Текст книги "Шотландская любовь"

Не сделал ли он ей больно? Не обидел ли?

– Прошу прощения за опоздание, – сказал Рани.

– Ты же не видел?.. – Гордон начал застегивать рубашку.

Рани перебил его:

– Я увидел, что вошла женщина, и решил подождать снаружи. Это твоя потерянная любовь?

Гордон, удивленный, покачал головой.

– А по-моему, это она. Та, кто занимает все твои мысли, перед кем ты хочешь проявить себя. – Рани улыбнулся. – У меня тоже есть такая женщина. Прекрасная, как цветок, с темно-карими глазами и губами, которые хочется целовать и целовать.

Гордон понятия не имел, что сказать в ответ на такую откровенность. Его отношение к Шоне и так всем очевидно.

Это кем же надо быть, чтобы овладеть женщиной прямо на голом фабричном полу, не задумываясь, что кто-то может их увидеть?

– Вчера со мной приключилось нечто интересное, – сообщил Рани. – Я опоздал из-за этого. В моей комнате все вверх дном, думаю, кто-то приходил за моими записями.

– И этот кто-то преуспел? – спросил Гордон.

Рани слегка поклонился.

– С некоторых пор я больше не веду записей и всю информацию храню здесь. – Он постучал пальцем по виску.

– Кто-то интересуется нашим открытием.

– Может, генерал Абботт? Он ведь служит в армии, а если армии что-то нужно, она это получает.

Кому, как не Рани, это знать…

– Перебирайся ко мне в Ратмор, там ты будешь в большей безопасности.

– Я и так в безопасности, – покачал головой Рани. – Меня почти никто не знает – и никто не беспокоит.

Иными словами, Рани дорожит своим уединением.

– Ты не завел друзей среди селян?

Шотландцы известны своим гостеприимством, особенно здесь, в Инвергэре.

– Я со многими беседовал, – ответил Рани. – Кого-то интересует, что я за человек. Но большинство интересует, кем я не являюсь.

Рани мастерски маскировал свои мысли и чувства, но Гордон все лучше и лучше расшифровывал его слова.

– Рани, предрассудки есть везде.

– Это мне известно. Я не сержусь. Я отличаюсь от твоих земляков.

Гордон отложил метлу и направился в кабинет, Рани шел рядом.

– Нам очень повезло, что ты всю информацию держишь в голове, а не на бумаге.

– Такое происходит уже не в первый раз, – сказал Рани, не глядя на Гордона.

Тот остановился и заглянул другу в глаза:

– Почему ты раньше не сказал?

– Я не совсем в этом уверен. Тот, кто посещал мое жилище, не доставил мне особых хлопот.

– Что-нибудь исчезло?

– Этого я не знаю, – приглушенным голосом ответил Рани. – С тех пор я ничего не записываю.

Гордон не знал, как приободрить Рани или самого себя.

«Нас интересует, как ваше изобретение будет работать. Хотелось бы посмотреть», – так сказал Абботт.

Как далеко готово зайти военное министерство в погоне за взрывчаткой?

Гнев заставил Гордона замолчать. Время научило вышестоящих офицеров быть сдержанным даже перед лицом вопиющей глупости. В данном случае речь шла о глупости его собственной. Во-первых, он поддался соблазну, как неопытный мальчишка, а во-вторых – недооценил угрозу, озвученную генералом Абботтом.

Кто же опаснее: Шона – или военное ведомство?

Она сегодня утром не надела шляпку, и, пока добиралась до Гэрлоха, холодный ветер вновь растрепал ее волосы. У нее ныла грудь, на бедрах высыхало семя Гордона, а стыд жег кожу, словно огнем.

Что она натворила?

Она даже не задрала юбку и не предложила ему себя, нет – она разделась догола, она стояла перед ним в чем мать родила, она позволила – нет, она умоляла! – взять ее прямо на полу.

Гэрлох впереди являл собой воплощенный укор.

На дороге Шона увидела Фергуса и вздохнула.

– Ты была с Гордоном?

Нужно ли отвечать: у нее это на лице написано. Губы до сих пор горят от поцелуев.

– Я знал про вашу хижину, – огорошил ее Фергус. – Но ничего не говорил. Я твой старший брат, и мне следовало поступить иначе.

Она не остановилась, только замедлила шаг, чтобы он мог за ней поспевать.

– Чего ты ждешь от меня, Фергус? Что я должна сказать? Что я была дурочкой? Да, была.

«Я и сейчас такая же».

– Я думал, тебе нужен любовник. А может, просто предпочел закрыть на все глаза. Но теперь я не намерен повторять прошлые ошибки, Шона. Я с ним поговорю.

Она остановилась и посмотрела на него:

– Ты ведь уже говорил с ним раньше, не так ли? – И как она прежде не догадалась?! – Ты просил его жениться на мне?

– Зачем ты спрашиваешь?

Шона покачала головой:

– Не уходи от ответа, Фергус. Это важно. Просил?

– А если и так, что это меняет? Он и сам собирался сделать тебе предложение. Он тебя любил.

Она отвернулась и посмотрела на Гэрлох.

– Это ничего не меняет. – Только сейчас до нее дошла вся горькая правда этих слов. – Ни-че-го.

Она пошла еще медленнее.

Лучи закатного солнца просачивались сквозь деревья, словно играя с ними. Закат окрашивал небо в тона оранжевого, желтого и голубого, будто напоминая миру, что ночи нечего предложить по сравнению с этим великолепием красок.

– Я отказываюсь продавать Гэрлох, Шона, – заявил Фергус.

Она не собиралась сейчас вести этот разговор. Она только что отдавалась Гордону на пыльном полу фабрики. Господи, похоже, она совсем спятила?

– Я хочу, чтобы ты отказала американцам.

Она остановилась и посмотрела на него тяжелым взглядом.

Фергус не одобрял ее брака, она прекрасно это знала. Но в последние полгода, когда она ухаживала за ним, их детская связь, казалось, возродилась и окрепла. А теперь все снова может рухнуть – и все из-за любви, которую Фергус питает к Гэрлоху.

– Тебе придется согласиться, Фергус. – Она зашагала дальше по дороге. – У меня кончились деньги.

– Я уверен, что банк с радостью выдаст тебе наличные.

Она оглянулась на Фергуса. Ну как он не понимает? Или она виновата сама? Она снова остановилась и повернулась к нему лицом:

– Гордон сказал, что я нянчусь с тобой, как с младенцем.

Вдруг он прав?

Ее реплика его огорошила.

– Нужно было поговорить об этом давно, много недель, нет, месяцев назад. – Она вздохнула. – У меня нет никаких денег в банке, Фергус. Деньги кончились почти год назад. Их вообще нет.

– Не глупи. А твое наследство от Брюса?

– Нет никакого наследства, и не было, Фергус. Он умер, не оставив мне ни гроша. Я все распродала. У меня осталась всего одна шляпка, сорочка с кружевом и фамильная брошь. Больше мне даже продать нечего. – Может, и стоило раньше признать всю тяжесть их финансового положения. – Если ты не согласишься продать замок, нам нечего будет есть. Все очень просто. Но мне не улыбается перспектива умереть здесь с голоду.

Шона зашагала вперед. Ей очень хотелось сейчас побыть одной. На сегодня с нее достаточно унижений. Хватит.

Глава 21

Шона страшно устала, но сон не шел к ней. Шорохи, лязг, отдаленные стуки – каждый раз, когда она погружалась в дрему, раздавался какой-нибудь неожиданный шум, и она снова просыпалась. Она пыталась понять, откуда эти звуки доносятся. Очень много лет она прожила вдали от Гэрлоха. Всегда ли в замке по ночам раздавались подобные звуки? Перестанут ли они беспокоить ее, когда она привыкнет?

Шона перекатилась на спину и уставилась в потолок. Возможно, не шум мешает ей заснуть, а собственные мысли…

Она занималась любовью с Гордоном. Она переступила через все приличия, пошла против здравого смысла и отдалась ему. Не на постели. Даже не на койке в маленькой хижине. На грязном полу. Да что говорить! Она бы с радостью сделала то же самое в поле, на вереске, хоть он и колючий…

Она до сих пор ощущала на коже прикосновения Гордона, и ей так и не удалось их полностью забыть. Что это означало? Мысленное прелюбодеяние? Брюс заслуживал лучшего. В самом конце, на пороге смерти, Брюс взял ее за руку, поцеловал костяшки пальцев и, собравшись с силами, улыбнулся в последний раз: «Спасибо». Это были его последние слова.

Ну как она могла так опозориться?

Все дело в Гордоне. С ним она всегда вела себя как дура.

Час или около того она еще ворочалась с боку на бок и, в конце концов смирившись с тем, что заснуть не удастся, села на постели. Луна заливала комнату голубоватым светом, создавая размытые тени. Шона встала, набросила на плечи халат и с масляной лампой в руке вышла за дверь.

Она пошла не в комнату Хелен, а в противоположную сторону и спустилась по черной лестнице на первый этаж. В обязанности компаньонки не входило развлекать ее в бессонницу.

Может, перекусить, выпить что-нибудь? Вдруг поможет глоточек виски? Если, конечно, Старый Нед не прикончил бутылку.

У подножия лестницы стояла непроницаемая, абсолютная тьма. Свет от лампы казался неестественно ярким, на противоположной стене дрожала ее тень. Шона взяла лампу в другую руку, чтобы тень оказалась за спиной и не создавала такого эффекта чужого присутствия.

Наверху спали восемь человек – даже девять, если Старый Нед не забился с бутылкой в какой-нибудь угол на первом этаже, однако у Шоны было такое чувство, будто Гэрлох пустынен и в нем обитают только тени прошлого и призраки, и то, которое является лишь немногим…

Такая же плотная тишина могла бы висеть здесь три столетия назад, когда клан Имри пребывал в расцвете сил. Или двести лет назад, когда Имри могли содержать в достатке весь свой клан. Или даже сто лет назад, когда при принце Чарлзе численность клана уменьшилась, но он все еще считался богатым.

Шона услышала странный звук прямо по коридору и остановилась, затаив дыхание. Их деревянный дом в Инвернессе по ночам вздыхал и стенал, будто бы в темноте начинала петь каждая дощечка, но Гэрлох в отличие от него был сложен из камня. И если она что-то слышала, то это либо привидение – либо Старый Нед отправился на поиски очередной бутылки.

– Нед?

Шона замерла у входа в пиршественный зал. Тени разбегались от горящей лампы, как потревоженные мыши, но тишина стояла какая-то «неправильная».

Шона услышала высокий звук, похожий на первые ноты плачущей волынки. Ее плечи напряглись. Она снова позвала:

– Нед?

Никто не ответил, но Шона уловила движение. Что это было – промелькнувшая тень? Налетевший сквозняк?

Огонек светильника задрожал. Шона остановилась и прижалась спиной к стене. Ощущение, что что-то не так, сделалось еще отчетливее.

Ей хотелось поплотнее запахнуть халат и опрометью броситься наверх, в спальню. Но она стояла не шелохнувшись, пока не удостоверилась, что в темноте ничто не движется.

Но самообладания ее хватило не надолго: во мраке прямо перед ней раздался какой-то странный звук.

Кто-то находился в малой гостиной.

Если бы у Фергуса не болела нога, она позвала бы его. Или Хелен. Но нет, Хелен будет слишком напугана, даже если они пойдут смотреть вдвоем.

Возможно, всему виной ее разыгравшееся воображение и несколько тревожных ночей. Плюс сама атмосфера Гэрлоха – и вот она уже нафантазировала что-то, чего там нет и в помине.

«Шона, будь смелой».

Хотя вряд ли разговор с самой собой ей поможет. Интересно, мужчины тоже так делают перед битвой? Фергус, Гордон? Говорил ли себе Гордон: «Только не кричи, парень, не выставляй себя дураком»?

Шона почему-то не могла себе этого представить.

Она ведь последняя дочь клана Имри. Она обязана что-то сделать. Бегство – удел трусов.

Правой рукой Шона поплотнее запахнула халат, левую – с лампой – подняла высоко над головой и так двинулась в малую гостиную.

И тут какая-то тень выбила у нее из рук светильник. Последняя мысль Шоны была весьма забавной: интересно, она наконец-то повстречалась с призраками Гэрлоха – или ей самой предстоит вот-вот стать одним из них?

Кто-то горько плакал. Этот звук заполнял голову Шоны, пригвождал ее к месту. Как же ей хотелось, чтобы эта женщина наконец заткнулась…

И откуда здесь дождь?

Шона открыла глаза и обнаружила, что Хелен стоит на коленях рядом с ней и рыдает.

– О, Шона, только не шевелись. – Хелен сжала ее плечи обеими руками.

Впрочем, Хелен напрасно тратила силы, удерживая ее на полу, – Шона не смогла бы встать, даже если бы захотела.

– Хельмут пошел за Элизабет. – Хелен уронила ей на щеку еще одну слезинку. – Ах, Шона, дорогая, ты упала в обморок? Хельмут сказал, ты потеряла сознание.

Как глупо. Она никогда в жизни не падала в обморок. Шона хотела сообщить об этом Хелен, но ей не хватало сил, чтобы говорить. Пришлось ограничиться легким движением руки.

Хелен раскачивалась взад и вперед на коленях, вцепившись мертвой хваткой в ее руку.

Судя по тому, что над собой Шона видела люстру малой гостиной, она лежала на полу именно там. Она чуть-чуть повернула голову – и перед глазами все потемнело от вспыхнувшей боли. Но Шона краем глаза заметила, как в гостиную входят Фергус, Хельмут и Элизабет. Слегка повернув голову в другую сторону, Шона увидела мистера Лофтуса в ярком клетчатом халате. Видно было, что халат сшит в шотландском стиле, но в другой стране.

Не хватало только Мириам и Старого Неда.

– Шона, что стряслось? – спросил Фергус.

Он наклонился к ней так низко, как только мог. Шона знала, что его нога плохо сгибается, и если он и сумеет опуститься на колени, то чтобы встать, ему наверняка понадобится помощь.

– Понятия не имею, – ответила она, и это была чистая правда. – Мне не спалось, я решила что-нибудь съесть и спустилась вниз, здесь услышала какие-то звуки – и это последнее, что я помню.

В этот момент в комнату вошла Мириам и изумленно оглядела собравшихся. Она потерла глаза маленьким кулачком – жест только что проснувшегося ребенка. Однако волосы ее, не покрытые сеточкой и не заплетенные в косу, лежали мягкими волнами в совершенном порядке, а пояс халата был аккуратно завязан.

Шона медленно огляделась в надежде понять, что в гостиной не так, чего не хватает – но нет, единственное, что не вписывалось в привычный порядок вещей, – это она сама, распростертая на полу, как павший олень. Она попыталась сесть, но у нее резко закружилась голова. Нет, видно, придется лежать.

Ей на лоб легла прохладная ладонь, и Шона открыла глаза. На нее внимательно и с тревогой смотрела Элизабет.

– Что случилось? – спросила она.

– Она упала в обморок, – пояснила Хелен.

– Я никогда в жизни не падала в обморок, – возразила Шона.

Фергус поставил рядом с ней стул с прямой спинкой и уселся. Взяв ее ладони в свои, он посмотрел на Элизабет, но когда та подняла глаза, быстро отвел взгляд. Элизабет косилась на него, но он старательно избегал ее взгляда.

Шона никогда в жизни не видела людей, которые бы так избегали друг друга – и так неудачно.

– Меня кто-то ударил, – сказала она Элизабет и осторожно повернула голову.

Элизабет тщательно ее осмотрела – и тихо ахнула.

– Со мной все нормально?

– Холодный компресс, немного отдыха – и будет полный порядок.

Шона мягко высвободила руки и попробовала улыбнуться Хелен. Очевидно, выглядело это ужасно, потому что Хелен разрыдалась вновь.

– Нет, правда, со мной все хорошо, – сказала Шона, приподнимаясь на локтях. Ей хотелось сесть, но сделать это было невыносимо трудно, поскольку у нее раскалывалась голова.

Она посмотрела на мистера Лофтуса – он о чем-то тихо беседовал с Мириам, слишком тихо, чтобы можно было услышать отсюда. Вероятно, велел ей возвращаться в спальню, потому что Мириам вдруг развернулась и вышла.

Вот и вся Мириам. Вот и вся ее забота. «О, графиня, вы упали? Шона, как вы себя чувствуете? Могу ли я чем-то помочь?»

Она покачала головой, тут же пожалела об этом и с трудом подавила стон.

– Пожалуйста, помогите мне сесть, – обратилась Шона к Элизабет, которая вновь принялась ощупывать шишку у нее на затылке.

Элизабет усадила ее, и Шоне потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с внезапным головокружением – и осознать, что масляная лампа преспокойненько стоит на маленьком столике у двери.

Она ее туда не ставила.

– Очень жаль, что вам сделалось дурно, графиня, – проговорил мистер Лофтус. – Хорошо, что я оказался неподалеку.

Шона медленно перевела на него взгляд.

– Я вас не видела, мистер Лофтус.

– Я спустился вниз, хотел взять что-нибудь почитать, и увидел вас на полу. Естественно, я тут же позвал Хелен.

Этот человек едва-едва может спуститься с лестницы без посторонней помощи, и он рассчитывает, что она поверит, будто он ринулся наверх за ее компаньонкой?

– Да, воистину это счастливый случай, мистер Лофтус. – Фергус похлопал ее по плечу.

– Шона, ты уверена, что тебя кто-то ударил? Ты не могла просто упасть? – спросил Фергус.

Она взглянула на него, думая, что сказать. Какой у нее имелся выбор? Она могла притвориться, что правда упала в обморок. А могла начать визжать и хныкать, как Мириам. Может, хоть тогда ей кто-нибудь посочувствует?

– Спасибо, – сказала она мистеру Лофтусу.

Ее улыбка явно выглядела натянутой, но мистер Лофтус кивнул – видимо, его и такая устроила.

Шона посмотрела на Фергуса:

– Я не могу точно сказать, что случилось. – Она искренне надеялась, что этого будет достаточно. Она не собиралась делать вид, что упала в обморок, даже если считается, что это прилично и женственно.

Хелен о чем-то оживленно беседовала с американцем. Элизабет и Фергус по-прежнему игнорировали друг друга, а Хельмут стоял в дверях и смотрел на нее с таким видом, словно обнаружил на полу раненую мышь. Она не знала, чего ему хочется больше: растоптать ее или же поднять за пояс халата и куда-нибудь выбросить.

– Поможете мне встать? – попросила она, и Фергус с Элизабет бросились ей на помощь. Фергус неловко подхватил ее под одну руку, Элизабет – под другую. Последняя оказалась гораздо сильнее, чем можно было подумать. Ведь по внешности она больше напоминала ангела во плоти.

Очевидно, эти двое соприкоснулись рукавами, потому что тут же дернулись, как от удара током, и отошли друг от друга. Шона закусила губу от досады.

Поднявшись с кресла, Шона оперлась на его спинку, не уверенная, что сможет идти одна.

– Я принесу мистеру Лофтусу что-нибудь перекусить, – заявила Хелен. – Шона, может, тебе приготовить чаю?

Шона медленно кивнула. Она не собиралась двигаться с места, пока ей не станет лучше.

– Вы всегда спите полностью одетой? – спросил Фергус у Элизабет.

Вместо ответа Элизабет прерывисто вдохнула.

Нет, ну сколько можно? Почему они так упрямы? И почему оба делают вид, что не интересуют друг друга?

– Мне кажется, вам нехорошо, – заметила Элизабет. – Отвести вас в постель?

– Нет, спасибо, я выпью чаю, и все будет в порядке.

А может, даже и виски – если, конечно, Старый Нед оставил хоть одну бутылку. Шона чувствовала, что готова на все, лишь бы заглушить острую боль в голове.

Хелен ушла, а следом за ней откланялся мистер Лофтус. Хельмут тоже куда-то делся. Шона осталась наедине с Фергусом и Элизабет.

– Меня кто-то ударил, – объявила она.

Фергус ошарашенно уставился на нее. Но вот реакция Элизабет ее поразила: она определенно выглядела виноватой.

– Сегодня мистер Лофтус искал вход в тайный коридор, – призналась Элизабет. – Только я не знаю, преуспел он или нет: он отослал меня за Мириам.

Фергус улыбнулся:

– Очаровательная юная леди.

Шона непонимающе нахмурилась:

– Ты же считаешь ее идиоткой. – Она полностью игнорировала присутствие Элизабет.

Фергус пожал плечами:

– Идиотка, зато богатая.

– Ты же не собираешься сойтись с Мириам Лофтус?..

– А чем отличается богатая жена от богатого мужа?

Они сверлили друг друга взглядами.

– Ты обижаешься, что я вышла за Брюса?

– Чтобы спасти меня? – Он скривился. – Ты могла бы выйти за Гордона и спасти себя.

Шона онемела от потрясения. Неужели он все время об этом думал? Брюс был к нему щедр. Может, Фергус и на это обижается?

– Возможно, теперь моя очередь жениться на мешке с деньгами.

Шона покачнулась.

Надо что-то сделать. Прямо сейчас, прежде чем эта невозможная идея укоренится в его мозгу.

– Хорошо. Тогда я пойду флиртовать с мистером Лофтусом.

Глаза Элизабет расширились.

– Проверим, кто из Имри женится на деньгах первым.

Фергус нахмурился:

– Не глупи.

Шона направилась из комнаты. Этот жест выглядел бы драматичным, если бы ей не приходилось опираться на Элизабет. Фергус остался в малой гостиной. Наверное, будет теперь строить планы соблазнения Мириам Лофтус, подумала Шона.

Она чувствовала себя ужасно, и не только потому, что у нее страшно болела голова.

Глава 22

Шона стояла на утесе над Лох-Мором. Волны с белыми гребешками, словно игривые дети, набегали на берег. Пронизывающий ветер сорвал с Шоны капюшон и растрепал волосы. Она в отчаянии попыталась собрать их в пучок, но тщетно – ветер забавлялся с ними вовсю.

Уже дважды Шона приходила на это место – и дважды поворачивала назад. Ей не хватало мужества спуститься к Ратмору, оно утекало, как вода сквозь пальцы.

Прошло два дня после ее обморока в гостиной. «Обморок» – так все называли это происшествие, но Шона-то знала, что никаким обмороком там и не пахло. И Элизабет знала – она постоянно контролировала ее состояние на следующий день, когда Шона решила воспользоваться ситуацией и просто осталась в постели.

Она бы и по сей день пребывала там, накрывшись с головой одеялом, но ей попросту не давали покоя. Последней каплей стало появление кухарки на грани истерики. Шоне пришлось встать, одеться и пойти объяснить мистеру Лофтусу, что кухарка понятия не имеет, в каком виде он любит яйца, потому что это Шотландия, а не Нью-Йорк, но, может быть, его устроит лосось на обед?

Покидая покои лэрда, Шона думала о том, что у Фергуса больше шансов очаровать Мириам, чем у нее – мистера Лофтуса. А все потому, что она испытывала к этому богатому тучному американцу глубокую искреннюю неприязнь.

Теперь же мистер Лофтус, Элизабет, Хельмут и Хелен заседали в библиотеке, Хелен разливалась соловьем об истории Шотландии, а мистер Лофтус хвастался познаниями в области истории Соединенных Штатов. Фергус, очевидно, засел у себя в башне, а Дженни и кухарка возились на кухне. Чувствуя себя совершенно свободной, Шона решила, что может наконец обдумать одну из стоящих перед ней задач.

Ей всегда хватало смелости смотреть правде в глаза. Даже самой неприятной правде. Однако никогда прежде правда еще не бывала столь горька. Сегодня она просто не может повернуть назад. У нее нет другого выбора.

Шона крепче сжала брошь в кулаке и почувствовала, как та больно впилась в ладонь. У нее осталась только одна ценная вещь, которая перешла к ней после смерти матери, – вот эта брошь с гербом клана Имри, выложенным бриллиантами и изумрудами.

Но от мысли, что ее нужно продать, она чувствовала, как в животе что-то сжимается, но сейчас было не время для глупых сантиментов.

Шона поплотнее завернулась в плащ и направилась в Ратмор.

В этот момент сама земля под ее ногами зарычала, как потревоженный дракон, и содрогнулась. Столп белого дыма высотой, наверное, в тысячу футов взметнулся к небесам, оттенив их серый цвет. У Шоны подогнулись колени. Ей показалось, что настал конец света – но лишь на одно мгновение.

Еще долго после взрыва у Шоны гудело в ушах. Дым охватывал ее призрачными пальцами, едкий запах во рту превращался в мерзкий вкус. Шона закашлялась, помахала ладонью перед лицом – и тут увидела, что Ратмор до сих пор скрыт в облаке дыма.

Там же Гордон!

Она побежала – ноги будто сами нашли протоптанную тропинку в лесу.

На дороге, ведущей к фабрике, с другой стороны от Ратмора, Шона остановилась. Сердце ее замерло, глаза оставались широко распахнутыми.

Нетерпеливый ветер уже унес дым, но едкий запах оставался в воздухе, от него жгло в носу и першило в горле.

Впереди стоял Гордон и заливисто смеялся.

Шона плотнее запахнула плащ и перешла на шаг. Ужас сменился успокоением, успокоение – раздражением, а раздражение переросло в гнев.

Рядом с Гордоном стоял еще один человек, пониже ростом, смуглый и черноволосый. Он смеялся так же открыто и свободно. Они даже одеты были одинаково: в белые рубашки и темные брюки, в равной степени грязные.

Они стояли на краю огромной ямы, такой широкой и глубокой, что казалось, будто Господь просто взял и зачерпнул горсть земли.

Шона точно знала, в какой момент ее заметили, потому что они тотчас же перестали смеяться.

Гордон что-то сказал своему напарнику и повернулся к ней лицом. Она с решительной улыбкой подошла и остановилась в нескольких футах от него.

– Это ты сделал? – спросила Шона, указывая на яму. Сердце ее до сих пор колотилось как сумасшедшее. Догадывается ли он, как сильно напугал ее?

– Да, – по-мальчишески беззаботно отозвался Гордон. – Точнее, это сделали мы с Рани. – Он положил руку на плечо смуглого человека. – Это Рани Кумар, специалист по вооружению. Рани, это графиня Мортон.

– Ваше сиятельство. – Рани сложил руки перед собой и поклонился в пояс.

Шона кивнула и попыталась скрыть замешательство. Она знала, что некоторые жители Восточной Индии поддерживают мирные отношения с войсками Содружества, но чтобы взять и переселиться в Шотландию? Чем именно эти двое занимаются?

– Извини, если взрыв тебя напугал, – сказал Гордон.

– Нас он тоже шокировал, – добавил Рани. – Мы не знали точно, какой мощности он будет.

Шона непонимающе посмотрела на них:

– Но вы все равно его устроили.

Они переглянулись. Гордон по-мальчишески улыбнулся:

– Нужно было выяснить, правы мы или нет.

– Вы же могли пострадать! Вы об этом подумали?

Его улыбка, абсолютно обворожительная, сводила с ума.

– Ты за меня волновалась?

– Ну конечно, нет, – солгала Шона и повернулась, намереваясь уйти.

Гордон остановил ее, схватив за плечи и повернув к себе. Шоне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Она попыталась вырваться, но тщетно.

– Ты за меня волновалась? – Его голос сделался ниже, он звучал почти соблазнительно. Если бы она могла себе позволить соблазн… Но нет.

Однако ей – какая странность! – хотелось вытереть его лицо от грязи, особенно вот здесь, на скуле…

– Нет. Я пришла с тобой поговорить. Можешь уделить мне время?

Пока бежала в Ратмор, Шона сунула брошь в карман и теперь проверила, на месте ли она.

– Не сейчас.

– Это важно. Может, только для меня, но очень важно.

В его глазах промелькнула какая-то искорка: может, удивление, может, что-то еще.

Гордон отвернулся и подошел к Рани. На мгновение ей показалось, что он просто проигнорировал ее, но потом они оба на нее посмотрели. Она им мешала, и если бы у нее было время или какие-то другие идеи, она бы просто развернулась и ушла.

«Ну что, Гордон Макдермонд, гордая я? Возможно, тебе будет приятно лицезреть, как низко я пала».

Она обхватила себя руками и закусила губу, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость. «Ладно, не важно, я найду кого-нибудь другого. Не хочу отвлекать тебя от этих ваших взрывов». Слова эти звучали у нее в голове, но вслух произнести их она не решалась.

В конце концов человек привыкает к стыду и унижениям. Вот как она, например. К тому же откровенность дает некую свободу. К чему делать вид, что ты не та, кто ты есть на самом деле? За прошедшие годы она слишком устала от этого спектакля.

Гордон наконец зашагал к ней. Лицо его, в разводах грязи, было очень серьезным. Рани собирал разбросанные на земле предметы: бумажные свертки, три маленькие фляжки и ящики, содержимое которых оставалось для Шоны загадкой. Но как она подозревала – меньше знаешь, крепче спишь.

– Зачем ты взрываешь собственные земли?

Гордон молча повернул ее лицом к Ратмору. Она смирилась с его молчанием. Очевидно, она не в том положении, чтобы задавать вопросы.

– Если тебе будет угодно, это новое изобретение, – сказал он почти у дверей Ратмора. – Новая взрывчатка. Сейчас, в своей нынешней форме, она исключительно, непозволительно мощная, но когда мы доведем формулу до совершенства, получим революционно новый взрывчатый порох.

– Но зачем?

Он остановился и посмотрел на нее:

– Зачем?

Шона кивнула.

– А почему бы и нет?

Вот и весь сказ.

Он открыл дверь и пропустил ее внутрь дома.

– Я вернусь через несколько минут. – С этими словами Гордон проводил ее в переднюю гостиную, предназначенную для официальных визитов.

Шона кивнула. У дверей Гордон помедлил.

– Я устал от войны. Я буду счастлив, если мы сможем производить на фабрике что-то, помимо дымного пороха. Мне неприятно осознавать, что мы в ответе за чью-то смерть. Новое вещество – это взрывчатка, не предназначенная для убийства.

Шона снова кивнула – ей нечего было сказать в ответ на эту страстную тираду.

Оставшись одна, она огляделась.

Деревянные панели, натертые до блеска, покрывали все четыре стены, овальный потолок с падугами был выкрашен в коричневый цвет. На столике рядом с мягким бежевым креслом стояла китайская ваза. Дальнюю стену занимал огромный камин, по бокам стояли высокие кресла. Над каминной полкой висел огромный портрет генерал-лейтенанта Макдермонда. Даже его изображение выглядело строгим и неумолимым.

– Ваше сиятельство, как хорошо, что вы пришли.

Шона обернулась: в комнату вошла маленькая женщина с короной седых волос на голове и круглым лицом, на котором в данный момент сияла приветливая улыбка.

– Я миссис Маккензи, экономка, – представилась женщина. – Сэр Гордон попросил меня подать вам закуски. Я пришла спросить, что вы пожелаете: печенье или лепешки?

– В этом нет необходимости, миссис Маккензи. Правда.

Она явилась сюда не в гости, а за подаянием.

Но у миссис Маккензи был такой же вид, как у Хелен, когда она что-нибудь твердо решит.

– Мне не составит никакого труда, ваше сиятельство. Так лепешки или печенье?

– Как вам будет удобнее, миссис Маккензи, – сдалась Шона.

Экономка кивнула и снова улыбнулась.

Когда миссис Маккензи ушла, Шона приблизилась к окну. Отсюда виднелся краешек Лох-Мора, но не Гэрлох, как будто Ратмор повернулся спиной к соседу. Вроде бы собирался дождь. Интересно, помешает ли погода взрывам, которые задумал Гордон?

Неужели он так сильно ненавидит войну?

Она никогда не спрашивала его об этом. Но ведь она и не говорила ему, как рада, что он выжил, когда многие погибли. И не рассказывала, сколько за него молилась.

Шона снова бросила взгляд на портрет генерала и скорчила ему рожу. Отец Гордона, наверное, только бы порадовался, если бы сына убили на поле брани – конечно, в том случае, если бы его самопожертвование было удостоено посмертной награды.

Шона всего трижды бывала в Ратморе и ясно помнила каждый свой визит. В первый раз она пришла сюда с родителями поздравить генерала с повышением. Во второй раз семейство Имри прибыло на похороны матери Гордона. В третий раз она пришла одна – она искала Фергуса. Их тетя прибыла в Гэрлох с известием о смерти их родителей.

– Ты сказала, что хочешь поговорить со мной.

Он стоял в дверях.

– Ты переоделся.

Снова белоснежная рубашка и отглаженные брюки. Она скучала по его килту. Стоит ли об этом сказать?

Наверное, не сейчас.

– Я не хотела мешать.

– В чем дело, Шона? Что-то с Фергусом?

Она покачала головой.

Гордон вошел, но садиться не стал – прислонился к стене, скрестив руки на груди.

– Ты купишь брошь моего клана?

– Что?

Она вытащила из кармана брошь.

– Брошь клана Имри. Мне необходимо продать ее как можно быстрее, и я подумала, что ты, возможно, захочешь ее купить. – Надо было проговорить это как можно скорее, пока еще хватало смелости, пока мужество не покинуло ее окончательно. – Я могла бы продать ее в Инвернессе, но боюсь, там никто не предложит достойной цены. К тому же мне будет приятнее, если она достанется тебе, а не какому-то чужаку.