Текст книги "С надеждой на смерть"

Он вздыхает:

– Да, кажется, я вас понимаю… Но, как я уже сказал, зачем лезть во все эти хлопоты, если государство сделает все бесплатно?

– А как я уже сказал, у меня нет на это хорошего ответа. Вот почему я вынужден задавать эти вопросы. Какими бы неприятными они ни были.

Снова молчание.

– Где он был тем вечером, мистер Уорд? Когда его не было у вашей матери, а вы заменяли его? Вы так и не сказали.

– Потому что не знаю.

– И вы его не спросили?

– Он лишь сказал мне, что кому-то нужна его помощь, что это важно и он не может отказать. – Уорд снова вздыхает: – И да, мне сейчас подумалось, что это довольно похоже на то, что, как вы считаете, они замышляли с Камиллой.

– Я не говорил, что так считаю; я лишь сказал, что такое возможно.

Очередное молчание.

– У него был с кем-то роман?

– Понятия не имею.

– У него были другие отношения? Либо до того, либо после?

– Если и были, то он о них не распространялся. И, конечно, никогда не говорил мне… Послушайте, жить с Шейлой, конечно, не подарок, но я никогда не видел никаких намеков на то, что у него был кто-то еще.

– Значит, вы понятия не имеете, кто этот «кто-то», кому он должен был помочь?

– Извините, инспектор, ваша догадка так же хороша, как и моя.

* * *

– Если он не перестанет ухмыляться, – бормочет Куинн, – клянусь, я откручу ему яйца.

Гислингхэм смотрит на Картера, затем улыбается Куинну.

– Думаю, ты не имеешь права его винить. Согласись, это впечатляет. – Куинн все еще хмурится, и Гис просто не в силах сдержаться. – Немного неожиданно, это верно, что ему такое пришло в голову. Я к тому, что не ожидал, что он разбирается в таких вещах, в обуви и шмотках. В моде. Это скорее по твоей части.

Куинн бросает на него колючий взгляд:

– Я никогда не потратил бы столько на пару гребаных кроссовок.

– И что там насчет кроссовок? – спрашивает Хлоя Сарджент, ставя сумку на стол. Она только что вернулась с обеда, а на ее куртке блестят капли дождя. – Я что-то пропустила?

Бакстер поднимает на нее взгляд:

– Картер только что набрал кучу очков, сообразив, что обувь жертвы, похоже, куплена в Америке.

На ее лице разочарование. Она смотрит на Картера:

– Правда?

– Настоящий маленький детектив, – говорит Куинн, повышая голос. – Да, Картер?

Картер поднимает глаза и краснеет:

– Вообще-то…

– Ну что ты, что ты, – начинает Куинн, но его сарказм – сарказм лишь наполовину, и Гис слишком хорошо это знает. Народ поднимает глаза, пытаясь понять, что происходит. Настало время слегка снизить градус.

– Не обращай на него внимания, Картер, – нарочито весело говорит Гис, – все мы просто завидуем, включая меня. Мы отдаем тебе должное, но, – теперь он обращается к остальным членам команды, – нам еще предстоит пройти долгий путь.

Проходит еще пять минут, прежде чем Картер отодвигает стул и идет к кофемашине. К тому времени все возвращаются к своим занятиям. Все, кроме Эв, которая только что вернулась с обеденного перерыва. Вот почему она единственная, кто замечает, как Хлоя Сарджент встает и выходит следом за Картером.

* * *

Адам Фаули

26 октября

14:15

Мне нужно в Лондон на интервью с журналистом Би-би-си, поэтому я еду через Райзингхерст, чтобы переодеться. Я бы не стал заморачиваться по этому поводу, лично мне наплевать, как я выгляжу, но вот Алекс не все равно. Она в любом случае переживала бы, но, как она уже напомнила мне, речь идет не только о том, чтобы убедиться, что у меня на рукаве нет следа молочной отрыжки.

– Ты должен выглядеть так, будто ты в ладу с собой, – говорит она, когда я стою, уставившись на вешалку для галстуков. – Что у тебя всё под контролем.

Как то положено кандидату на пост следующего нового старшего инспектора полиции долины Темзы. О чем мы оба старательно избегаем упоминать.

– Какой к черту контроль, если я не в состоянии выбрать даже галстук…

Алекс улыбается:

– Тем больше причин выглядеть таким, как ты есть.

Она вытаскивает галстук и надевает его мне на шею. Если честно, я бы выбрал другой – поспокойнее, не такой броский, но именно поэтому она лучше меня разбирается в таких вещах.

– Что бы я без тебя делал…

Алекс смеется:

– Забывал бы оплатить счета? У тебя закончились бы чистые носки?

– Ты знаешь, о чем я.

Я обнимаю ее. Ее руки скользят под мой пиджак и обвивают меня за талию. Я прикасаюсь губами к ее волосам.

– Мне следует чаще приходить домой в обеденное время.

– Харрисон заметил бы, – шепчет она. – И потом, тогда ты ни за что не вернулся бы на работу во второй половине дня.

Слышен смех, но не мой и не ее. Я оборачиваюсь и вижу, что Лили смотрит на нас со своей кроватки; ее маленькие кулачки сжимают прутья, мордашка сияет улыбкой.

Алекс опускает руки.

– О боже, Адам, она привстала… – Она смотрит на меня: – Ей всего три месяца, но она привстала. В первый раз!

Бросается к кроватке и поднимает Лили. Теперь Лили смеется, и Алекс смеется, и целует ее, и говорит ей, какая она умница, и все, о чем я думаю: кому какое дело до Камиллы Роуэн, или чертовой Би-би-си, или продвижения по карьерной лестнице, до всего этого, ведь я счастливейший мужик на свете.

* * *

– Нет, если бы он вырос в США, это никак не повлияло бы на результаты поиска. Если биологический отец родился в США – или где-то еще за границей, – тогда да, это определенно дало бы нам существенно иной генофонд, но вы ведь не об этом говорите, не так ли?

– Нет, – отвечает Гислингхэм на другом конце линии. – Извини, Нина, это мой прокол. Я должен был подумать.

Мукерджи улыбается про себя; возможно, это пустая трата времени, но это был далеко не самый глупый вопрос из тех, что полицейские задавали ей о ДНК. И в любом случае Гислингхэм ей симпатичен; она рада видеть, как успешно он продвигается по карьерной лестнице к очередному званию.

– Никаких проблем… правда.

– Я просто помню, как босс сказал, что вы удивились тому, что не нашли столько совпадений, сколько обычно, и подумал, что это может быть объяснением.

– По крайней мере, первая половина этих слов правда.

Гис смеется:

– Вернемся к чертежной доске, хорошо?

* * *

www.bbc.com/transcripts/Behind_the_Headlines

ФАКТЫ ЗА ЗАГОЛОВКАМИ

эфир 26 октября 2018 года, 18:30 по Гринвичу

СРОЧНАЯ РАСШИФРОВКА.

НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ОКОНЧАТЕЛЬНЫМ ВАРИАНТОМ

И МОЖЕТ ОБНОВЛЯТЬСЯ

[18:00:18]

ХЕЛЕН КЕРРИДЖ, ВЕДУЩАЯ: Добрый вечер, меня зовут Хелен Керридж, и это передача «ФАКТЫ ЗА ЗАГОЛОВКАМИ», где мы подробно рассмотрим историю, которая попала в новости на этой неделе. Сегодня вечером это скандальное дело пятнадцатилетней давности вновь попало на первые полосы газет. В 2003 году 23-летней Камилле Роуэн было предъявлено обвинение в убийстве ее новорожденного сына, имевшем место шестью годами ранее. Роуэн всегда утверждала, что отдала ребенка его биологическому отцу по имени Тим Бейкер, но этого человека так и не удалось разыскать. Роуэн была признана виновной в убийстве в зале суда Олд-Бейли и приговорена к пожизненному заключению. Черта, казалось, была подведена. Но затем, в 2016 году, журналист-расследователь Джон Пенроуз вновь обратился к этому делу в резонансном сериале канала «Нетфликс», в котором поднял ряд серьезных вопросов о достоверности первоначального полицейского расследования. И вот два года спустя дело снова приняло сенсационный оборот, и сегодня с нами человек, который снял этот документальный фильм. Джон…

ДЖОН ПЕНРОУЗ: Спасибо, Хелен. В 2016 году я закончил работу над фильмом «Печально знаменитые: Девушка-хамелеон», где спросил, не пришло ли время еще раз взглянуть на дело Камиллы Роуэн? Не произошла ли на самом деле серьезная судебная ошибка, которая привела к тому, что жертва сексуального насилия была заключена за решетку за преступление, которое никто не мог доказать? Спустя несколько месяцев Комиссия по пересмотру уголовных дел действительно рассмотрела этот вопрос, но дала на него отрицательный ответ.

Однако теперь мы знаем многое. Потому что ранее на этой неделе появились известия о том, что исчезнувший ребенок Камиллы Роуэн найден. К сожалению, не живым и здоровым, а мертвым; он был убит при самых странных обстоятельствах. Сегодня вечером в студии присутствует детектив-инспектор полиции долины Темзы Адам Фаули, ведущий расследование. Инспектор Фаули, вы могли бы рассказать нам, как вы пришли к выводу о том, что этот человек – сын Камиллы Роуэн?

ДЕТЕКТИВ-ИНСПЕКТОР АДАМ ФАУЛИ: Вечером прошлого воскресенья после звонка о вторжении полиция выехала в дом на окраине Оксфорда. На кухне было обнаружено тело мужчины.

ПЕНРОУЗ: Он был застрелен. Хозяином дома.

ФАУЛИ: Да, боюсь, что так.

ПЕНРОУЗ: Хозяин решил, что этот человек – грабитель?

ФАУЛИ: Это было естественным предположением.

ПЕНРОУЗ: Так что побудило вас связать этот инцидент с делом Камиллы Роуэн?

ФАУЛИ: К сожалению, у покойного не было никаких документов, удостоверяющих его личность, поэтому мы взяли на месте происшествия образцы ДНК, которые позже подтвердили, что он был биологическим сыном Камиллы Роуэн.

ПЕНРОУЗ: Это просто гигантский скачок – от неопознанного трупа в 2018 году к ребенку, которого последний раз видели в 1997 году…

ФАУЛИ: Камилла Роуэн – осужденная преступница; ее ДНК находится в Национальной базе данных. Совпадения не могло не быть.

ПЕНРОУЗ: Значит, вы на сто процентов уверены, что этот мужчина был ее давно потерянным ребенком?

ФАУЛИ: Да. Наша задача сейчас – точно установить, где он был последние двадцать лет. Без каких-либо документов, удостоверяющих личность, это становится проблемой.

ПЕНРОУЗ: У вас есть потенциальные линии расследования?

ФАУЛИ: Единственная зацепка, которая у нас есть: вероятно, этот человек, вырос за границей, возможно, в США. Но, как вы понимаете, это не сильно сужает область поиска, поэтому мы надеемся, что кто-то, кто смотрит эту программу, узнает его и свяжется с нами.

(ПОКАЗЫВАЕТ РАСПЕЧАТКУ.)

ПЕНРОУЗ: Это тот самый мужчина? На вокзале в Оксфорде, в тот вечер, когда он умер?

ФАУЛИ: Да, это он. Если кто-то из зрителей знает этого человека или может сообщить нам какую-либо информацию о том, кто он такой, пожалуйста, свяжитесь с полицией долины Темзы по номеру телефона или адресу электронной почты, указанному внизу экрана. Все звонки и электронные письма будут считаться конфиденциальными.

ПЕНРОУЗ (УКАЗЫВАЯ НА ФОТО): У него с собой рюкзак. Наверняка в нем должно быть что-то, что подскажет вам, кто он такой?

ФАУЛИ: К сожалению, рюкзак не найден.

ПЕНРОУЗ: Что довольно странно, не правда ли?

ФАУЛИ: Были проведены обширные поиски…

ПЕНРОУЗ: Это скорее доказывает, что домовладельцы избавились от него, разве нет? До прибытия ваших сотрудников.

ФАУЛИ: Мы не знаем, что с ним случилось.

ПЕНРОУЗ: Но зачем им это делать? Для них ведь он был просто случайный грабитель? Если только, конечно, они не знали, кто он такой.

ФАУЛИ: Я пока не могу…

ПЕНРОУЗ: Какое обвинение предъявлено домовладельцу? В умышленном или непредумышленном убийстве?

ФАУЛИ: Его отпустили под залог. Королевский прокурор пока не принял решения по формулировке обвинения.

ПЕНРОУЗ: Потому что она все меняет, не так ли? Ведь это большая разница. Если его обвинят в убийстве, будет признан элемент умысла, а мне трудно совместить это с тем, что кто-то просто защищался от грабителя.

ФАУЛИ: Повторяю, формулировка обвинения – это прерогатива королевского прокурора.

ПЕНРОУЗ: Но его явно арестовывали, раз он под залогом. Так за что его арестовали – за умышленное или непредумышленное убийство?

ФАУЛИ: Как вы хорошо знаете, мы не разглашаем подобную информацию.

ПЕНРОУЗ: Я уверен, вы понимаете, почему я спрашиваю: если вы рассматриваете случившееся как умышленное убийство, не означает ли это, что домовладелец знал жертву? Знал или даже был связан с ним родством. Вы рассматривали вероятность того, что люди в этом доме, эта таинственная пожилая пара в Уитэме, на самом деле могут быть Диком и Пегги Роуэн, родителями Камиллы? Те, что продали свой дом в Шипхэмптоне вскоре после суда над их дочерью и оборвали все связи со своими друзьями, и с тех пор их никто больше не видел.

ФАУЛИ: Учитывая, что это продолжающееся расследование, мы не раскрываем имена людей, о которых идет речь.

ПЕНРОУЗ: Вы брали у них образцы ДНК?

ФАУЛИ: На данном этапе мы не стали бы разглашать эту информацию.

ПЕНРОУЗ: Записи земельного кадастра на дом в Уитэме показывают, что он принадлежит компании, занимающейся сделками с недвижимостью. Основным ее акционером является мистер Ричард Суонн, и у него точно такая же дата рождения, как у Дика Роуэна. То же имя, та же дата рождения… Такое вряд может быть совпадением.

ФАУЛИ: Что сейчас важнее, так это сосредоточить усилия на опознании убитого и установить, что именно произошло в 1997 году. Мы надеялись, что мисс Роуэн сможет помочь с этим нам, но, к сожалению, до сих пор она отказывалась пойти нам навстречу.

ПЕНРОУЗ: Ее выпустят?

ФАУЛИ: Решение данного вопроса – прерогатива Министерства юстиции, а не полиции.

ПЕНРОУЗ: Это довольно просто, инспектор. Ее осудили за убийство человека, которого, как мы теперь знаем, никто не убивал. Таким образом, де-факто она совершенно невиновна и должна быть немедленно освобождена из заключения.

ФАУЛИ: Мы до сих пор точно не знаем, что случилось с ребенком, и пока не узнаем…

ПЕНРОУЗ: Мы знаем, что она его не убивала.

ФАУЛИ: Да, мы это знаем.

ПЕНРОУЗ: Значит, она не виновна в убийстве.

ФАУЛИ: В убийстве – нет.

ПЕНРОУЗ: Тогда в чем же? В чем таком она виновна, что оправдывает пятнадцать лет тюремного заключения? Потому что именно столько она отсидела, инспектор. Пятнадцать лет.

ФАУЛИ: Как я уже сказал, эти вопросы вам лучше задать кому-то другому.

ПЕНРОУЗ: Это было довольно дрянное расследование, не так ли? Я имею в виду первоначальное.

ФАУЛИ: Ничто из того, что я видел, об этом не свидетельствует. Полиция Южной Мерсии вела дело так же, как и любые другие полицейские на их месте.

ПЕНРОУЗ: А как же Найджел Уорд? На него обратили внимание только благодаря мне. А ведь я работаю один, без доступа к официальным документам и возможности вызывать свидетелей. В то время как в полиции Южной Мерсии этим расследованием большую часть года круглосуточно занимались десятки детективов. Трудно поверить, что им, по крайней мере, не пришло в голову, что с ним стоит поговорить.

ФАУЛИ: Не могу отвечать за полицию Южной Мерсии, но в подобных случаях это стандартная процедура – рассмотреть все потенциальные линии. Если бы они нашли какие-либо доказательства, связывающие мистера Уорда с Камиллой Роуэн, не было бы причин, по которым они не занялись бы ими.

ПЕНРОУЗ: Возможно, они потому не нашли никаких доказательств, что искали их не в том месте. Или смотрели в другую сторону. В конце концов, половина из них были его приятелями. «Ротари-клуб», гольф-клуб, кто знает, возможно, еще какой-нибудь клуб…

ФАУЛИ: Я не могу это комментировать. Вам придется обратиться в полицию Южной Мерсии. Это было их расследование.

ПЕНРОУЗ: А как насчет вашего расследования? Вы что-нибудь нашли, инспектор Фаули? У вас есть команда, которая занимается этим делом. У вас нет шкурных интересов, вы не знаете никого, кто мог быть причастен, ваши руки чисты. Вы нашли что-нибудь указывающее на то, что Найджел Уорд мог быть причастен к исчезновению ребенка Камиллы? Помогал ли он ей как-то – то ли по доброте душевной, то ли по другим, корыстным причинам, потому что ему нужно было сохранить в тайне его прежнюю «связь» с ней?

ФАУЛИ: Как я уже сказал, мы никогда не комментируем активные расследования.

ПЕНРОУЗ: То есть вы занимаетесь этой линией?

ФАУЛИ: Могу сказать только одно: Найджел Уорд однозначно не был отцом пропавшего ребенка. Мы проверили его ДНК, и нет никаких сомнений – он не был отцом этого ребенка.

ПЕНРОУЗ: Так кто же тогда?

ФАУЛИ: Это то, что мы пытаемся выяснить. Мы сейчас проводим поиск родственных ДНК, но это долгий и кропотливый процесс, и он может не дать никаких результатов. Вот почему мы надеемся, что ваши зрители смогут нам помочь. Сама мисс Роуэн до сих пор настаивает на том, что отцом был некто по имени Тим Бейкер…

ПЕНРОУЗ: Вы действительно в это верите? Вы опытный полицейский и знаете, сколько усилий потребовали поиски этого человека… Вы действительно думаете, что он существует, после стольких-то лет?

ФАУЛИ: Понятия не имею. Но мы вынуждены исходить из предположения, что существует. До тех пор пока кто-нибудь не докажет обратное.

ПЕНРОУЗ (ОБРАЩАЯСЬ К КАМЕРЕ): Спасибо, детектив-инспектор Фаули. Мы обязательно будем следить за этой историей по мере ее развития. Хелен, мы закончили.

ХЕЛЕН КЕРРИДЖ: Спасибо, Джон. Увлекательная история, о которой, я уверена, мы еще услышим в ближайшие недели. А теперь – Брексит[39]39
  Выход Великобритании из Европейского союза, сокращенно Брексит (англ. Brexit: от Britain (Британия) + exit (выход) – прекращение членства Великобритании в Европейском союзе. Основанием для выхода стал результат референдума 23 июня 2016 г.


[Закрыть], поскольку Великобритания и ЕС все еще не могут прийти к соглашению по поводу ирландской границы. Будет ли Тереза Мэй просить о продлении переходного периода?

* * *

– Что он сказал, когда ты вызвала его на откровенный разговор?

Эв и Сарджент в женском туалете. Это единственное место, где их никто не может побеспокоить, но они здесь не поэтому. Они здесь потому, что когда десять минут назад Эв вошла сюда, то увидела у зеркала Сарджент, заново наносившую тушь. Та явно плакала.

Сарджент шмыгает носом.

– Он все отрицал. Сказал, что понятия не имел, что меня тоже заинтересовали кроссовки, – мол, нас просто в одно и то же время посетила одна и та же мысль.

Эв ни на минуту не верит в это, но пытается сохранять нейтралитет.

– Ты ему поверила?

– Конечно, нет. Так я и поверю этому лживому маленькому засранцу…

Она тяжело вздыхает. Ее красивое лицо кажется осунувшимся и бледным.

– Прости, – говорит Эв. – Не знаю даже, что предложить.

Сарджент вздыхает.

– Всё в порядке, – говорит она слегка сдавленным голосом. – Просто мне нужно было излить кому-то душу. Извини.

– Не нужно извиняться. – Короткое молчание. – Хочешь, я поговорю с Гисом?

Сарджент качает головой:

– Нет, свои битвы я веду сама.

– Я знаю, но он мой приятель, и я могу действовать неофициально.

– А есть ли смысл? Я ничего не могу доказать… Я знаю, что кто-то сидел на моем стуле, но не могу доказать, что это был именно Картер. И не понимаю, как он мог залезть в мой компьютер.

– У тебя точно была включена блокировка экрана?

– Конечно, я всегда так делаю. Мне это вдолбил в голову мой первый сержант.

Эв ощущает бессилие.

– Тогда я не знаю, что еще могу сделать.

Сарджент пытается выдавить улыбку.

– Как насчет того, чтобы угостить меня стаканчиком? После работы?

Эв смотрит на часы. Уже седьмой час.

– А если прямо сейчас?

* * *

Адам Фаули

26 октября

20:19

– Это был эпичный провал, черт возьми… Он распял меня.

Телефон на громкой связи, но связь плохая, да и шум на трассе отнюдь не помогает.

– Вообще-то, – говорит Алекс, – так думают все, когда видят себя по телевизору. Так что не бери в голову.

Мне слышно, как она воркует, издавая тихие успокаивающие звуки. Я не очень понимаю, кому они предназначены – мне или Лили.

– Полная жопа.

– Адам, неправда. Это его работа – быть во время интервью хитрым ублюдком…

– И моя тоже, – говорю я со вздохом. – Теоретически.

– Ты сказал ровно столько, сколько надо было. Я серьезно.

– Я своими ушами слышал, как я сказал: «Что сейчас важнее, так это…» Ну надо же! Кто я такой, гребаный премьер-министр, что ли?

Она смеется:

– Я даже не заметила! Но вот куча «к сожалению», пожалуй, была и впрямь чересчур…

– Ну, спасибо, только этого мне не хватало!

– Перестань! Все было хорошо, даже более чем. Тебе намекнули, что ты хотел выкрутиться, но ты не сдался. Если кому и можно посочувствовать, так это Южной Мерсии.

Я провожу пальцем по экрану мобильника. Ай-ти-ви, Би-би-си, «Скай».

– По крайней мере, мы, похоже, получаем приличное освещение в СМИ.

– Вот видишь…

Она вновь начинает ворковать. Я слышу, как весело гулит Лили.

– Буду где-то через час или около того.

– Здесь у нас проливной дождь, так что осторожнее. Ты сам всегда говоришь, что большинство несчастных случаев происходят в первые или последние десять минут пути…

– Спасибо, мамочка.

– …и у тебя есть еда в духовке и бокал вина, который ждет, когда его нальют.

– Я уже говорил тебе, что люблю тебя?

– Может быть, – отвечает она с улыбкой в голосе. – Кажется, пару раз.

* * *

Шейла Уорд подходит к буфету и наливает себе бренди. Ее руки дрожат, и она проливает несколько капель на серебряный поднос. Свадебный подарок ее родителей. Найджел всегда ненавидел его. Сказал, что это просто посеребренная тарелка, а не чистое серебро. Не «настоящая вещь». Она помнит тон, которым он каждый раз говорил это. Как будто речь шла о ней самой. Как будто она тоже второсортный товар, а не та женщина, на которой, как он думал, женится. Не «настоящая вещь»…

Чувствуя удар алкоголя по голодному желудку, она возвращается на диван. Телевизор все еще включен; там выступает какой-то политик, весь в ярости из-за Брексита. Как будто это имеет значение… Как будто что-то из этого имеет значение…

Она снова делает глоток и запрокидывает голову, чувствуя, как жидкость обжигает ей горло.

 
Не отец того ребенка
Не отец того ребенка
Не отец того ребенка
 

Слова продолжают звучать в ее голове. В их ритме есть что-то успокаивающее. Как в детской песенке. «Три слепых мышонка». Или «Хороводик»[40]40
  Согласно популярной, однако далекой от научности версии, символика английской песенки «Хороводик» (англ. Ring a Ring a, Roses) дает отсылку к Великой лондонской эпидемии бубонной чумы 1665–1666 гг. и/или более ранним чумным эпидемиям.


[Закрыть]. Такая милая, невинная и почти бессмысленная… пока вы не узнаете, откуда она взялась, и не поймете, что песня, которую поет ваш ребенок, – про чуму и смерть. Не ее ребенок, конечно. Ни один ее ребенок никогда ничего не пел, потому что их у нее не было. Она, видите ли, не настоящая женщина. Она не «настоящая вещь».

 
Не отец того ребенка
Не отец того ребенка
 

Слова крепко застряли у нее в голове. Когда Фаули позвонил чуть раньше, она сразу поняла, что новости хорошие, что она будет счастлива и вздохнет с облегчением. Что она будет оправдана. Но в этом никогда не было никаких сомнений – во всяком случае, у нее. Она знала, что Найджел не был отцом этого ребенка, по той простой причине, что Камилла бросила его задолго до этого. Она слышала, как он, думая, что она спит, по телефону в своем кабинете умолял маленькую шлюху вернуться к нему – и получил, что называется, от ворот поворот, потому что ей-де было с ним скучно и она лишь потому позволила ему трахнуть ее, что это был ее способ отомстить родителям. Вряд ли Найджел это понимал. Он думал, что все дело в нем. Мужчины… Мужчины и их гребаное эго.

Она делает еще один глоток бренди, на этот раз больше.

 
Не отец того ребенка
 

Верно. Но это далеко не вся правда, и она это знает. Как насчет другого ребенка, того, что был раньше? Того, которому даже не дали шанса родиться. Что насчет того ребенка?

Она до сих пор помнит выражение лица Найджела в тот день, когда стало известно о Камилле. В тот день это было во всех новостях, и у дверей стояли журналисты, и началось полицейское расследование, и он усадил ее и дал выпить бренди. Единственный раз, когда она пила его. Возможно, именно поэтому все это так ярко возвращается к ней сейчас. Он дал ей бренди и все рассказал. Что он сделал, и как ему стыдно, и что это никогда больше не повторялось, ни до, ни после, и она должна верить ему, и что он ничего не знает – ничего – о пропавшем ребенке. Слова о других романах были ложью, но она не перебивала его, и он продолжал бормотать, сжимая в своих горячих пухлых пальцах ее руку, упиваясь ужасом и жалостью к себе, а когда он закончил, она сказала, что все знала. Она знала много лет. Она знала, что маленькая шлюха забеременела от него, когда ей едва исполнилось четырнадцать. Она знала, что он использовал их деньги, чтобы заплатить за избавление от ребенка. Она все это знала.

Выражение его лица стоило того. Его безвольный рот открывался и закрывался, как у огромной гребаной золотой рыбки. Довольно пошлое, не украшающее ее удовольствие, это правда, но от этого ничуть не менее сладкое. Все эти годы он думал, что умеет хранить секреты. Он даже не догадывался, как ошибался.

Потому что было и кое-что еще, что она знала. Чего она никогда не говорила ему. Ни в тот день, ни позже. Никогда.

Сообщение на его служебном телефоне, сообщение, которое он так и не получил. Женщина не назвала своего имени, но Шейла знала, что это Камилла. Она узнала бы этот голос где угодно. Она скулила, раз за разом повторяла, что сожалеет о том, как обращалась с ним в прошлом, но сейчас он ей нужен. Что больше нет никого, к кому она могла бы обратиться, никого, кто мог бы помочь, никого, кроме него. Что времени не так много… Скоро будет слишком поздно… слишком поздно, чтобы «все устроить»…

Конечно, она знала, что имела в виду эта маленькая шлюшка. Она в очередной раз залетела, не так ли? Что ж, Найджел не станет тратить их с трудом заработанные деньги, помогая ей, – во всяком случае, она ему не позволит. Не в этот раз. Ведь это даже не его ребенок. Поэтому она просто нажала «Стереть». Но не забыла – и годы спустя, когда эта история начала всплывать, ее мучил вопрос. Потому что она была почти уверена, что это было тем летом, летом 1997 года, как раз в то время, когда эта шлюха, должно быть, поняла, что беременна этим ребенком. Тем, которого она потом якобы убила. Шейла не чувствовала себя виноватой – о нет, эта дура заслужила все, что ей досталось, – но ей все равно не давал покоя вопрос. Потому что, услышь тогда Найджел это сообщение, ничего бы этого не произошло. Камилла просто сделала бы очередной аборт, и этим все закончилось бы. Ни пропавшего ребенка, ни скандала, ни суда. Никаких преследований со стороны прессы, никакого гребаного «Нетфликса». И никакого инфаркта?

Может, да.

А может, и нет.

Она откидывается на подушки и закрывает глаза.

Это не имеет значения.

Никакого.

Ничего из этого не имеет значения.

Уже нет.

* * *

Адам Фаули

27 октября

08:35

На линии задержка. Международной линии.

– Инспектор Фаули, не так ли?

Мужской голос. Акцент. Я по части акцентов полный лох, как Алекс не перестает мне повторять. Но это точно не американец. Скорее Южное полушарие… Новозеландец? Австралиец?

– Мой друг видел ваше интервью на Би-би-си.

Я чувствую, как во мне шевельнулся интерес.

– Неужели?

– Все дело в том фото, и, конечно, когда я его увидел… В общем, я подумал, что, может, и правда…

– Боюсь, я не понимаю вас, мистер, э-э-э…

Быстрый смешок.

– Извините, это как раз то, из-за чего весь сыр-бор. Честно говоря, я все еще пытаюсь врубиться.

– Во что именно…

– Кажется, я знал Камиллу… в свое время. Извините, да, мое имя. Меня зовут Тинус, но для всех я просто Тин. Тин Беккер.

* * *

Хлоя появляется через несколько минут после Эв. Она выглядит так же, как и всегда: опрятно и профессионально. Только слабые тени под глазами что-то выдают. Эв пару секунд наблюдает за ней и видит, как Картер встает и подходит, чтобы поговорить с ней, но остается в пролете. Она быстро проходит мимо него и идет повесить пальто.

Хансен, очевидно, тоже что-то заметил и бросает Эв вопросительный взгляд. Но она в качестве ответа лишь слегка качает головой: мол, не лезь не в свои дела.

Когда через несколько минут она подходит к кофеварке, Гис уже там. Он улыбается ей и помешивает в стаканчике чай.

– Итак, – спокойно говорит сержант, – ты решила рассказать мне о том, что происходит?

* * *

Адам Фаули

27 октября

10:15

С уверенностью могу сказать: это первый и единственный допрос в полиции, который я провел по «Скайпу». Ну а что еще делать, если свидетель в Кейптауне. Видите, я же говорил, что лох по части акцентов…

Тин Беккер совсем не похож на фоторобот, который Камилла Роуэн дала Южной Мерсии в 2003 году, зато он пугающе похож на человека с камеры видеонаблюдения на оксфордской железнодорожной станции. Видеть эти кадры для него, должно быть, было сродни тому, как если бы он увидел себя самого в далеком 1997 году, когда в течение года после окончания школы скитался по Европе, включая три месяца пребывания в Великобритании, где работал в пабе. Хотя это была не «Голова короля», как сказала Роуэн, а «Королевский герб». И, я держу пари, с ее стороны это не был провал памяти: все та же старая схема – ее ложь мучительно близка к правде, но в решающий момент отклоняется в сторону. Паб, Бейкер, – так похоже, однако совсем не то же самое. Но, даже знай Южная Мерсия настоящее имя Тина, сомневаюсь, что они бы его нашли. Он покинул Великобританию через месяц после того, как провел две ночи с Камиллой, и к тому времени, когда дело разгорелось, был сушефом в безумно дорогом спа-центре в дебрях Британской Колумбии, где тогда не было вай-фая. Тин говорит мне, что она сказала ему, что была на таблетках, и если б он знал о ребенке, он бы что-нибудь сделал, как-то помог ей, даже вернулся бы. И, похоже, он говорит правду. Есть в нем обезоруживающая мальчишеская откровенность – даже на его пятом десятке, – и ее не могут скрыть даже помехи видеосвязи. И когда он говорит мне, что всегда хотел стать отцом, но этого так и не произошло, а теперь он узнал о ребенке, да вот только уже слишком поздно, в его голосе слышится дрожь, и я знаю, что вряд ли он притворяется.

Кому это знать, как не мне.

* * *

– Итак, – говорит Куинн, оглядывая комнату, – мы ждем, когда образец прибудет из Кейптауна, но я не думаю, что есть большие сомнения в том, что это тот, кто нам нужен. – Он берет лист бумаги. – Беккеру даже удалось найти фотографию его и Камиллы того времени, глядя на которую можно не сомневаться, что эти двое трахались.

Он поворачивается и прикрепляет фотографию к доске. Тин и Камилла стоят спиной к барной стойке; он обнимает ее, она тянет его к себе и пытается укусить за ухо.

– И Беккер может доказать, – продолжает Куинн, – что к тому времени, когда родился ребенок, он был в Сиднее. Так что вся эта песня о передаче ребенка на автостоянке – просто куча дерьма, как мы всегда и думали. Проблема в том, что мы так и не приблизились к выяснению того, что именно произошло.

– А что думает инспектор? – спрашивает Картер. – Ведь его здесь нет, так что…

Куинн слегка прищуривается:

– Картер, босс сейчас у суперинтенданта Харрисона с докладом.

– И что теперь? – подает голос Эв. – Что нам делать с Суоннами?

Куинн кивает Гислингхэму. Тот встает.

– Королевская прокурорская служба все еще хочет дождаться показаний старика. Вдруг нам удастся уточнить, знал ли он, кем была жертва, – а будет ли ему предъявлено обвинение или нет, будет зависеть от их решения. Но на данный момент они расслабились: вряд ли старик кого-то угробит. Начнем с того, что мы изъяли у него его гребаный пистолет.

– А как же Камилла? Она знает?

– Что мы нашли Тина Беккера? Босс сообщил об этом ее адвокатам и попросил еще раз увидеть ее, но, насколько я понимаю, они тянут время. Так что я не возлагаю особых надежд.

– А аэропорты? – спрашивает Хансен.

Бакстер поднимает глаза: