массы требуют лидера.

– Последователи Мэра ждут возвращения прежнего лидера, – напомнил Почтальон.

– И тогда Последнему Храму придется направлять в Город Миротворца, – Верховный Жрец продолжил, пропустив замечание Почтальона мимо внимания. – В роли Посла. Чтобы не повторилась резня, – и Гелертер пристально посмотрел на Почтальона.

– По словам Любы, последователи Мэра затаились, – сказал Почтальон. – По-прежнему собираются в трактире «М», но ведут себя тихо. Их осталось не так много. Однако на выборах эта секта вполне может проявить себя не с самой лучшей стороны.

– Этого я тоже опасаюсь, – согласился Гелертер. – И лучшего Посла, чем ты, Последнему Храму не найти.

– Люба сказала, что мой путь лежит в другом направлении. На Южный склон Немого хребта. В Лес, – сказал Почтальон, питая надежду, что Гелертер не будет серьезно относиться к столь нелепому наказу Хранительницы; идти на верную смерть не было никакого желания.

– Теперь об этом, – Гелертер оставил пачку анкет и опустился на свободный стул с таким усталым видом, словно он тоже два дня шагал по равнине и узким горным тропам. – Поговорим о том, что рассказала и предложила Хранительница.

Наставник пододвинул Верховному Жрецу полную кружку эля, Гелертер долго пил, молчал, собирался с мыслями.

– Ученую экспедицию в Город мы отправим через неделю, – наконец заговорил Гелертер. – Не все нужные специалисты находятся в Храме. Некоторые только вернулись и еще не успели отдохнуть, другие же будут вызваны мною сегодня и, после отдыха и сборов, направлены в Город второй очередью. Хранительница права: чери давно уже под нашим наблюдением, но только теперь, благодаря Любе, появилась возможность наладить с ними контакт.

– Люба будет переводчиком? – уточнил Почтальон.

– В некотором роде, – уклонился Гелертер. – Чери обитают у Стены, в сквотах, но при этом находятся вне пределов равнины. Трудно объяснить. Древние музыканты сказали бы «за такт». Со смещенной сильной долей. Мы их видим, они нас – только в случае, когда расслоение миров устраняется.

– Если их задеть или встревожить громким звуком, – вспомнил Почтальон.

– До недавнего времени – да, именно так. Но теперь у нас… у равнины есть Люба, Хранительница. Она поможет устранить расслоение без толчков и криков. Ей дано умение синхронизировать миры в пределах своей зоны ответственности.

– У Радужной Стены?

– У Границы, – Гелертер назвал Радужную Стену иначе. – Это основное умение Хранительницы: распутывать узлы дорог, превращая их в прямые ровные перекрестки. Трубадуры знают про распутный камень?

– «Налево пойдешь – к диким псам попадешь, направо пойдешь – к могильщику провалишься, а прямо пойдешь – тебя сфинкс сожрет», – с улыбкой процитировал бывший Трубадур с детства знакомый зачин многих площадных историй.

– Вот-вот, – без всякой улыбки кивнул Гелертер. – Хранительница – такой распутный камень и есть. И, надеюсь, выбор направлений у нее побогаче и поинтереснее. Люба сможет, как бы, вытянуть черей к нам, гармонизировать их миры с миром равнины. Ну, или вытолкнуть наших Ученых «за такт». Ее методов мы не знаем.

– Что с походом в Лес? – напомнил Почтальон с глухой тревогой.

– Не сейчас, – подумав, ответил Гелертер. – Мне кажется, Люба излишне драматизирует. Пирамида действительно представляет опасность, но нет сомнений, что мы сможем устранить все недоразумения дипломатическим путем. Мы давно работаем над этим.

– В Пирамиде на самом деле живут люди? – на всякий случай уточнил Почтальон.

Гелертер и Наставник переглянулись. Верховный Жрец взглядом передал Наставнику право и обязанность просветить подопечного.

– Последний Храм несколько веков назад ощутил присутствие жизни в Пирамиде, – принял эстафету Наставник.

– Боги подсказали? – усмехнулся Почтальон.

– Как иначе? – серьезно ответил Наставник. – Нам доступа в Пирамиду нет. Даже пытаться не стали. Но, раз Люба говорит о назревающей опасности, то в скором времени нужно будет отправлять посольство.

– Мы были в Пирамиде, – сказал Почтальон. – С Любой. А прежде она сама прожила в Пирамиде целую неделю. Нет там никого. Только огромное Кладбище древней техники.

– И технику эту многие века поддерживают в исправном состоянии, – ответил Наставник.

– Не знаю, – все еще сомневался Почтальон. – На первом этаже этого громадного здания полное запустение. Все брошено, бездвижно, ни звука, ни шороха. Целый арсенал оружия – заходи бери что хочешь. Где они спрятались? На втором этаже?

– Много выше. У самой вершины. Всего несколько жилых этажей. И под землей – тоже несколько жилых этажей.

– Значит, их не больше сотни?

– Мы не знаем точного количества – только намек на присутствие. Но их больше нескольких тысяч.

– Почему нам разрешили взять Вольфа, патроны к нему? Мобиль давным-давно Люба с Кладбища угнала.

– Эксперимент, – пояснил Наставник. – И совершенно безопасный для жителей Пирамиды. Учитывая, что вы угнали не танк, не самолет, а маленькую машинку. А револьвер, по сравнению с другими видами оружия в арсенале, – детская игрушка. Наверное, решили узнать, что поселенцы с равнины будут делать с древними артефактами, как будут их использовать. За нами наблюдают. Может, со спутников.

– Со спутников?

– Вокруг нашей планеты вращается огромное количество разной техники. Не меньше, чем ты видел на Кладбище. Большая часть механизмов уже вышла из строя и превратилась в утиль, но некоторые все еще работают. При их помощи можно увидеть все, что вызывает интерес на равнине. И не только на равнине – и на мертвых территориях тоже.

– И южный склон Немого хребта? – спросил Почтальон и с трепетом представил, как бы помогло такое «видение» в походе, что предрекла Хранительница Люба.

– И южный склон, – кивнул Наставник. – Кроме спутников, у Пирамиды есть много других возможностей. Технических. Для древних технологии – то же самое, что для нас общение с богами. Мы, чтобы добиться поставленных целей, ищем связь с той силой, что способна нам помочь. Они привыкли добиваться поставленных целей, создавая новые механизмы – все более умные, все более совершенные.

– Нам бы дружить с жителями Пирамиды, – вздохнул Почтальон.

– Об этом и речь! – обрадовался Гелертер. – Мы тоже так думаем. Кем бы они ни были, они – люди, а значит, найти с ними общий язык значительно проще, чем с рыбоведами или черями. Поэтому, прежде чем отправляться в Лес, о котором мы ничего не знаем, собираемся отправить посольскую партию в Пирамиду. Человек с человеком всегда может договориться. Большое Несчастье всех нас должно научить.

И Гелертер показал, что встреча закончена. Наставник и Почтальон вместе посетили горячие источники, где несколько часов отмокали в каменных ваннах, созданных самой природой. Бурлящая поверхность воды исходила белым паром, тихий запах какого-то газа смутно напоминал о слегка протухших яйцах. После таких процедур Почтальон засыпал быстро, крепко и надолго. Когда на следующий день он выбрался на ленивую тренировку к подножию Деметры, Солнце уже стояло в зените.

Потекли размеренные храмовые дни. Прогулки по ущельям мимо статуй и тренировочных площадок, беседы с Наставником и Гелертером, часы в огромной библиотеке Храма, работа с кадуцеем у ног покровительницы Деметры. Поиск древних имен и тонких связей, нащупывание могучих сил и предложение дружбы, службы, сотрудничества.

Почтальон убеждался с каждым днем, что Жрец – это навсегда. Это путь в одну сторону, о возвращении не может быть и речи. Последний Храм лепил человека под себя, изменял тело, переделывал душу. Жрец не может «развоплотиться», как нельзя «родиться обратно».

Храмовый Глашатай позвал Почтальона в келью Гелертера, спустя неделю после возвращения почтовой партии из Города. Когда Почтальон переступил порог, Наставник уже сидел на прежнем месте, у стола. Кружки были пусты, глаза Жрецов встревожены. Тревога эта тут же передалась Почтальону.

– Беда? – невольно вырвалось у него.

– Беда, – ответили хором Гелертер и Наставник. – Посольство в Пирамиду. Уничтожено.

– Как? Жрецов? Уничтожили?

– Трех. Выжгли. С неба. В одно мгновение. Подняли всего один самолет. На полдороге.

– Но зачем? Почему меня и Любу пощадили?

– Вы не представляли опасности.

– А три Жреца, идущие по равнине, представляли?

– Видимо, так посчитали в Пирамиде.

После этого быстрого обмена репликами воцарилось молчание. Через несколько минут молчание прервал хозяин кельи.

– За нами наблюдают, – сказал Гелертер. – Теперь в этом нет сомнений. В Пирамиде знают о силе Храма, знают, что можем многое. Поэтому сочли белее безопасным не подпускать Жрецов к своим механизмам. Мирное посольство приняли за научно-техническую экспедицию.

– Раз решили, что проще уничтожить, значит, боятся, – хмуро сказал Наставник. – А если боятся, значит, слабы.

– Нет у нас времени искать их слабости, – сказал Гелертер с некоторым раздражением, чего раньше за ним Почтальон не замечал. – В случае открытой агрессии мы будем беззащитны. Нам не спасти ни Последний Храм, ни поселенцев на равнине.

– Можно попросить поддержки у богов, – робко заметил Почтальон.

Наставник и Гелертер посмотрели на Жреца, как на наивного ребенка.

– Идет шестой год твоего служения, а ты все еще не разобрался в основах нашей дружбы с богами, – Гелертер пожурил, скорее, Наставника, а не его подопечного.

Почтальону оставалось лишь пожать плечами.

– Мы не можем уничтожить боевой летательный аппарат щелчком пальцев, – терпеливо разъяснил Наставник. – Боги – это природные силы, к которым Жрецы Последнего Храма прокладывают тропы. Это процесс длительный, кропотливый, каждый Жрец сам идет по этому пути. Нет общих рецептов, единого маршевого темпа. Механизмы Пирамиды – вне природы. Им даже едкие зимние дожди не страшны.

– Можно воздействовать не на самолет, а на его пилота.

– Мы думаем, что в них нет пилотов, – вздохнул Гелертер. – Управляют механизмами из Пирамиды. И способов эффективных у нас нет. Мы и с одним-то самолетом справиться не можем, а если Пирамида вздумает двинуть на равнину целую механическую армию…

– Тени справляются даже с механизмами, – Почтальон вспомнил, как некогда тень выпотрошила аккумулятор их с Любой мобиля.

Наставник и Гелертер снова посмотрели на него, но уже иначе – с интересом. Разговор прервали на минуту – задумались.

– Тени – это сила темная, необузданная, – сказал наконец Гелертер. – Хранительница может справиться с ними, но отдавать приказы теням, может быть, не в ее власти. Тени нападают ночью, они боятся солнечного света, в Пирамиде об этом знают. Если поведут своих стальных монстров в наступление, то сделают это днем.

– Не нужно приказывать теням, – сказал Почтальон. – Их нужно разбудить. С механизмами тени расправятся без приказов.

– Тени не любят солнечный свет, – еще раз напомнил Наставник.

– Гелиос, Ра, Аматэрасу, Сварог, Митра, – задумчиво перечислил Гелертер. – Пусть Глашатаи соберут всех Теологов на вечер. Будем думать, как договориться с Солнцем, – последние слова Верховный Жрец произнес чуть громче обычного.

У входа в келью раздался шорох – оказывается, Глашатай дежурил поблизости. Услышав распоряжение, бросился его выполнять.

– Проще договориться с ветром, – предложил Наставник. – Район Радужной Стены – аномальная зона. Дождевые тучи обходят Город стороной. В Городе не бывает едких зимних дождей. Мы долго думали, что Пирамида на периферии этой зоны, поэтому дожди минуют и ее. Однако теперь понимаем, что в Пирамиде используют метеорологические технологии, «отпугивающие» облачный фронт. Энлиль, Эол, Стрибог, Рудра, Ньерд тоже могут быть нашими союзниками в этом противостоянии.

– Закрыть небо тучами? – задумался Гелертер. – Пробудить тени в сумерках? Что ж, у нас появилась слабая надежда. Осталось поговорить с Любой, узнать, пробудятся ли тени по ее приказу.

– Я вернусь в Город! – заявил Почтальон так быстро, что Гелертер и Наставник понимающе улыбнулись, хотя улыбки их были грустны: смерть трех соратников глубоко засела в сердцах.

– Не отпускает, да? – доверительно шепнул Гелертер. – Это правильно, это хорошо. Мужчина иначе любить не умеет. Любовь для мужчины, как жречество, – путь в одну сторону. Просто со временем любовь обретает иные качества, трансформируется. Страсть уходит, остается глубокая привязанность и, конечно же, ответственность за любимого человека.

– Женщины любят иначе?

– О да. Если мужская любовь – прямая линия, бесконечный луч от стартовой точки, то любовь женская – пунктир. Старт, чувство, обрыв. Новое чувство, новый старт, без каких-либо наслоений. Пунктир. Чреда последовательных чувств. Прыгают с кочки на кочку, как в Гнусных болотах. Могут прыгать вперед, могут прыгать назад.

– Я пойду в Город, – упрямо повторил Почтальон.

– Пойдешь, обязательно пойдешь в Город. Вот, с Наставником и пойдешь. Не Почтальоном, Послом. Но с посольством Храма работать не будешь. Пусть Ученые остаются, изучают черей, учатся общению с ними. Ты придешь на один день. Задашь нужные вопросы, получишь нужные ответы и вернешься. Вернетесь. Вы мне нужны здесь.

– Чем мы можем здесь быть полезны Храму? – спросил Наставник.

– Не здесь, – Гелертер говорил медленно, словно нехотя. – На южном склоне. Совершенно не понимаю, чем нам может помочь Лес, но раз таков совет Хранительницы, то нужно пробовать. Мы должны испробовать все варианты. Даже такие призрачные, как экспедиция на южный склон.

– А что мы знаем о Лесе? – спросил несведущий в этом вопросе Почтальон, минуту назад ставший Послом.

– Темная стена, – ответил Наставник. – За гребнем Немого хребта мы слепы, глухи, бессильны. У наших богов нет власти по ту сторону. Мы дважды посылали Пионеров на разведку. С высшей точки можно наблюдать бескрайнее зеленое море. Лес. Пионеры прерывали связь с Храмом, углубившись в Лес на полдня пути. Никто не вернулся.

– Не обнадеживает, – заметил Посол.

– Мы отправим с экспедицией рыбоведов, – удивил Гелертер.

– Зачем? – удивился Посол.

– Рыбоведы бывают на южном склоне, – разгадал Наставник замысел Верховного Жреца. – Мы не знаем, как глубоко забираются рыбоведы в Лес, но главное: они возвращаются. Будет Толмач? А то через Гермеса мы потратим на перевод много времени. Ве и Вач в этом отношении намного эффективнее, но у меня нет надежной связи со столь древними богами.