Текст книги "Изнаночные швы времени"

Князь неожиданно замолчал, не закончив фразы, и в наступившей тишине все услышали вопрос, который Урдин задал стоявшему рядом Олегу:

– Как мыслишь, боярин Олег Владимирович, может ли так быть?

Олег кивнул головой. И жест его был таким уверенным, что «может быть» он ни в коем случае не мог означать. Только «да, именно так оно и будет»116116
  Так оно и будет. В 1257 году, спустя два года после введения ордынским ханом Берке новой системы обложения русских княжеств данью, в Новгороде появились монгольские переписчики для определения подушевого сбора. Это вызвало восстание, поддержанное даже старшим сыном Александра Невского Василием, княжившим в Новгороде. Был убит посадник Михалко Степанович, ставленник Невского, согласившийся на появление переписчиков. Восстание было жестоко («овому носа урезаша, а иному очи выимаша») подавлено после личного вмешательства Невского, явившегося в город вместе с монголами. Василий (ум. 1271), сосланный во владимирские земли, больше в летописях не упоминался. Новгородским князем был назначен второй сын Невского Дмитрий (1250—1294).


[Закрыть].

А князь, оказывается, замолчал потому, что отвлекся на суету вокруг своего шатра. В чем там было дело, объяснил прискакавший вскоре слуга:

– Княгиня Анна Данииловна проснулась! И владимирца споймали!

У новгородских посланников вмиг не осталось собеседников. Князь резким движением развернул коня и поскакал в лагерь, за ним полетели и все остальные, кроме хрономенталистов.

– Я вообще не понял, что это за хрень такая! – заявил Феликс, когда они остались вчетвером. – Всегда же Новгород давал изгнанным князьям убежище! Вот я, помню, читал, что даже Александра Тверского117117
  Александр Михайлович (1301—1339) – великий князь Тверской (1326—1327; 1338—1339), великий князь Владимирский (1326—1327). Поддержал тверское восстание (1327) против монголов, подавленное золотоордынскими и московскими войсками («Федорчукова рать»). По оговору московского князя Ивана Калиты казнен в Орде вместе с сыном Федором.


[Закрыть] спасали от монголов. Хотя за это даже церковное проклятие было.

– Это ты немного… – Олег успел в последний момент поймать чуть не вырвавшееся слово «опять». – Немного перепутал. Александр Михайлович, после того как татары и москвичи подавили восстание в Твери, в Пскове жил и в Литве у Гедимина118118
  Гедиминас (Гедимин русских летописей, ок. 1275—1341) – основатель династии литовских князей Гедиминовичей. Великий князь Литовский (1316—1341). Успешно распространял свое влияние на западнорусские земли (ему присягнули Полоцк, Гродно, Витебск, Минск, Туров и Пинск), боролся с рыцарскими орденами в Прибалтике, нанес рыцарям ряд крупных поражений. Титуловал себя королем литовцев и русских. Убит при осаде немецкой крепости Байербург выстрелом из огнестрельного оружия.


[Закрыть]. И проклятие митрополит по наущению Ивана Калиты119119
  Иван I Даниилович Калита (ок. 1283—1340/1341), князь Московский (с 1322), великий князь Владимирский (с 1331). Прозвище «Калита» (название поясной сумы) получил или за богатство, или за скопидомство. Один из самых отвратительных персонажей русской средневековой истории. Вызвал ордынские войска для подавления антимонгольского восстания в Твери, виновник убийства в Орде тверского князя Александра Михайловича, организовал поход против смоленского князя Ивана Александровича, отказавшегося платить дань хану (1340).


[Закрыть] на Псков наложил, а не на Новгород. Не могу вспомнить, кстати, как звали его… Норм, не помнишь?

Норман развел руками, но митрополичье имя вспомнил Шурик:

– Феогност120120
  Митрополит Феогност (ум. 1353) – митрополит Киевский и всея Руси (с 1328). Жил в Москве. Провозгласил псковичам анафему (1329). Дважды ездил в Золотую Орду. Во второй поездке ему пришлось раздать много взяток, чтобы сохранить за церковью привилегию не участвовать в выплате дани и защитить имущество.


[Закрыть].

– Точно, – согласился Норман. – Его потом еще святым сделали.

– Ага, – и Шурик нараспев процитировал нечто, к чему, судя по всему, относился с непреходящей иронией: – «Нетленные мощи его были обретены в тысяча четыреста семьдесят первом году, но пребывают под спудом».

– Да, помню такое, – подхватил Олег. – Но про Новгород ты прав, Фил. В большинстве случаев князья всегда получали здесь убежище. Но не в этот раз. У Невского, как ни крути, сильная партия среди новгородских бояр. Да и архиепископ приказы митрополита выполняет, а у того позиция однозначная: раз дали ханы охранные грамоты на церкви, монастыри и монастырское имущество, то будем молить за них господа.

Он вытащил подзорную трубу и показал рукой на кучу мешков под дощатым навесом, около которого был выставлен сильный караул.

– Там, наверное, наше сокровище. Давайте, посмотрим, что ли.

Но не вышло. Они были на полпути между холмом, где стоять остался игумен Арсений со своими спутниками, и мешками, когда около княжеского шатра заголосил глашатай:

– Волынских бояр к князю!

Они подошли к шатру Андрея Ярославича. Возле стоял высокий, очень худой мужчина в столь запыленной одежде, что никто, наверное, не определил бы ее цвет. Его лицо, грязное, в потеках пота, словно в неприятной серо-коричневой маске, показалось Олегу знакомым.

– Почто, князь, вернули меня? – человек недовольно дернул плечом, обращаясь к князю Андрею. – Брат твой, великий князь Владимирский Александр Ярославич велел мне к нему скорее быть. А твои смерды мне руки крутят!

– А я запамятовал, что ты мне рассказал, Владислав Роща, – ответил князь. – Повтори еще.

И теперь Олег понял, почему черты лица этого человека показались ему знакомыми. Он был очень похож на своего старшего брата Анисима, пытавшегося отправить в монастырь великую княгиню Владимирскую.

– Говорил я, князь, что привез страшные вести. Беда с княгиней Анной Данииловной случилась. Виноваты враги твои и великого князя Александра Ярославича.

– В чем же беда? – голос князя Андрея звучал иронично, но Роща причины тому не знал и продолжал свой рассказ с трагическими интонациями.

– Похитили ее из Владимира разбойники, говорившие, что от твоего имени они посланные. Но великий князь тому не поверил, погоню снарядил, она настигла воров. Великий князь велел сулить ворам прощение, если не причинят княгине вреда, но перерезали ей горло, когда она убежать попыталась. Ушли они в болото, окаянные, да и сгинули там. Тело княгини с собой унесли. На ней богатый наряд был, чай, жалко бросить было. Три дня их искали, следов не нашлось. Воры…

– Знаешь ли княгиню в лицо?! – вдруг заорал князь.

– Как не знать, – растерялся Роща.

– А посмотри тогда, кто у меня в шатре лежит! Может, меня мои глаза обманывают?

Дружинники с удовольствием заломили Роще руки за спину и затащили в шатер. Выведя наружу, бросили его на колени. Роща был столь бледен, что грязь на лице казалась зеленой.

– Не сам ты солгать придумал, потому жизнь тебе оставят, – сказал, подойдя к нему вплотную, князь. – И вот что ты брату моему расскажешь – и про княгиню, и про то, что здесь написано, – он передал Роще свиток. – Пусть не думает он, что я без ума и что нельзя людей царских бить. Пусть прочитают ему про победы над басурманами на Волыни. А теперь убирайся! А вы, бояре волынские, входите к княгине. Видеть она всех вас хочет.

В шатре было светло, горело множество свечей. Анна Данииловна лежала на тех же носилках, на которых ее снесли на берег. И если бы не широко открытые глаза, то отличить ее от трупа Олег бы не взялся.

– Олег Владимирович, – еле-еле слышно проговорила она. – Жив… Славно… А я только и запомнила, как ты меня от палицы прикрыл рукой… Цела рука-то? Почти? Я молиться буду, чтобы совсем. Вы же на Волынь обратно? Дождитесь, пока я отцу письмо напишу. Я уже придумала, хочу, чтобы больше чу́дных слов было! Чу́дных… – она говорила тихо.

Олег поклонился и, проклиная себя, что не может соврать про Волынь, объявил, что дорога у них в другую сторону, придется найти гонца, но княгиня не должна беспокоиться – тот будет верным и все сделает, как нужно. А насчет чу́дных слов дал совет: пиши, княгиня, попроще, князь Даниил Романович стар уже, сам не читает, а дьяки не поймут, переврут еще. Анна Данииловна на секунду задумалась:

– Я два письма напишу! Одно обычными словами, а другое – чу́дными. Отец рад будет. Он чу́дные слова любит, и всегда хотел, чтобы я ученая была.

– Конечно, княгиня Аня, – встрял Феликс – Пиши чу́дными. А мы гонца иль до литовского рубежа проводим, иль до смоленского.

Но обещания княгиня не услышала – уснула. Гостислава, что тихо сидела рядом с носилками, встала и погасила большинство свечей. Князь же дал всем знак выйти, а когда за ними опустился полог шатра, недовольно буркнул:

– «Княгиня Аня»! Не малая девочка она уже – так ее называть.

– Прости великий князь, – Феликс скрыл улыбку за поклоном. – Не позволю себе больше.

– Княже! – Олег решил отвлечь Андрея Ярославича, да и вообще интересно было: – А что за победа, про которую ты Роще говорил?

– Из Галича вести пришли. Князь Лев Даниилович отнял у басурман Бакоту, куда они баскака посадили, а потом погнал их прочь от Кременца. А когда они еще раз появились со всеми силами, то около Луцка большая битва была. С самим Куремсой уже. Славная. И уже несколько месяцев про него нет вестей – ушел далеко в степь.121121
  Описанные события имели место не позднее 1253—1254 годов. Это были первые поражения, которые русские князья нанесли Золотой Орде.


[Закрыть]

– Откуда слух этот? – недоверчиво переспросил Олег. Он очень хорошо понимал, что никакой настоящий гонец не мог именно сейчас принести вести в княжеский лагерь под Новгородом.

– Милята-боярин пересказал, а он от свейского посла знает. Князь Даниил Романович, тесть мой, уже всех государей о том известил.

– Шведского посланника? – Олегу очень захотелось прямо сейчас разыскать Миляту и выяснить, что за мистификация тут происходит.

– Да, Биргер Магнуссон122122
  Биргер Магнуссон (1216—1266) – ярл Швеции (с 1248), регент королевства (с 1250), выдающийся государственный деятель своего времени, законодатель, запретивший пытки раскаленным железом, основатель Стокгольма, отец первого короля из династии Фолькунгов. Один сомнительный средневековый документ приписывает ему участие в Невской битве.


[Закрыть] грамоту прислал. Ждут нас с княгиней в Бьяльбо, если Новгород не примет. Корабли уже стоят в Колывани, орден путь дает. Может, найдем союзников на татаровье. Но я тебе о другом все никак не решусь сказать… – князь помолчал. – Княгиня рассказала мне про путь ваш, боярин. Благодарствую. Век теперь я твой должник… – Потом раздался горький смешок. – Но обещание про казну выполнить не могу… Утопили мы выход ордынский в болотах между Кашином и Тверью. Басурмане обступили совсем, пришлось бечь быстрее ветра. К Новгороду голыми пришли, если бы не Милята-боярин, пришлось бы на земле спать.

Это слышали все. Олег побледнел, Феликс открыл рот, как будто собираясь что-то сказать, но захлопнул так, что зубы лязгнули. Норман удивленно посмотрел на обоих, перевел взгляд на Шурика: с чего это не известный доселе, конечно, но вполне себе рядовой исторический факт вызвал так много эмоций у видавших виды хрономенталистов? Но тот пожал плечами и отвернулся.

Повисло молчание.

– А вон и свейский посол с Милятой-боярином, – затянувшуюся паузу наконец прервал князь.

По Волхову поднималась большая шнека, украшенная флагами с геральдическими львами. Описав широкий полукруг, она ткнулась носом в песок, и по мосткам на берег сошли двое.

В одном Олег узнал Василия Зеленогорского, двадцать лет работающего в Новгороде под именем боярина Миляты, крупнейшего землевладельца в Заволочье, влиятельного члена Осподы. Второй, прятавший лицо за подобием шарфа, был одет в мантию, шитье на ней повторяло расцветку флагов на шнеке. Судя по всему, это был сам шведский посланник, которого упоминал князь Андрей.

Зеленогорский, видимо, было озабочен тем, чтобы дать возможность князю и шведскому послу переговорить наедине. Он бесцеремонно встал между волынскими боярами и Андреем Ярославичем и, поклонившись князю, сделал приглашающий жест в сторону шатра, около которого теперь стоял стяг с Андреем Критским (Урдин уступил его князю после появления в лагере Анны Данииловны). Однако Олег, наконец-то отбросив не дающий покоя вопрос «что же я теперь скажу Андрею?», их задержал.

– Государь, – окликнул он князя, – тебе не нужно про награду вспоминать. Ты оружие на самого страшного врага Руси поднял. И быть рядом с тобой при этом – великая честь. И ценность сама по себе.

Князь часто-часто заморгал. Похоже, эти слова его тронули. Он бросил коротко «должник, все одно», развернулся и вошел в шатер. Шведский посол, напротив, задержался.

– Честь ему, видите ли, – услышал Олег единственный в своем роде голос, сказано было по-французски.

– Андрей? Ты тут?

– Где ж мне еще быть, если вы операцию валите. Поубивали бы вас на этой Понеретке к чертям собачьим, если бы не я… Ну, может, не всех поубивали бы, конечно, но покалечили бы, – здесь шведский посланник кивнул на Олегову руку.

– Подожди, – у Олега в голове закрутилась масса мыслей. – Так это ты Миляте сказал, чтобы он своих людей к подземельям отправил? Ты откуда знал?

– С кудыкиных гор прокричали. А вот знаешь ли ты, волынский боярин, славный Олег Владимирович, великое дело для князя сделавший, что именно ты, получается, ордынское иго на Руси установил?

– Что? – от удивления Олег даже на шаг отступил.

– Когда я Зеленогорскому вбил в башку… Лично вбил – без меня он и поверить не мог, что вы намутили… Когда вбил, что вас спасать надо, разослал он своих людей везде, где засада быть может. И на Вышний волок, и на Понеретку, и даже на Заволоцкий путь. И воинов у него совсем не осталось, чтобы архиепископскому полку противопоставить. Вот и нет теперь князю Андрею пути в Новгород! – Шведский посланник встал на цыпочки, его глаза внезапно стали злыми, он приблизил свое лицо к лицу Олега. – И теперь, милый мой Голицын, этот русский князь, который мог Русь от дани избавить, вместо этого отправляется эмигрантом в Швецию.

– Все неизменимо в существующем виде, – пробормотал Олег. Он произносил эту формулу сотни раз, но теперь ему показалось, что, если эти слова чуть-чуть, совсем чуть-чуть развернуть, посмотреть на них под другим углом, каждое слово станет собственным антонимом.

– Неизменимо, да, – кивнул Андрей. – Но теперь я знаю, почему оно в таком виде неизменимо. Потому что летом тысяча двести пятьдесят второго года у патриотической партии в Новгороде не оказалось сил настоять на убежище для восставшего против Орды князя.

Шведский посланник снова принял бесстрастный вид, повернулся к Урдину и заговорил по-русски:

– Муж славный, боярина Олега Владимировича давно знаешь?

Тот кивнул.

– Он ведь все может?

Урдин часто-часто закивал головой, а Андрей снова перешел на французский:

– Тогда, славный боярин Олег Владимирович, нужно тебе идти к князю и просить проводников к болотам, где он обоз утопил.

Олег вздохнул и с сомнением посмотрел в сторону княжеского шатра.

– Да-да, именно сейчас, а то потом он забывать про свои обещания начнет, – чуть повысил голос посол.

– Андрей…

– Иди, проси проводников.

– Андрей, там монголы сейчас.

– Иди. Проси. Проводников.

Олег чертыхнулся и пошел к князю. Если бы кто слышал их разговор, решил бы, что сумасшедший пытается объяснить нечто нормальному, здравомыслящему человеку. А тот, здравомыслящий, ошеломлен идиотизмом услышанного и не может в ответ произнести ни слова.

Вдруг заорал глашатай:

– Сребра! Князь тебя кличет. По твоей смелости дело есть!

XVII

Двадцать первого сентября 2246 года около трех часов дня Андрей и Шурик стояли на широком тротуаре у подъезда «Гетеборг Уткикен» и обреченно смотрели, как Франц Майер из аукционного дома «Херршерр» перебирал предназначенную для них пачку документов. Каждую бумажку он сверял с виртуальной копией в киктопе. До этого за тем же самым занятием они провели еще минут сорок в его кабинете.

– Так… Протокол торгов есть. Карта денежных расчетов тоже. Свидетельство о праве собственности есть, – перечислял он. – Разрешение на археологические раскопки тут…

Документов было много, русские слова Майер выговаривал очень тщательно, почти по слогам, поэтому на один круг сверки уходило минут пятнадцать, а аукционист взялся за нее в третий раз. Андрей уже устал придумывать, как бы закончить это разговор вежливо.

– Вам точно не нужно будет содействие в переговорах с собственниками земли? – спросил аукционист. Тоже в третий раз. Если подписать договор на представительство прямо сейчас, это, по его словам, стоило бы недорого, и агенты «Херршерра» сделали бы все конфиденциально. «А если вы придете потом, когда все поймут, чем вы занимаетесь, – продолжал он, – то помочь вам будет… э-э… Как бы лучше выразиться… Ну, огласка все удорожает».

Потом Майер начал продавать опыт «Херршерра», как избежать роста расходов на примерах. Это была смесь банальной рекламы и аккуратного шантажа. Пока он рассказывал про «шутку» с победителем торгов, на которые были выставлены сокровища фрегата «Королевский купец»123123
  Английский фрегат «Королевский купец» вез из Кадиса (1641, по другим данным – 1637) деньги для действовавшей против Голландии испанской армии; также на борту находилось личное состояние капитана Джона Лимбри. Фрегат затонул во время шторма в семи или десяти милях от берега.


[Закрыть], Андрей еще стерпел, а под конец даже заинтересовался. Он не знал, что нашествие касаток, появившихся к западу от Лендс-Энд124124
  Лендс-Энд – мыс на крайней оконечности Корнуолла, самая западная точка Англии, если не брать во внимание нескольких мелких островов и скал.


[Закрыть] одновременно с экспедицией Таши Габербург, было организовано «Херршерром». Нашествие оказалось роковым, так как вместе с касатками появились толпы людей из «Гринпис» и целая орда журналистов. В результате операция растянулась на несколько недель, и стоимость аренды поискового оборудования съела почти всю прибыль кладоискателей.

Потом Майер завел речь о части золотого запаса Российской империи, которую якобы умыкнули чехословаки125125
  Патриотически настроенные эмигранты из Чехии и Словакии с самого начала Первой мировой войны сражались на стороне Антанты, обещавшей восстановить независимость их родины. В России до свержения империи Романовых чехи и словаки воевали под командованием российских офицеров, затем началось формирование национальных частей, в том числе из военнопленных австро-венгерской армии. В летнем наступлении 1917 года в Галиции чехословацкая бригада продемонстрировала высокую боеспособность, добилась серьезных оперативных успехов, началось создание более крупных соединений, первым из которых была 1-я гуситская стрелковая дивизия. Затем был создан корпус общей численностью до 40 000 человек.


[Закрыть]. «Я абсолютно уверен, – говорил Майер, – что капитал „Легио-банка“126126
  «Легио-банк» основан в Чехословакии после Первой мировой войны финансистами, лично воевавшими в чехословацких соединениях на стороне Антанты против Германии и ее союзников, а также теми, у кого там служили близкие. Благодаря связям основателей банк имел возможность привлекать финансовые ресурсы в Великобритании, Франции и США. Представители немецкой фракции в чехословацком парламенте неоднократно обвиняли банк в том, что он «создан на украденные в России деньги» и требовали провести расследование.


[Закрыть] пополнялся из тайных хранилищ в Йиглавских горах, где лежало русское золото. И если бы наши советы не игнорировались…»

Тут терпение Андрея лопнуло. Он неотлучно провел в чехословацком корпусе все время с момента, когда в мае 1918 года он отказался выполнить приказы большевиков о разоружении127127
  После выхода России из Первой мировой войны Чехословацкий корпус был направлен во Владивосток, чтобы принять участие в военных действиях против Германии и Австро-Венгрии. Когда большевики попробовали его разоружить, он решительно этому воспротивился. Захваченный белогвардейским отрядом полковника Каппеля в августе 1918 года в Казани, золотой запас России охранялся частями корпуса на протяжении нескольких месяцев: сначала пока ценности не были доставлены в Омск в распоряжение «верховного правителя России» адмирала Александра Колчака, а затем, в 1920 году, после свержения последнего, пока их не забрали большевики.


[Закрыть], до прибытия легионеров на родину в 1920-м. Он с несколькими помощниками только и делал, что наблюдал за ящиками с золотом, и был совершенно уверен в необоснованности обвинений в адрес чехословаков. Андрей сделал аккуратное движение – и стопка бумаг вместе с киктопом исчезла из рук аукциониста.

Тот замолчал, удивленно разглядывая свои пальцы.

– Спасибо за все, господин Майер. Не беспокойтесь. Мы с точностью до метра знаем, где все лежит. И у нас не будет проблем с собственниками. Там общественная территория, идеальная для раскопок, даже рекультивации не потребуется. Поэтому разрешения будет достаточно.

– Точно знаете? – Майер был настолько удивлен, что даже не обиделся.

Такой же вопрос возник и у Шурика:

– Как мы можем точно знать? – спросил он, как только они, попрощавшись с Майером, скрылись за углом «Уткикена». – Мы же только приблизительно понимаем, где все лежит. Черт знает, что могло произойти. Осушили эти болота, скорее всего. Вдруг прямо там какое-нибудь поместье?

– Хутор, – поправил его Андрей. – Не вздумай в тех местах сказать «поместье». Тебе тогда ни в одном баре не нальют, а то и подкараулят ночью да привяжут рядом с муравейником. Там же нормальные работящие люди живут, а не московские рантье. И нет там никого поместья. Лежит наш клад на дне Оршинского озера, а раньше тому месту название было Оршинский мох.

Андрей действительно точно знал, где казна князя Андрея Ярославича. Вернее, думал, что знает. А еще точнее: рассчитывал, что будет знать вскоре. И дело не в том, что Сребра показал место, где Андрей Ярославич бросил обоз со своей казной. Не только в этом. Через три дня после того, как Олег с коллегами отправились в 1252 год, Андрея осенила мысль: зачем полагаться на счисление места128128
  Счисление координат (или счисление места) – метод определения места (текущих координат) по известным исходным координатам и параметрам движения.


[Закрыть] или на топографические ориентиры, которые за тысячу лет могли поменяться, если можно заложить там, где остались сокровища, небольшой трансвременной маячок с хорошей батареей и в своем времени добраться до него по пеленгу.

Возникла, правда, проблема. Андрей рассчитывал арендовать маячок дней на сорок, но упустил из виду, что в последнее время индустрия трансвременного туризма росла на десяток процентов каждый месяц, промышленность за ней не успевала, и цены на оборудование, необходимое для перебросок, увеличились. На деньги, которыми Андрей располагал, взять маячок можно было всего на несколько дней.

– Пришлось соглашаться, а потом отправляться к вам, чтобы вы делали, что положено и быстро. А вы только принцесс спасали да воевали. – Андрей вспомнил, как тогда нервничал, и зло глянул на Шурика.

Некоторое время они шли молча, но в Гетеборге прохожие на тебя начинают оборачиваться, если ты мрачен, поэтому Шурик решил разрядить атмосферу и спросил у Андрея, как ему удалось преобразиться в шведского посла. И попал в точку. Андрею очень нравилась провернутая им операция, он оттаял и начал рассказывать, сначала бурча, конечно.

Посол подвернулся случайно. В 1252 год Андрей отправился через операционное бюро Шведского института пространства-времени – это был самый близкий к Новгороду пункт перебросок c трафиком, интенсивность которого давала хорошие шансы остаться незамеченным. Он оказался в только-только начавшем строиться Стокгольме, назвался вологодским купцом Андреем Хилым, потерявшим ладью на скалах и теперь готовым хорошо заплатить, чтобы добраться до Новгорода. Собрался он в Сигтуну129129
  Сигтуна в 1252 году была столицей Швеции.


[Закрыть]. Там с большей вероятностью можно было найти попутный корабль, а заодно Андрей хотел пособирать какие-нибудь предания о нашествии 1187 года, когда карелы то ли вместе с новгородцами, то ли по их наущению напали на этот город, перебили жителей во главе с епископом и якобы забрали бронзовые ворота, впоследствии установленные в Софийском соборе Новгорода.

Попасть в Сигтуну ему было не суждено. Он уже торговался на пристани с лодочниками о переправе через озеро Меларен, когда со стороны городского замка глашатай через каждые полсотни шагов стал объявлять, что ярл Биргер ищет руса из-за моря. Андрей, может быть, и промолчал бы, но лодочник, с которым они не сошлись в цене, решил, наверное, что раз клиент ушел от него, пусть уже никому и не достается, и завопил: «Вон он, проклятый соглядатай, хватайте его!»

Хватать, впрочем, не стали. Напротив, глашатай был вежлив и с поклоном предложил следовать за ним. Андрея привели в замок, в главном зале которого, еще пахнущем стройкой, ярл Биргер в присутствии посланника папы Иннокентия130130
  Иннокентий IV (около 1195—1254) – Папа Римский (с 1243), пытался организовать союз восточноевропейских государств для борьбы с монгольским нашествием.


[Закрыть], монаха-францисканца, объявил, что Андрею предстоит быть переводчиком Кнута Стирлинга, который отправляется в Новгород на переговоры с Осподой. Сказано все было тоном, исключающим возражения. На ночь Андрея заперли, а утром к нему приставили сильную охрану. Избавиться от солдат, пусть это даже четверо крепышей, ему не составило бы труда, однако ночью он решил, что разговоры со шведским послом интереснее истории Сигтуны и следует воспользоваться подвернувшейся возможностью.

Стирлинг оказался большим любителем выпить, пьянел быстро, до того самого момента, когда его настигал сон, был уверен, что остается почти трезвым человеком. Это Андрей понял в первый день, который они провели вместе; сразу после отъезда Биргера посланник, чтобы снять стресс, первым делом добрался до бочонка с чем-то крепким да на месте и уснул. Утром на посольскую шнеку они явились в обнимку, даже капитан не понял, кто из двух богато одетых путешественников благородный Кнут Стирлинг, о котором говорится в переданной ему грамоте Биргера.

В первые два дня путешествия Андрей выведал у Стирлинга цель посольства. Швед был послан предварительно обсудить с новгородскими боярами союз против монголов, который составляет Папа. Если же те заинтересуются, то нужно будет слать корабль за францисканцем и заканчивать переговоры будет он. Биргер, конечно, хотел отправить в Новгород кого-нибудь породовитее, но монах из Рима был категорически против посла-военного, а потому выбор пал на Стирлинга – он был в Стокгольме главным гражданским чиновником, следил за соблюдением законодательных нововведений и за строительством замка.

Все время путешествия Андрей держал Стирлинга практически в бессознательном состоянии, благо вина на корабле было более в избытке. В конце концов швед поверил, что он купец из Вологды, и тогда Андрей появился на палубе в роли посла.

Это было за два дня до прибытия в Новгород, и капитан шнеки решился было взять собутыльников под караул и выяснить, кто есть кто. Но Андрей надменно остановил солдат, направлявшихся в каюту посла, и пристыдил старого моряка: как можно подумать, что потомок викингов не перепьет русского торгаша? Это простое объяснение полностью соответствовало той картине мира, которая сложилась в голове капитана, поэтому настоящий посол, бормотавший русские слова вперемешку со шведскими, чуть не полетел тем же вечером за ненадобностью в море. Хорошо, что Андрей поинтересовался, зачем его волокут на палубу, а когда узнал, то скомандовал «отставить», велел вернуть Стирлинга в каюту и не больше не беспокоить. Когда шнека прибыла в Новгород, настоящего посланника перевезли под присмотр на местную базу Центра прикладной хрономенталистики и оставили под замком в компании с бочонком вина.

В результате Новгород Стирлингу удалось увидеть только в последний день перед отправкой в Швецию. Когда его вывели из похмелья, он ничего не помнил и был в ужасе от того, что его ждет на родине. Но у переводчика неожиданно оказались хорошие новости. Стирлинг, выходило с его слов, вел переговоры с Осподой очень грамотно, а в том, что союз не сладился, его вины нет. Архиепископ в присутствии молчаливых членов совета твердо объявил примерно следующее: в союзе с неверными латинянами Новгород не нуждается, опасности от царя из степей сейчас нет, а если и придет беда, то по воле божьей и противиться ей человеку не следует.

Биргер будет более чем доволен, продолжал Хилый, так как потомок викинга Рюрика, князь Андрей Ярославич отправляется вместе с ним, Стирлингом, в Швецию.

Свой рассказ Андрей закончил в такси, которое везло их с Шуриком в Ландветтер, маленький гетеборгский аэропорт. Там их ждал зафрахтованный самолетик.

– А где ты его оставил? – поинтересовался Шурик.

– Посла?

– Маячок…

– Прямо в болоте.

– Не помню, чтобы ты туда заходил.

– А ты помнишь, как Норман ломанулся верхом вперед, когда Сребра показал, где они бросили обоз?

Шурик кивнул, а Андрей продолжил:

– У него в седельной сумке и был маячок. А когда лошадь сдохла, то маячок вместе с ней в болоте и остался.

– А если бы лошадь не сдохла? – спросил Шурик. И после небольшой паузы, задал еще один вопрос: – Она из-за тебя сдохла?

– Ага.

До аэропорта доехали молча. В начале полета тоже не произнесли ни слова. Но потом Андрей, попивающий виски и листающий какой-то бестолковый журнал, стал Шурику просто ненавистен.

– Мне кажется, что это было как-то неправильно… Очень рискованно. А если бы мы не вытащили Нормана? Мне как-то даже теперь с тобой сидеть… – Шурик хотел сказать «противно», но запнулся… – Неуютно.

Андрей поднял на него удивленные глаза. Закрыл журнал. Покрутил в руках почти пустой стакан, резко проглотил оставшийся виски вместе с кусочками льда. В этот момент Шурик подумал, что сейчас стеклянный снаряд пролетит над его головой, обдав ветерком, но Андрей тихо поставил стакан на столик, и заговорил совершенно спокойно:

– Саша, во-первых, мне совершенно наплевать, какие чувства ты испытываешь, сидя рядом со мной. Во-вторых, под категорию «неправильно» подходят совсем другие вещи. Неправильно было тебе в апреле напиваться в Гетеборге. Наверное, неправильно было Нормана домой не отправить. Уверен, можно было обойтись без участия в сражении у Переславля. Совершенно неправильно было за княгиней во Владимир переться. И потом… Что это значит: не вытащили бы?! Может, это был тест на твою профпригодность?! Не вытащил бы ты Нормана из болота, так я тебя бы уволил.

«Уволил бы, точно уволил, – подумал Шурик. – А деду бы сказал: я все, что мог, сделал, но внук твой – такое дерьмо, что… Короче, квиты мы с тобой. Ты счет на меня обнули, будь добр».

Теперь в голове Шурика крутились уже другие картинки. Будто зовет дед его в гости к себе, в Свияжск, сажает за стол, наливает, по обыкновению, чаю и смотрит. Смотрит и смотрит, старый дьявол. А потом говорит: «Был у меня доктор Сазонов, про тебя разговаривали. И вот есть у меня, внучек, для тебя интересное предложение. Одному моему приятелю человечек нужен, чтобы защиту от дурака тестировать на новых киктопах. Очень нужен, а он никак найти не может. Пойдешь?»

За иллюминатором мелькнула тень. Шурик глянул туда, и на секунду ему показалось, что в соседнее облако на контркурсе нырнул такой же, как у деда, черно-красный самолетик. Он прижал голову к стеклу, но, конечно, ничего не увидел, и счел за благо в такой позе остаться – с Андреем встречаться взглядами не хотелось.

Северо-западная Россия со стороны неба – скучное зрелище. Фермы, ветряки, неширокие дороги, обсаженные деревьями, однообразно изумрудные клеверные поля с черными точками коров, опять фермы, иногда перелески и опять коровы, коровы, коровы.

Шурик опять откинулся на спинку кресла. Но Андрей на него и не думал смотреть. Он снова листал журнал и пил виски.

– Почему ты никому не сказал про маячок? – буркнул Шурик.

Андрей пожал плечами:

– Потому что одному скажешь – все узнают, и кто-нибудь да разболтает. А огласка, как было правильно сказано господином Майером, все удорожает. И почему «никому»? Я Квире сказал. Она деньги любит, и на нее можно положиться.

Квира икнула. Она лежала на кровати в своей новгородской квартире и пересчитывала места, где у нее побаливает. «Хе, подруга, – сказала она себе. – Оказывается, и тебя можно загнать. Тренировки, тренировки и еще раз тренировки. Сколько раз я тебе говорила».

Она пошарила ногой под одеялом и попала во что-то твердое. На противоположном краю кровати возникло шевеление, и появилась голова Нормана.

– Кто мне обещал первым проснуться? – спросила Квира.

Рядом с головой возникла рука, пальцы сложились в пистолет, приставленный к виску, а глаза вопрошали: все, пора стреляться? Квира улыбнулась.

– Не сейчас. Ты вот мне сначала расскажи, чего ты испугался-то?

Норман покраснел. Вчера, когда они танцевали в «Резонах», модном клубе рядом с кремлем, Квира всего-то только запустила ему под брючный ремень пальцы, а он вдруг запаниковал, сбежал в туалет и просидел там почти двадцать минут.

– Ну?

Норман метнулся к Квире, пытаясь попасть губами в губы, но она встретила его локтем под кадык.

– Не-не, сначала признания!

Норман от неожиданного удара на некоторое время потерял способность говорить, но прохрипел:

– Я думал, что ты с Андреем…

– Ой, мамочки! – Квира откинулась на спину и от души рассмеялась. – Девушка готова ему чуть ли ни минет на танцполе сделать, а у него мужская солидарность на уме.

Норман запротестовал. Мужская солидарность, по его словам, была совсем не при чем.

– Так в чем дело? – спросила Квира.

– Я думал, что ты с Андреем, – повторил Норман.

– Ты это уже говорил, – сказала Квира. – Боишься его, что ли?

Норман ответил не сразу. Страха у него не было – ни вчера в «Резонах», ни сегодня, на трезвую голову, но односложно ответить «нет» казалось ему неправильным. Он встал, прошелся несколько раз по комнате, постоял у окна, разглядывая вереницы кораблей на Волхове, и загадал, что когда в сторону Ильменя пройдет десятый, надо будет обернуться и что-то сказать. Но Квире хотелось ответа быстрее:

– Испугался, да?

– Нет, не испугался, – он ответил, не поворачиваясь.

– А почто нем?

– Думаю, как правильно ответить.

Квира иронично хмыкнула, и Норман понял, что дольше молчать нельзя.

– Если ты думаешь, – начал он, – будто я боюсь, что он меня чем-нибудь треснет, то нет. Но мне, честно говоря, не хотелось бы, чтобы он держал на меня зло. Знаешь, когда мы ехали по краю болот, где князь Андрей бросил свой обоз с казной, он оказался рядом со мной. Глаза у него были… Думаю, что у лермонтовского Демона такие глаза должны быть. И теперь мне кажется, что это он меня заставил зачем-то повернуть в топь. А потом еще лошадь моя ни с того ни с сего сдохла… Спасибо Александру, вытащил, а то я запаниковал, – признался Норман. – Есть в Андрее какая-то мистика. И не хочется мне, чтобы он ко мне подошел, посмотрел в глаза, а я потом я спрыгнул с какого-нибудь моста.

Волхов опустел, на правобережных лугах тоже смотреть было не на что, и у Нормана кончились причины, которые он для самого себя придумывал, чтобы по-прежнему стоять у окна. А повернуться он очень боялся. Ему казалось, что Квира должна встретить его таким взглядом, после которого придется уходить или, по крайней мере, одеваться. Она уже сидит, наверное, опершись спиной на спинку кровати, а одеяло натянула до подбородка, подумал он. Но оттолкнулся от подоконника и скомандовал себе «кругом».

Одеяло сползло на пол, а Квира лежала поперек кровати и доедала оставшуюся с ночи клубнику.

– Вкусная, – сообщила она. – Горло вот только болит.

– Извини, – пробормотал Норман.

– Да что извини, я ж сама, – откликнулась она. – А про Андрея ты прав. Я иногда думаю, что он хроногрант131131
  Хроногрантами называют людей, родившихся в одном времени, но все или почти все время проводящих в другом. При образовании это термина использована аналогия со словом «эмигрант».


[Закрыть]. Вот как для нас тринадцатый век: путешествие или экспедиция, – так и он в нашем времени не коренной житель. Родился небось на тысячу лет позже. Родителей его никто не знает, а в наши времена это большая редкость, если ты не из Китая, конечно. И вообще, он слишком рациональный и бесчувственный.